Об украинском патриотизме — мнимом и истинном

 

Дивное государство представляет собой ныне Украина. Чем-то напоминает оно сказочное Королевство кривых зеркал. В освещении местными СМИ происходящих в стране событий четко прослеживается одна тенденция. Участников массовых беспорядков, прокатившихся зимой в западных и центральных регионах Украины, рассматривают как героев. Им прощено все: разбои и грабежи, захват административных зданий, погромы в самом центре украинской столицы, избиения и даже убийства мирных граждан. Потому, дескать, что, устраивая бесчинства, эти грабители, хулиганы, убийцы якобы боролись таким образом «за свободу и демократию», проявляли «гражданское мужество» и «патриотизм».

И наоборот: нынешние народные выступления в южных и восточных регионах Украины характеризуются как «антипатриотичные», «предательские», «сепаратистские», будто бы совершаемые по указке и на деньги «вражеской» России. В связи с этим вопрос об украинском патриотизме встает в полный рост. Являются ли патриотами Украины те, кого именуют сегодня таковыми? Можно ли (как это делают сейчас многие) ставить знак равенства между украинским патриотизмом и русофобией? Отвечает ли интересам страны захват власти необандеровцами, против господства которых, собственно, и поднялись Донецк, Луганск, Харьков, другие юго-восточные города?

Кто-то из великих заметил, что для того, чтобы разобраться в настоящем, необходимо понять прошлое. В самом деле, прошлое часто дает нам подсказку. Надо только не лениться изучать его. А как раз с этим у нынешних так называемых «патриотов Украины» большие проблемы. Все их «патриотические» убеждения базируются на выдуманной истории. Им, например, неизвестно, что никакой «Руси-Украины», о которой так любят судачить украинские «национально сознательные» псевдоисторики, в действительности никогда не существовало. А была единая Русь, простиравшаяся в древности до муромских лесов на северо-востоке (где восточные славяне соседствовали с угро-финскими племенами) до Закарпатья на юго-западе (где восточные славяне тоже соседствовали с угро-финскими племенами).

Центром той единой Руси первоначально был Киев, затем — Владимир-на-Клязьме, еще позднее — Москва. И населяла тогдашнее Русское государство единая русская народность, развившаяся позднее в русскую нацию. Единую нацию! Точно так же, как сформировавшаяся, например, в древнем Польском государстве польская народность, несмотря на все расколы, разделы и раздробленности, развилась в единую польскую нацию. А сформировавшаяся в древнем Германском государстве немецкая народность превратилась со временем в единую немецкую нацию, вновь-таки невзирая на всевозможные долговременные (до второй половины ХIХ века) разделения. Так было и во Франции, и в Италии, и в Англии. И так далее.

Единая народность не означает народность одинаковую во всех своих представителях. Расселявшиеся на обширной территории племена, как правило, пребывали в различных природных условиях, контактировали с разными соседями, подвергались неодинаковым культурным (языковым — в том числе) влияниям, а часто и попадали под власть разных иностранных правителей. Но при всем при том и в Великой, и в Малой Польше поляки оставались поляками. Немцы все равно были немцами и в Верхней, и в Нижней Германии. Французы являлись французами, как в Северной, так и в Южной Франции, а итальянцы итальянцами как на севере, так и на юге Италии. Вот и русские сохранили свою национальную принадлежность и в Северо-Восточной Руси (названной позже Великороссией или Великой Русью), и в Руси Юго-Западной (будущих Малороссии и Белоруссии).

Современные украинские авторы, пытаясь отказать великорусам в праве на древнерусское наследие, часто заявляют, что Киевская Русь процветала, когда на месте Москвы еще медведи бегали. Ну и что же из того? Процветала и средневековая Германия, когда на месте Берлина бегали, наверное, такие же медведи. Да и весь тот край, где возникла потом будущая столица Германской империи, был раньше заселен не германскими, а славянскими племенами. Германцы пришли туда в более поздний период. Но только лица с ярко выраженной интеллектуальной недостаточностью могут утверждать, что берлинцы — это не немцы, а германизированные славяне.

