Рим требует добровольного послушания

 

Сестра Крис Шенк всерьез задумалась о проблеме нехватки священников на приходах в процессе бесед с отцом Лу Трайвизоном, который размышлял об этом и пришел к такому выводу, который не осмелился бы сделать ни один епископ: «У нас не будет недостатка в призвании к священству, если мы будем принимать священников, вступивших в брак, которые готовы руководить богослужением, женатых мужчин, желающих служить священниками, одиноких и замужних женщин, чувствующих призвание к священству». Иоанн Павел вместе с кардиналом Ратцингером постарались закрыть дверь, приоткрытую Вторым Ватиканским собором, – отказались от коллегиальных отношений между папой и епископами. Папе нужно лишь «добровольное согласие» – послушание – иерархов относительно всех решений, принятых вышестоящими. Усиливающаяся нехватка священников в Западной Европе привела к тому, что мессы стало посещать меньше людей. Но любого священника, который предлагал рукополагать не только принесших обет безбрачия мужчин, епископы здесь же начинали рассматривать как ненадежного служителя церкви (чего Трайвизон вовсе для себя не желал).

Группа FutureChurch создала крепкие связи с некоторыми приходами в надежде открыть ряд дискуссий об отмене обязательного целибата и рукоположении женщин, а в это самое время англоязычные страны накрыла первая волна скандалов вокруг сексуальных преступлений священников, которая с особой яркостью показала наличие двойных стандартов в церкви. Иоанн Павел держался в стороне, он не говорил, что делать, и не предлагал никакого плана действий, а в это время епископам приходилось заниматься судебными процессами и отбиваться от атак СМИ. Епископ не мог лишить сана педофила, сидящего в тюрьме. Многим священникам удалось избежать наказания благодаря тому, что их помещали в дорогие терапевтические центры. Рим нередко тратил годы на то, чтобы лишить сана подобных людей. Многие епископы пытались договориться с жертвами без огласки. Финансы церкви также оставались тайной.

Вспоминая о скандалах 1990‑х годов, сестра Крис Шенк сказала: «Думаю, мы тогда не сочли диоцезию виновной за недостатком улик – не знаю, к худу или к добру. Мы надеялись, что епископы наведут порядок и исправят недостатки системы».

Группа FutureChurch готовила людей для пастырской работы, она находила мужчин и женщин, которые готовы взять на себя в приходах те обязанности, которые традиционно исполняли священники. В 1993 году в их рядах состояло 263 человека – диаконов, сестер, братьев, мирян. (К 2004 году их количество возрастет до 566.)[439] Руководители FutureChurch встретились с епископом. «Пилла дал нам понять, – вспоминает сестра Крис, – что он не только наш представитель перед Римом, но и представитель Рима перед нами. Пока мы не ставим под сомнение вопросы веры и нравственности, он может не вмешиваться в нашу деятельность».

Продолжая работать акушеркой среди бедняков восточной части Кливленда, Крис Шенк проходила последипломный курс богословия в Св. Марии, учебном заведении диоцезии. По ночам она принимала роды у девочек‑подростков, а днем могла прилечь на кушетке и вздремнуть во время перерывов в учебе. Она думала как о родных о женщинах первых веков христианства, которые были руководителями церкви. Их история, стертая из памяти Католической церкви, стала главной темой ее исследования. Девочки, которым она помогала в родах, бессознательно усвоили идею о том, что их ценность зависит от юношей, ставших отцами их детей. Католические женщины традиционно воспринимали себя как существ второго сорта относительно мужчин на богослужении. Тем не менее сегодня вместе с мужчинами, готовящимися стать священниками, училось немало женщин. Многие из этих молодых мужчин были геями – одни спокойно к этому относились, других это мучило. В 1986 году Ратцингер заявил, что гомосексуализм есть «внутреннее нравственное зло», однако он не мог объяснить (а епископы не готовы были это открыто обсуждать), почему священство стало убежищем для геев, или разобраться в сложностях гомосексуальной культуры священников, о которой все знали[440].

«Представляю вам Фиву, сестру нашу», – пишет апостол Павел в Послании к Римлянам (16:1), называя ее «диаконисой церкви Кенхрейской». Размышляя над этим текстом, Крис Шенк поняла, что Фива была diakonos, служительницей, которая принимала Павла у себя в Кенхреях, в морском порте Коринфа[441]. В своей книге «Когда женщины были священниками» исследовательница Карин Ю Торьесен пишет о Фиве следующее: «[Она] доставила послание Павла в Рим. Это была достаточно богатая женщина достаточно высокого социального статуса». Павел, обращаясь к христианам Рима, называет Фиву своей покровительницей (prostatis). Среди двадцати восьми выдающихся людей, которых Павел упоминает в Послании к Римлянам, десять женщин.

