Символика в русской традиции

 

Огонь в печи

Татьяна Чамова

 

Из всех новогодних открыток я больше люблю те, на которых изображена утопающая в снегу избушка с вьющимся из трубы дымком. Я всматриваюсь в нарисованное, горящее ярким светом окошко… и попадаю в бабушкин дом, наполненный самым уютным на свете уютом, самым теплым на свете теплом, самой нежной на свете любовью, какие бывают только в детстве.

Зимнее утро. За белыми занавесками постепенно светлеют окна. Еще витая в утренних снах, я слышу: скрипнула дверь. Дохнуло свежестью. Тихие бабушкины шаги, стук дров, сваленных у печки. И тишина, та особенная тишина, в которой происходит что‑то очень важное. Я жду… Вот наконец‑то послышался такой знакомый звук наступающего дня – веселый треск разгорающихся поленьев! Дом наполняется теплом, запахом горячей смолы и дымка. Мерцающие блики от первых язычков огня уже бегают наперегонки по стенам и потолку – это проснулась печка.

Русская печь… Никакие музеи и никакие рассказы не могут передать того родного и глубокого чувства дома, которое пробуждается в душе, когда разгорается огонь в печи. Ведь для русских людей она всегда была символом очага, семьи, любимым персонажем сказок. Без печи нет избы. Да и в самом древнем слове изба заложено то священнодействие, которое совершается у очага: оно образовалось от санскритского тап, «жар», «тепло», «топиться», через старинные формы истба, истопка, истопник, истопить.

Сложить хорошую печь для дома было делом ответственным. Хорошие печники, как и плотники, были народом непростым. Если хозяева не нравились, они могли сложить печь так, что, как бы жарко ее ни натапливали, хлеба в ней не выпекались, либо была она угарная или жаркая да жадная, требующая много дров. Кирпич для печи делали особенный, из специальной глины, как сказали бы сейчас, экологически чистый; соединяли кирпичи тоже глиняным раствором. Настоящая русская печь должна быть большой, красивой и миловидной, с карнизами и печурками, чтоб гляделась в избе как невеста, – так говорили печники.

Печь в бабушкином доме казалась мне живым существом, доброй, теплой и веселой хозяйкой, похожей на бабушку и маму. У нее были глаза – небольшие углубления, где сушили рукавицы, и большой улыбающийся рот – устье, которое закрывали железной заслонкой, когда печь топили. А за устьем находилась таинственная обитель Огня – большой «зал», который имел под (кирпичный пол) и высокий свод. Печь была настолько велика, что внутри нее мог поместиться человек. В середине «зала» складывали крест‑накрест поленья, как для костра, и, открыв заслонку трубы, зажигали огонь, приговаривая: «Святой огонушек, дайся нам!» Была примета: если, зажигая огонь, суетишься, оглядываешься, то за нарушение должного благоговения пламя выйдет из печи и зажжет избу. И уж совсем недопустимо было ругаться при огне, бросать в него мусор, грязь. Очаг требовал от людей целомудрия. Человек, знавший за собой вину, уже не мог приближаться к родному очагу, пока не совершит искупительного обряда.

За подом печи, на котором разводился огонь, тщательно ухаживали, выметая его особым чистым веником или тряпочкой. С помощью ухватов вокруг огня на под ставили чугунки с кашей, картошкой, щами. Пока печь топилась, готовилась еда. Хлеба или пироги пекли уже после того, как прогорят дрова. Из печки вынимали все чугунки и выгребали все угли на загнетку – пространство перед устьем. После того как под выметали, на него с помощью деревянных лопат сажали хлеба. Устье плотно закрывали заслонкой, и печь начинала свое таинство.

Удивительная, особенная тишина царила в доме, когда его постепенно наполнял душистый аромат горячего хлеба, а вместе с ним тепло – и еще что‑то, чего не объяснишь словами, что‑то вечное и надежное, то, о чем твоя душа знала всегда. Лица людей в доме казались еще роднее и ближе, их глаза начинали светиться любовью и теплом, голоса становились тихими и ласковыми. В такие минуты бабушка обычно рассказывала о давних временах, о своей жизни в родительском доме, все вспоминали случаи, когда удавались самые лучшие пироги. По каким‑то неуловимым, таинственным признакам определялось, что они готовы. Тогда открывали заслонку и доставали румяные, жаркие, ароматные пироги! Их рассматривали, как новорожденное дитя, дивились и радовались пышности и пригожести. Когда пироги ставили в печь, всегда загадывали на то, как они поднимутся: если высоко, значит, хорошо все будет в семье, будет удача и лад.

