Агрессивные замыслы фашистского рейха

Еще более опасный очаг новой мировой империалистической войны вскоре возник в центре Европы в лице фашистской Германии. Германские империалисты, несмотря на поражение, которым закончилась для них первая мировая война, не отказались от своих агрессивных планов. Обогнав еще к концу 20-х годов по уровню развития промышленности своих старых соперников — Англию и Францию, Германия приступила к возрождению военной мощи, чтобы не только взять реванш за прошлое поражение, но и перекроить карту Европы по-своему. [13] К власти в Германии пришла национал-социалистская партия, открыто провозгласившая своей целью установление «нового порядка» в Европе и во всем мире^[22]. Прогрессивная пресса справедливо назвала 30 января 1933 г., когда Гитлер стал канцлером Германии, «черным днем» Европы. Германские монополии поддержали фашистов, которые обещали возродить мощь Германии, задушить революционное движение внутри страны и открыть путь германскому империализму к захватам чужих земель.

Нацисты намеревались начать осуществление своих агрессивных планов с создания в центре Европы ударного кулака в лице фашистского рейха с населением 90 — 100 млн. человек так называемого арийского происхождения. «К этому ядру, — утверждал Гитлер в 1932 году, — относится Австрия. Это само собой ясно. Но к нему принадлежат также Богемия и Моравия, равно как и западные районы Польши... Частью этого ядра... являются также Прибалтийские государства».

Население Польши, Чехословакии и Прибалтики, за исключением проживавших там немцев и «пригодных для онемечения элементов», подлежало уничтожению или выселению. Природа жестока, провозглашал Гитлер, и если нацисты могут без малейшей жалости посылать в пекло войны цвет немецкой нации, то тем более они могут «уничтожить миллионы людей низшей расы».

Этому фашистскому рейху нацисты намечали подчинить целую систему вассальных государств и создать «тысячелетнюю империю» (третий рейх), которая охватывала бы всю Европу и где главенствовала бы германская «раса господ». Затем, согласно планам гитлеровцев, должна была развернуться немецко-фашистская экспансия на другие континенты. Их конечной целью было установление мирового господства^[23].

3 февраля 1933 г., излагая свою программу на совещании с руководителями германских вооруженных сил, главарь фашистов сообщил о своих планах всемерного усиления вермахта с целью достижения «политического могущества».

Переходя затем к вопросу о том, для чего он намерен использовать это «политическое могущество», Гитлер заявил: «Захват нового жизненного пространства на востоке и его беспощадная германизация»^[24].

Немецкие фашисты видели путь к установлению мирового господства в жестокой и беспощадной тотальной [11] войне. «Война, — говорил Гитлер, — самое естественное, обыденное явление. Война — всегда, война — всюду. Она не начинается и не заканчивается. Война — это жизнь... Я хочу войны»^[25].

Сделав выводы из горького для Германии опыта первой мировой войны, гитлеровцы решили идти к своей цели постепенно, шаг за шагом, громить своих противников поодиночке, начиная с более слабого. Возможность новой одновременной войны сразу на два фронта — на востоке и западе — представлялась им страшным кошмаром. «Ошибка одновременного выступления против Англии, Франции и России не должна быть повторена»^[26], — говорил подручный Гитлера по вопросам внешней политики фон Риббентроп.

Нацисты активно использовали фашистское дипломатическое ведомство с целью разъединения возможных противников, добиваясь сговора с одними против других. Соблюдать же эти договоры и соглашения они собирались лишь до тех пор, пока это будет им выгодно. «Почему я не могу заключить договор с добросовестным видом сегодня и без колебаний нарушить его завтра?»^[27] — заявил Гитлер.

В качестве другого средства для разъединения стран Европы нацисты усиленно раздували тезис об «угрозе большевизма». Вражда к СССР должна была стать основой, которая, как надеялись фашисты, обеспечит им симпатии реакционных сил всех капиталистических стран.

Германские фашисты считали разгром СССР и захват советских земель своей важнейшей задачей, но они понимали всю ее сложность. «Советская Россия, — говорил Гитлер, — трудная задача. Вряд ли я смогу начинать с нее»^[28].

Началось стремительное перевооружение Германии. Лозунгом германских фашистов стали слова «Пушки вместо масла». Магнаты германской промышленности благословили такую политику. В апреле 1933 года Имперский союз германской промышленности представил Гитлеру план реорганизации промышленности в целях подготовки к войне.

Германия демонстративно покинул а в октябре 1933 года заседавшую в Женеве Конференцию по сокращению и ограничению вооружений, показав всему миру, что она открыто становится на путь войны. Одновременно гитлеровцы заявили о своем выходе из Лиги наций, так как и [15] она могла оказаться известной помехой на пути осуществления нацистских планов тотальной агрессии.

