Александр I: Монарх или монах?

 

По признанию многих историков, наивысший подъем Российского государства приходится на первую четверть XIX века. Прежде всего это связано с исторической победой русского народа в Отечественной войне 1812 года. Все страны Европы приветствовали страну-победительницу. Правителем же огромной империи в то время был царь Александр I.

Это одна из самых загадочных фигур в русской истории. Вероятно, ни о ком из государей не высказывали столько противоречивых суждений соотечественники и иностранцы, современники и нынешние исследователи. Для многих он так и остался «неразгаданным сфинксом». Самое же загадочное началось после его смерти…

 

Жизнь до смерти

 

Старший сын императора Павла Петровича и Марии Федоровны – будущий император Александр І – родился 12 декабря 1777 года. Это было радостное событие – прямое престолонаследие обеспечивалось надолго, и тревожившие Россию смуты должны были прекратиться. Свидетелями при крещении были австрийский император Иосиф II и прусский король Фридрих II.

Екатерина II была счастлива и, как многие бабушки, всю силу материнского чувства отдала любимому внуку-первенцу. Но наследник престола оказался в ужасной атмосфере сложных родственных отношений, которая сложилась между императрицей и опальными родителями, жившими в солдатско-прусской обстановке Гатчинского двора. Рождение Александра не принесло мира в царскую семью, а, напротив, увеличило противостояние между бабушкой-императрицей, с одной стороны, сыном и невесткой – с другой. Екатерина решила сама воспитывать внука.

Через полтора года (в апреле 1779 года) у Павла Петровича и Марии Федоровны родился второй сын – Константин, постоянный товарищ и друг Александра – с ним вместе он рос и воспитывался. Позже, в 1825 году, появился на свет Николай, который и станет преемником старшего брата на посту императора, поскольку Константин будет вынужден отказаться от престола из-за не подобающей его положению женитьбы.

В дело воспитания внуков Екатерина вложила много любви и ума: написала для них «Бабушкину азбуку», «Записки, касающиеся русской истории», рассказы-притчи о Февее, Хлое и др. Позже она привлекла к этому делу лучшие научные и педагогические силы тогдашней России: академиков Петра Симона Палласа, который учил Александра и Константина географии, зоологии и биологии, Франца Ульриха Теодора Эпинуса, преподававшего математику и физику. Труды этих ученых составили два томика карманной, так называемой «Александро-Константиновской» библиотеки.

Говорить и писать об Александре стало потребностью и удовольствием Екатерины. Судя по ее письмам, Александр был исключительным, прямо-таки гениальным ребенком: на четвертом году он уже читает, пишет, рисует; за полчаса узнает по глобусу от бабушки столько, сколько учитель Екатерины сумел преподать ей самой за несколько лет; умеет говорить по-немецки, по-французски и по-английски; на пятом году обнаруживает удивительную склонность к чтению; на седьмом – с успехом разыгрывает сцены из екатерининской же комедии «Обманщик». Поскольку в своем родном сыне Екатерина не видела достойного продолжателя ее дел, она спешила с образованием внука, ей не терпелось видеть его взрослым и развитым.

Почти с самого начала Александр получал не по годам много пищи для ума. Впечатлительный ребенок улавливал желания бабки и старался соответствовать ее повышенным требованиям. Письма семилетнего Александра к Екатерине, написанные им то на неграмотном русском, то на хорошем французском языке, показывают его совсем недетскую, какую-то угодливую натуру: он всегда «целует ручки и ножки бабушки»; умеет шепнуть, кому следует, что «высшее его желание как можно больше походить на бабушку». И это не удивительно: Александр достаточно рано заметил противостояние между бабкой и отцом, и должен был угождать и одной, и другому. Физическим его развитием сначала занималась англичанка-няня Гесслер, которая привила ему много здоровых английских привычек, закалила его тело и между делом обучила английскому языку.

Когда внукам исполнилось шесть и пять лет, Екатерина поручила воспитание Александра и Константина Н. И. Салтыкову – дворцовому угоднику и льстецу, который был своеобразным буфером между петербургским и гатчинским дворами. Наставником христианского закона, как тогда выражались, был приставлен А. А. Самборский, женатый на англичанке, всегда напыщенный и щеголеватый. В 1786 году учителем Александра стал швейцарец Лагарп, республиканец по взглядам, носитель «отвлеченных» идей XVIII века.