Помните сказку об Иванушке, которого Баба Яга на лопате отправляла в печь? Оказывается, был на Руси такой обычай, так лечили больных детей: ребенка сажали на лопату и три раза заносили в печь (конечно, не прямо в огонь). Это называлось «перепекать» младенца, после этого он считался заново рожденным. Печь сравнивали с материнским лоном. Об удачливом и счастливом человеке говорили, что он в печи родился.

Семья и огонь очага были связаны едиными узами, одним родством, одним жизненным началом. Когда в доме рождался ребенок или когда умирал кто‑то, открывали заслонку печной трубы, веря, что именно через печную трубу приходят и уходят души людей. В свадебном обряде, когда создавалась новая семья, отец невесты трижды обводил ее вокруг родной печи, а в доме будущего мужа молодой хозяйке положено было, сидя на лавке у очага, съесть отломленный кусок хлеба, вступив тем самым под покровительство духов дома своего мужа.

Печь – это душа дома, святыня и алтарь любви. Пока в ней теплится огонь, пока исходит от нее живительное тепло, есть семья, продолжается жизнь. Зажигая огонь в печи, человек каждый раз совершал великое таинство – заключал символический брак между божественным огнем, завещанным предками, и матерью‑печью. Эта великая любовь согревала душу и тело, лечила лучше любых лекарств и защищала надежнее любых замков, помогала человеку с рождения до смерти.

Все, что есть в доме, создано любовью и держится на любви. Самые простые предметы: лавки, стол, вышитые полотенца из приданого хозяйки, пучки летних трав на стене, каша в чугунке, колодезная вода в рукомойнике – все несет в себе эту частицу тепла, все живое, все пахнет домом.

На Руси гостеприимный дом называли хлебосольным, в таком доме на столе всегда стоял покрытый полотенцем хлеб и рядом солонка. Русская печь имела прямое отношение к этому обычаю. Считалось, что человек, вступивший под домашний кров, попадает под защиту и покровительство богов домашнего очага. Его усаживали на почетном месте на лавке у печки или в красном углу под иконами, кормили всем лучшим, что есть в доме. «Кто сидел на печи, тот уже не гость, а свой». Плодородие и приход гостя определяли по одной и той же примете: если из затопленной печи вдруг посыпались искры или выскочили горячие угольки – жди гостей! Не принять гостя означало нарушить святыню Огня, покровителя дома. Известный собиратель русских сказок и исследователь традиций А. Н. Афанасьев писал: «В народе существует убеждение, что странник, вкусивший нашего хлеба‑соли, уже не может питать к нам неприязненных чувств, а становится как бы родственным нам человеком: „хлеб‑соль не бранится“, „хлеб‑соль не пропустит зло!“. Верят, что вместе со странником является сам Господь испытывать мирское милосердие. Говорят: „гость в дом – Бог в дом“ и „не гоните Бога в лес, коли в хату залез”, то есть не прогоняй гостя». Если тебе дан дар огня в очаге, ты должен передать его тепло всем, кто в этом нуждается.

Печь уходит в песни, предания, в сказки и легенды. Мы прощаемся с ней, но остается человек и его душа, остается потребность зажигать и хранить огонь, тепло души, родного дома, чтобы не прерывалась связь, чтобы жила любовь…

 

Магия жизненного круга

Ирина Хаустова

 

Современный человек относится к сказке как… к сказке, то есть тому, чего в жизни не бывает. Однако были времена, когда она служила руководством к действию в повседневной жизни людей.

В это, конечно, верится с трудом. Ну, в самом деле, кто будет давать жениху целую серию трудных задач, способных превратить сватовство в сражение «не на жизнь, а на смерть»? Или после свадьбы устраивать невесткам настоящий экзамен, как в сказке о Царевне‑лягушке? Помните, царь требует от невесток за одну ночь испечь каравай белый да пышный, а в другую соткать ковер из шелка и золота. И печет Царевна‑лягушка чудо‑каравай, изукрашенный узорами мудреными: по бокам – города с дворцами, садами да башнями, сверху – «птицы летучие», снизу – «звери рыскучие». А уж ковер и вовсе на диво вы шел – целый мир сотворила на нем умелица! Или сказка «Морской царь и Василиса Премудрая»: в ней уже Иван‑царевич должен по велению морского царя за одну ночь поле вспахать, рожь посеять, да чтобы за ночь выросла она так высоко, чтобы галка могла схорониться, «да чтоб все вызрело, да муку смололи, да хлебы выпекли»; в другую ночь должен он построить дворец и мост хрустальный, чтоб «к рассвету на седьмой версте на море стояло царство золотое и чтоб оттуда до нашего дворца сделан мост золотой».