На XVII съезде ВКП(б) констатировалось, что Германия стала главным поджигателем войны в Европе^[29]. Постепенно начал складываться союз агрессоров, которые поставили в повестку дня вопрос о переделе мира и установлении ими мирового господства. Их идеологическим оружием был фашизм — «открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала»^[30]. Империализм как социально-экономическая система порождал новую мировую войну.

Создавшаяся в мире обстановка была подробно рассмотрена в январе — феврале 1934 года на XVII съезде ВКП(б). Политика Японии и Германии, у власти в которых оказались крайне реакционные круги, фашисты и военщина, наглядно свидетельствовала о том, как отмечалось в Отчетном докладе ЦК ВКП(б) съезду, что «идет лихорадочная подготовка к новой войне для нового передела мира и сфер влияния», к новой империалистической войне. «Опять, как и в 1914 г., — отмечалось на съезде, — на первый план выдвигаются партии воинствующего империализма, партии войны и реванша».

Особенно подчеркивалась опасность фашизма. В Отчетном докладе ЦК ВКП(б) указывалось: «Шовинизм и подготовка войны, как основные элементы внешней политики, обуздание рабочего класса и террор в области внутренней политики, как необходимое средство для укрепления тыла будущих военных фронтов, — вот что особенно занимает теперь современных империалистских политиков».

Прежде всего это касалось германского империализма^[31].

Таким образом, на съезде было показано, что империализм как социально-экономическая система порождает новую мировую войну, что особую роль в ее развязывании играет фашизм. «Фашизм — это война» — вот вывод, который сделали коммунисты в создавшейся конкретной обстановке.

Планы «крестового похода» против СССР

Захватнические планы гитлеровской Германии представляли собой огромную опасность для народов всех европейских государств. Поэтому они были жизненно заинтересованы в том, чтобы обуздать фашистских агрессоров, [16] предотвратить осуществление их человеконенавистнических планов. Правящие круги западных держав придерживались, однако, иных взглядов.

Развитие событий в Европе и во всем мире в немалой степени зависело от позиции Англии. Как и над многими другими странами, угроза нападения со стороны фашистского рейха нависла и над Британской империей. Если бы Англия встала на путь решительной борьбы против агрессии вместе с Советским Союзом, Францией и другими странами, то агрессивные действия фашистских держав можно было бы предотвратить и обеспечить сохранение мира. Но реакционные правящие круги Англии думали прежде всего не о сохранении мира, а преследовали свои далеко идущие империалистические планы.

Сам по себе фашизм не тревожил заправил Сити. Напротив, утверждение фашистских диктатур в Италии и Германии приветствовалось английской реакцией. Она видела в этих режимах укрепление позиций капитализма, барьер на пути подъема революционной борьбы рабочего класса в Европе. В то же время правящая верхушка Англии лелеяла надежду использовать гитлеровскую Германию как орудие борьбы против СССР. После того как Англия одержала победу в первой мировой войне, главной задачей внешней политики британского империализма стало уничтожение первого в мире социалистического государства. Они исходили из следующей установки: «Чтобы жила Британия, большевизм должен умереть»^[32].

Поэтому правящие круги Англии относились к гитлеровской Германии прежде всего не как к опасному империалистическому конкуренту, а как к потенциальному классовому союзнику в борьбе против Советского государства. Английское правительство стало на путь поиска соглашения с фашистским рейхом, надеясь путем некоторых уступок ему стабилизировать положение в Западной Европе и направить германскую агрессию на восток, против СССР.

Таким образом, реакционные правящие круги Англии думали прежде всего не о борьбе против фашистской агрессии, а о том, как бы остановить колесо истории, углублявшийся общий кризис капитализма, помешать развитию в мире прогрессивных социальных процессов, и самое главное — пока окончательно не упущено время — уничтожить первое в мире социалистическое государство, [17] Политика английского империализма в отношении «законности войн» не отличалась от взглядов Гитлера и Муссолини. В английской исторической литературе при рассмотрении этого вопроса обычно ссылаются на М. Хэнки, являвшегося в течение 20 лет (1919 — 1938 гг.) бессменным секретарем английского правительства и тем самым олицетворявшего преемственность его политики. Хэнки говорил, что война — это «правильный и естественный процесс развития мировых событий». И было бы наивно рассчитывать, отмечал он, что империализм может проводить неимпериалистическую политику^[33].

