О походе короля Оттона в тюрингию

 

В следующем году Оттокар Чешский, прогнав свою законную супругу, взял в жёны другую - из Венгрии[2379]. Оскорблённый этим брат отвергнутой жены Дитрих[2380], маркграф Мейсена, вместе с герцогом Бернгардом, - оба были сторонниками короля Филиппа, - добились у последнего согласия на то, чтобы Чешское королевство, или герцогство, было отобрано у прелюбодея Оттокара и передано малолетнему Теобальду[2381], сыну Теобальда, который тогда учился в Магдебурге. Что и было сделано. Возмущённый этим Чех, отпав от Филиппа, вступил в союз с Германом[2382], ландграфом Тюрингии. Сговорившись против Филиппа, они стали злоумышлять против него. Итак, Герман, который был сыном сестры императора Фридриха, забыв о родстве и клятве верности, перешёл на сторону короля Оттона, так что получил от него в лен Нордхаузен и Мюльхаузен[2383] и вместе с ним и примкнувшим к нему Чехом вывел войско против Филиппа, - при этом была жестоко опустошена его собственная страна. Ибо Филипп с большим войском, - ему оказал помощь Леопольд Майнцский, - и другими вспомогательными силами вступил в Тюрингию и, остановившись возле Эрфурта, опустошил всю окрестную область[2384]. Не менее сильно опустошили эту провинцию те, кто был снаружи. Ибо чехи по своей природе порочны, склонны к преступлениям и никогда не соглашаются принять участие в походе, если не получат полного права разорять святое и не святое. Не было там также недостатка и в гнуснейшем сорте людей, которые зовутся «вальвенами»[2385] и совершают свои жестокости и беззакония, о которых говорить не только жутко, но и прискорбно. Итак, когда противники побоялись сразиться с Филиппом, то они, как было сказано, рассеялись повсюду и дотла разорили всю Тюрингию. Так, чехами были разорены 16 мужских и женских монастырей, а также 350 приходов, причём наряду с прочим движимым имуществом преступниками были осквернены также церковные украшения. Там можно было видеть, - хоть о таком гнусно и говорить, - как одни злодеи вместо рубашек облачались в белые одежды и подпоясывались столами, другие вместо туник надевали далматики, а третьи вместо хламид использовали ризы. Кони то одного, то другого преступника гарцевали, покрытые покровами с алтарей. Они, -о чём едва ли можно говорить без слёз и рыданий, - привязав к стременам коней благочестивых и благородных девиц, посвящённых Богу, увели их в плен и своим сладострастием осквернили нерукотворные храмы Божьи. Некоторые из этих девиц умерли, не выдержав такого рода истязаний. Кем ещё, как не мученицами, мы можем считать их? Пусть не думают верующие во Христа, будто они сами хотели принять это бесчестье от столь гнусных, - иначе не скажешь, - собак! Так что мы желаем и ни мало не сомневаемся в том, что даже если тело претерпело насилие, то душа, посвятившая себя Богу, всё равно останется незапятнанной, ибо сопротивляется её дух. Разве в первоначальной церкви, когда начались гонения на мучеников, святым и именитым девам, как то мы читаем в их «Страданиях», не было суждено принять от нечестивых судей и палачей именно такой вид смерти? Но если те милосердно и удивительным образом были спасены от всего этого своим женихом, Иисусом Христом, который не хотел, чтобы идолопоклонники восторжествовали над ними, то и эти, по нашему мнению, претерпев такое во времена церкви от исповедующих, но не почитающих Христа людей, также должны быть приняты в их сообщество, ибо упорствовали в исповедании чистоты. Разве не то же самое мы находим о святой деве и мученице Ирине? Известно, что нечестивому судье, угрожавшему ей бесчестьем, она дала такой ответ: «Мне всё равно, сколь жестокую и постыдную смерть примет тело, лишь бы дух, не поддавшись пыткам и плотским соблазнам, остался нетронутым и верным Богу. Разве святые мученики повинны в служении идолам, если ты приказал влить в их силой открытые рты принесённую в жертву демонам кровь? Нет, неповинны, более того, за эти и другие причинённые им муки и оскорбления они обрели венец в вечности». Наученные этим и прочими примерами мы верим, что и они были увенчаны мученичеством, ибо воистину исповедовали чистоту, не желая случившегося и не сочувствуя телу, принявшему подобный вид смерти.

А Чех, дойдя до самого Галле, творил в пути всяческие беззакония и, желая отомстить маркграфу[2386], вернулся домой через его землю, впрочем не без тяжёлых потерь среди своих людей, ибо Бог покарал их за нечестивые деяния, и они потерпели ряд поражений в разных местах. А король Оттон, вернувшись домой и ещё не распустив войско, построил сильно укреплённый замок Харлингсберг[2387]. Это создало большие затруднения жителям Гослара, так что многие из них покинули город и тот, казалось, по большей части опустел. Дело в том, что этот город, имея на востоке только что построенный замок, а на западе - крепость Лихтенберг, стал сильно страдать от голода и нужды. Ибо телегам и повозкам, везущим осаждённым горожанам необходимые им припасы, был теперь закрыт доступ в город. Правда, через какое-то время Лихтенберг был хитростью захвачен Германом, графом Гарцбурга, и город отчасти освободился от этой осады. Но позднее из-за этого замка Гослар всё равно опустел.