Ясно, что без волшебства герои с такими непростыми заданиями не справляются. Но даже в тех случаях, когда героиня просто на продажу ткет полотно и потом шьет рубашки всем на удивление, делается это за одну ночь и приводит к изменению судьбы героев. При этом созданная вещь проходит почти полный жизненный цикл. То, что в жизни требует длительного времени, порой не зависящего от человека, в сказке спрессовывается – начало и конец сближаются до одной ночи, дня, может быть, суток, и происходят чудеса, казавшееся нереальным осуществляется.

А теперь совершим прогулку по Москве. В начале Остоженки с левой стороны два Обыденных переулка, 1‑й и 2‑й, направляясь к Москве‑реке (а в давние времена к стенам Белого города), упираются в 3‑й Обыденный переулок. Любимая нами старая Москва с ее обычными, заурядными, будничными, одним словом, типичными московскими переулочками… Название свое они берут от церкви во имя Ильи Пророка, или Ильи Обыденного. Летопись говорит, что в 1612 году «князь Дмитрий же Михайлович с своей стороны ста у Москвы‑реки, у Ильи Обыденного». Тогда это была деревянная церквушка, сейчас стоит каменный храм XVIII века. Почему же Илья Обыде ′ нный? Почему заурядный, будничный, повседневный? Но попробуем переставить ударение на один слог: «Обыденный» – и смысл изменится. В толковом словаре В. Даля найдем значение: «однодневный, одноденный, суточный, в один день сделанный». Храм действительно построили за один день, уповая на чудо, в надежде прекратить жестокую и длительную засуху, которая свирепствовала в конце XVI века.

В те давние времена верили, что замкнутый жизненный цикл обладает особыми свойствами, особой силой.

На Руси, как отмечает известный этнограф и языковед Н. И. Толстой, были распространены особого рода житийные фольклорные произведения – песни, связанные с полной мучений жизнью на земле льна, конопли. Мы знаем эти песни: «А мы просо сеяли, сеяли…», «Уж я сеяла, сеяла ленок…» – пока вставшие в хоровод девушки пели песню, кто‑то в середине круга изображал весь жизненный цикл льна от посева до изготовления изделия, когда лен «мучили»: мяли, драли, топтали, сучили, пряли, ткали и так далее. Такие песни, по представлениям, могли прекратить засуху, вызвать дождь. В некоторых областях те же песни известны как отгонные заклинания, заговоры от болезни и как календарные обрядовые песни.

Магия завершенного жизненного цикла, жития растений и вещей лежит в основе и целого ряда ритуальных и обрядовых действий. К ним в первую очередь относится изготовление обыденных предметов: рубах, полотенец, крестов, церквей. Этнограф Д. К. Зеленин описывает собранные в конце XIX – начале XX веков остатки этих обрядов. Использовались они против мора и эпизоотий. Все происходило в глубокой тайне: несколько девушек или пожилых женщин собирались ночью в одной из изб деревни ближе к окраине, каждая приходила с куделью льна. Они дружно, но в глубоком молчании принимались за работу: пряли лен, сновали основу, ставили кросна и ткали полотно. Когда полотно было готово, все жители выходили за деревню и обходили ее кругом. После этого на том месте, с которого вышли, раскладывали небольшой огонь из щепок или лучинок, принесенных с каждого двора. И пока две девушки держали полотно над огнем, все жители проходили через эти «ворота» и проносили детей и больных, а при необходимости и скот. (Изготовленное полотно могли прибить к дороге, со стороны которой ждали болезни и мор, по нему могли прогонять скот.) Затем полотно сжигали в том же огне, а иногда и все орудия труда, использовавшиеся при изготовлении полотна. Так что от него не оставалось никаких следов – полотно было таинственным образом изготовлено и так же таинственно исчезало. Перед войной или призывом в армию таким же способом делалась рубаха, и все уходившие из деревни мужчины проходили через эту рубаху, оставляя на себе ее защитные свойства.