Характеризуя позицию правящих кругов Англии, советское полпредство в Лондоне сообщало в Москву 25 апреля 1933 г., что за последние месяцы в них усиливаются «тенденции к активизации идеи о создании антисоветского фронта. Эти тенденции вырастают... на почве торжества гитлеризма в Германии, растущей агрессивности Японии на Дальнем Востоке».

Политика Англии сводится к тому, чтобы «ударить кулаком в русском вопросе»^[34].

Это был курс на сколачивание «священного союза» с целью ликвидации Советского государства.

Лорд Ллойд говорил, излагая планы английской правящей верхушки: «Мы предоставим Японии свободу действий против СССР. Пусть она расширит корейско-маньчжурскую границу вплоть до Ледовитого океана и присоединит к себе дальневосточную часть Сибири... Мы предоставим Германии свободу вооружения... Мы откроем Германии дорогу на восток и тем обеспечим столь необходимую ей возможность экспансии. Таким образом можно будет отвлечь от нас Японию и Германию и держать СССР под постоянной угрозой»^[35].

В беседе с английским послом в Москве лордом Чилстоном нарком иностранных дел СССР счел необходимым обратить его внимание на эти антисоветские высказывания лорда Ллойда, означавшие натравливание Японии и Германии против СССР. Подобные же мысли, отмечал нарком, высказывают «Морнинг пост», «Дейли мейл», «Дейли экспресс» и другие английские газеты^[36].

Правые английские газеты систематически распространяли разнузданную антисоветскую клевету. «Для антисоветской прессы, — писал Бернард Шоу, — нет лжи, которая была бы слишком фантастичной, нет клеветы, которая была бы слишком грязной… нет измышления, которое было бы слишком нелепым»^[37], [18]

В Отчетном докладе ЦК ВКП(б) XVII съезду партии с полным основанием отмечалось, что наскоки в Англии на СССР нельзя считать случайностью. Известно, что часть английских консерваторов не может жить без таких наскоков. И именно потому, что они не случайны, «мы должны учитывать, что будут и впредь наскакивать на СССР»^[38].

Касаясь политики Англии, Д. З. Мануильский говорил на съезде: «Английские твердолобые стоят сейчас за спиной Японии и Германии, руку которых они втихомолку направляют против СССР. Англия выступает в качестве маклера, пытающегося уладить противоречия между Францией и Германией, чтобы создать единый фронт против СССР, она хотела бы сорвать дело укрепления мира в результате сближения СССР с Францией и признания СССР Америкой»^[39].

Нацисты, заинтересованные в устранении препятствий для перевооружения Германии и подготовки к войне, подогревали надежды английской реакции на то, что их агрессивные устремления направлены только на восток.

А. Розенберг, один из главарей германского фашизма, заявил английскому правительству в мае 1933 года, что Германия-де согласна отказаться от притязаний на западе, но потребовал за это предоставления ей права на вооружение, присоединение Австрии, «исправление» в пользу Германии ее границ с Чехословакией и Польшей и на захват Прибалтики. Розенберг указал, что в конце концов Германия направит свои силы против СССР.

Министр экономики Германии А. Гугенберг выступил в июне 1938 года на экономической конференции в Лондоне с меморандумом, в котором содержалось открытое требование о предоставлении Германии «жизненного пространства» на востоке, в том числе за счет СССР. В письме Народного комиссариата иностранных дел от 27 июня 1933 г. по поводу этого беспрецедентного документа отмечалось, что «германское правительство готово принять участие в военной коалиции против нас... и требует за это лишь двух вещей — свободы вооружений и компенсации за счет СССР. Германское правительство сочло, что настоящий момент, когда не исключена еще возможность нападения на нас Японии, когда отношения с Англией еще очень напряжены… является уже достаточно благоприятным для выступления его с открытым предложением своих услуг в борьбе против нас».

Из сказанного вытекает, что в планы Германии «входит война с нами, что нынешнее положение является лишь временной передышкой»^[40].

Курс английских правящих кругов на антисоветский сговор с гитлеровцами наглядно раскрыли проходившие между Англией, Францией, Германией и Италией переговоры о заключении между ними «пакта согласия и сотрудничества» («пакта четырех»). Предложение о заключении «пакта четырех» было выдвинуто главарем итальянского фашизма Муссолини, чтобы сделать Италию — наравне с Англией, Францией и Германией — полноправным членом европейского директората четырех держав. Одновременно итальянские фашисты рассчитывали произвести ревизию договоров Версальской системы, которыми завершилась первая мировая война, подорвать позиции Франции в Европе, особенно ее связи со странами Юго-Восточной Европы, и превратить Дунайские и Балканские страны в «сферу влияния» Италии.