 

К этим женщинам, руководящим христианами Рима, принадлежит апостол Юния, которую Павел относит к «прославившимся между Апостолами» (Рим 16:7). Она вместе со своим мужем Андроником путешествовала из города в город, где супруги учили и проповедовали. Иногда проповедь христиан вызывала возмущение и беспорядки, вероятно, по этой причине однажды она с мужем оказалась в тюрьме, где и встретилась с Павлом. Ее горячо почитали в церкви в четвертом веке, и в одной из своих ярких проповедей Иоанн Златоуст говорит о Юнии, призывая женщин Константинополя ей подражать[442].

 

Когда в Англиканской церкви начали рукополагать женщин, Иоанн Павел опубликовал в 1994 году свое послание Ordinatio Sacerdotalis, где прямо запрещал женское священство. Хотя он признавал, что по этому вопросу ведутся «дискуссии среди богословов и в некоторых католических кругах», папа не стал что‑либо объяснять, но просто сослался на то, что Пресвятая Дева Мария не была служителем церкви, хотя «это не должно умалять достоинство женщин и это нельзя использовать для их дискриминации».

 

Христос, называя только мужчин Своими апостолами, действовал совершенно свободно и с верховным авторитетом. Здесь Он показал ту же самую свободу, которая видна и во всех Его поступках, указывающих на достоинство и призвание женщин. При этом Христос не подчинялся тогдашним обычаям или традициям, считавшимся нормой того времени…

Более того, вся иерархическая структура Церкви целиком и полностью строится на святости верных[443].

 

По сути дела Иоанн Павел заявил, что по намерению самого Иисуса священниками – во все времена – должны быть только мужчины. Но как замечают библеисты, в Новом Завете нигде не сказано, что Иисус «рукоположил» своих апостолов. В Писании также не говорится о том, что Иисус запретил женщинам, которые играли важные роли во время его общественного служения, стать рукоположенными служителями церкви. Иоанн Павел, игнорируя эти выводы библеистов, тем самым отвергает историю. Он говорит примерно то же самое, что и Павел VI в своей энциклике от 1967 года о целибате, где целомудрие клириков названо «драгоценным бриллиантом» церкви и тем, что обеспечивает «оптимальную дееспособность с психологической точки зрения». При этом папа Павел не ссылается на какие‑либо исследования психологов относительно этой «дееспособности», поскольку таких работ просто не существует[444]. И целибат, и мужское священство не представляют собой доктрину, это просто «временные правила». Но Иоанн Павел хотел бы их сделать вечными: «Я заявляю, что Церковь не имеет власти ввести рукоположение женщин и что все верные в Церкви должны стоять на такой позиции».

Прошел год и четыре месяца после публикации этого послания Иоанна Павла, и кардинал Гроэр тихо «ушел на покой» с поста архиепископа Вены на фоне обвинений в сексуальном домогательстве относительно юных обитателей монастыря в далеком прошлом. Гроэр все отрицал, и это вызвало огромный скандал. Иоанн Павел молчал. Понадобилось некоторое время, чтобы понять, какие это повлечет расходы. В течение нескольких недель 500 тысяч австрийцев и 1,8 миллиона немцев послали в Ватикан прошения о том, чтобы были разрешены женатые священники и рукоположение женщин. Католики Австрии покидали церковь и отказались отдавать часть своих налогов церкви. В этом году таких католиков насчитывалось около сорока тысяч. К 2009 году церковь в Австрии заметно сократилась: вместо 78 процентов населения в ней осталось 66. В 1994 году за счет налогов в церковь поступало 394,2 миллиона евро, теперь эта сумма уменьшилась до 295 миллионов[445].

Важнейшим фактором, определившим такую динамику, стало постановление Ратцингера от 18 ноября 1995 года, поддерживающее Ordinatio Sacerdotalis, где он прямо дал понять возмущенным католикам Австрии и своей родины: «Ваше мнение ничего не значит!»

 

Это учение требует добровольного согласия, поскольку оно, опирающееся на записанное Слово Бога, изначально неизменно хранившееся и ставшее традицией Церкви, было высказано непогрешимо как обычным, так и вселенским магистериумом[446].