И на месте будущей Варшавы бегали медведи, когда Польское государство переживало период расцвета. И Стокгольм возник позже, чем государство Швеция. И Будапешт не сразу стал столицей Венгрии. Неужели варшавяне не поляки, стокгольмцы — не шведы, будапештцы — не венгры? О том, что в Москве и Киеве, Львове и Твери, Чернигове и Пскове (и в Новгороде, и в Минске, и в Полоцке) жил один и тот же русский народ, свидетельствовали старинные летописи. Об этом знали и помнили книжные люди не только в Северо-Восточной Руси, но и в Юго-Западной (уже и в то время, когда эти две части Руси оказались отделены друг от друга государственными границами). О том же писали многочисленные зарубежные ученые в Средние века.

Вплоть до революции 1917 года великорусы, малорусы и белорусы сознавали себя единой нацией. Идеологию розни им навязали в ХХ веке, в ходе принудительно проведенной украинизации Малороссии (в Белоруссии тогда же проводилась белорусизация). Торжество сей идеологии сегодня — следствие тоталитарного прошлого. Преодоление ее — вопрос времени. Ибо переименованные в украинцев малорусы по плоти и крови остаются такими же русскими, как и сохранившие национальное имя великорусы (о белорусах можно сказать то же самое).

Характерный факт — провозглашенный ныне «духовным отцом украинской нации» Тарас Шевченко ни разу, ни в одном из своих произведений (включая частную переписку и «Дневник») не употребил слово «украинцы». О существовании таковых он не ведал.

Другой характерный факт — когда летом 1917 года Временное правительство предложило украинской Центральной раде включить в состав новообразуемой автономной Украины все населенные малорусами местности, где жители за это проголосуют, радовские политики перепугались. Они предпочли составить Украину из пяти губерний — Киевской, Волынской, Подольской, Полтавской и Черниговской (то есть без всего нынешнего Юго-Востока), лишь бы обойтись без голосований и опросов. Причем в Центральной раде прекрасно понимали, что даже в этих пяти губерниях большинство выскажется против какого-либо отмежевания от остальной России. Потому «национально сознательные» украинские деятели так и не решились преобразовать свою организацию в парламент, проведя всеобщие выборы (на сей счет есть признание председателя Рады Михаила Грушевского, содержащееся в его мемуарах).

Стоит помнить и о том, что, несмотря на долговременную украинизацию, русский язык по-прежнему является родным для большинства украинцев. И это вполне естественно. Русский литературный язык вырабатывался совместными усилиями великорусов и малорусов начиная со второй половины ХVII века (ранее в качестве литературного языка на Руси использовался церковно-славянский, тоже общий для всех частей Руси). Образованной частью малорусского общества он воспринимался как свой. Разумеется, люди малограмотные и неграмотные общались не на нем, а на местных просторечиях, которые, однако, обоснованно считали разновидностями того же русского языка. По мере распространения просвещения все большее количество малорусов переходило к литературным формам речи. Таков был нормальный результат нормального культурного развития.

Созданная на русском языке литература была (и остается) для малорусов (украинцев) родной. «Нашей литературой» называл ее даже Тарас Шевченко. И стремился занять в этой литературе почетное место, для чего писал по-русски поэзию и прозу.

Что касается языка украинского, то его создали искусственно, путем выдумывания новых слов и привлечения иноязычной лексики. Сей язык, который нельзя путать с малорусским наречием, украинизаторы навязали малорусам, но родным для большинства коренных жителей он так и не стал. Современный «суржик», распространенный преимущественно в селах Украины, — это всего лишь пестрая смесь из русского и искусственного украинского языков. Называть его носителей украиноязычными — неправомерно.

Весьма примечательно и восприятие в прошлом малорусами атрибутов российской государственности. Государственный герб они принимали как свой («Орле наш двоглавый», — писал в одном из стихотворений известный малорусский историк Николай Костомаров). На культурных мероприятиях пели русский национальный гимн «Боже, Царя храни!». Потому естественно, что русский национальный в то время означало малорусский не в меньшей степени, чем великорусский. Как свой принимали в Малороссии и трехцветный (бело-сине-красный) флаг. В отличие от желто-голубого знамени провинции Нижняя Австрия, подаренного австрийской императрицей галицким русинам в 1848 году (Галиция входила тогда в состав Австрийской империи) и выдаваемого ныне за национальный украинский стяг.