Прежде всего Муссолини согласовал свое предложение с гитлеровцами. 14 марта 1933 г. он передал в Берлин свой проект пакта и уже на следующий день получил благословение из уст министра иностранных дел Германии фон Нойрата, назвавшего это предложение «гениальной концепцией»^[41]. Такая позиция Германии вполне понятна. Из «побежденной и оскорбленной» подобный акт ставил Германию вровень с Англией и Францией^[42].

Предложение Муссолини предусматривало возможность пересмотра мировых договоров и предоставление Германии права перевооружаться. В более отдаленной перспективе Германия надеялась использовать «пакт четырех» в целях осуществления своих агрессивных планов на востоке.

Муссолини передал согласованный им с Гитлером проект «пакта четырех» премьер-министру Англии Р. Макдональду, прибывшему 18 марта в Рим для переговоров с итальянским правительством. Английское правительство энергично поддержало это предложение^[43].

15 июля 1933 г. переговоры четырех держав завершились подписанием в Риме «пакта четырех».

В Советском Союзе отчетливо представляли всю опасность планов заключения «пакта четырех». Газета «Известия» 30 марта 1933 г. писала, что СССР не может оставаться безразличным к «попыткам создания так называемого [20] „концерта четырех держав», присваивающего себе право решать судьбы народов». Во время встречи с германским послом в Москве фон Дирксеном 3 апреля министр иностранных дел СССР отметил, что совершенно естественно отрицательное отношение к этому плану со стороны тех государств, которые остаются вне пакта^[44]. Заместитель наркома иностранных дел Н. Н. Крестинский со своей стороны заявил 4 июня 1933 г. в беседе с итальянским послом Б. Аттолико, что «поскольку у четырех держав, заключающих этот пакт, имеется чрезвычайно много пунктов расхождения, то естественно кажется, что единственный пункт, в котором у них расхождений нет, это их общая вражда к коммунизму. Неприглашение нас принять участие в обсуждении пакта подтверждает то, что объективно пакт направлен против нас»^[45].

О планах английского империализма, связанных заключением «пакта четырех», лучше всего свидетельствовала очередная свистопляска, которая развернулась в Англии на антисоветской основе во время переговоров о пакте. Еще в октябре 1932 года английское правительство денонсировало торговый договор с СССР, а 19 апреля 1933 г. объявило эмбарго на ввоз в Англию всех важнейших советских экспортных товаров. Фактически это означало объявление Советскому Союзу торговой войны. Одновременно министр иностранных дел Англии Дж. Саймон заявил о лишении советской торговой делегации в Лондоне прав дипломатической неприкосновенности. Эти меры английского правительства советское полпредство в Лондоне с полным основанием оценило как попытку осуществления в отношении СССР политики «большой дубинки»^[46].

Подписание «пакта четырех» вызвало серьезные опасения не только в СССР, но и в ряде других стран, которые могли бы оказаться объектом сделки между четырьмя державами. Это касалось особенно стран Восточной Европы, в том числе и союзниц Франции. Сильное противодействие пакт встретил и во Франции. Например, в записке, составленной 18 марта 1933 г. в министерстве иностранных дел Франции, высказывались опасения, что пакт может торпедировать Лигу наций, разрушить всю систему союзов Франции с рядом малых стран, а также привести к утрате ею ведущей роли в Европе, так как решения «европейской директории» четырех держав чаще всего будут направлены против интересов Франции, ибо [21] «Великобритания, Италия и Германия заинтересованы в ограничении роли Франции в Европе»^[47].

Чрезвычайную тревогу планы заключения «пакта четырех» вызвали в малых странах Европы. Они сознают, отмечал А. В. Луначарский, что в случае объединения четырех держав их «как стадо овец, поделят между собой жестокие пастухи»^[48].

Даже французская печать отмечала, что заключение пакта означало бы пренебрежение Францией интересами ее восточноевропейских союзников. Выступая против «священного союза» великих держав, французская газета «Журналь» писала: «Прежде чем отрезать левую ногу у Польши, правую руку у Чехословакии и обе ноги у Румынии, а также лишить Югославию ее конечностей, нужно по крайней мере, как велит обычай, спросить на это согласия у больных»^[49].

«Пакт четырех» с полным основанием стали называть «пактом мясников».

Серьезные опасения ряда стран, связанные с «пактом четырех», привели к тому, что он так и не вступил в силу. Французское правительство не сочло возможным внести его в парламент на ратификацию.