Оказавшись волею судьбы между обожающей его императрицей и раздражительным, суровым отцом, Александр нашел во Фредерике Сезаре де Лагарпе настоящего воспитателя и друга. Приверженец идей Просвещения Лагарп вылепил из мягкого юноши того Александра, которого позже узнала Российская империя. Он попытался взрастить в царевиче чувство справедливости и уважение к человеческому достоинству. Либеральные теории Лагарпа, хотя и далекие от понимания российской действительности, были неплохим противоядием при дворе Павла, не выносившего противоречий, преследовавшего всех пытавшихся «умничать», и стареющей Екатерины.

Так же, как и другие представители его поколения, принадлежавшие к верхам русского общества и к богатому дворянству, Александр был воспитан на французской литературе, науке, искусстве. Все окружавшие его люди владели французской речью лучше, чем своей родной, в переписке, даже официальной, нередко прибегали к французскому языку. Даже на Бородинском поле они говорили между собою по-французски, хотя и не становились от этого менее патриотами.

Республиканские идеи Лагарпа были восприняты Александром скорее как заветы любимого учителя, к тому же поданы они ему были в несколько подслащенном риторическом стиле. Десятилетним ребенком он уже читал Плутарха, «Илиаду», восторгался римским сенатом, негодовал, когда видел этот сенат у ног Цезаря. Правда, из своей юности Александр вынес и идеи другого порядка. Постоянные нашептывания бабки о его грядущей славе, сравнения его с Александром Великим не прошли бесследно.

Едва Александру стукнуло тринадцать лет, Екатерина стала подыскивать ему невесту и остановила свой выбор на принцессах Луизе-Марии-Августе и сестре ее Фредерике, дочерях наследного принца Баден-Баденского Карла-Людвига. Осенью 1792 года принцессы прибыли в Петербург, и, к большому удовольствию Екатерины, визит оказался удачен. На Рождество Александр под секретом сообщил принцессе Луизе, что скоро сделает ей предложение. 28 сентября 1793 года состоялось бракосочетание Александра. Невеста, как и положено, перешла в православие и получила при крещении имя Елизавета Алексеевна. Молодому супругу шел шестнадцатый год, супруге – пятнадцатый.

Период увлечения молодой женой у Александра длился недолго, и вскоре он почти забыл о ней. Их союз оказался не слишком счастливым: две дочери умерли в детстве (Мария в течение года, а Елизавета – в двухлетнем возрасте). Правда, внешне жизнь молодых протекала ярко и весело.

В январе 1795 года Лагарп покинул Россию (через три года он станет членом Директории Гельветической республики[5]). К тому моменту отец привлек старшего сына к военным занятиям, назначив его командовать гатчинскими частями. Из Гатчины Александр вынес увлечение фронтовыми учениями, военной выправкой, муштрой, военными парадами. Это было единственное увлечение в жизни, которому он никогда не изменял и которое он передал своему преемнику. С тех пор вахтпарад, или же развод, по словам историков, приобрел значение «важного государственного дела» и стал на многие годы непременным ежедневным занятием русских императоров.

В это время Александр переживал тяжелый душевный кризис: Екатерина не скрывала своего намерения оставить ему престол, обойдя Павла. Незадолго до смерти императрица объяснила Александру всю необходимость лишить престола его отца. Внук письмом выразил свою глубокую признательность бабушке за дарованные ему милости, то есть, по сути дела, согласился на устранение Павла от престола. При этом, дав 24 сентября 1796 года Екатерине согласие принять престол, Александр в то же время дал присягу и Павлу, что признает его законным императором. Ему настолько не хотелось принимать на себя тяжесть короны, что он даже намеревался скрыться в Америке в случае, если бы его заставили занять престол.

