Приключение с сушеными фигами

 

[Р. Тарфон владел многими садами, которые он посещал очень редко, так что его же садовники зачастую и в лицо не знали его.]

Однажды был с ним такой случай:

Зашел он в один из своих садов, чтобы отведать там в сушильне винных ягод. За этим делом застал его садовник и, не узнав в нем хозяина, закричал:

– А‑а! Вот он, тот самый, кто постоянно виноград здесь ворует!

С этими словами избил р. Тарфона садовник своей дубинкой и, засунув его в мешок, потащил к реке топить.

Видя себя в такой опасности, начал р. Тарфон кричать из мешка:

– Заклинаю тебя, добрый человек, прежде чем утопить меня, ступай на дом к р. Тарфону и скажи, чтоб приготовили для него саван.

Услыша это и, догадавшись о роковой ошибке, упал садовник р. Тарфону в ноги, начал рвать на себе волосы и молить, заливаясь слезами.

 

– Прости меня, господин, прости меня!

– Успокойся, – сказал р. Тарфон, – накажи меня Бог, если я не прощал тебе каждый удар по мере того, как ты наносил их мне. (Иеруш., Шв., гл. 4; де‑р. Н., гл. 25)

 

Покупка поместья

 

Рассказывают о р. Тарфоне, что, сравнительно со своим колоссальным богатством, он мало жертвовал в помощь бедным. Зная это, говорит ему однажды р. Акиба:

– Имеются для продажи одно‑два поместья. Не пожелаешь ли, чтоб я купил их для тебя?

– Хорошо, – отвечает р. Тарфон, – и тут же передает р. Акибе четыре тысячи золотых динариев.

Взял р. Акиба и роздал эти деньги нуждающимся ученым.

Через некоторое время встречает его р. Тарфон и спрашивает:

– А где находится поместье, которое ты взялся приобрести для меня?

Берет его р. Акиба за руку и, приведя в школу, вызывает одного из учеников и велит ему читать из псалмов Давида. И когда ребенок дошел до стиха: «Широкой рукою раздавал он нищим; правда его пребывает в веки», – говорит р. Акиба:

– Вот поместье, которое я приобрел для тебя.

Кинулся к нему р. Тарфон и говорит, обнимая и целуя его:

– Учитель мой! Наставник мой! Учитель – в Торе, наставник в жизни!

И много стал он давать р. Акибе на щедрую помощь бедным.

 

Мать и сын

 

Вышла однажды в субботу мать р. Тарфона на прогулку по своему двору. Порвался у нее ремешок и свалился сандалий с ноги. Увидя это, р. Тарфон нагнулся, положил обе руки ей под ноги и, давай ей ступать по своим ладоням, довел ее таким образом до ее ложа в комнату.

После этого случая, когда р. Тарфон заболел и ученики пришли его проведать, подходит его мать и говорит:

– Помолитесь за моего сына. Вы не можете представить себе, какой он мне почет оказывает.

– Что же особенного, – спрашивают они, – сделал он для тебя?

Рассказала она о случае с сандалием. А они говорят:

– Если бы он и в тысячи раз большие услуги тебе оказывал, оно и на половину не составляло бы того почета, какой Тора повелевает оказывать родителям. (Иеруш., Пеа., 81)

 

Радость венчальная

 

Был такой случай:

Мимо р. Тарфона, сидевшего в то время в кругу своих учеников, проходила бедная девушка‑невеста. Увидя ее, р. Тарфон велел пригласить ее в дом, а жене и матери сказал:

– Поведите ее в купальню, умастите ее благовониями, оденьте в венчальное платье и с песнями и пляской отведите ее в дом ее суженого. (Аб. де‑р. Н., гл. 4)

 

 

Р. Акиба

 

«Венчики Торы»

 

Сказание рав Иуды со слов Рава:

Когда Моисей взошел на небо, ему открылось такое видение: сидит на престоле Всевышний и украшает буквы Торы венчиками.

– Господи, – вопрошает Моисей, – для чего эти венчики?

Отвечает Всевышний:

– Через много поколений должен родиться человек по имени Акиба бен Иосиф, и ему суждено из каждой черточки этих венчиков извлекать многое множество законотолкований.

Просит Моисей:

– Господи, дай мне увидеть этого человека.

– Гляди, – говорит Господь.