Другим фактором, оказавшим существенное влияние на расстановку сил в Европе, было сближение буржуазно-помещичьей Польши с нацистской Германией. Министр пропаганды Германии Геббельс, находившийся в апреле 1933 года в Женеве в связи с Конференцией по сокращению и ограничению вооружений, предложил в беседе с министром иностранных дел Полыни Ю. Веком урегулировать германо-польские отношения на такой основе: Польша передаст Германии «коридор», а сама получит выход к морю за счет Литвы и Латвии. Затем обе страны выступят против СССР, причем в результате захвата Украины Польша получит выход также и к Черному морю, в том числе в Одессу^[50]. В сентябре во время новой встречи Геббельса с Веком переговоры по этим вопросам были продолжены.

В Отчетном докладе ЦК ВКП(б) XVII съезду партии отмечалось, что «на Польшу рассчитывали все и всякие империалисты, как на передовой отряд, в случае военного нападения на СССР»^[51].

Реакционные правящие круги буржуазно-помещичьей Польши попались на гитлеровскую приманку. Они всерьез стали искать пути к антисоветскому союзу с Гитлером. Будучи хорошо информированы об агрессивных [22] устремлениях пилсудчиков, гитлеровцы решили использовать их в своих интересах, сделав на время Польшу своим «союзником». Подогревая аппетиты польских империалистических кругов, гитлеровцы убеждали их, что совместно они в состоянии одержать верх над СССР. Хотя над самой Польшей нависла опасность со стороны фашистских агрессоров, мечтавших о захвате ее территории и истреблении населения страны, правящие круги Польши не отказывались от своих авантюристических великодержавных планов, направленных на захват чужих земель. VII Всемирный конгресс Коминтерна констатировал, что германский империализм нашел в Европе союзника «в лице польского фашизма, стремящегося также расширить свою территорию за счет Чехословакии, Прибалтийских стран и Советского Союза»^[52].

Польские правящие круги хотели приурочить осуществление своих планов захвата новых советских земель к моменту японского нападения на СССР. Начальник восточного отдела МИД Польши Т. Шетцель говорил в беседе с болгарским поверенным в делах в июле 1934 года, что Польша «рассчитывает на то, что если на Дальнем Востоке разразится война, то Россия будет разбита, и тогда Польша включит в свои границы Киев и часть Украины»^[53].

Польский посол в Японии даже не считал нужным скрывать, что он получил от своего правительства большие деньги для работы по подталкиванию Японии к войне с СССР, а этой войной «воспользовались бы Польша с Германией для наступления на Украину»^[54].

Об агрессивных планах Польши по отношению к СССР в МИД Англии имелись следующие сведения: «Польша стремится захватить часть Украины и расколоть Россию на ряд отдельных, независимых от Москвы государств»^[55].

Между правительствами и особенно военными кругами Польши и Японии было установлено самое тесное сотрудничество, направленное против Советского Союза.

М. М. Литвинов с полным основанием констатировал, касаясь антисоветской политики буржуазно-помещичьей Польши, что она спекулирует «на тех возможностях, которых она ожидает от нашего столкновения с Японией»^[56].

Член коллегии Народного комиссариата иностранных дел Б. С. Стомоняков отмечал в письме полпреду в Варшаве 19 июня, что в Польше наблюдается тенденция к сближению с фашистским рейхом, авантюристические круги пилсудчиков стремятся использовать возможную войну [23] Японии с Советским Союзом и поддержку гитлеровской Германии для осуществления своих антисоветских планов^[57]. Допускал возможность агрессии этих трех держав против СССР также американский посол в СССР У. Буллит. Он отметил, например, в беседе с Б. С. Стомоняковым, что Германия стремится «договориться с Японией и Польшей против СССР»^[58].

Нарком иностранных дел СССР 21 декабря 1933 г. в беседе с американским дипломатом Буллитом подробно изложил опасения, которые испытывал по этому поводу Советский Союз. Нарком отметил, что Советское правительство считает «нападение со стороны Японии в такой степени вероятным», что уделяет серьезное внимание вопросу о ее возможных союзниках.

Излагая свою беседу с наркомом, Буллит писал в Вашингтон: «Литвинову известно, что между Германией и Польшей имели место переговоры о возможном нападении на Советский Союз, если он окажется вовлеченным в длительную войну с Японией; он опасается, что война с Японией может затянуться на годы и что через пару лет Германия вместе с Польшей могут напасть на Советский Союз»^[59].

Даже английское посольство в Токио сочло необходимым сообщить в Лондон, что польские и румынские дипломатические представители в Японии «открыто заявляют, что они приветствовали бы столкновение между Россией и Японией»^[60].