 

Слова Ратцингера о непогрешимости магистериума, то есть учительства церкви, вызвали нападки многочисленных критиков. Кембриджский преподаватель богословия Николас Лэш заявил, что ссылка на непогрешимость – «это вопиющее злоупотребление властью»[447]. Сестра ордена Св. Бенедикта Джоан Читистер из города Эри в штате Пенсильвания, часто выступающая с лекциями, проанализировала ситуацию с четкостью хирурга:

 

Может ли какой‑то орган Ватикана провозгласить какое‑то мнение папы непогрешимым?

И если может, то можно ли это делать постфактум? В любой нужный момент? Скажем, через сто лет после того, как папа выразил это мнение?

Почему, когда епископы всего мира предлагают обсудить важный для них вопрос, их попросту игнорируют?

Теперь я еще сильнее, чем раньше, убедилась в том, что этот вопрос не закрыт, – на деле его даже никогда и не ставили. Его просто запретили обсуждать[448].

 

Крис Шенк просто остолбенела, когда однажды ей позвонил викарный епископ Балтимора П. Френсис Мэрфи, который сообщил, что нашел епископов, заинтересованных в диалоге со сторонниками женского священства. В 1991 году, после десятилетия закрытого обсуждения темы, Конференция епископов заканчивала работу над пастырским посланием относительно женщин, но здесь Ратцингер потребовал более жестко осудить женское священство. «Впервые за всю историю существования Конференции, – пишет Дэвид Гибсон, – епископам пришлось отказаться от своего замысла вообще»[449]. 27 октября 1995 года, за три недели до выхода постановления Ратцингера, епископ Мэрфи произнес на ужине слова в защиту FutureChurch. «Жизненно важно, – заявил он, – чтобы мы, обладающие властью в церкви, больше слушали людей «снизу» – это важнее, чем спускать им наши директивы. Меня серьезно беспокоит то, что официальная учащая церковь об этом забыла»[450].

И вот Френсис Мэрфи позвонил и тихо спросил сестру Кристину Шенк: «Как у вас дела?»

– Я злюсь и грущу, – ответила она.

– Я тоже, – сказал епископ со вздохом.

Позже, когда в возрасте 66 лет Мэрфи скончался от рака, она плакала – среди прочего из‑за того, что потеряла столь верного союзника среди иерархов.

 

Финансисты церкви

 

Чарли Фелисиано, когда с него сняли ответственность за дела совершивших преступления священников, отдалился от Пиллы, который работал в офисе рядом с общежитием Колледжа св. Иоанна за площадью, где стоял собор, в том месте, что ранее монахини использовали для учебных занятий. Колледж сносили, диоцезия сдала землю в аренду инвесторам, которые строили себе многоэтажное здание под офисы. Епископ, некогда сидевший за столом в доме Фелисиано, оказался далеко. Чарли Фелисиано вместе со своими секретарем и ассистентом работал в канцелярии диоцезии. У Пиллы был свой неофициальный круг советников, куда входили застройщик еврейского происхождения Сэм Миллер, пользующийся большим влиянием среди членов демократической партии, и Патрик Мак‑Картен, деловой партнер фирмы Jones Day.

Казначей диоцезии Джо Смит попутно работал в компании Tee Sports, организовывавшей соревнования по гольфу и корпоративные вечеринки. Он также организовывал состязания по классическому гольфу, которые позволяли епископу Пилле собирать средства на стипендии в городских школах. Однажды секретарь отца Райта сообщил, что Джо Смит берет деньги за устройство соревнований. Брат Фелисиано был партнером в Baker Hostetler, одной из крупнейших юридических фирм в Кливленде. «Джо хотел, чтобы они купили у него место для рекламы за десять тысяч долларов, – сказал Фелисиано. – Я понимал, что он здесь получает свою долю, а потому проигнорировал его предложение».

В середине лета 1999 года юрист из фирмы Jones Day посетила маленький офис Фелисиано. «Вам нелегко живется, – сказала она. – У нас есть для вас предложение». Как понял Фелисиано, говоря о «нас», она имела в виду своего работодателя, которой заплатил женщине из фирмы немалые деньги за то, чтобы она предложила ему работу в церкви по помощи нелегальным иммигрантам в другой стране. Фелисиано отказался, иммиграционное законодательство не было его специальностью, кроме того, он почувствовал себя униженным. Ему не нравились тайные переговоры о том, куда пристроить педофилов, да и финансовые дела казались ему слишком подозрительными. «Смит продолжал говорить, что мы не можем повышать зарплаты, что нам надо экономить. Это казалось мне полной ерундой», сказал Фелисиано. Он посещал собрания в канцелярии, на которых все присутствующие, кроме него, отчитывались перед Смитом (начальником Фелисиано по‑прежнему оставался Пилла). Отец Райт замирал при виде Смита. «Что я здесь делаю? – спрашивал себя Фелисиано. – Это какое‑то заколдованное место».