В более позднее время в новгородских и московских землях появился обычай строить обыденные деревянные церкви. Как и при изготовлении обыденных рушников, при возведении церквей важна была полнота и завершенность всего технологического процесса. Его «спрессованность» во времени придавала необходимую сакральность и магическую силу. Изготовление полотна начиналось с сучения ниток и кончалось шитьем рубахи или полотенца, а строительство храма начиналось с рубки деревьев в лесу и кончалось освящением его и службой.

Все, что было создано таким образом, обладало необыкновенной чистотой, так как почти не сходило с рук человека и ничто грязное и злое не могло осесть на изделии. И в силу своей чистоты оно обладало способностью взять на себя все зло.

В этих обрядах в той или иной форме воплощен мотив спрессованной жизни человека, растений, вещей, то есть выражения магии жизненного круга, его полноты и завершенности, его сжатого воспроизведения в ритуально ограниченном отрезке времени. Необходимо было слить начало и конец работы в том же временном промежутке. Если посмотреть на совершавшиеся в нем действия, то это прядение, плетение, навивание основы, тканье – все, что символически связано с судьбой и с упорядочиванием мира, творением космоса.

Обряды эти почти исчезли из нашей жизни, остались лишь отголоски. Но сказка каждый раз напоминает нам, что чем меньше времени пройдет от того момента, как мы, воодушевившись, взялись за какое‑то дело, до его завершения, тем больше у нас шансов на успех. Ведь сработает магия сближения начала и конца, меньше будет сомнений и чище помыслы. Это непросто и потребует напряжения душевных сил, но обязательно принесет успех.

 

Когда расцветает папоротник

Татьяна Чамова

 

Начало лета… Благословенная пора! Солнце входит в полную силу и наполняет жизнью, гармонией, светом и радостью человека и окружающий его мир. В это время мы особенно чувствуем связь с матерью‑природой, ее теплоту, животворящую силу любви. Кажется, что каждый день разгорающегося лета – это праздник, дарованный нам свыше, а каждый миг этого дня может открыть человеку таинства жизни, любви, красоты и гармонии.

Для наших древних предков‑славян, тонко чувствовавших природу, ее циклы и поворотные точки, период летнего солнцестояния и его преддверие были наделены особым магическим смыслом. В пору, когда земледельцы отсевались и начинались свободные дни и теплые, наполненные благоуханием трав ночи, наступало время праздников и обрядов в честь Лада – божества любви и весны. У славянских народов этот праздник продолжался целый месяц, с 25 мая по 24 июня, и до сих пор у нас по деревням в эту пору поются песни с именем Ладо в припевах. Почитали славяне и женское светоносное божество Ладу (Живу). Ее можно сравнить с греческими Герой и Афродитой или Исидой египтян. Женские божества у славян связывались со стихией воды. Их поэтически красивые образы и имена – Леля, Дана, Девана – дошли до нас в обрядовых песнях.

Открывалась пора летних праздников Семицкой (Троицкой) неделей. В народе ее еще называют «Зелеными Святками». Истоки ее скрыты в глубинах славянской языческой древности, а может, и не только славянской, так как подобные обряды совершались в это же время года и в странах Западной и Восточной Европы, в Древней Греции и у римлян. Главным символом этих праздников было срубленное деревце, на Руси – береза. В славянских песнях береза всегда символизирует Ладу – богиню любви, гармонии, брачных уз и красоты. И сейчас церкви и дома в это время украшаются ветками берез, полы устилаются душистыми травами… После праздника эти травы собирали и весь год использовали как талисманы, обладающие целительной силой. Семик – преимущественно девичий праздник. Девушки целыми деревнями отправлялись в священные рощи, на берег реки завивать венки, «играть» песни и пировать. Вслед за тем начинали водить хороводы, сопровождавшиеся особыми обрядами, посвященными «березке‑березоньке», устраивали гадания, бросая на воду венки, играли с парнями в «горелки» и «уточку».

Продолжались летние праздники (летицы) «русальной» неделей. Существовало поверье, что славянские нимфы и наяды – русалки, живущие по берегам рек и источников, – в это время выходят из воды, убегают в поля и заводят там игры, купаются в росе, качаются на ветвях, расчесывают свои длинные волосы; травы в лугах, где играют русалки, становятся целебными, а урожаи на полях – обильными. Народное поверье предостерегает: горе человеку, который прельстился их красотой, услышал сладкозвучное пение – ему весь мир и сама жизнь будет не в радость; но если девы сами прельщают человека, то заботятся о нем, обучают всяким наукам.