«Правда» 27 января 1933 г. отмечала, что нападение Польши на Советский Союз было бы слишком рискованным со стороны польских военных кругов, «хотя нельзя ни на минуту забывать, что склонность ко всякого рода авантюрам неоднократно проявлялась ими в прошлом и что буржуазный «бог» может отнять даже последние крупицы разума у того, кого он захочет погубить».

Серьезную угрозу для Советского Союза представляла также возможность распространения гитлеровского влияния на Прибалтику, опасность превращения Прибалтийских государств в плацдарм для нападения на СССР. Нарком иностранных дел отмечал 10 апреля 1933 г., что Советское правительство не могло бы относиться безучастно к «перекройке Балтийских государств». «В Прибалтике для нас так же нежелательна польская экспансия, как и германская»^[61], — говорил он в беседе с французским послом М. Дежаном.

Советскому Союзу приходилось опасаться в случае [24] войны с Германией, Польшей и Японией агрессивных действий и со стороны Финляндии. Нарком отмечал в связи с этим, что, возможно, «Германия будет искать выхода накопляемой ею военной энергии в направлении Прибалтики, СССР и Украины через Румынию».

Она при этом «может вполне рассчитывать на поддержку, по крайней мере, Японии, Польши и Финляндии»^[62].

Правящие круги Финляндии придерживались по отношению к СССР крайне враждебной, агрессивной позиции. Они вынашивали планы захвата советской Карелии. Это не было тайной для иностранных дипломатов, поддерживавших тесные контакты с правящими кругами Финляндии. Польский посланник в Хельсинки Харват сообщал 29 декабря 1933 г. в Варшаву, что политика Финляндии характеризуется «агрессивностью против России... В позиции Финляндии к СССР доминирует вопрос о присоединении Карелии к Финляндии». Харват называл Финляндию «наиболее воинственным государством в Европе»^[63].

Латвийский посланник в Финляндии в свою очередь информировал Ригу 16 июня 1934 г.: «В головах финских активистов... глубоко укоренился карельский вопрос. Эти круги с нетерпением ждут конфликта России с какой-либо великой державой, раньше с Польшей, а теперь с Германией или Японией, чтобы реализовать свою программу. Это движение... может когда-то послужить искрой, от которой загорится пороховая бочка»^[64].

Бывший президент Финляндии П. Свинхувуд говорил, что каждый «враг русских должен всегда быть другом Финляндии»^[65].

И финляндские правящие круги продолжали руководствоваться этой установкой.

Так называемое «активистское крыло» финляндской буржуазии (лапуасцы и др.) возлагало надежды на то, что осуществление агрессивных планов Японии и Германии против СССР создаст условия и для реализации программы «великой Финляндии».

11 января 1934 г. М. М. Литвинов писал, касаясь этого вопроса, что «лапуасцы имеют в виду распространение Финляндии до Урала; наиболее сумасшедшие из них доводят границу финляндских земель даже до Алтая. Большие надежды возлагаются лапуасцами и активистами на Японию... Финляндия является наиболее антисоветским из всех Прибалтийских государств»^[66].

Бывший премьер-министр В. Таннер также признал в беседе с советским полпредом Б. Е. Штейном, что в случае войны на Дальнем Востоке [26] СССР должен считаться «с повторением карельской авантюры 1922 года». Поэтому неудивительно, что японские агрессоры уделяли Финляндии большое внимание. Так, японский поверенный в делах в Финляндии отмечал во время встречи с советским полпредом Б. Е. Штейном, что японская миссия в Финляндии существовала по требованию военных кругов страны «на случай японо-советской войны^[67]. Прибыв в сентябре в Хельсинки, Ирье-Коскинен не мог не признать в разговоре с Б. Е. Штейном, что действительно стремление к присоединению к Финляндии Карелии и Ингерманландии во время возможного советско-японского конфликта «сделалось всеобщим мнением в Финляндии»^[68].

Учитывая, что позиция Финляндии становилась по отношению к СССР все более враждебной, Советское правительство сочло необходимым обратить внимание финляндского правительства на ненормальность складывавшегося положения. 15 января 1934 г. Б. С. Стомоняков заявил финляндскому посланнику в Москве Ирье-Коскинену, что в Финляндии имеются довольно широкие круги и влиятельные организации, которые ведут агрессивную деятельность против СССР. Эти круги выступают, сказал он, за образование «великой Финляндии» за счет отторжения советских земель. Одни из них «собираются аннексировать к Финляндии Восточную Карелию и Ингерманландию», а другие распространяют карты «великой Финляндии» вплоть до границ, доходящих до Урала ^[69].