«Чарли прекрасно справлялся со своей работой в восьмидесятых, – вспоминает Джо Смит. – Но в этой системе тебе следует усвоить, что ты всегда занимаешь второе место по сравнению с духовными лицами. Чарли любил привлекать к себе внимание. В этой среде нужно знать, когда можно говорить, а когда следует закрыть рот. Здесь не место гордости, только так можно здесь работать. Мне жаль Чарли. Он мне нравился. Пилла пожелал, чтобы его уволили. Райт на это не соглашался».

Фелисиано уже почти подыскал себе новую работу, и здесь 17 февраля 2000 года с ним случилась беда: у него неожиданно начались судороги, затем левая сторона его тела потеряла способность двигаться. Это был инсульт. Две женщины быстро доставили его в госпиталь. Никто из священников канцелярии, ни епископ Пилла не навещали его в течение тех нескольких недель, которые ушли у него на восстановление речи и движения. Ему должны были бы оплатить все дни, когда он не мог работать из‑за болезни, но когда он оправился, он уже не числился на службе. Он устроил спор с Райтом о выходном пособии и ушел, так ни о чем и не договорившись.

Осенью Фелисиано устроился в юридическую фирму Gallagher Sharp, где он должен был оказывать помощь католическим школам. «Диоцезия разослала письмо, в котором косвенно говорилось следующее: если школа наймет кого‑либо, не принадлежащего к совету юристов, у нее могут возникнуть проблемы со страховым покрытием», – писала газета Cleveland Free Times [451]. Так что эта возможность закрылась для Фелисиано. Он начал искать другую работу, а в это время серьезно заболел их сын, из‑за чего запасы семьи истощились. В результате накопившихся долгов им пришлось расстаться со своим домом.

В середине лета 2000 года Джо Смит взял на себя ответственность и за финансы, и за правовые вопросы. Отец Райт с удовольствием переключился на менее напряженную работу в ассоциации католических кладбищ и был рад, что ему не надо ходить в канцелярию. Смит, который в колледже исполнял роль куортербека на футбольных состязаниях и теперь имел гандикап 5 по гольфу, был женат на племяннице священника, близкого к Пилле. Чарли Фелисиано мог понять, что Пилла очень высоко ценит самодовольного Джо Смита. «Джон Райт устал из‑за того, что Пилла нередко звонил ему в два часа ночи, – объясняет Смит. – Таков был управленческий стиль Пиллы: он быстро реагировал на проблему. Он обаятелен. Когда он готовится к выступлению, у него все получается блестяще. Но он интроверт и все время обеспокоен своим имиджем. Он рассердился, когда в газете Plain Dealer появилась статья о десяти самых влиятельных людях Кливленда и он там не был самым первым. Меня не так беспокоили ночные звонки. Я трудоголик. Правда, у меня семья, и потому он звонил не слишком часто».

Разочарованный Фелисиано почувствовал, что правда была на его стороне, когда после публикаций Boston Globe в 2002 году скандал в СМИ коснулся и Кливленда. Газета Plain Dealer разоблачала циничные деяния диоцезии. Джеймс Мак‑Карти и Дэвид Бриггс наконец в марте этого года назвали имя Гари Бертьема:

 

С Бертьема не спускали глаз, пока он служил в церкви Вознесения, и не нашли в его поведении ничего противозаконного – по словам викарного епископа Куинна, это было убедительным свидетельством того, что тот освободился от своего недуга.

Однако, как выяснилось, наблюдать за поведением Бертьема в приходе Вознесения было поручено отцу Аллену Брюнингу – против которого затем также были выдвинуты серьезные обвинения в том, что он на протяжении своей двадцатилетней службы в диоцезии растлевал детей начальных классов католической школы.

В прошлом году один бывший ученик школы подал иск, в котором обвинял Брюнинга и Бертьема в том, что в течение трех лет в 1980‑х они вдвоем заигрывали с ним в душевой школы.

Теперь Бертьем работает в доме для престарелых Сентейкл в Уоренвилле, штат Иллинойс. Он не отвечал на наши звонки.

Брюнинг был вынужден тихо покинуть пост настоятеля Вознесения в конце 1984 года, после того как еще одна семья из прихода обвинила его в растлении детей в течение последних двадцати лет… Вскоре после этого Брюнинг получил назначение в другой приход около Кливленда.