Во всем этом виден главный недостаток характера Александра к тому моменту, когда императрица Екатерина Великая покинула этот мир, – отсутствие воли. Как и все слабовольные люди, он скрывал свои истинные мысли и чувства, притворялся, старался казаться другим, чем был на самом деле; сначала он боялся обнажить себя перед тем, кто сильнее его, а позже – и перед прочими окружающими. Сравнительно недолгая, но бурная жизнь рядом с близкими родными – бабушкой Екатериной II и отцом Павлом I – научила Александра многому. Он познал коварство, подлость, подкуп, измену, лесть – то, что так пагубно влияет на характер формирующейся личности. Окружающим часто приходилось угадывать его истинные убеждения и настроения. При дворе императрицы это – беззаботный, веселый кавалер; играет в карты, слушает оперы, концерты, иногда музицирует сам, переводит Шеридана. В Павловске и Гатчине – офицер, затянутый в прусскую форму, муштрующий своих солдат, спокойно слушающий брань Аракчеева. В беседах с молодыми друзьями – вольтерианец, либерал, поклонник принципов революции, критик Екатерины и ее системы, отрицающий какие-либо права рождения. У себя дома – довольно шумный барин, иногда бранящийся с женой, часто с домашними, забавляющийся грубыми шутками.

Смерть Екатерины кардинальным образом изменила положение вещей. Елизавета Алексеевна очень скоро обратила внимание на неприятные черты нового режима и острее мужа почувствовала весь ужас создавшегося положения: она увидела себя под суровым контролем, веселые званые вечера сменились скучными семейными прогулками и томительным пребыванием во дворце. Уже в письме от 7 августа 1797 года Елизавета выражает надежду на то, что произойдет что-нибудь особенное, и уверенность, что для успеха не хватает только решительного лица; в этом письме Павел прямо назван «тираном».

Приблизительно в то же время Александр написал Лагарпу письмо, из которого ясно, что происходившие вокруг изменения в государственных делах привели его к тем же выводам, которые сделала его супруга. «Мое отечество, – писал он, – находится в положении, не поддающемся описанию… Вместо добровольного изгнания себя я сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и тем не допустить ее сделаться в будущем игрушкою в руках каких-либо безумцев». Александр мечтает произвести в России революцию с помощью власти, которая перестанет существовать, как только конституция будет принята и страна выберет своих представителей.

В царствование Павла Александр занимал много разных должностей, но большей частью номинально. Сам он характеризовал свое положение как «исполнение обязанностей унтер-офицера».

Уже в 1799 году в среде дворянской верхушки возникала идея ввести регентство, передав верховную власть Александру. Ему же, по-видимому, предполагалось поручить и осуществление задуманного. Неудача этого проекта (возможно, все из-за той же нерешительности Александра) привела к составлению другого, более радикального. На этот раз во главе движения стал умный, энергичный и решительный граф Пален. Александр опять дал свое согласие, поскольку кроме государственных и общественных мотивов у него теперь были еще и личные причины: в последние годы жизни недоверчивость и подозрительность Павла все усиливались, обращаясь даже на членов его собственной семьи. В феврале 1801 года Павел выписал из Германии 13-летнего принца Вюртембергского Евгения, племянника императрицы Марии Федоровны, и рассказал барону И. И. Дибичу о своем намерении усыновить этого принца. Сыну же он напомнил историю царя Петра I и царевича Алексея Петровича. Не доверяя старшим детям, Павел незадолго до своей смерти вторично привел к присяге и Александра и Константина. Поэтому Александр, зная о готовящемся государственном перевороте, целью которого было устранение Павла, ничего не предпринимал. Более того, заговорщики посвятили Александра в свои планы, но так как он не желал смерти отца, участники заговора дали ему клятву сохранить Павлу жизнь.

11 марта 1801 года заговорщики попытались осуществить давно задуманный план. Ночью они (в основном гвардейские офицеры) ворвались в покои Павла в только что выстроенном Михайловском дворце и потребовали у него отречения от престола. Когда же император попытался сопротивляться и даже ударил кого-то из них, один из мятежников стал душить его своим шарфом, а другой ударил в висок массивной табакеркой. Император был убит, народу же объявили, что Павел скончался от апоплексического удара.