Вопреки словесным мирным заверениям финляндского правительства, агрессивные тенденции правящих кругов Финляндии в отношении СССР не только не ослабевали, но, напротив, получали все новые и новые проявления. Это отмечала в своих сообщениях в Лондон даже английская миссия в Хельсинки. Так, 28 ноября 1934 г. она писала, что финляндские власти смотрят сквозь пальцы на деятельность в стране агентов германских и японских секретных служб^[70].

В таких условиях М. М. Литвинов констатировал в беседе с финским посланником: «Ни в одной стране пресса не ведет так систематически враждебной нам кампании, как в Финляндии. Ни в одной соседней стране не ведется такая открытая пропаганда за нападение на СССР и отторжение его территории, как в Финляндии»^[71].

Характеризуя состояние советско-финляндских отношений, [26] английский посланник в Хельсинки Грант-Уотсон отмечал, что Советский Союз добровольно признал независимость Финляндии, а также передал ей обширную территорию на севере, которая ранее никогда не входила в состав Великого герцогства Финляндского. «Поступая столь благородным образом, Советы несомненно рассчитывали в будущем на добрососедские отношения с Финляндией, но в этом отношении им пришлось разочароваться»^[72].

Таким образом, на восточных и западных рубежах Советской страны сгущались тучи войны. Японские и германские империалисты, став на путь агрессии и войны, устремляли свои взоры на советские земли. В других империалистических державах было немало людей, готовых благословить их на «священную войну» против Советского государства. В некоторых менее крупных соседних с СССР странах были влиятельные силы, готовые примкнуть в случае такой войны к германским и японским агрессорам с целью погреть руки за счет СССР. Советский Союз — тогда единственная в мире социалистическая страна — находился во враждебном окружении капиталистических государств. Для защиты социалистических завоеваний, своей свободы и независимости он должен был полагаться прежде всего на собственные силы.

 

 

Примечания

1. ↑ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 30, с. 85

2. ↑ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 36, с. 330.

3. ↑ Архив внешней политики СССР, ф. 0129, оп. 16, д. 2, л. 32 — 35 (далее: АВП СССР)

4. ↑ АВП СССР, ф. 059, оп. 1, д. 1262, л. 245.

5. ↑ М. И. Сладковский. Очерки развития внешнеэкономических отношений Китая. М., 1953, с. 201.

6. ↑ Foreign Relations of the United States. Diplomatic Papers. 1934, vol. III. Wash., 1950, p. 190 (далее: FRUS).

7. ↑ Public Record Office (Государственный архив Англии, Лондон), Cab. 23/75, p. 155, протокол заседания кабинета от 22 февраля 1933 г.

8. ↑ АВП СССР, ф. 05, оп. 13, д. 21, л. 12.

9. ↑ АВП СССР, ф. 010, оп. 9, д. 9, л. 125 — 127. Американский посол в СССР У. Буллит в беседе с членом коллегии Народного комиссариата иностранных дел Б. С. Стомоняковым 13 декабря 1933 г. также не скрывал, что «англичане по существу не имеют никаких возражений против того, чтобы Япония захватила Маньчжурию, они также нисколько не возражали бы против захвата Японией Приморья, их беспокоит только возможность японского продвижения в район к югу от Великой стены, где начинается сфера английских интересов (АВП СССР, ф. 0, 5, оп. 13, д. 55, л. 56 — 57).

10. ↑ Public Record Office, Cab. 24/250, p. 463, меморандум от 16 октября 1934 г.

11. ↑ «История внешней политики СССР», т. I, изд. 3-е, доп. М., 1976, с. 296. С нетерпением ожидало начала войны между Японией и СССР также китайское правительство (FRUS. 1934, vol. III, p. 109).

12. ↑ «Правда», 19 января 1948 г.

13. ↑ Public Record Office, FO 371/17152, записка Э, Джеймса от 21 октября 1933 г.

14. ↑ Public Record Office, Cab. 23/76, p. 149

15. ↑ J. Grew. Ten Years in Japan. N. Y., 1944, p. 95, 98.

16. ↑ Л. Н. Кутаков. История советско-японских дипломатических отношений. М., 1962, с. 152.

17. ↑ «История второй мировой войны. 1939 — 1945», т. I. М., 1973, с. 99, 102.

18. ↑ «Документы внешней политики СССР», т. XVI. М., 1970, с. 744.

19. ↑ FRUS. The Soviet Uniоп. 1933 — 1939». Wash., 1952, p. 58 — 59.

20. ↑ «Известия», 30 декабря 1933 г.

21. ↑ «XVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б). 26 января — 10 февраля 1934 г. Стенографический отчет». М., 1934, с. 234.