В 1990 году Кливлендская диоцезия послала его на приход в Амарилло, штат Техас, но официальные представители диоцезии сказали, что тамошний епископ имел полную информацию обо всех обвинениях, выдвинутых против Брюнинга в прошлом[452].

 

Репортер канала вещания WJW TV, Fox 8 Билл Шейл начал брать интервью у жертв и информированных источников в диоцезии. Шейл, изучавший право, подготовил длинный репортаж о Куинне, где использовалась и аудиозапись его выступления в 1990 году, когда епископ советовал канонистам отсылать дела на священников к нунцию в посольство Ватикана. Куинн не пожелал встречаться с Шейлом. Пилла, который случайно оказался в студии, чтобы произвести звукозапись, согласился дать репортеру интервью. В разговоре с напористым Шейлом епископ неуверенно говорил, что никогда не отсылал секретных дел в офис нунция и никогда не покрывал преступников. После передачи родители юноши, ставшего жертвой священника, которого затем перевели на новый приход в 1980‑х, позвонили Шейлу. В очередном репортаже они обвиняли Пиллу во лжи[453].

В канцелярию диоцезии стали звонить жертвы священников. Джо Смиту приходилось рыться в личных делах клириков, связываться с психотерапевтами, отвечать на вопросы журналистов, ежемесячно выписывать чеки на шестизначные суммы для оплаты юридической помощи фирмы Jones Day, специалисты которой получали примерно по $300 в час[454]. «Пилла звонил мне домой в эти трудные времена скандалов, – рассказывает Смит, – и говорил, что хочет уйти на покой. Я его успокаивал». В итоге диоцезии пришлось вести переговоры о выплате компенсации жертвам с Джеффом Эндерсоном, юристом из Сент‑Пола, который первым взялся за гражданские дела, связанные с сексуальными правонарушениями духовенства. Скандал изменил общественное мнение, и обвинитель округа Кайахога Уильям Д. Мэсон созвал большое жюри, чтобы оно провело расследование деятельности диоцезии. Днем Джо Смит готовил ящики с документами в ответ на требования Мэсона, а после полуночи отвечал на звонки растерянного Пиллы. Епископ собрал комиссию из мирян, чтобы решить вопрос о тактике обращения с жертвами священников. В Страстной четверг он совершал омовение ног Стеси Уайт, которую в детстве изнасиловал отбывавший в тот момент тюремное заключение Мартин Луис. Чарли Фелисиано плакал на встрече с другими жертвами Луиса. Теперь, когда Пилла отстранял от служения других священников, Фелисиано, к тому времени нашедший работу юриста, думал про себя: «Если бы Пилла в свое время прислушался к моему совету – совету штатного юриста с зарплатой $90 тысяч в год, – он мог бы избежать многих бед, обрушившихся на него сегодня».

К весне Пилла отстранил от служения двенадцать священников, против которых в прошлом выдвигались обвинения, и идентифицировал тринадцать бывших или вышедших на пенсию священников, которых также обвиняли в преступлениях. Как писал Мак‑Карти в Plain Dealer, Департамент округа по защите детей и семьи получил «лишь восемь рапортов» относительно этих двадцати пяти священников «на протяжении последних четырнадцати лет, причем пять из этих рапортов поступили лишь после середины марта»[455]. Фелисиано перестал молчать о преступлениях священников, он поговорил об этом с журналистами из Plain Dealer и с Эдом Бредли из программы 60 Minutes [456]. Интервью с ним передавали на радио CBS в июне 2002 года, когда происходило собрание епископов в Далласе, на котором была принята конвенция о мерах по защите детей и подростков и прошло голосование за подачу прошения Ватикану о продаже собственности.

Денежные секреты стали выходить на поверхность в августе. В репортаже Plain Dealer о Католическом милосердии, самой крупной системе социальных служб в самом крупном округе Огайо, говорилось о том, что крупнейшие спонсоры заинтересовались тем, на что тратятся их деньги: на помощь бедным или на компенсации жертвам священников. Несколько важнейших жертвователей сообщили, что в 1999 году Пилла попросил у Католического милосердия $4 миллиона, «опустошив тем самым дискреционный фонд, из которого брали деньги для оплаты всяких социальных проектов».

 

Источники сообщают, что часть этих денег пошла на сокращение многомиллионного дефицита, образовавшегося в конце 1990‑х, когда диоцезия безуспешно пыталась централизовать и модернизировать свою компьютерную сеть.

Официальный представитель диоцезии Боб Тэйек сообщил, что $4 миллиона нужны были епископу для пополнения собственных двух благотворительных дискреционных фондов.