До 1991 года (тем более — до 1917-го) не пользовалась популярностью среди украинцев песня «Щэ нэ вмэрла Украина», написанная на пьяную голову Платоном Чубинским в подражание польской и сербской песням и вряд ли предназначавшаяся самим автором в национальные гимны. Ну а касательно герба-трезубца, то еще в начале ХХ века украинские деятели сами не могли разобрать, что означает обнаруженный на старинной монете узор: трезубец ли, часть пернача, букву, изображение птицы, еще что-то? Трезубцем это назвали без доказательств, произвольно (просто надо было остановиться на каком-то варианте), и о признании его малорусами национальным символом не могло быть и речи.

И конечно же не могло быть и речи о признании национальными героями одиозных персонажей малорусского (позднее — украинского) прошлого. Ивана Мазепу в народных думах называли проклятым, псом и т. п. Симона Петлюру презирали даже его соратники. О преступлениях бандеровцев (именно бандеровцев, а не «переодетых энкавэдистов», как уверяют современные украинские СМИ) свидетельствовали сами простые украинцы. И свидетельства эти приведены главным образом не в компартийных пропагандистских брошюрках, а в изданных за пределами СССР украинской диаспорой мемуарах очевидцев. Герои в Малороссии, конечно, были, но ничего общего с кумирами украинства они не имели.

На протяжении веков малорусы явили миру немало выдающихся личностей. Церковные иерархи — Иов Борецкий, Исайя Копинский, Исаакий Борискевич, Стефан Яворский, Дмитрий Туптало. Казацкие вожди — Богдан Хмельницкий, Мартын Пушкарь, Яким Сомко, Семен Палий, Василий Кочубей. Государственные и общественные деятели — Александр Безбородко, Дмитрий Трощинский, Петр Завадовский, Адольф Добрянский, Иоанн Наумович. Полководцы и военачальники — Иван Гудович, Иван Паскевич, Петр Котляревский, Роман Кондратенко, Павел Мищенко. Писатели — Николай Гоголь, Нестор Кукольник, Всеволод Крестовский, Алексей Стороженко, Анна Ахматова (Горенко). Ученые — Михаил Максимович, Яков Головацкий, Памфил Юркевич, Иван Сикорский, Степан Тимошенко. И многие-многие другие. Все они являлись сторонниками русского (великорусско-малорусско-белорусского) единства, все сознавали себя русскими. Они ошибались? Они знали историю хуже современных «национально сознательных» невежд?

Вопросы, безусловно, риторические. История ясно свидетельствует: великорусы, малорусы (украинцы), белорусы вместе составляют единый национальный организм. Отсечение от этого организма какой-либо части гибельно для отсекаемого. Как гибельно для ветви дерева отсечение от ствола. Если затем отсеченную ветвь поставить в воду, какое-то время она будет оставаться живой, но постепенное умирание в данном случае неизбежно.

Можно попытаться спасти эту ветвь, вновь привив ее к дереву (это сложно, но реально, главное — не упустить время). А можно отстаивать ее «независимость», обрекая тем самым на смерть.

Отсюда и надо делать выводы. Основанный на выдуманной «истории», чужеродных символах, искусственном языке, ложных целях, необандеровский «патриотизм» не может быть истинным. Для Украины спасителен курс на единение с Россией, в поддержку которого выступают на юго-востоке страны. Соответственно поддерживающие этот курс жители Донецка, Луганска, Харькова, всего Юго-Востока — не сепаратисты, а настоящие патриоты своей Родины, желающие ей блага. К сожалению, не все это сегодня понимают в Королевстве кривых зеркал.

 

«Все живут, думают и говорят по-русски»

 

Удивительные кульбиты демонстрируют нынешние украинские власти. Говорят о своей приверженности идеалам свободы. И тут же с помощью направляемых в восточные области Украины отрядов карателей пытаются утопить эту свободу в крови. Рассуждают о единой стране и фактически стараются расколоть ее, натравливая один регион на другой. Обещают прислушаться к голосу Юго-Востока и мечтают о том, чтобы на том же Юго-Востоке «никто и не пикнул».

Не отстают от официального Киева и обслуживающие его украинские «независимые» СМИ. Встав в позицию «Чего изволите?», они всячески лгут и изворачиваются, стремясь угодить хозяевам. При этом вещающие в теле- и радиоэфире всевозможные «эксперты» особенно полюбили «аргументы» от истории. Стоило Владимиру Путину употребить давний термин «Новороссия», как киевская информобслуга бросилась оппонировать главе «враждебного» государства. Поднялся буквально вой о том, что Новороссия — название «шовинистическое», а на самом деле это, мол, «исконные украинские земли».