Видит Моисей: учитель – и перед ним рядами ученики.

Занял Моисей место в конце восьмого ряда, слушает и недоумевает, о каком это [в Торе не написанном ] законе у них речь идет?

Но вот он слышит – на вопрос учеников:

«Раби, на чем основываешь ты это толкование?»

Р. Акиба отвечает:

«Оно вытекает из принципов, установленных Моисеем на Синае».

 

С бодрым и радостным духом, снова представ перед Всевышним, Моисей говорит:

– Господи! Ты показал мне все величие Торы у этого человека, покажи мне и награду, назначенную ему.

– Смотри, – отвечает Всевышний.

И видит Моисей – тело Акибы лежит растерзанным на куски, как мясо на весах резничных[159].

– Господи! – восклицает в ужасе Моисей, – за такие заслуги – и такая награда?

– Не спрашивай, – слышит Моисей ответ Всевышнего, – так предопределено Мною. (Санг., 29)

 

Пастух и его жена

 

Р. Акиба в молодости служил пастухом у знаменитого богача Калба‑Шабуи. Дочь Калба‑Шабуи, Рахиль, приглядываясь к бедному пастуху и видя в нем честного и достойного юношу, полюбила его.

– Акиба, – сказала она ему однажды, – если я соглашусь стать твоею женой, поступишь ли ты в школу, чтобы посвятить себя науке?

– Да, – ответил Акиба.

Они тайком и обручились. А когда об этом узнал Калба‑ШАбуа, он выгнал дочь из дому и объявил о лишении ее наследства.

Молодые люди повенчались. Жили они настолько бедно, что на зиму вынуждены были искать приют в свином сарае.

Сидит однажды Акиба и, выбирая соломинки, приставшие к волосам Рахили, говорит:

– Имей я деньги, я подарил бы тебе золотой «иерусалим»[160].

В это время у дверей сарая появляется Илия‑пророк в образе нищего и начинает молить:

– Пожертвуйте охапку соломы, – жена моя родила и лежит на голой земле.

– Видишь, – говорит жене Акиба, – у этого бедняка даже соломы нет. В сравнении с ним мы – богачи.

– Не о богатстве мечтаю я, – отвечает Рахиль, – единственное жеание мое, это – чтобы ты отправился в школу учиться.

Поступил Акиба в школу р. Элиэзера и р. Иошуи.

Прошло двенадцать лет. Бедный пастух стал ученым законоведом с аудиторией из двенадцати тысяч учеников. И тогда он решил, что пора ему возвратиться к жене.

Подойдя к дверям избушки, в которой жила в одиночестве Рахиль, он слышит, как один из соседей, человек злой и безнравственный, говорит его жене:

– Что ни говори, отец твой вполне прав. Во‑первых, нищий пастух вообще тебе не пара; а затем, подумай, столько лет оставлять тебя в положении вдовы при живом муже!

А Рахиль на это отвечает:

– Если бы Акиба послушался меня, он остался бы в академии еще на двенадцать лет.

Получив таким образом согласие жены, р. Акиба возвратился в академию.

Прошло еще двенадцать лет.

Наставником двадцати четырех тысяч учеников возвращался р. Акиба в родные места.

Весь город вышел навстречу знаменитому ученому.

Пошла и Рахиль.

– Ты бы хотя одолжила у кого‑нибудь во что одеться поприличнее, – стали говорить ей соседки.

– Не беда и так, – отвечала Рахиль, – праведный знает, что в сердце моем.

Приблизившись к Акибе, она склонилась до земли и стала целовать ноги его. Видя незнакомую женщину, ученики бросились отгонять ее.

– Пустите ее ко мне, – остановил их р. Акиба, – все мои и ваши знания принадлежат этой женщине.

Услышал о прибытии какого‑то знаменитого ученого и старый Калба‑Шабуа и [раскаявшись в жестоком отношении к дочери] подумал:

«Пойду к нему, не разрешит ли он меня от моего обета в отношении дочери».

[Приходит он к р. Акибе и рассказывает ему свое дело.]

– А если бы тебе было известно, что пастух тот сделается знаменитым ученым, дал бы ты такой обет?

– Никоим образом, – отвечает Калба‑Шабуа, – даже если бы он одну‑единственную галаху взялся выучить.

– Если так, – говорит р. Акиба, – то знай же, что муж твоей дочери это я.