Убийство отца потрясло Александра и осталось навсегда тяжелым грузом на его совести, омрачив все его царствование. Он чувствовал себя виновным в том, что уклонился от активной роли, предоставил другим выполнение плана, вследствие чего «государственное дело» превратилось в «ночное убийство». Александр не мог не сознавать, что его более решительное и активное поведение спасло бы отца. До сих пор почти все за него решали и делали другие: одни писали конституцию, другие занимались подготовкой вверенных ему отцом войск. Теперь же при его молчаливом потакании была решена судьба его отца…

Приближенные пребывали в восторге, народ, узнав о смене власти, ликовал. Но эта шумная радость оскорбляла сыновние чувства Александра, он искал опоры вокруг себя и не находил. Ближе всех к нему была Елизавета Алексеевна; в тяжелые дни она стала его верным и преданным другом, но по своему характеру сторонилась дел и никогда не пользовалась влиянием ни при дворе, ни у народа. Отношения с матерью у Александра сложились сложные и тягостные. Во главе правительства стояли лица, само присутствие которых было ему неприятно. Самый талантливый среди них – граф Пален – смотрел на молодого государя как на юнца, нуждающегося в опеке. Поэтому после переворота Александру стал ближе непричастный к нему Аракчеев, в верности которого покойному императору сомнений не было. Этот суровый и мрачный временщик станет главным помощником Александра в течение всей второй половины его царствования, в его руках постепенно сосредоточится все гражданское и военное управление, тогда как сам государь все более будет отходить от дел внутреннего управления, занимаясь преимущественно делами международной политики. Но сначала молодой император постарался удалить из Петербурга лиц, причастных к убийству отца, предоставил матери некоторый круг дел, окружил ее сыновним почтением.

Александр попытался взять власть в свои руки. Еще раньше он сформулировал для себя основные направления преобразований, которые, по его мнению, должны были привести Россию к благоденствию. Прежде всего он собирался заняться изменением структуры правительства и законодательством.

Такое понятие, как «законность», в России давно потеряло свой смысл. Даже в смене верховной власти после смерти Петра Великого часто лежало прямое нарушение законного порядка (примеры: воцарения на престоле Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны, Екатерины II происходили с помощью переворотов, а то и убийств). Два пункта – устранение произвола управления и упразднение крепостного права – вернули бы верховной власти, по мнению Александра, ее прежнее положение. У него были единомышленники – такие же молодые либералы, как и он. Одни из них возлагали надежды на преобразование Сената, предлагали сделать из него «политический» орган; другие шли дальше, проектируя и реформу Сената, и собрание депутатов; третьи мечтали об усилении в России аристократии как орудия для ограничения самодержавия; четвертые же толковали о «разных конституциях».

Александр вступил на престол будучи полон возвышенных и доброжелательных устремлений, которые должны были дать свободу и благоденствие управляемому народу. Однако он четко не представлял себе, как же это сделать. Эти свобода и благоденствие, как ему казалось, должны были водвориться сразу, сами собой, без труда и препятствий, каким-то волшебным «вдруг». Вокруг государя образовался тесный кружок советчиков (В. П. Кочубей, П. А. Строганов, Н. Н. Новосильцев, А. А. Чарторыйский). Эти друзья-советчики принадлежали к высшему обществу, были образованными, воспитанными на просветительской литературе XVIII века выразителями аристократических тенденций. Все они были честными людьми, не стремившимися ни к каким личным выгодам, воодушевленные желанием работать на благо родины. Но при этом у них были и недостатки, и весьма существенные – слабое знакомство с бытом и прошлым России, нехватка деловитости, неумение разобраться в деталях. Сотрудничество Александра с этими людьми было непродолжительным – всего около пяти лет. Они смотрели на государя немного свысока, находили его неопытным, мягким и ленивым; им казалось, что, учитывая мягкость характера, его нужно подчинить, не теряя времени, пока другие не опередили их. Когда же отношение Александра ко всем этим попыткам расширить власть кружка изменилось, его недавние друзья стали отзываться о нем совсем иначе: «Александр – это совокупность слабости, неверности, несправедливости, страха и неразумия». А между тем, принимая на себя задачу полного переустройства России, они, безусловно, брали на себя груз, который был выше их сил и возможностей. Они разбрасывались и обсуждали в неофициальном комитете все подряд: и внешнюю политику, и реформу Сената, и учреждение института министерств и Кабинета министров, и крепостное право, и права дворянства, и систему народного просвещения. Члены неофициального комитета один за другим удалились от императора. Их места занял один человек – М. М. Сперанский[6].

