Пиковый туз для русского трагика

 

Жизнь трагического актера – всегда загадочная тайна. Но смерть великого русского трагика Василия Андреевича Каратыгина (1802–1853) оказалась одной из самых интригующих загадок российской сцены.

Эти таинственные события начались 31 декабря 1852 года. Вечером под Новый, 1853 год в ведущем театре страны, петербургском Александринском императорском, давали комедию «Русская свадьба». Играли лучшие актеры: Мартынов, Брянский, Сосницкие, Самойловы, Гусева и, конечно, Каратыгины: младший брат Петр, мастер вторых ролей, и старший Василий, звезда Александринки.

Самый большой успех выпал, естественно, на долю Василия Андреевича, уже признанного великим трагиком. Гамлет, Отелло, Лир, Чацкий, Фингал, Кин, Велизарий принесли ему славу по всей России. Сам император Николай I восторгался его игрой. Правда, разночинский критик Белинский и писатель Герцен обругали в своих статьях Василия Каратыгина, поставив ему в вину как раз то, что его игра нравилась императору. Ох уж этот мне классовый подход! А между тем слава трагика Каратыгина гремела по всей России. Даже придирчивый театрал, автор «Горя от ума» А.С. Грибоедов, говаривал: «Для одного Каратыгина порядочные люди собираются в русский театр, несмотря на скудость трагического репертуара!»

Вот и плохонькая комедия «Русская свадьба» удалась на славу. Да и за кулисами наблюдался необычайный праздничный подъем. Дома же братьев Каратыгиных ждал праздничный новогодний стол. Пировать решили у Василия. Он жил тогда у Синего моста в угловом бельэтаже в доме Якунчикова. Там за радостным семейным столом уже собрались жены, дети и друзья актеров.

Чтобы скоротать ожидание, хозяйка вечера – супруга Василия Александра Михайловна Колосова, тоже известная драматическая актриса, играла в преферанс «по маленькой» со своей дочерью и ее молодым мужем – Владимиром Егоровичем фон дер Палином. Тот пришелся ко двору в семействе Каратыгиных – он был добр, порядочен и не заносчив. Родителей жены уважал и любил, считая вполне равными, хоть те и актеры.

Супруга младшего брата Каратыгина, Петра, – певица Софья Биркина развлекала гостей – гадала всем по очереди. Своими верными гаданиями Софья Семеновна славилась на весь Петербург.

Вошедший Василий подошел к ее столу и улыбнулся: «Загадайте на меня, Софи!» Соня отчего-то заупрямилась, но, вздохнув, не смогла отказать и начала раскидывать карты, приговаривая: «Вы у нас по цвету волос – трефовый король…» Но вдруг она замолкла: на трефовом короле лежал пиковый туз.

Начался январь 1853 года. Все шло спокойно, по заведенному порядку. Но в феврале в театре заболел Яков Брянский, замечательный комический актер, любимец публики. Диагноз прозвучал как гром среди ясного неба – холера! Очень быстро Брянский сгорел. Проводить его вышла вся труппа. Хоть и боялись артисты заразы, но не прийти не могли – Брянского все любили. И только когда собрались, заметили, что похороны приходятся на понедельник, а это по русской примете – жди нового покойника.

Стужа стояла страшная, но, когда Якова Брянского вынесли из театра, актеры, сняв шапки, пошли за гробом пешком. Во главе процессии – Василий Каратыгин. У могилы старик Сосницкий, желая разрядить обстановку, подтолкнул актрису Гусеву: «Ну что, старуха, так хмуро смотришь? Пожил ведь Яков. Всем придет пора…» Испуганная Гусева взвизгнула: «Вот сам и попробуй! Ты старее меня!»

Кто бы знал, какое значение приобретет эта неожиданная перепалка и вообще сами похороны Брянского? А ведь милейший и тихий был человек! Может, для его замечательного таланта не хватало подходящей труппы там – на небесах? Вот он и начал подыскивать себе партнеров…

Через несколько дней пошла та же «Русская свадьба», которую с таким восторгом давали на Новый год. Играли уже без Брянского. Во втором акте, вернувшись со сцены, замечательная комедийная актриса Гусева, не имевшая себе равных в ролях сварливых кухарок и старух, упала замертво за кулисами. А ничего не подозревающий зал все еще хлопал ее искрометному уходу.

За кулисами Петр Каратыгин горько сказал брату: «Что творится?! Мы стали похожи на римских гладиаторов: умираем на сцене под рукоплескания публики!»

На другой день у Василия начался жар и безумная головная боль. Видно, на похоронах Брянского он все-таки застудил голову. Начиналась мозговая горячка, но Василий, превозмогая боль, играл – заменить его было некем. Но все-таки через неделю он свалился.