Поклонился до земли старый Калба‑Шабуа и, целуя ногу у р. Акибы, заявил, что отдает ему с дочерью половину своего состояния. (Кетуб., 62; Нед., 50)

 

Вода и камень

 

По другому преданию, р. Акиба начал учиться будучи уже сорока лет от роду. Побудил его к этому такой случай.

Увидал он однажды у колодца плиту с правильно выдолбленным желобом и спрашивает:

– Кем это так хорошо сделано?

– Не знаешь ты, Акиба, – отвечают ему, – сказанного: «камни стирает вода». Капля за каплей падала она, изо дня в день долбя этот камень.

И подумал р. Акиба: «Капли водяные, жидкие, слабые, и тем удалось камень выдолбить, тем более крепким как сталь словам Торы еще не поздно будет огранить живое сердце мое».

И засел р. Акиба за один букварь рядом с сыном своим.

 

Изучив Пятикнижие, явился р. Акиба к р. Элиэзеру и р. Иошуе и говорит:

– Наставники, помогите мне изучить Мишну.

Объяснили они ему одну галаху из Мишны. Уединился р. Акиба и стал обдумывать данное ему учителями объяснение: почему, дескать, так, и правильно ли это? И стал он потом задавать им вопросы сложные и трудные.

В продолжении нескольких лет проходил он учение у р. Элиэзера, но оставался почти не замеченным со стороны р. Элиэзера. После же одного блестящего объяснения, данного р. Акибою на заданный ему вопрос, р. Иошуа сказал р. Элиэзеру: «Ведь это тот, которым ты пренебрегал; выходи же теперь и сразись с ним!»[161]

Говоря о р. Акибе, р. Симеон бен Элазар приводил такую притчу:

Однажды каменотес поднялся на гору и принялся отсекать топором тонкие слойки почвы. Спрашивают его люди:

– Зачем делаешь ты это?

– Хочу, – отвечает каменотес, – срубить всю эту гору и низвергнуть ее в Иордан‑реку.

– Нет, – говорят ему люди, – не срубить тебе всей горы этой.

А каменотес продолжает свою работу: рубит, да рубит, пока не дошел до скалистого основания горы. Подрылся под него, расшатал, сдвинул и низверг в Иордан всю гору: «Вот так, мол – не там, а вот где место тебе!»

Точно так поступил и р. Акиба по отношению к р. Элиэзеру и р. Иошуе. (Аб. де‑р. Н., гл. 6; Иеруш., Песах.)

 

Тройная польза

 

Во время пребывания в академии р. Акиба ежедневно отправлялся в лес и приносил связку дров, половину продавал и половину оставлял для собственного пользования; между прочим, он щепал лучину для своих вечерних занятий, и соседи роптали, говоря ему:

– Акиба, ты нас всех закоптил дымом. Лучше бы ты продавал нам свои дрова и покупал себе масла для лампады.

– Нет, друзья мои, – отвечал Акиба, – дрова лучше: в каждом поле не заключаются целых три возможности: читать при лучине, греться у очага, и, наконец, полено, в случае чего, может и за подушку послужить.

А впоследствии р. Акиба на серебряной и золотой посуде кушал, на кровати с золотыми ступеньками спал, а жена его в драгоценнейшие запястья и диадемы наряжалась.

– Раби, – заметили ему однажды ученики, – это для наших жен соблазном служит.

– А сколько страданий ради св. Торы, – ответил р. Акиба, – испытала Рахиль вместе со мною в прежние годы?.. (Там же)

 

Его удовольствие

 

Однажды в субботу ученики застали р. Акибу в слезах.

– Учитель! – удивились они, – не сам ли ты поучал нас словами пророка: «И назовешь субботу удовольствием своим?»

– Это и есть мое удовольствием, – ответил р. Акиба. (Шиб. Гал. по Мидр.)

 

«Нагибал голову» [162]

 

– Однажды, – рассказывал рабан Гамлиель, – с корабля, на котором я находился, замечено было, как на далеком от нас расстоянии разбился челнок и сидевший в нем человек погрузился в воду. Велико было мое огорчение, когда мне сказали, что утонувший был р. Акиба. Когда же я возвратился из плавания, вижу – входит р. Акиба и как ни в чем не бывало вступает со мною в ученую беседу.