Надо сказать, что в оценке характера молодого императора его советники отчасти были правы. Вступивший на престол в 24-летнем возрасте Александр перенял от бабушки не только навыки управления государством, но и тягу к роскоши, от деда к нему перешло увлечение военными делами, от отца – скрытность. Император любил пофилософствовать, порассуждать, помечтать. Его фразы всегда были звонкими, но, к сожалению, зачастую пустыми. Александр говорил: «Даровать России свободу и предохранить ее от поползновений, деспотизма и тирании – вот мое единственное желание». Скорее всего, именно так он и думал, по крайней мере, в начале своего правления. И даже кое-что успел сделать. И, должно быть, с бессилием наблюдал, как большинство его деяний дают ничтожный результат.

Однако надо признать, что хотя положение Александра в начале правления было не из легких, тем не менее, он сумел удержаться на престоле и проявил немало такта, ловкости и лукавства в отношениях с окружавшими его людьми. А. С. Пушкин заметил в своих записках, что император «был окружен убийцами своего отца» и «должен был терпеть их и прощать им». И в указах, и в частных беседах Александр выражал основное правило, которым он собирался руководствоваться: «на место личного произвола деятельно водворять строгую законность». Император не раз указывал на главный недостаток, которым страдал русский государственный строй; этот недостаток он называл «произволом нашего правления».

Для устранения этого недостатка Александр хотел ввести коренные, то есть основные законы, которых в России до тех пор практически не было. Разумеется, при первых же попытках он встретил упорное сопротивление. Не умея преодолевать трудности, Александр начинал досадовать на людей и на жизнь, приходил в уныние. Непривычка к труду и борьбе развила в нем наклонность преждевременно опускать руки, слишком скоро утомляться; едва начав дело, он уже тяготился им, уставал раньше, чем принимался за работу.

И все же, несмотря на все свои недостатки, Александр I попытался перестроить, как он выражался, «безобразное здание Российской империи». В 1801 году один за другим он издал ряд указов, отменявших стесняющие, реакционные и карательные меры Павла. Было восстановлено действие жалованных грамот дворянству и городам, возвращены на службу все уволенные без суда чиновники и офицеры (число которых превышало 10 тысяч), освобождены из тюрем и возвращены из ссылок все арестованные и сосланные Тайной экспедицией, а сама Тайная экспедиция была упразднена, ибо, как гласил царский указ, «в благоустроенном государстве все преступления должны быть объемлемы, судимы и наказуемы общею силою закона». Было запрещено – «под страхом неминуемого и строгого наказания» – применение пытки («чтобы, наконец, самое название пытки, стыд и укоризну человечеству приносящее, изглажено было навсегда из памяти народной»). Разрешено было открыть частные типографии; отменено запрещение ввоза иностранных книг из-за границы и разрешен свободный выезд русских подданных за границу. Кроме этого, Александр своим указом учредил институт приходских училищ, финансировавшихся из местных бюджетов. К сожалению, как и многое другое, эти меры не получили широкого развития. К 1805 году в Российской империи (не считая Польши и Литвы) было открыто всего шесть университетов, 42 гимназии и 405 уездных училищ.

Несмотря на эти, казалось бы, положительные изменения, многое встречало недовольство и сопротивление, причем как дворянства, так и простого народа.

Перестройка государственного порядка на правовых уравнительных началах требовала подъема образовательного уровня народа, а между тем осторожное, частичное ведение этой перестройки вызывало двойное недовольство в обществе: одни были недовольны тем, что разрушается старый быт; другие – что слишком медленно вводится новое. Поэтому Александру и его единомышленникам и соратникам казалось, что необходимо руководить общественным мнением, сдерживать его попытки уйти в сторону, направлять, воспитывать умы.

Екатерина II оставила незавершенной систему центрального управления. Организовав сложный и стройный порядок местной администрации и суда, она не создала правильных центральных учреждений с точно распределенными ведомствами. Внук продолжил работу бабки, но возведенная им вершина правительственного здания не соответствовала своему фундаменту ни по духу, ни по форме.

