Р. Симеон бен иохай и сын его Элазар

 

Два рта

 

Р. Симеон бен Иохай говорил:

– Если бы я был на Синае в момент Откровения, я попросил бы Бога дать людям по два рта каждому: один исключительно для учения, другой для обихода… Нет, нет! – прибавлял он тут же, – если земля и так едва может устоять от клеветы и сплетен, то что же это было бы, если бы каждый человек имел по два рта! (Иеруш. Берах.)

 

В пещере и по выходе оттуда

 

Сидели однажды за дружеской беседой р. Иуда, р. Иосе и р. Симеон. Тут же находился некий Иуда бен Герим. Разговор зашел о римлянах.

– Сколько хороших вещей устроено этим народом, – говорил р. Иуда, – обширные рынки, превосходные мосты, прекрасные бани.

Р. Иосе промолчал. Р. Симеон же возразил р. Иуде:

– Да, – сказал он, – устроить устроили, да только для собственной выгоды: устроили рынки – и насадили там непотребных женщин; бани – чтобы нежить свое тело; мосты – чтобы непомерную пропускную плату брать.

Пошел бен‑Герим и рассказал об этом разговоре тому‑другому; дошло до римских властей, и отдан был приказ:

Р. Иуду, за его похвальные речи, наградить.

Р. Иосе за то, что молчал, не выражая согласия со словами р. Иуды, сослать в Сепфорис.

Р. Симеона же, за хулу на римлян, казнить.

Заблаговременно узнав о приказе, р. Симеон со своим сыном скрылся в одном уединенном бет‑гамидраше, куда жена р. Симеона тайком доставляла им ежедневно хлеб и кувшин с водою. Этим они и питались.

Когда же розыски усилились, сказал р. Симеон сыну:

– Женщины слабовольны: начнут ее пытать – она не выдержит и откроет наше убежище.

И ушел р. Симеон с сыном и спрятались в одной пещере. Произошло чудо: появились в пещере рожковое дерево и родник свежей воды.

Чтобы не износилась их одежда, они днем оставались раздетыми, зарывшись по горло в песок, и занимались св. учением, одевались же только на время молитвы.

Пробыли они таким образом в пещере двенадцать лет.

Однажды у пещеры зазвучал голос Илии‑пророка:

– Кесарь умер, и приказ его отменяется.

Услыша это, вышли они из своего убежища – и видят: люди пашут и сеют.

– Вот, – сказал р. Симеон, – забывают о жизни вечной, а занимаются ничтожными земными делами!

И куда ни упадал его негодующий взор, место то мгновенно выгорало как от пожара.

Зазвучал Бат‑Кол:

– Мир Мой разрушить вышли вы? Возвратитесь в свою пещеру!

Пошли они обратно в пещеру. Прошло еще двенадцать месяцев.

Снова зазвучал Бат‑Кол:

– Выходите из пещеры!

На этот раз р. Симеон сам уже стал возражать сыну против нападок его на суету людской жизни:

– Сын мой, – говорил он, – хорошо, что хотя мы с тобою живем разумной жизнью в этом грешном мире.

 

В канун субботы встретился им старичок, спешивший куда‑то с двумя букетами из миртовых веток в руке. Спрашивают они:

– Для чего, дедушка, собрал ты эти ветки?

– В честь субботы, – отвечает старичок.

– А не довольно ли одного букета?

– Нет: один в ознаменование завета «Помни», другой – завета «Храни»[180].

– Видишь, – говорит р. Симеон сыну, – на сколько заветы Господни близки еще и дороги народу!

И радостно стало на душе у обоих.

Узнав о возвращении р. Симеона, вышел навстречу к нему зять его р. Пинхас бен Яир.

Повел он р. Симеона в тибериадские бани, чтобы самому помыть его там. Увидя тело его покрытым порезами и ссадинами (от песка), не мог р. Пинхас удержаться от слез. Упали слезы на пораненное тело. Закричал р. Симеон от боли.

– О, горе мне, – воскликнул р. Пинхас, – горе мне, что вижу тебя таким.

– Нет, сын мой, – ответил р. Симеон, – не горе, а благо тебе, что именно таким видишь меня; иначе я не был бы тем, чем я теперь. (Шаб., 34; Береш. – Р., гл. 79)

 

Исцеление через беса

 

Вышел указ, воспрещающий евреям праздновать субботу и совершать обрезание.