И дернул его черт позвать не обычного врача, а модного тогда гомеопата! Какие-то умники уверили его, что гомеопатия – самое большое и новомодное достижение современной медицины. Вот только от лечения этой гомеопатией Василию становилось хуже и хуже. Наконец, начался бред. В полночь с четверга на пятницу 13 марта 1853 года великий русский трагик Василий Андреевич Каратыгин скончался. Три недели назад – 26 февраля – ему как раз исполнился пятьдесят один год. Хоронили Василия Каратыгина 15 марта 1853 года – да при таком стечении скорбящего народа, которое собиралось только, говорят, сначала на похороны Пушкина, а потом молодой актрисы Асенковой.

Вся набережная Мойки, Синий мост, Исаакиевская площадь были запружены сплошной массой народа. Когда гроб вынесли из дома, чтоб повезти на Смоленское кладбище, люди закричали: «Не надо, не надо! Мы на руках донесем!»

Так и поплыл он, передаваемый из рук в руки, до самой церкви на Смоленском кладбище, а потом и до могилы. Даже засыпать ее скорбящие зрители не дали – каждый хотел отдать последнюю дань, бросив горсть земли. К вечеру на могиле образовался огромный поминальный курган.

Прошел месяц, и жуткие слухи поползли по Петербургу. Будто не умер Василий Каратыгин, а просто впал в летаргический сон. И похоронили его заживо, ибо враги давно мечтали о его смерти. И были эти страшные слухи столь сильны, что зять Василия Андреевича – Владимир фон дер Пален, решив поставить памятник великому тестю, вынужден был вскрыть могилу при понятых, чтобы развеять нелепые домыслы. Но и после вскрытия безумцы утверждали, что, когда гроб доставали, крышка была сдвинута, а тело оказалось перевернутым на бок.

На самом деле и крышка была прибита, и тело лежало как положено. Да и хоронили Василия Каратыгина уже на четвертые сутки с трупными пятнами. Но откуда взялась эта дикая легенда о похоронах заживо?

«Хоть людская молва и делает из мухи слона, – думал Петр Каратыгин, – но должна же быть хоть какая-то муха?» Пришлось брату предпринять свое расследование. И что оказалось? Не муха, а глупый человек под мухой.

Дело было так. Когда все родные уже ушли с кладбища, у могильного холма осталось несколько купцов – особо страстных поклонников великого трагика. Богач Николай Дмитриев, торговавший в Милютиных лавках, куда Василий Каратыгин лет десять ходил покупать устрицы, приволок корзину снеди и ящик вина да шампанского. Купцы искренне посчитали, что, коль при жизни актеры «глотают шампанею», почему бы не проводить служителя Мельпомены этим же «нектаром богов». Проводы шли до глубоких сумерек, купцы лили слезы с вином вперемешку. Позвали сторожей и могильщиков, всех упоили по-русски – «вусмерть». В конце концов поняли, что спиртных ящиков им все равно не осилить. Тогда Дмитриев схватил бутылки и вскричал: «Голубчик Василий Андреевич! Дай Бог тебе Царствия Небесного! А мы вот как тебя любили и уважали!» С тем воплем отбил купец горлышки у оставшихся бутылок и вылил вино в могилу. Ну все и разъехались в слезах.

Но один из кладбищенских сторожей так упился, что подняться не смог. В полночь очнулся он рядом со свежей могилкой, и в полупьяном мозгу его пошли плясать фантастические картинки: померещились ему собирающиеся вокруг мертвецы да стон из могилы.

От таких видений кинулся он прямиком к кладбищенскому священнику. Тот, видя, что мужик мертвецки пьян, обругал его. Но сторож заупрямился: «Не пьян я, а слышал настоящие стоны! Живого человека похоронили!»

Священник послал-таки слугу проверить. Слуга ходил, слушал на могиле, прикладывал ухо к земле. Но все было спокойно. «Что ж! – вздохнув, сказал пьяница. – Видать, опоздали. Таперича, значит, умер взаправду…»

Наутро сторожу устроили разнос. Что ему оставалось, как не клясться и божиться, что он действительно слышал стоны?!

Вот так и родилась страшная легенда да пошла гулять по столице, а потом и по России. Долго еще знакомые и незнакомые спрашивали Петра: неужели и вправду брат его в могиле перевернулся?

«Да помилуйте, господа, – отвечал грустно Петр, – как же ему не перевернуться в гробу, когда лучшие его роли теперь только ленивый не играет!» И действительно, многие схватились за репертуар трагика Каратыгина. Да только никто не смог подняться до его высот…