Собиравшийся по личному указанию императрицы Екатерины Государственный совет 30 марта 1801 года был заменен постоянным учреждением, которое получило название Непременного совета, для рассмотрения и обсуждения государственных дел и постановлений. Непременный совет был организован на скорую руку, состоял из 12 высших сановников без разделения на департаменты.

Затем была изменена система петровских коллегий, уже при Екатерине утративших свой первоначальный характер. Манифестом 8 сентября 1802 года они были преобразованы в восемь министерств: министерство иностранных дел, военно-сухопутных сил, морских сил, внутренних дел, финансов, юстиции, коммерции и народного просвещения с Комитетом для обсуждения дел, требующих общих соображений. Прежние коллегии были подчинены министерствам или вошли в новые министерства в роли департаментов. Главным отличием новых органов центрального управления была их единоличная власть: каждое ведомство управлялось министром вместо прежнего коллегиального присутствия, каждый министр был подотчетен Сенату.

Был затронут щекотливый вопрос о крепостном праве. Изначально правительство давало понять, что собирается упразднять это право. Так, в правительственных периодических изданиях запретили печатать объявления о продаже крестьян без земли. Однако серьезные меры для улучшения положения крепостных крестьян были предприняты в эти годы только в Прибалтийском крае. «Положениями», изданными для крестьян Лифляндской и Эстляндской губерний в 1804 и 1805 годах продажа крестьян без земли была запрещена. Крестьянам предоставлялись гражданские права, они становились наследственными владельцами своих участков, вводились крестьянское самоуправление и крестьянские суды, размеры повинностей и платежей в пользу господ должны были определяться особыми комиссиями.

Вскоре выяснилось, что условия реформы не соответствовали интересам российских крестьян, ибо вся земля по-прежнему оставалась в собственности помещиков. «Учреждение» для эстляндских крестьян, изданное в 1816 году, гласило, что «эстляндское рыцарство, отрекаясь от всех доселе принадлежащих ему крепостных наследственных прав на крестьян, предоставляет себе токмо право собственности на земли». И это «токмо» сводило все усилия едва ли не к нулю. Крестьяне, став лично свободными, но не получив никаких земельных наделов, вновь попадали в полную экономическую зависимость от помещиков и должны были превратиться или в арендаторов помещичьей земли, или в батраков в помещичьих хозяйствах. На таких же условиях были «освобождены» крестьяне Курляндской и Лифляндской губерний.

Кроме того, череда войн и внутренних реформ выводила из равновесия государственное хозяйство, расстраивала финансы, заставляла напрягать платежные силы народа, снижала народное благосостояние.

Один из исследователей этого периода, историк Борис Зайцев пришел к выводу, что российской, точнее русской политики в царствование императора Александра I, можно сказать, не существовало. Была политика европейская, была политика Священного Союза. И была «русская политика» иностранных кабинетов, использующих для своих корыстных целей Россию и ее императора через посредничество доверенных лиц, имеющих на российского государя неограниченное влияние (вроде Поццо ди Борго и Мишо де Боретура – двух удивительных генерал-адъютантов, заправлявших русской политикой, но за длительное свое генерал-адъютантство так и не выучивших ни одного русского слова).

Политику александровского правления, согласно Борису Зайцеву, можно разделить на четыре фазы.

Первая – эпоха преимущественно английского влияния. Молодой государь не прочь помечтать в кругу близких друзей о «прожектах конституции российской». При этом Англия – идеал и покровительница всякого либерализма. Во главе английского правительства стоит Питт-младший – смертельный враг Франции вообще и Бонапарта в частности. Он озвучивает прекрасную идею освобождения Европы от тирании Наполеона (финансовую сторону Англия берет на себя). Результат – война с Францией, вторая французская война… Английской крови, правда, пролито немного, зато русская льется рекой при Аустерлице и Пултуске, Эйлау и Фридланде. Наполеону удалось разбить русских при Фридланде, и русская армия, оставив Пруссию, отступила на правый берег Немана. Александр был вынужден склониться к миру; летом 1807 года состоялось знаменитое свидание Наполеона с Александром на Немане, два великих актера политической сцены очень искусно разыграли свои роли.