Никакая часть этих денег, сказал Тейек, не использовалась в конце 1990‑х ни на улучшение системы компьютеров, ни на урегулирование отношений с жертвами сексуальных преступлений священников[457].

 

Джеймс Мэсон, председатель правления кливлендского Католического милосердия, письменно обращался к Пилле, прося того подтвердить, что средства благотворительных фондов будут расходоваться только на благотворительность. «Сейчас для всех трудные времена, – туманно и сдержанно отвечал ему епископ. – Управлять стало трудно, доверие подорвано. Лишь согласованные действия могут со временем восстановить доверие». Пилла обещал «сделать все, что в моих силах», – но так и не дал гарантии относительно использования этих денег по назначению[458]. Культура пассивности слишком глубоко пропитала состоятельных кливлендцев, и потому они не протестовали согласованно и не потребовали отставки Пиллы, хотя некоторые крупные спонсоры так поступили.

«Эти деньги никогда не использовались на урегулирование, – сказал Джо Смит, отвечавший в то время за финансы и правовые вопросы. – Мы смогли накопить значительные резервы в нашем фонде собственности и несчастных случаев. В 1990‑х рынок был оживлен, и наши резервы выросли втрое. Мы рисковали. Здесь все зависело от удачного момента. К счастью, у нас оказались доступные деньги. Я никогда не использовал фонды Католического милосердия для урегулирования».

– Так на что же пошли те четыре миллиона долларов? – спросил я.

– Преимущественно на субсидии приходам и школам, оказавшимся в трудных ситуациях. Это случается постоянно.

Около 60 процентов приходов перечисляют часть своих средств епископу. У оставшихся 40 процентов приходов траты часто превышают поступления от пожертвований прихожан[459]. Такая ситуация постепенно сложилась за многие годы. Церковь, получающая муниципальные средства из отдельных фондов, не попадает в ловушку дефицита. Но в финансовых делах диоцезий нередко царит беспорядок.

Майкл Райен, исследовавший хищения средств в церкви, критиковал практику священников, которые «прикасаются к деньгам», прежде чем собранные пожертвования отправляют на хранение в банк. Джо Смит говорит, что подобное происходит и в Кливленде: «В приходах старинной закалки священники создают свои неофициальные фонды. Я бы сказал, что в 90 процентов случаев за этим стоят благие намерения. Священники боятся, что епископ отберет у них деньги. Они ставят новые окна в школе или обновляют крышу и заводят подобные фонды. Это привычная практика для многих священников. Иногда люди из приходов отвечают в городе за какие‑то объекты, используя такую же практику. И большая часть этих средств не учитывается [скрыта от аудиторов и стандартных процедур бухгалтерского учета]. Вот с какой культурой мы имеем дело – личной культурой, деловой культурой, культурой диоцезии… Так всегда делались дела, и их участники привыкли никому об этом не рассказывать. Священники привыкли так жить. Священники не терпят споров. Они поступают так, как считают нужным».

«На Рождество Пилла обычно дарил сотрудникам по стодолларовой бумажке, – продолжает Смит. – Сотрудников было человек двадцать или тридцать, и каждый получал по купюре. Идея была такова: пригласи свою жену или своего мужа на ужин за мой счет. Пилла как епископ бывал в разных местах, на конфирмациях, на свадьбах. И там ему вручали конверт, в котором, скажем, лежало четыреста долларов. Я занимался его налогами, но эти деньги никогда не упоминались в декларациях. Что я должен был делать? Подойти к нему, махая кулаками, и сказать: «Епископ, всем известно, что вы получаете деньги за эти мессы»? Я не хотел на него давить. Этот принцип я соблюдал не только в своем офисе. Священники тоже дарили на Рождество деньги своим помощникам и другим людям. Так устроена жизнь приходов».

 

Боль

 

Когда СМИ заговорили о сексуальных преступлениях духовенства, многие священники и монахини Кливленда ежедневно как бы получали порцию ударов. Церковь, которой они доверяли, епископы, которых они слушались, – какие еще мерзости о них поведают завтра? Сестра Кристина Шенк была поражена действиями Пиллы, но здесь встретилась со «Стивеном» (подлинное имя скрыто), бывшим семинаристом, ставшим жертвой священника, и эта встреча давала ей надежду. Стивен прошел курс психотерапии, имел хорошую работу и продолжал жить духовной жизнью – последнее было особенно трудным для большинства жертв. (Марк Серрано, выпускник Нотр‑Дам, выросший в традиционной семье в клерикальном городке Мендхэме штата Нью‑Джерси, говорил, что когда он видит священника в алтаре, он неизбежно думает о гениталиях отца Джима Хэнли[460]).