[Желая добиться отмены указа] р. Рувим бен Истробул постригся [и оделся] по‑римски и, выдавая себя за римлянина, стал заводить знакомство с властями.

Однажды, заведя с ними разговор об указе, он говорит:

– Как, по‑вашему, чего мы должны желать врагу: обеднеть или разбогатеть?

– Обеднеть, разумеется.

– В таком случае, вы запретите евреям работать по субботам, и это будет для них прямым убытком.

– Ты совершенно прав.

Спрашивает р. Рувим далее:

– А пожелаете ли вы врагу быть слабосильным, или же, наоборот, здоровым и крепким?

– Слабосильным, конечно.

– Пускай же евреи таки обрезают своих сыновей на восьмой день от рождения и вместе с кровью теряют и силы.

– И в этом ты прав.

Перестали исполнять указ. Но вскоре узнали, что советчик этот сам еврей – и запрещение возобновили.

Стали евреи совещаться, кого послать в Рим добиться отмены указа. И решено было послать р. Симеона бен Иохая, человека, испытанного в чудесах, а вместе с ним р. Элазара бен Иосе.

По дороге в Рим является им бес Бен‑Темалион и говорил:

– Хотите, пойду и я с вами?

Заплакал Р. Симеон:

– Рабыне праотца нашего (Агари) трижды ангел являлся; я же ни разу не удостоился этого [а является мне на помощь бес]. Пусть же придет избавление через кого бы то ни было.

Поспешил бес вперед и вселился в дочь кесаря. Пришел р. Симеон и крикнул:

– Бен‑Темалион, выходи! Бен‑Темалион, выходи!

Услыша голос р. Симеона, бес оставил царевну и исчез.

Говорит им кесарь:

– Просите в награду чего хотите; все сокровищницы мои открыты перед вами.

Получив свободный вход повсюду, они разыскали тот указ и разорвали его. (Мегила, 17)

 

Долина золотых динариев

 

Один из учеников р. Симеона отправился в чужие края и вернулся оттуда с большим богатством. Стали товарищи ему завидовать и захотели также отправиться в поиски за счастьем. Узнав об этом, повел их всех р. Симеон в долину за городом Мероном и, сотворив молитву, воскликнул:

– Долина! Долина! Повелеваю тебе наполниться золотыми монетами!

И вся долина начала покрываться золотыми динариями.

Обратился р. Симеон к ученикам и говорит:

– Если золота хотите, то вот, перед вами оно, берите. Но знайте: берущий теперь получает это вместо доли своей в грядущем мире, ибо награды Торы – только там, в Жизни Вечной. (Шем. – Р., гл. 52)

 

Носильщик и пророк

 

Сын р. Симеона, Элазар, был в молодости носильщиком тяжестей. Однажды подходит к нему Илия в образе старца и говорит:

– Приготовь‑ка вьючное животное, чтобы повезти меня.

– А велика ли кладь у тебя? – спрашивает Элазар.

– Вот, – указывает старец, – тут моя котомка и тут мой плащ. Едем, что ли?

– Что вы скажете об этом старом чудаке! – расхохотался Элазар, – на одно плечо я могу усадить его со всей его поклажей и до конца света унести, а он говорит: «Вьючное животное приготовь для меня». Верхом тебе, старичок, покататься захотелось? Садись.

Посадил его Элазар к себе на плечи и пустился в путь. Заходили ноги у Элазара, пути не разбирая, и в гору, и под гору, по пустырям и колючим кустарникам, не остановиться ему. А в то же время, старичок, замечает он, все тяжелее и тяжелее становится.

– Послушай‑ка, старый, – говорит, наконец, Элазар, – не наваливайся ты так, Бога ради! Иначе, невмоготу мне больше, сброшу тебя!

– Что, отдохнуть захотелось? – спрашивает старец.

– Ну да.

Сошел Илия на землю, повел его в открытое поле и, усадив под деревом, дал ему из своей котомки поесть и попить. Когда Элазар насытился, Илия ему и говорит:

– Стоит ли, сын мой, заниматься таким тяжелым делом? Лучше бы ты поступил так, как отец твой.

– А согласился бы ты учить меня?

– Охотно, сын мой!

Впродолжении тринадцати лет – гласит предание – занимался с ним Илия. Дойдя до «Сифра»[181] бывший носильщик тяжестей обессилел настолько, что собственный плащ стал казаться ему непомерной тяжестью. (Песикта де. р. К.)