Тильзит, следующий за Фридландом, открывает вторую эпоху в правлении императора Александра – эпоху французского влияния. Гений Наполеона производит глубокое впечатление на него. Тильзитский банкет, Георгиевские кресты на груди французских гренадеров… Эрфуртское свидание Императора Запада с Императором Востока… У Российской империи развязаны руки на Дунае, где она ведет войну с Турцией. Наполеон же получает свободу действий в Испании. Россия безоглядно присоединяется к континентальной системе, не обдумав всех последствий этого шага.

Однако, несмотря на все внешнеполитические успехи, после Тильзита в русском обществе проявлялись недовольство и ропот. Тильзитский договор и союз с Наполеоном считались унизительными для России; континентальная система подрывала внешнюю торговлю и причинила значительные убытки помещикам, отпускавшим продукты сельского хозяйства за границу; с другой стороны, цены заграничных («колониальных») товаров (например сахара) чрезвычайно поднялись. Большие расходы на военные нужды вызывали постоянные дефициты в государственном бюджете, усиленный выпуск бумажных денег привел к быстрому падению их стоимости и в результате – общему росту цен.

Наполеон отправляется в Испанию. Прусское влияние начинает вытеснять французское. Главы прусской экономики и финансов Штейн и Пфуль (второй когда-то преподавал Александру науку стратегию) искусно повели дело, расписав русскому императору все величие подвига «спасения царей и их народов». Одновременно их сообщники стравливали Россию и Францию. Наполеон, продолжая распоряжаться в Европе как полновластный хозяин, между прочим выгнал родственника императора Александра, герцога Ольденбургского, из его владений за недостаточно строгое соблюдение континентальной системы. Александр воспринял это как личное оскорбление и заявил протест действиям Наполеона. Между тем сама Россия с 1810 года фактически уже не соблюдала континентальной системы, ибо судам «под нейтральным флагом» было разрешено приходить в русские порты, а под ним могли ввозиться и английские товары. Александр требовал от Наполеона прямого обязательства, что он не будет стремиться к восстановлению польского королевства, но Наполеон отказался дать такое обязательство. Весной 1812 года Александр потребовал вывода французских войск из Пруссии и герцогства Варшавского; Наполеон признал это требование для себя оскорбительным.

Отношения между «эрфуртскими союзниками» окончательно испортились, и пустячного повода оказалось достаточно для вовлечения Наполеона и Александра в жестокую трехлетнюю войну, обескровившую и разорившую их страны – но оказавшуюся до чрезвычайности прибыльной для Германии вообще и для Пруссии в частности.

После уничтожения «великой армии» Александр взял на себя задачу освобождения Европы от ига Наполеона и двинул свои войска в Германию. Пруссия, а потом и Австрия примкнули к нему и начали общими силами (в союзе с Англией) борьбу против французов. В октябре 1813 года в трехдневной «битве народов» под Лейпцигом союзники одержали решительную победу над Наполеоном, и 1 января 1814 года русские войска перешли французскую границу. В марте 1814 года союзные войска вступили в Париж; Наполеон постановлением французского сената был лишен престола, и королевский престол Франции занял Людовик XVIII (брат казненного революцией Людовика XVI). В мае 1814 года союзники заключили с Францией мир, по которому Франция отказалась от своих завоеваний в Европе и возвратилась к границам 1792 года. Наполеон получил во владение остров Эльбу, ему сохранили титул императора. Европейские государи и дипломаты съехались на конгресс в Вену для обсуждения и устройства европейских дел после ликвидации наполеоновских завоеваний. В 1815 году, когда заседания конгресса еще продолжались, Наполеон вдруг появился во Франции, и армия перешла на его сторону. Союзники снова начали военные действия, Наполеон был разбит англичанами и пруссаками при Ватерлоо (в Бельгии) и вывезен англичанами на остров Св. Елены, где умер в 1821 году.