22. ↑ В. Б. Ушаков. Внешняя политика гитлеровской Германии. М., 1961; Г. Л. Розанов. Германия под властью фашизма (1933 — 1939). М., 1964; А. А. Галкин. Германский фашизм. М., 1967.

23. ↑ Цит. по: H. Rauschning. Gespräche mit Hitler. N. Y., 1940, S. 42, 115, 123, 126, 129, 138 — 139.

24. ↑ Цит. по: В. И. Дашичев. Банкротство стратегии германского фашизма. Исторические очерки. Документы и материалы, т. I. М., 1973, с. 57

25. ↑ Цит. по: H. Rausсhning. Op. cit., S. 12, 17.

26. ↑ Цит. по: E. Weizsäcker. Erinnerungen. München, 1950, S. 154

27. ↑ Цит. по: H. Rausсhning. Op. cit., S. 107

28. ↑ Ibid., S. 112.

29. ↑ «XVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б)», с. 307.

30. ↑ «Программа Коммунистической партии Советского Союза». М., 1964, с. 53

31. ↑ «XVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б)», с. 8, 10 — 11

32. ↑ G. Niedhart. Grossbritannien und die Sowjetuniоп. 1934 — 1939, München, 1972, S. 62.

33. ↑ Цит. по: M. Сawling. The Impact of Hitler. British Politics and British Policy. 1933 — 1940. L., 1975, p. 18.

34. ↑ АВП СССР, ф. 05, оп. 13, д. 24, л. 246 — 247

35. ↑ «Известия», 21 мая 1934 г.

36. ↑ АВП СССР, ф. 05, оп. 14, д. 4, л. 174

37. ↑ «Правда», 26 января 1936 г.

38. ↑ «XVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б)», с. 14

39. ↑ Там же, с. 308.

40. ↑ АВП СССР, ф. 010, оп. 8, д. 23, л. 155 — 156.

41. ↑ «Documents on German Foreign Policy. 1918 — 1945», ser. C, vol. I. L., 1957, p. 161, 163 — 164 (далее: DGFP).

42. ↑ «Documents on British Foreign Policy. 1919 — 1939», ser. 2, vol. V L., 1956, p. 360 (далее: DBFP).

43. ↑ В. И. Попов. Дипломатические отношения между СССР и Англией (1929 — 1939 гг.). М., 1965, с. 114 — 122.

44. ↑ «Документы внешней политики СССР», т. XVI, с. 213.

45. ↑ Там же, с. 852. Правительство США поддерживало планы заключения «пакта четырех». Итальянский посол в Москве Б. Аттолико сказал в беседе с M. M. Литвиновым, что, согласно заявлению госдепартамента итальянскому послу, «американское правительство отнюдь не возражает против «пакта четырех», а, наоборот, следит с симпатией за переговорами» (АВП СССР, ф. 05, оп. 13, д. 4, л. 87).

46. ↑ «Документы внешней политики СССР», т. XVI, с. 254.

47. ↑ Documents diplomatiques françaises. 1932 — 1939», sér. I. t. III. P., 1967, p. 21 — 22 (äалее: DDF).

48. ↑ А. В. Луначарский. Статьи и речи по вопросам международной политики. М., 1959, с. 408.

49. ↑ Цит. по: З. С. Белоусова. Франция и европейская безопасность. 1929 — 1939. М., 1976, с. 127.

50. ↑ Центральный государственный исторический архив Латвийской ССР (далее: ЦГИА Латв. ССР); DDF, sér. I, t. V. p. 96 — 97.

51. ↑ «XVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б)», с. 13.

52. ↑ «VII конгресс Коммунистического Интернационала и борьба против фашизма и войны (Сборник документов)». М., 1975, с. 383.

53. ↑ Цит. по: И. В. Михутина. Советско-польские отношения. 1931 — 1935. М., 1977, с. 200.

54. ↑ АВП СССР, ф. 059, оп. I, д. 1747, л. 103.

55. ↑ Public Record Office, FO 371/19460.

56. ↑ Цит. по: «Документы и материалы по истории советско-польских отношений», т. VI. М., 1969, с. 173 (далее: «Документы... советско-польских отношений»).

57. ↑ См. «Документы внешней политики СССР», т. XVI, с. 355.

58. ↑ АВП СССР, ф. 05, оп. 13, д. 55, л. 56 — 57

59. ↑ FRUS. The Soviet Union, p. 60 — 61.

60. ↑ Public Record Office, FO 371/17152, p. 217

61. ↑ «Документы внешней политики СССР», т. XVI, с. 226.

62. ↑ АВП СССР, ф. 05, оп. 14, д. 117, л. 227 — 228.