 

 

Р. Пинхас бен Яир

 

Чужого ни крошки

 

Про р. Пинхаса бен Яира рассказывали, что он за всю жизнь не съел куска хлеба, им самим не заработанного, и с первых минут своей сознательной жизни не брал ни крошки даже от отцовского стола. (Хул., 7)

 

Для чужого урожая

 

В город, в южной части страны, в котором жил р. Пинхас, пришли два человека на заработки и попросили р. Пинхаса позволить им оставить у него на время две меры ячменя. Прошло довольно продолжительное время, а люди эти все не являлись за ячменем. Тогда р. Пинхас решил ячмень посеять. Прошло семь лет, впродолжении которых он продолжал производить посевы и весь собираемый урожай откладывал в амбары. Наконец, люди те явились и попросили возвратить оставленные ими две меры.

– Приведите верблюдов и ослов, – сказал р. Пинхас, указывая на свои сараи, – и заберите добро свое. (Деб. – Р., 3; Иеруш. – Дем.)

 

Дорожные приключения

 

Отправился однажды р. Пинхас бен Яир на богоугодный подвиг «освобождения заключенных».

Дошел он до глубокой реки Гинаи. Перевоза нет. Обращаясь к реке, р. Пинхас восклицает:

– Гиная! Гиная! Да расступятся воды твои предо мною!

Отвечает река:

– Пинхас! Пинхас! Ты идешь исполнить волю Творца твоего, но и я исполняю волю моего Творца. Исполнишь ли ты – еще неизвестно, а я уже исполняю.

Говорит снова р. Пинхас:

– Если ты сейчас же не расступишься, я заклинаю тебя, чтобы воды твои остановили свое течение.

Тотчас же река расступилась, и р. Пинхас перешел на другой берег.

В это время к реке подоспел еще один человек. Оказалось, что он несет пшеницу для мацы. И повелел р. Пинхас реке:

– Расступись и перед этим человеком, ибо он идет для совершения святого дела.

Река снова расступилась.

Но едва опять сомкнулись воды, на берегу появился третий путешественник, аравитянин, который шел той же дорогой.

– И перед ним повелеваю тебе расступиться, – сказал реке р. Пинхас, – дабы он не стал говорить: «Так‑то поступают они с попутчиком!»

Расступилась река и в третий раз.

На заезжем дворе, где р. Пинхас остановился для отдыха, дали его ослице необмолоченного ячменя. Не стала она есть. Дали ей овса в зерне – опять не ест. Перебрали и очистили зерно – все‑таки не ест.

– Возможно, – заметил р. Пинхас, – что от этого зерна не успели еще отделить десятину[182].

Десятина тут же была отделена, и тогда ослица принялась есть.

– Вот, – сказал р. Пинхас, – пример для вас: тварь неразумная – и та покорна Божьей воле, а вы, разумные существа, заставляете ее нарушить волю Божью!

 

Узнав о прибытии р. Пинхаса бен Яира, вышел Раби к нему навстречу и стал просить:

– Войди в дом мой и поешь хлеба со мною.

– Хорошо, – ответил р. Пинхас.

У Раби лицо засияло от радости.

Поглядел на него р. Пинхас и говорит:

– Ты думал, как видно, что я дал себе зарок не есть хлеба в еврейском доме. Упаси меня Бог. Дети народа моего все святы для меня. Бывает, правда, так: один желал бы делать добро, но не может; другой мог бы, но не желает. Ты же и можешь, и желаешь. Я рад посетить твой дом, но сейчас я спешу по богоугодному делу, а на обратном пути обещаю быть твоим гостем.

Возвращаясь из своего путешествия, р. Пинхас завернул в усадьбу Раби. Тут ему пришлось проходить мимо стойл и в воротах одного из них он заметил мулов белой масти.

– Этот человек, – сказал р. Пинхас, – держит смерть в своем доме[183]. За его столом я есть не стану.

Услыша эти слова, вышел к нему Раби и говорит:

– Обещаю тебе немедленно продать этих мулов.

– Сказано: «Перед слепым не клади препятствия»[184].

– Пущу их на волю.

– Этим только увеличишь опасность.

– Велю перерезать у них сухожилия на ногах.

– Нарушишь закон о жалости к животным.

– Убьют их, наконец.

– Нарушишь повеление «не порти» (ничего полезного).

Раби продолжал усиленно просить его войти в дом и разделить с ним трапезу. Но в ту минуту видит Раби: точно гора выросла между ними и скрыла р. Пинхаса от глаз его.

Заплакал Раби при виде этого. (Хул., 6)