Собравшиеся в Вене монархи заключили между собой «Священный союз» (акт 14 сентября 1815 года), который, по замыслу Александра, должен был вносить в международные отношения начала мира и правды, взаимной помощи, братства и христианской любви (в действительности этот союз скоро превратился в оплот европейской реакции, стремившейся к сохранению абсолютизма и подавлявшей все свободолюбивые движения народов). Гравюра того времени изображает «клятву трех монархов на гробе Фридриха Великого в вечной дружбе». Клятву, за которую ужасной ценой заплатили четыре поколения русских людей. На Венском конгрессе у России была отобрана Галиция, полученная ею незадолго до этого, а в обмен было дано герцогство Варшавское, – под названием царства Польского; Познань была отдана Пруссии, а Галиция (включая Тарнопольский округ) – Австрии. В этот четвертый период русская политика следует указке Меттерниха.

События этого времени, в которых русскому народу пришлось принять такое деятельное участие, вызвали в российском обществе необычайное политическое и нравственное воодушевление.

Это возбуждение долго не могло улечься и по возвращении русской армии из-за границы. Силу этого возбуждения нам трудно теперь себе представить; оно передалось и правительственным кругам, проникло в официальные правительственные издания. Печатались статьи о политической свободе, о свободе печати; попечители учебных округов на торжественных заседаниях управляемых ими заведений произносили речи о политической свободе как «о последнем и прекраснейшем даре Божьем». Частные журналы шли еще дальше: они прямо печатали статьи под заглавием «О конституции», в которых старались доказать «доброту представительного учреждения».

Возбуждение сообщилось и, может быть, даже поддерживалось военными, вернувшимися из заграничных походов. В офицерских кругах образовывались общества, в которых читались речи о недостаточности специального военно-технического образования для военных людей, о необходимости для них чтения, ученых упражнений общего образования.

Однако на правительство, и прежде всего на Александра, внешние события подействовали совершенно иначе: он вышел из тревог военных лет с чувством усталости, с нежеланием продолжать преобразовательные начинания царствования, даже с некоторым разочарованием в прежних своих политических идеалах. Быстрая смена побед и поражений нарушила в императоре прежнее и без того не слишком устойчивое нравственное равновесие; недаром в 1814 году, возвращаясь из-за границы, он привез домой седые волосы.

Эту перемену в настроении вызывали различные причины, одной из них явилась ничтожность результатов этих преобразований. Они не оправдали ожиданий, не внесли заметного улучшения в жизнь общества, не устранили старых многочисленных злоупотреблений. Правительство и император пришли в уныние от этих неудач; причем на ход внутренних дел начала оказывать давление и внешняя политика.

Внешние события заставили Россию бороться с последствиями французской революции; русское правительство во главе с Александром как-то незаметно для себя перешло от либерализма к консерватизму. В международных отношениях Россия превратилась в хранителя порядка, эдакого «жандарма Европы». Такое направление из международных отношений невольно переносилось на внутреннюю политику. Нельзя же было, в самом деле, одной рукой поддерживать восстановление привычного порядка на Западе, а другой продолжать преобразовательные предприятия дома. Так возникла новая почва для конфликта между русским правительством (а соответственно, и Александром) и русским обществом.

Правда, надо признать, что по окончании наполеоновских войн Александр I не сразу стал поклонником абсолютизма. В значительной мере под его влиянием новый французский король Людовик XVIII дал своему народу конституционную хартию (хотя и с очень ограниченным кругом избирателей). Сам Александр, превратившись по воле Венского конгресса в «царя польского», дал Польше в декабре 1815 года конституцию, предоставлявшую законодательную власть в стране польскому сейму. Наместником в царстве Польском был назначен старый польский генерал Зайончек (бывший начальником одной из дивизий в армии Наполеона). Польша имела свое правительство (из 5 министров) и свою особую армию (около 40 тысяч); командующим польской армией был назначен брат царя, великий князь Константин (женатый на польской аристократке). В речи при открытии польского сейма Александр сказал, что «свободные учреждения… совершенно согласуются с общественным порядком и утверждают истинное благосостояние народов», и заявил о своем намерении – «благодетельное влияние свободных учреждений распространить на все страны, попечению моему вверенные». Однако за пожалованную конституцию поляки вскоре отплатили упорной оппозицией на сейме, которая заставила отменить публичность заседаний и установить в Польше, помимо конституции, управление в чисто русском духе.

В это время Александр поручил другу своей молодости Новосильцеву составить план конституции для России, и тот составил «уставную грамоту», но Александр отложил осуществление этого проекта.

В 1820 году <