– Сын мой, – спрашиваю, – как удалось тебе спастись?

А он отвечает:

– Ухватился за доску и при каждой набегающей волне нагибал голову. (Иебам., 121)

 

Рознь в среде ученых

 

[Дважды двенадцать тысяч учеников были у р. Акибы от Гибеона до Антипароса, и все они умерли при жизни р. Акибы в один и тот же промежуток времени, между Пасхой и Шемини‑Ацереть. Постигло их это за то, что они не оказывали уважения друг другу.]

Опустел мир знания, пока школы на юге не посетил р. Акиба, учениками которого там сделались р. Меир, р. Иуда, р. Иосе, р. Симеон и р. Элазар бен Шаммуа.

И, напутствуя их, сказал р. Акиба:

– Прежних моих учеников постигла их судьба за то, что соперничество привело их к взаимной розни и вражде. Вы, я уверен, не последуете их примеру.

И слова его оправдались: от этой группы его учеников наполнилась знанием земля Израильская. (Иебам., 62; Ког. – Р.)

 

«Все к лучшему»

 

Однажды р. Акиба отправился в дорогу верхом на осле, взяв с собою петуха [по пению которого определялись ночные смены] и лампаду [для чтения по вечерам].

Пришел он в один город, но остаться на ночлег там ему не дали.

«Что Бог делает, все к лучшему», – сказал р. Акиба.

А наутро оказалось, что тем полем, где он ночевал, прошла шайка разбойников, которые ограбили весь город, а жителей увели в плен.

– Не прав ли я был? – сказал р. Акиба, – что2 Бог делает, все к лучшему![163] (Берах., 60)

 

«Долг повелевает»

 

Когда опасно заболел сын его, р. Симеон, р. Акиба ни на один день не прерывал занятий с учениками и только посылал время от времени узнавать о положении больного.

Приходит посланный: больному плохо.

– Продолжайте, – говорит ученикам р. Акиба.

Второй посланный: больному хуже.

– Продолжайте, – повторяет ученикам р. Акиба.

Третий: больной при смерти.

– Продолжайте.

Наконец, сообщают: скончался.

Тогда только встал р. Акиба, снял с себя тефилин[164] и разорвал одежды свои:

– До последней минуты, – пояснил он ученикам, – мы не имели права прерывать св. учение. Теперь мы должны исполнить свой долг перед умершим.

Несметные толпы народа собрались на погребение, горячо оплакивая смерть покойного. Когда народ после погребения начал расходиться, р. Акиба, встав на скамью, обратился к присутствующим с такими словами:

– Братья израильтяне, выслушайте меня. Если бы сына моего даже женихом из‑под венчального балдахина похитила смерть, я почел бы себя достаточно утешенным за свою потерю тем почетом, какой вы теперь оказали ему. Не ради моей учености вы сделали это, – здесь есть лица ученее меня: не ради богатства моего, – здесь многие богаче меня. На юге Акиба известен, а кто в Галилее знает о нем? Знаком он здесь мужам, но что знают женщины и дети о нем? Людей с именем Акиба на любом базаре найдется не мало. Но знаю я, что все вы не пожалели труда явиться сюда только во имя святого долга перед умершим и из благовения перед Торой. И вдвойне велики, поэтому, ваши заслуги. Вот что служит утешением для меня. С миром возвратитесь в дома ваши. (Симх., гл. 8; М. – К., 21)

 

Вельможа обиделся

 

Однажды начальник города Рима Руфус говорит р. Акибе:

– В вашем Писании сказано: «Исава возненавидел я». За что, скажи, ваш Бог так не любит нас?

– Завтра я отвечу тебе на это, – заявляет р. Акиба.

Назавтра спрашивает Руфусь:

– Что же, было тебе сонное видение и указано, что2 ответить мне?

– Именно так, – отвечает р. Акиба. – Двух собак я видел во сне; одну зовут Руфусь, другую Руфина[165]…

– Как! – закричал возмущенный градоправитель, – ты для своих собак других кличек не нашел, как имя мое и моей жены?! Смерти заслуживаешь ты за такую дерзость!

– А велика ли разница, – спокойно отвечает р. Акиба, – между тобой и ими? Ты кушаешь и пьешь, и они едят и пьют; у тебя рождаются дети, у них также; ты умираешь, и они умирают. А стоило мне назвать одну из них твоим именем, и ты в такое негодование пришел!