Рядом с чествованием богини природы и любви Лады совершались обрядовые игрища‑гульбища, посвященные языческому божеству Яриле, который символизировал солнечную плодотворящую, мужественную силу, как Тур у словаков или священный Апис у египтян. Он представитель силы могучей, удали богатырской, веселья молодецкого, страсти молодой‑разгарчивой – всего, что передает животворящему лету весна. В белой епанче сидит он посадкой молодецкой на белом коне; на русых кудрях его возложен венок цветочный, в левой руке у него горсть ржаных колосьев; ноги у Ярилы босые. Разъезжает он по полям‑нивам, рожь растит. В Ярилины празднества происходило «смотрение невест». Гуляния заканчивались проводами Ярилы – одновременно и проводами весны. В играх и хороводах молодые парни и девушки отождествляли себя с почитаемыми божествами любви и гармонии и готовились к самому важному летнему празднику – торжеству в честь Солнца, достигшего полного проявления своих творящих сил, его поворота на зиму.

Праздник этот носит языческое название Купало и совпадает с празднованием православной церковью дня Иоанна Крестителя (24 июня). Следы праздника, подобного купальскому, но не обязательно совпадавшего с ним по времени, сохранились с древнейших времен у многих народов – у римлян (праздник Весты и Цереры), в северных странах (в честь Бальдура), в древней Германии, в Англии, у датчан, финнов. У западных славян это празднество, называемое Соботка, так укоренилось, что на протяжении веков на пространстве в несколько сот верст вечером 23 июня горы Судетские, Корконоши и Карпаты казались пылающими. Зажигание костра было главным обрядом этого праздника, для этого пользовались только «живым» огнем, добытым трением дерева о дерево. После ритуального добывания живого огня новый огонь старались разнести по домам.

Многие купальские обряды посвящены солнцу и огню. В праздник Купалы спускали с холмов горящие колеса – образ солнца, скатывающегося с «верхушки года», поворачивающегося на зиму.

Обычно празднество начиналось с того, что накануне, 23 июня, в день Аграфены‑купальницы. все юноши и девушки купались в реке, после купания надевали венки из душистых трав и перед заходом солнца собирались на горке, обязательно над рекой, раскладывали и зажигали костры и, став кругом в хоровод, пели песни. Потом, взяв в руки куклы, изображающие мужчину и женщину и украшенные лентами и венками, парень с девушкой прыгали через огонь. Перепрыгнув, они бросали в воду изображения, из которых мужское называли Купалом, а женское – Мареной. После этого бросали в воду и свои венки. Купало и Марена символизируют светоносное мужское начало и женское водное начало («царь‑огонь» и «царь‑водица»). Соединение этих двух начал было кульминационным моментом праздника. Этот «священный брак» важнейших природных сил рождал творящую Любовь и новую Жизнь, и в этот день он имел власть надо всем в природе: горящее обрядовое колесо, спускавшееся с горы, должно было погаснуть, только коснувшись воды.

Праздник Купалы – праздник торжества природы. По народным поверьям, и солнце три раза останавливается на Иванов день, и птицы, и звери, и деревья, и цветы радуются.

Этот день был очень значим у славян и в отношении семьи. Юноши и девушки, во время праздника Лады составлявшие хоровод, должны были в эту пору соединиться браком. Купальские песни – песни свадебные. Как купание, так и прыжки через огонь – обряды брачные, и у славян‑язычников, видимо, они были тем же, чем позже – венчание. Во многих славянских песнях брошенный в воду венок означал окончание девичества.

Купальский костер и купальская вода имели священную, очистительную силу. Даже в более позднее время, когда самый глубокий смысл этого обряда был забыт, через костер пропускали домашних животных, с помощью головешек от костров окуривали дома от болезней и напастей; прыганье через костер, считалось, спасает от сорока злых недугов.

Чудесным и таинственным значением наполнены купальские дни и ночь, их разделяющая.

Считалось, что в Иванову ночь травы набирают наибольшую чудодейственную и целебную силу. Из числа таких трав особенным уважением в народе пользуются купальница (желтоголов) и иван‑да‑марья. Этот цветок – символ самого празднества, живое соединение двух противоположных начал – огня‑света и воды. Во время праздников крестьяне парились на этих целебных цветах в банях, чтобы смыть с себя худобу и болезни. В купальскую ночь и роса обладает целебной силой; в ней купаются, чтобы сохранить здоровье, поят ею коров, чтобы они давали больше молока.