Стивен передал сестре Крис написанные им молитвы об исцелении. Он хотел, чтобы группа FutureChurch организовала богослужение с молитвой о жертвах. Ей показалось, что это именно то, что нужно: и чтения из Писания, и спиричуэлс, и гимны. Джо Фортуна, преподававший сестре Крис литургику, недавно стал настоятелем церкви Вознесения – того самого прихода, где ранее в приходском доме жили преступники Брюннинг и Бертьем. Отец Фортуна и его помощник Лорел Джурецки помогли Стивену и сестре Крис написать текст богослужения, которое они назвали Служба плача о сокрушенном теле Христовом. 14 октября 2002 года две сотни людей, включая жертв священников и психотерапевтов, собрались на это богослужение[461].

Отец Фортуна начал службу такими словами:

 

Мы пришли сюда из разных мест…

Мы собрались ради одного: вознести наши сердца и голоса и даже наши тела к Богу

В надежде, что, когда мы возносим их в скорби, но и в вере,

Бог прикоснется к ним, хотя они сломлены,

А мы знаем преображающую и несравнимую силу Божией любви…

Затем хор запел негритянский спиричуэлс «Был ли ты…»:

Был ли ты там, когда они распяли моего Господа?

О, порой это приводит меня в трепет, в трепет, в трепет.

Был ли ты там, когда они распяли моего Господа?

 

Отец Фортуна, сестра Шенк и некоторые другие мужчины и женщины в одеяниях лежали распростертые перед алтарем – это выражало трепет перед Богом, а также было знаком покаяния перед жертвами священников. Сестра Кристиан взошла на кафедру. «Почему, – начала она, – Бог, которого мы считаем добрым, позволяет невинным детям претерпевать столь ужасные вещи? Как он допустил, что ваше детство прервалось так рано? Как могли вас предать те люди, от кого вы справедливо ожидали помощи, уважения и мудрого совета о путях Божиих? А вместо этого вы познали страх, ненависть к себе и мучительные сомнения о себе и о Боге, о которых нельзя было говорить».

Все участники богослужения наблюдали за стремительно разворачивающимся скандалом. «Многие из вас, – сказала она, – не были жертвами сексуальных преступлений в детстве или жертвами священников, но мы все ранены и преданы вождями церкви, которые, принимая решения, заботились больше о защите организаций, чем о защите людей. Мы хотим сказать, что это нас повергает в скорбь. Быть может, мы подобны иерусалимским женщинам в Евангелиях, которые смотрели, как Иисуса распинают и как он умирает. Глядя на это со стороны, мы хотим предложить то утешение, которое может дать наше присутствие, наша скорбь, наш плач, наша тоска из‑за того, что наши организации сделали с людьми».

Обращаясь к Стивену и другим присутствовавшим там жертвам, она сказала:

 

…Да, Бог действительно благ и может исцелить самые ужасные раны, оставленные пережитым в детстве надругательством. Вы более, чем кто‑либо еще, знаете, что мы глиняные сосуды, носящие в себе смерть Иисуса. И вы также знаете, что означает этот удивительный дар – носить в себе жизнь Иисуса… И вы свидетели того, что, да, есть бальзам в Галааде, как о том говорится в старом гимне.

Верные знают, что страдания Иисуса кончились не смертью, но воскресением – их концом стала новая жизнь. Один дорогой для меня друг как‑то сказала мне: никогда не смотри на крест, если ты не видишь за ним воскресения. Поклоняясь кресту, мы тем самым признаем реальность зла и смерти, но еще в большей мере чтим спасительную силу Бога. Таков путь жизни для каждого верующего, не только для того, кого зло коснулось в виде надругательства со стороны священника или в виде того тяжелого зла организаций, из‑за которого подобные преступления могли продолжаться. Все мы движемся к более глубокой и богатой жизни, постепенно выходя из‑под власти злых сил через веру во Христа.

Евангелист Матфей говорит о том, как висящий на кресте Иисус, воскликнув, «испустил дух… и вот, завеса в храме разодралась надвое, сверху донизу». Не это ли происходит сегодня и с нами, с теми, кто в церкви? Завеса наших священных структур разодрана, и мы видим, что за ней стоит просто негодная человеческая организация. Но мы хотим, чтобы структуры церкви отражали доброту Бога, которому мы служим, и потому нам надо призывать людей к покаянию, к обновлению и возрождению. Мы верим, что Дух Божий делает все вещи новыми. И мы снова хотим посвятить нашу церковь и наши израненные жизни Христу.