Больше всех отличилась некая сочинительница и исполнительница совершенно бездарных, но ах каких «патриотических» песен. Выступая в эфире Первого канала Национального радио, она решила блеснуть «познаниями», заявив, что украинское население Донбасса было преднамеренно уничтожено в ходе «голодомора» 1933 года. После этого, продолжала далее певичка, Россия завезла туда «свой криминалитет», поселив его в домах умерших украинцев. А теперь, дескать, потомки тех криминальных элементов и устроили в регионе «сепаратизм». В завершение сей пропагандистской тирады дамочка-«патриотка» продекламировала новый «шедевр» собственного сочинения «Забирайтесь москалі з української землі!» («Убирайтесь, москали, с украинской земли!»).

Наверное, не имеет смысла комментировать подобный бред. Известно, что даже украинские «голодомороведы» отмечали: как раз Донбасс «голодомор-геноцид» задел значительно меньше, чем некоторые другие регионы. И объясняли это наличием среди жителей уже тогда, на начало 1930-х годов, большого количества великорусов. Но вот напомнить о том, что же представляли собой земли, называвшиеся когда-то Новороссией, а теперь Юго-Восточной Украиной, все-таки стоит.

Территория эта простиралась от Днестра до владений донских казаков — Области войска Донского. Вплоть до ХVIII века ни русской, ни украинской (в современном понимании этого слова) она не была. Правда, во времена Киевской Руси на Черноморском побережье между устьями Днепра и Дуная существовало несколько опорных пунктов русичей. Позднее пытались там закрепиться литовские князья. Но те небольшие поселения были завоеваны и стерты с лица земли пришедшими с востока татарами. На долгое время громадное пространство причерноморских степей превратилось в Дикое поле, где кочевали татарские орды, регулярно совершавшие набеги на расколотую Русь.

Положение стало меняться лишь в конце ХVII века. С воссоединением Малой и Великой Руси Русское государство почувствовало себя достаточно сильным, чтобы начать борьбу за отвоевание Северного Причерноморья. Около ста лет понадобилось для достижения этой цели. Вслед за тем последовало хозяйственное освоение новых территорий. Здесь селились русские земледельцы, как великорусы, так и малорусы.

Поскольку территориально Малороссия была ближе, то и переселенцев оттуда было несколько больше. Но никакого значения это некоторое численное преобладание не имело. Ведь и малорусы, и великорусы являлись русскими. Даже запорожские казаки, выходцы преимущественно из малорусских областей, по признанию Дмитрия Яворницкого, видного украинского историка, автора трехтомной «Истории запорожских казаков» (впервые напечатанной в 1890-х годах и неоднократно переизданной уже в независимой Украине), считали себя «одним народом с великорусами». Тем более таковыми считали себя малорусские крестьяне. Противоречий на национальной почве между малорусами и великорусами не возникало, ибо, повторюсь, и те и другие сознавали себя и друг друга единой русской нацией.

Так продолжалось до 1917 года. Ну а потом пришла революция…

Организованная в Киеве весной 1917 года Центральная рада объявила о подготовке к созданию автономной Украины, в состав которой хотела включить не только Малороссию, но и Новороссию. После переговоров с Временным правительством было решено, что автономная Украина будет состоять из пяти малорусских губерний — Киевской, Волынской, Подольской, Полтавской и Черниговской (без четырех северных уездов, населенных в основном великорусами). Что же касается губерний новороссийских — Херсонской, Екатеринославской, Таврической, а также губернии Харьковской, то они должны были быть присоединены (целиком или частично) к Украине лишь в том случае, если за это выскажутся органы местного самоуправления, выборы в которые тогда проводились.

И вот что характерно: ни одна местность, ни один уезд или город присоединяться к Украине не захотели. Не захотели прежде всего потому, что под руководством Центральной рады это была уже не Малороссия, а некий антирусский проект. Так, например, новоизбранная Одесская городская дума (Одесса входила тогда в состав Херсонской губернии) категорически отвергла претензии Центральной рады на свой город и прилегающие районы. Видный украинский исследователь, представитель украинской диаспоры Богдан Кравченко в своей монографии, посвященной становлению «украинского национального самосознания», вынужден был признать, что реакция Одесской думы являлась «типичной для региона».