Только раз в год, накануне Купалы, в самое опасное время – полночь – расцветает на мгновение «златоогненный» цветок папоротника. Человек, сумевший найти его, обретает самое большое сокровище на свете. Что это за сокровище? Купальская ночь хранит свою тайну. До нас дошли лишь сказания о людях, получивших способность видеть все спрятанные в земле клады, понимать язык зверей и деревьев.

Но достичь этого непросто. Ведь на пути отважившегося – в древних мифах таких людей называли героями – встают подчас непреодолимые препятствия. Сказки говорят о «нечистой силе» – колдунах и ведьмах… Но тот, кто найдет в себе силы, преодолеет непреодолимое, совершит невозможное, тот найдет цветок папоротника…

Каждое мгновение этого таинственного времени несет в себе, казалось бы, несоединимое – доброе и злое, страшное и радостное, живое и мертвое, разрушительное и созидающее. Для человека купальские дни – время возможностей, выбора, испытаний. Как стать мудрее? Как найти настоящие сокровища, дарующие счастье, любовь, жизненные силы, не прельститься зыбкими чарами водяных дев и подземных кладов? Ключ к этим загадкам лежит в глубинах древних купальских таинств и обрядов, священный смысл которых мы пытаемся осознать.

 

Убить дракона

Легенды о Георгии

Дмитрий Зубов

 

Московский герб: герой пронзает гада.

Дракон в крови. Герой в луче. – Так надо.

М. Цветаева

 

 

 

 

Юноша на белом коне

 

Эта история началась очень давно – почти 17 веков назад. Тогда, в 303 году от Рождества Христова, знатный каппадокийский юноша по имени Георгий, занимавший высокий пост в римской армии, был подвергнут пыткам и казнен за проповедь христианского учения…

А может, все началось гораздо раньше, в тот самый день, когда на берегу озера увидел Георгий плачущую принцессу? Покорная судьбе, она с ужасом ожидала, когда из бурлящих вод вылезет отвратительный дракон и унесет ее, как происходило это раньше с ее подругами. Благодарные жители долго потом рассказывали своим детям о том, как явился на белом коне отважный воин в золоченых доспехах, сошелся в смертельной схватке с драконом и, повергнув чудовище, освободил их страну от страшного бедствия.

А может, все началось еще раньше?.. Или эта история вовсе не имеет возраста, как не имеют его вечные понятия добра, справедливости, мужества? Первые жизнеописания Георгия отвергают факт мученической кончины и причисляют его к святым, чьи деяния известны больше Богу, нежели человеку. Для Георгия смерть – лишь точка перехода в иную реальность, в мир, где его ждет бессмертие, где подвиг становится достоянием вечности. Там его ожидают и другие герои – победители драконов.

Мотив победы над змеем или драконом известен с незапамятных времен. Древнеегипетский бог Ра каждую ночь сражается с огромным змеем Апопом, олицетворяющим всех врагов Солнца. Аполлон в Греции восславлен как освободитель Дельфов от власти чудовищного змея Пифона. В скандинавской традиции популярен миф о битве отважного героя Сигурда с драконом Фафниром. Все эти сюжеты объединяет извечная тема победы добра над злом, справедливости над коварством, жизни над смертью.

И все же у Георгия Победоносца особая судьба. Он явился в самом начале новой эры, когда человечество особенно остро нуждалось в Герое, способном вдохновить целые народы. Миру необходим был символ, который на протяжении столетий мог бы давать импульс зародившейся цивилизации. Легенды о славном воине, обрастая все новыми подробностями, дошли до наших дней в виде бесчисленных литературных произведений, живописных полотен и икон, его деяния стали излюбленным сюжетом народных песен, сказов, былин. Образ святого великомученика Георгия не оставил равнодушным ни одно поколение людей, из века в век заставляя заново осмысливать его значение.

Понимание символа тесно связано с характером, жизненным опытом, внутренним миром человека. Он рождается и живет не в легендах, рассказах или притчах, а в душах людей. Если мы хотим, чтобы нам приоткрылось значение символа, мало только видеть, знать и ощущать. Важно по‑настоящему прожить его, сделать так, чтобы он стал частью судьбы, нашим вторым «я». Георгий покровительствует тем, кто готов сражаться вместе с ним.