 

Священники и женщины в одеяниях, исполняющие пастырское служение, возложили руки на собравшихся и помолились об их исцелении.

 

Диоцезия в столбняке

 

За три недели до Рождества 2003 года большое жюри присяжных округа выдвинуло обвинение против одного священника в сексуальных преступлениях против детей, а также, независимо от первого случая, против шести мужчин, работавших в Пармедейле, доме для подростков, которым занималось Католическое милосердие. Обвинитель округа Кайахога Уильям Д. Мэсон казался растерянным, когда в беседе с журналистами сообщил, что, как выяснили его сотрудники, изучавшие личные дела, подобные обвинения выдвигались против 145 священников. «Если бы не законы о сроке давности, многие из них предстали бы перед судом», – сказал он. Помощник обвинителя также выдвинул обвинение в препятствовании отправлению правосудия и шантаже против Пиллы и Куинна, однако большому жюри из девяти человек не хватило семи голосов, чтобы выдвинуть это обвинение[462].

Хотя сотрудники Мэсона выявили 145 таких священников в диоцезии, заседания большого жюри носили закрытый характер. Билл Мэсон, крепкий мужчина со светло‑рыжими волосами, за которым стояла мощная политическая машина, мог достаточно спокойно отвечать на вопросы перед камерами журналистов, тогда как скромные члены большого жюри несли ответственность за то, что епископ вышел сухим из воды. Законы штата, рассматривавшие сексуальные преступления против детей в первую очередь как социальную проблему, позволяли большинству преступников избавиться от наказания. В Кливленде все происходило намного мягче, чем в Бостоне, где судья открыл личные дела для публики, преступники были названы по именам, готовилось несколько судебных процессов, полтысячи жертв обратилось в суд и кардинал Лоу с большим позором ушел со своего поста.

По иронии судьбы, в Огайо были куда более надежные законы о доступе к материалам архивов. Билл Шейл хотел увидеть список священников, об этом же просил Джим Мак‑Карти из Plain Dealer и другие журналисты. Шейл подал запрос в офис Мэсона на ознакомление с делами священников. В ответ диоцезия объявила, что подаст на Мэсона в суд, если тот предаст гласности информацию о деятельности большого жюри. «Мы стремимся защитить тех людей, относительно которых ведется расследование, но против которых еще не выдвинуты обвинения», – сказал официальный представитель диоцезии[463]. Занимавшийся вопросом о 145 священниках Мэсон, которому не удалось выдвинуть обвинения против епископов, сам стал мишенью для церковных юристов, хотя симпатии публики были на стороне Мэсона. Его сотрудники подали прошение в суд с просьбой, чтобы судья Брайен Корриган, надзиравший за работой большого жюри, разрешил назвать имена и дать публике доступ к личным делам. При этом они говорили о «более одной тысячи (1000) возможных жертв и четырехстах девяноста шести (496) возможных преступниках», в основном не из священников[464].

В марте 2003 года финансовое положение диоцезии резко ухудшилось. По сообщению газеты Plain Dealer объем поступающих в Католическое милосердие пожертвований снизился на $1,4 миллиона. Если в 1996 году Католическое милосердие имело 104 тысячи индивидуальных жертвователей, в 2002 году их количество сократилось до 79 тысяч. Пилла встречался с сотней работников диоцезии, чтобы вместе с ними договориться о сокращении расходов и зарплат и продаже «неиспользуемой собственности церкви». Епископ винил во всем упадок экономики после терактов 11 сентября и уверял сотрудников, что страхование покрывает оплату труда фирмы Jones Day, которая помогает им справиться с последствиями скандалов[465]. Однако скандалы дорого обошлись еще и потому, что сократился поток пожертвований.

Билл Шейл убедил начальство своего телеканала в необходимости нанять юристов, которые бы подали ходатайство судье Корригану о возможности получить доступ к документам церкви, рассматривавшимся большим жюри. По словам Майкла Мак‑Менамина и Кеннета Цирма, юридических консультантов канала WJW – Fox 8, обвинитель Мэсон «перестал бороться за то, что ему кажется справедливым». Если бы «суд высказал простое консультативное заключение о доступе к документам», офис Мэсона получил бы право решать, какие документы необходимо передать в правоохранительные органы. Федеральный закон допускает раскрытие документов большого жюри при наличии весомого основания для этого. Юристы телеканала предложили Корригану руководствоваться тем, что они сообщили.