О том же, но уже как очевидец писал крупный деятель украинского движения Евгений Чикаленко. «Волынь, Подолия, Слободская Украина, Новороссия, Черниговщина отнеслись к автономии равнодушно, а кое-где даже враждебно, — сообщал он 21 июля 1917 года в письме к петербургскому приятелю (тоже видному деятелю движения) Петру Стебницкому. — А если Центральная рада не утихомирит беспорядок, то враждебность распространится и углубится». Тут стоит заметить, что действительно идею выделения из России (пусть даже на правах автономии) население не поддержало не только в Новороссии и на Харьковщине, но и в Малороссии. Однако мнения жителей этого региона ни Временное правительство, ни Центральная рада спросить не пожелали. Обитателям Новороссии повезло больше. Их спросили, и ответ был однозначен.

Тот же Чикаленко сокрушался, что в Херсонской губернии (где он проживал) крестьяне-малорусы не сознают себя украинцами и «из-за этого и протестуют против украинизации». Еще хуже для таких, как Чикаленко, обстояло дело в городах. «Одесса, Херсон, Николаев, Севастополь, Ростов и другие приморские порты, вероятно, очень долго останутся русскими», — жаловался он Стебницкому. И особо подчеркивал, что русскими города останутся именно потому, что малорусы вместе с великорусами «крепко будут отстаивать русификацию этих городов и не допустят их украинизации». Впрочем, несмотря на все это, Центральная рада все же попыталась подчинить Новороссию. Как известно, дальнейшее развитие революции привело к гибели тогдашнего Российского государства. Воспользовавшись ситуацией, центральнорадовские политики объявили о присоединении к Украине новороссийских губерний и Харьковщины. Но поставить под контроль новые территории так и не смогли.

А вскоре Центральная рада, потерпев поражение в войне с большевиками, бежала из Киева. За помощью она обратилась к Германии и Австро-Венгрии. Обращение не осталось без ответа. В феврале — апреле 1918 года германские и австро-венгерские войска оккупировали Украину. В зону ответственности последних вошла большая часть Новороссии. И вновь-таки примечательный факт — уже в мае 1918 года представитель австрийской армии при правительстве Украины генерал-майор Вальдштетен докладывал в Вену: «Нет никакой украинской национальной мысли, по крайней мере в Южной Украине. Все живут, думают и говорят по-русски. По-украински никто не понимает».

Вышеприведенные слова можно подкрепить еще одним свидетельством. Летом 1918 года русский писатель Сергей Елпатьевский объездил значительную часть Украины. Демократ по убеждениям, он прежде всего уделял внимание настроениям народных масс. И обнаружил, что народ в стране скорее русский, чем украинский. Это было особенно заметно в южных губерниях, что и привело Елпатьевского к мысли о «совершенной невместимости Новороссии и Крыма в понятие Украины».

Таких свидетельств можно привести много. Сколько бы ни пытались украинские власти (Центральная рада, гетман Скоропадский, Симон Петлюра) украинизировать Малороссию и Новороссию, ничего у них не получалось. Но то, что не удавалось украинским деятелям, совершили большевики. Руководствуясь не интересами народа, а мечтой о мировой революции, они заключили с украинским движением временный союз, условием которого была украинизация. Первые попытки в данном направлении были предприняты советскими властями в 1919 году. С 1923 года политика украинизации стала последовательной и планомерной. Принудительно переводились на украинский язык работа органов власти, система судопроизводства, система образования, пресса, театры, кино. А главное — насаждалось «украинское национальное сознание». Малорусов переименовали в украинцев и внушали им, что они не русские и являются отдельной нацией от великорусов.