 

Небесный покровитель

 

Благородный юноша на белом коне быстро покорил сердца народов Запада и Востока, стал воплощением идеала для воинов и правителей. Рыцари‑крестоносцы видели его в своих рядах при штурме Иерусалима. Ричард Львиное Сердце верил в особое расположение к себе Георгия и вручил ему судьбу своего государства.

Русские князья, следуя примеру византийских императоров, избрали святого Георгия своим небесным покровителем. Начиная с X века во всех уголках Руси возводятся храмы, посвященные Георгию, основываются города и монастыри. Имя Георгий становится популярным. Вместе с именем перенимаются и нравственные качества. Для князей принятие покровительства Георгия Победоносца было равносильно принятию на себя его функций. Это побуждало не только вести борьбу с внешними врагами, но и быть для своего народа защитником правды, гарантом справедливости. Постепенно образ святого Георгия на Руси стал отождествляться с образом великого князя, царя. Всадник с копьем или мечом («ездец») на русских монетах и печатях вплоть до XVIII века воспринимался всеми как изображение Государя. И только в 1710 году Петр I поставил все на свои места.

В своей записке о российском гербе Петр указывает: «Сие имеет начало свое, когда Владимир монарх российский свою империю разделил 12 сынам своим, из которых Владимирские князи возымели сей герб св. Егория, но потом царь Иван Васильевич… орла за герб империи российской принял, а княжеский герб в груди оного поставил». С этого времени образ Георгия Победоносца официально утверждается в качестве герба Москвы.

 

Рассказывает геральдика

 

Жизнь отдельных людей и целых государств немыслима без стремления к идеалу. Чем выше идеал, тем труднее его достичь. Он не всегда может быть осуществим, но призван служить людям путеводной звездой. Среди форм, наиболее полно отражающих идеалы государства, выделяется его геральдический символ – герб. Какие же идеалы отражает герб Москвы?

Геральдика – дисциплина точная. В гербах не бывает случайных деталей. Здесь все: форма щита, изображение, цвет – исполнено глубокого внутреннего смысла. Красный цвет фона говорит о любви, мужестве, великодушии; синий плащ воина обозначает честность, верность, целомудрие; белый цвет коня дает представление о чистоте, благородстве, правдивости. Фигура всадника символизирует умение подчинять себя высшей Воле, говорит о стремлении направлять все свои усилия и помыслы к достижению поставленной цели. «Конь этот – явление не стихийной, а сознательной, зрячей силы», – отмечает Евгений Трубецкой в своем описании святого Георгия. Красота и величие идеала государства заставляют его жителей по‑другому смотреть на свое место в жизни, побуждает искать в себе все новые и новые силы, чтобы встать вровень с ним. В образе Георгия Победоносца на протяжении всей истории русской культуры звучала идея духовной мощи, бескорыстного служения, нравственного подвига. Дни почитания святого стали общенародными праздниками.

День его мученической кончины – 23 апреля («весенний Егорий») – всегда осознавался как праздник окончательной победы весны, торжество сил возрождения. В этот день крестьяне начинали полевые работы, впервые после долгой зимы выгоняли на пастбища скотину.

Празднование Чуда Георгия о змие приурочивалось к другому дню – 26 ноября («осенний Егорий»). По преданию, в этот день в 1051 году киевский князь Ярослав Мудрый, принявший при крещении имя Георгий, освятил первый на Руси Георгиевский собор.

 

«За Службу и Храбрость»

 

26 ноября отмечено в истории России еще одним важным событием. В 1769 году императрица Екатерина II учредила орден святого Великомученика и Победоносца Георгия. Подобные ордены образовывались почти во всех странах Европы: в Италии, Англии, Германии… Все они имели разные статусы, но было и одно обстоятельство, объединявшее их. Каждый вступавший в орден брал на себя обязательство «в подражание доблести великомученика» честь, оказанную ему, заслужить своими подвигами.

Это было объединение тех, кто перестал искать в Георгии защитника, а сам сделал шаг в ряды его небесного воинства. В орденских правилах записано: «Ни высокий род, ни прежние заслуги, ни полученные в сражениях раны не приемлются в уважение при удостоении к ордену св. Георгия за воинские подвиги; удостаивается же оного единственно тот, кто не только обязанность свою исполнил во всем по присяге, чести и долгу, но сверху ознаменовал себя на пользу и славу Российского оружия особым отличием». Об особой почетности ордена Георгия говорит тот факт, что за всю его историю высшей степенью награждено всего 25 человек, а кавалерами всех четырех степеней имели честь называть себя только четверо. Среди них такие прославленные полководцы, как М. И. Кутузов и М. Б. Барклай де Толли.

