Августа 1492 Anno Domini. Сарагоса. Спальня королевы

 

Однако на лице самой Isabel la Catolica [196]  выражение сейчас совсем не такое, как у святой Анхелес, а совсем‑совсем другое – яростной, отчаянной мольбы. Резко проступившие скулы, темные полукружия под глазами, новые морщины на лбу … Полчаса до рассвета. Уже слышны птицы. Прозрачная белая рассветная луна, только что начавшая убывать, застряла в узорной решетке окна, словно безнадежно запутавшаяся в неводе sepia [197]. Изабелла вот уже час стоит перед огромным распятием в своей спальне в Сарагосе.

Чтобы собрать на экспедицию Колумба недостающие два миллиона мараведи, королеве пришлось даже заложить свое колье из рубинов и жемчуга, свадебный подарок мужа, короля Фердинанда (до самой встречи с Колумбом сорокалетняя королева любила своего неверного супруга с болезненной страстью восемнадцатилетней принцессы Астурийской [198]).

Новые земли, богатые золотом, спасительный, неизвестный доселе путь на Восток обещал генуэзец и – самое главное! – многочисленные, обращенные в истинную веру души всех языческих народов, которые встретит он в этой земле. Королева провела много одиноких ночей, переворачивая тревожно и ломко хрустящие пергаментные страницы «Письма к папе и ко всем христианам» кардинала Исидора, дневников венецианца Николо Барбаро и записок генуэзца Леонарда Хиосского, и Ломеллино, и преподобного Убертино Пускула – очевидцев страшной трагедии падения христианской столицы греков, просуществовавшей полтора тысячелетия… Именно кардинал Исидор, так спокойно и обреченно написавший о вещах немыслимых и душераздирающих, заставил ее понять, каким он будет – настоящий Конец света. Ее исповедник, иеронимит Талавера [199]  однажды сказал, что великий Раскол западной и восточной церквей и греческая ересь [200]  устроены были Врагом рода человеческого, что падение Константинополя стало знаком приближающегося Конца света, который, возможно, придется на последнее десятилетие века, и что в 29 день мая 1453 года Господь показал всем христианам их будущее, если и далее будут они упорствовать в ересях и разобщенности. С тех пор королева много думала о его словах и читала о падении столицы греков. Королева знает теперь: Конец света начнется совсем не так, как его принято представлять. Разверзшиеся хляби небесные, вышедшие из берегов воды, сотрясения земли и жуткие Всадники Апокалипсиса, скачущие к земле по облакам, – все это будет после, а сначала все будет так, как это случилось в столице греков. Ее преследовали картины того майского дня 1453 года (через год после ее рождения!), описанные очевидцами: безъязыкие колокола в пыли… плавящиеся в литейных чанах кресты… великолепная некогда христианская столица, оглашаемая магометанскими призывами к молитве… замазанные известкой светлые лики Спасителя и Пресвятой девы в церквях и соборах… А особенно потрясло ее описание того, как на мостовую, обильно политую кровью, упал и разлетелся на куски крест, сброшенный магометанами с купола древнего храма Святой Софии.

Плечи королевы невольно передергиваются, словно от внезапного озноба. Королева уверена: прав, прав приор Торквемада [201], иудеи и испанские магометане‑мавры – страшная внутренняя опасность, от которой ей необходимо было избавить страну: все они только и ждали, чтобы вернуть прошлое свое господство [202], насадить везде опять свои, чуждые, варварские привычки, законы и обычаи, от которых они упорно не хотели отступать и даже, крестившись, продолжали тайно исповедоватъ преступные заблуждения в своих тайных подземных синагогах и мечетях.

«Иудеи и мавры плодились гораздо быстрее христиан, они поколениями учились хорошо скрывать свою ненависть за трудолюбием, верноподданностью, миролюбивыми улыбками, а сами… сами лицемерно и упорно ждали поражения Испании в Реконкисте. И тогда – из Африки, с Востока, отовсюду – примчались бы несметные полчища их собратьев по вере, чтобы добить христианскую Кастилью… всадники Апокалипсиса…»

Она, Изабелла, посвятила свою жизнь и всю свою власть, данную ей Господом, чтобы предотвратить этот Конец Времен: под ударами ее войск пала последняя магометанская провинция Испании – Гранада. Мавры, наконец, побеждены и отброшены назад, в Африку [203], откуда они начали свое завоевание Иберии 700 лет назад.

И вот сегодня, 3 авуста, истек последний срок, данный иудеям для того, чтобы покинуть «все провинции Кастильи и Арагона». А теперь, когда улегся восторг победы, стало ясно: казна – пуста, армия – обессилена годами Реконкисты. Королева проехала недавно по Гранаде: по некогда шумным улицам мавританских деревень носятся стаи одичавших собак, в домах шныряют ящерицы и гнездятся летучие мыши. Пересохли и разрушены оросительные каналы, вместо виноградников и полей – рыжая выжженная земля. В городах – зияют черными слепыми глазницами окон опустевшие, разграбленные «худерии» [204] … Кастильцы не спешат их заселять.

Почему богоугодное дело оборачивается для Кастильи несчастьем? Изабелла знает, что конфискованные ценности изгнанных из Испании евреев позволят продержаться еще какое‑то время. А потом – португальский король Жоан, ненавидящий ее (впрочем, вполне взаимно), не преминет воспользоваться ситуацией и заграбастать независимость бедной «соседки» по полуострову. «У нищих не бывает независимости… Нищая…» – шепчет сама себе королева.

Магометане – новые хозяева Средиземноморья, они уже вытеснили в океан португальцев. А они, эти единоверцы – «Заклятые братья по вере!» – горько усмехается королева – держат в страшной тайне от Кастильи и секрет строительства своих каравелл, и секрет того, что они называют volta do mar – «повороты моря» – секреты океанских течений и ветров. Еще один христианский сосед – французский король – одержим отторжением арагонских территорий, как собака, вцепившаяся в ляжку оленя. Итальянцы – очень богаты, раздроблены на торговые княжества, погрязшие в войнах друг с другом, и беспринципно вступают в преступные сговоры с магометанами за обещание поддержки и торговых привилегий. Испания, высоко несущая свой крест борьбы за веру, совершенно одинока! И у ее королевы нет выхода. Над идеей «навигатора Колона» доплыть до Индии, плывя на запад, над его методом расчета расстояний смеется вся ее королевская ученая комиссия. Наверное, они правы. Но Изабелле понятна его одержимость: и в этом они походят друг на друга, к тому же – она уверена – здравый смысл и логика не способны творить чудеса, а спасти Кастилью сейчас может только чудо. «Только чудо! Что, если на западе действительно лежат огромные, богатые, густонаселенные острова, о которых все последние семь лет неутомимо твердит этот одержимый навигатор, год от года становящийся все более седым, нетерпеливым и дерзким? Может быть, не зря дано ему имя Christophorus – „Несущий Христа “, в честь святого Христофора, перенесшего однажды Спасителя через воду. Ведь его историю поведал тоже генуэзец [205]. Колон – тоже и высок, и широкоплеч. Может быть, он и вправду рожден „перенести Христа “ через Океан? Что, если они, эти жители неведомых пока островов за Океаном, обращенные Христофором в истинную веру, станут новой, сильной опорой христианства против всех его врагов?» Королева осеняет себя крестом, на мгновение закрывает глаза и так страстно прижимает к побелевшим губам ноготь большого пальца, словно в этом поцелуе и заключено спасение… Плохи дела у кастильской королевы.