Действовали методом кнута и пряника. Тому, кто соглашался признать себя украинцем, было легче найти хорошую работу, поступить в вуз, сделать служебную карьеру. Однако людей объявляли украинцами и без их согласия. Властям хотелось показать, что украинизируемые территории действительно населены украинской нацией и, следовательно, политика украинизации отвечает чаяниям большинства жителей. Для вчерашней Новороссии (с началом украинизации это наименование перестали употреблять) это было актуально еще и потому, что, включив ее в состав новообразованной Украинской ССР, властям требовалось обосновать принятое решение. В этом отношении интересно сопоставить результаты двух переписей населения — Всесоюзной городской и Первой всесоюзной переписи. Первая из них проводилась еще до начала тотальной украинизации — в марте 1923 года. Вторая — в декабре 1926 года, когда украинизация была в самом разгаре. Сопоставление населения именно городов позволяет лучше отследить украинизаторские тенденции. В сущности, только такое сопоставление и дает основания делать какие-либо выводы. Административно-территориальное устройство в те годы подвергалось постоянным изменениям (менялись границы губерний, округов, республик). Одна и та же губерния, например, в 1920 году (когда также производилась Всеобщая перепись населения) по размеру территории была часто совсем не такой, как в 1926-м. Города, конечно, тоже разрастались, меняли свои размеры. Но рабочие поселки, включаемые в городскую черту (за счет чего и происходило ее расширение), как правило, имели примерно тот же национальный состав, что и города. Итак, перепись 1923 года насчитала в городе Сталин (нынешний Донецк) всего 2,2 тысячи украинцев (6,9 % от всего населения). В Одессе — 21 тысячу (6,6 %). В Екатеринославе (ныне Днепропетровск) — 20,6 тысячи (16 %). В маленьком Бердянске украинцев насчитывалось всего 652 человека (3 % населения). Больше их было в Бахмуте (Артемовске) — 6,3 тысячи (21,5 %). В Херсоне — 5,5 тысячи (13,4 %). В Николаеве — 14,2 тысячи (17,5 %). В Запорожье — 12,2 тысячи человек (27,9 %). В Мариуполе 8,5 тысячи (21,2 %). В Луганске 9,5 тысячи (21,4 %). В Зиновьевске (Кировограде) — 10,5 тысячи (20,9 %).

А спустя три года количество украинцев (точнее — записанных таковыми) резко увеличилось. В Одессе, например, почти в 3,5 раза. В Днепропетровске — более чем в 4 раза. В Сталине — почти в 12,5 раза! Не надо думать, что увеличение произошло за счет переезда в города жителей украинских сел. Сама по себе численность населения в городах росла гораздо более скромными темпами. Скажем, в Одессе — в 1,3 раза. В Днепропетровске — в 1,8 раза. В Сталине — в 3 раза. Рост численности украинцев объяснялся одним — переписчики записывали туда людей, не спрашивая их желания (на сей счет была издана специальная инструкция). В Бердянске общее количество населения за три года увеличилось на 20 %, а количество «украинцев» возросло в 9 раз. В Запорожье рост численности всего населения составил 26,5 %. Число же украинцев там выросло в 2,1 раза. И так повсеместно.

Соответственно «уменьшалась» численность русского населения. В результате, если, например, Луганск в 1923 году можно было называть русским городом (русские составляли там 63,4 % населения), то в 1926 году, согласно официальным данным, удельный вес русских по национальности жителей уменьшился до 43,7 %. В Артемовске в 1923 году русских было 50,8 % населения, в 1926 году — всего 23,5 %. Зато количество «украинцев» там возросло с 21,5 % до 54,9 %. Удельный вес русских в Мариуполе за то же время уменьшился с 52,8 % до 35,2 %. Преимущественно русское Запорожье (40,5 % населения в 1923 году) стало через три года преимущественно нерусским (всего 26 % русских среди его жителей). И так далее. Одним росчерком пера русские населенные пункты делали украинскими.

Разумеется, одной отметкой в переписном листе дело не ограничивалось. В соответствии с принятым политическим курсом дети из семей, записанных в украинские, и в школах обязаны были обучаться на украинском языке. И газеты новообъявленные «украинцы» должны были читать на нем же. Украинизацией старались охватить все сферы жизни.

И все-таки люди оставались русскими. С измененными паспортными данными, а часто и с измененным с помощью пропаганды сознанием, они инстинктивно тянулись к русскому языку, к русской культуре. Новороссия оказалась более устойчивой против украинизаторских влияний, чем Малороссия. Русское чувство в людях лишь дремало. И сегодня пробуждается в ходе Русской весны. Пробуждения уже не остановить. И это, пожалуй, главное в происходящих событиях.