Идут годы… Россия стоит на пороге нового тысячелетия. Вновь на ее гербе, как и в прежние времена, ведет свое сражение Георгий Победоносец. Во все времена в России находились люди, достойные встать под его знамена. Жаль, если сегодня этот прекрасный символ так и останется только изображением на государственных документах и рекламных плакатах.

 

 

Двуглавый орел

Сергей Кутейников

 

 

 

Герб современной России, двуглавый орел, отличается от своего предшественника, имперского двуглавого орла, разве что цветом: имперский был черным, современный – золотой.

Под двуглавым орлом Россия стремительно взлетела, но столь же стремительным было и ее падение. Сейчас, когда двуглавый орел вновь вернулся в качестве государственного символа, наша страна переживает очередной подъем. Но вопрос о связи ее исторической судьбы с ее государственной символикой (явно недостаточно проработанной) продолжает нас волновать.

Хорошо известны обстоятельства выбора двуглавого орла в качестве герба России. Еще в XVIII веке первый русский историк В. Н. Татищев, ссылаясь на «старую Гисторию Соловетского манастыря», писал: «Иоан Великий, по наследию своей княгини Софии, принцессы греческой, принял за государственный герб орел пластаной с опушенными крыльями и двумя коронами над головами, который и сын его употреблял». В подтверждение версии Татищева обнаружилась печать, привешенная к жалованной меновой и отводной грамоте великого московского князя Ивана III Васильевича князьям волоцким Федору и Ивану. На лицевой стороне печати был изображен всадник, пронзающий шею дракона, а на обрат ной стороне двуглавый орел. Грамота и соответственно печать датировались 1497 годом. Версию Татищева поддержал Н. М. Карамзин, в «Истории государства Российского» написав: «Великий князь начал употреблять сей герб с 1497 года».

Россия, «Третий Рим», мыслила себя преемницей традиций, культуры и устремлений Византии, «Второго Рима», и византийское происхождение герба рассматривалось в этом же контексте. Идея исторической эстафеты, воспринятая русским обществом, проросла в нем настоль ко глубоко, что и по сей день даже на официальных мероприятиях (например, на праздновании 500‑летия герба в 1997 году) отмечается, что Софья Палеолог привезла герб с прочим наследством.

Однако историки давно опровергли эту версию. Двуглавый орел не был символом Византии, как не был он символом императорской семьи Палеологов. На вещах в обозе принцессы Софьи он был всего лишь декоративным, символическим элементом, не более того.

Современные историки, например Н. А. Соболева, отстаивают другую, более правдоподобную версию появления двуглавого орла на гербе России: Иван III принял этот символ, чтобы показать свою равновеликость с европейскими монархами, в частности с Габсбургами, правившими Священной Римской империей, гербом которой еще с XV века был двуглавый орел.

Известно, что европейцы узнали этот символ во время крестовых походов. С тех пор двуглавый орел стал часто использоваться в европейской геральдике. В Византии и балканских странах он чаще имел декоративный характер. Двуглавых орлов изображали на тканях, ритуальных сосудах, стенах культовых сооружений.

Так что же означает этот символ?

В середине XIX столетия А. Б. Лакиер, автор книги «Русская геральдика», объяснял так: «Око государя было обращено на Восток и на Запад, а распоряжения обеим сторонам исходили из одного источника». Нетрудно заметить, что подобные представления навязаны ориентацией географической карты, у которой вверху листа всегда север. Если бы вверху был, например, восток, то головы орла, изображенного на карте, соответственно смотрели бы на север и юг. Однако что есть, то есть. Пространственные представления наложились на идею державности, вот почему объяснение Лакиера до сих пор популярно. Это пример приспособления знака к существующей идеологии. Но вероятно – мы не можем исключить такую возможность – в символ изначально закладываются все возможные варианты смысла.

Самое первое изображение двуглавого орла относится ко II тысячелетию до н. э. Оно высечено на скале, найденной в Передней Азии (Турция), и относится к памятникам исчезнувшей хеттской цивилизации. Двуглавый орел с распростертыми крыльями держит в лапах по зайцу. Современная интерпретация такова: царь бдит, взирая по сторонам, побеждает своих врагов, коих изображают зайцы, животн<