А Всевышний? Он небеса простер, Он землю основал, а ты берешь чурбан какой‑нибудь и Богом его называешь! Как же Господу не возненавидеть вас, потомков Исава? (Танх.)

 

Лисица и рыбы

 

Вышел от Рима указ, запрещающий евреям заниматься изучением Торы.

Некий Папус бен Иуда, видя, как р. Акиба продолжает по‑прежнему устраивать собрания и всенародно преподавать св. учение, говорит ему:

– Раби! Неужели ты не боишься гнева Императора?

– Папус, – ответил р. Акиба, – люди считают тебя умным человеком, а рассуждаешь ты не лучше любого глупца. Слушай, скажу тебе притчу:

Шла лисица по берегу реки и видит – рыбки мечутся туда‑сюда в большой тревоге. И спрашивает лисица:

– От кого это вы бежите, рыбки?

– Спасаемся, – отвечают они, – от сетей, закинутых в реку, чтоб изловить нас.

– Так выходите лучше на берег, – советует лисица, – заживем мы мирно вместе, как жили когда‑то мои и ваши предки.

Отвечают рыбки:

– Про тебя, лисица, говорят, что ты умнейшее из животных, а рассуждаешь ты не лучше любого глупца. Ты рассуди: если в реке, где нам жить назначено, мы очутились в такой опасности, то как же мы решимся выйти на сушу, где верная гибель нас ждет?

Точно также и я отвечу тебе, Папус: если и теперь, продолжая изучать Тору, в которой залог жизни и долгоденствия нашего, нам приходится трепетать за свою жизнь, то что же будет с нами, когда мы сами откажемся от св. Торы нашей? (Берах., 61)

 

Казнь р. Акибы

 

Вскоре после этого схватили р. Акибу и посадили в темницу.

На казнь повели его как раз в тот час, когда читается молитва «Шема»[166]. Железными гребнями терзали палачи тело р. Акибы, а он, углубленный в чтение «Шема», стоял, с покорностью и любовью принимая кару Божью.

– Учитель! Учитель! – восклицали ученики его, – где же мера терпению твоему?

– Дети мои, – отвечал р. Акиба, – всю жизнь не давало мне покоя заповеданное нам: «И люби Господа всей душою твоею». Это значит: люби Господа даже в ту минуту, когда он душу отнимает у тебя. «О, когда же, наконец, придется мне исполнить это? – думал я. – И вот, сподобил меня Господь осуществить мечту мою! Так мне ли теперь роптать против Господа?

И до тех пор звучало в устах его слово «Единый»[167], пока не отлетела душа его.

И прозвучал в ту минуту Голос Небесный:

– Благо, Акиба, душе твоей, отлетевшей со словом «Единый»!

– Господи! – возопили Ангелы Служения, – такова ли Тора, и такова ли награда ее?

И раздался в ответ Голос Небесный:

– Благо тебе, Акиба! Жизнь грядущая уготована тебе. (Там же)

 

Ночлег блаженный

 

Тотчас после казни р. Акибы к состоявшему при нем ученику его р. Иошуе Гарсийскому явился Илия‑пророк и, стоя в дверях, говорит:

– Мир тебе, учитель!

– Мир и тебе, учитель и наставник мой, – отвечает р. Иошуа.

– Не могу ли я, – продолжает Илия, – чем‑нибудь услужить тебе?

– Кто ты именно? – спрашивает р. Иошуа.

– Священнослужитель я, и пришел сказать тебе, что смерть р. Акибы уже наступила.

Отправились оба в темницу. Двери нашли они отпертыми, а тюремщика и всех заключенных спящими. Положив тело на носилки, они вышли с ним из темницы. Поднял Илия тело с носилок и положил к себе на плечи. Видя это, р. Иошуа говорит:

– Раби, ведь ты назвался священником. Как же ты оскверняешь себя прикосновением к мертвому?

– Не беспокойся, сын мой, – отвечает Илия, – как свят Господь, говорю тебе: ни от праведника, ни от учеников его осквернения быть не может.

Дошли они таким образом до Антипароса. Тут они поднялись на три уступа в гору, по трем же уступам спустились вниз – и открылась перед ним пещера, а в той пещере стоят кресло, скамья, стол и лампада. Опустили они тело на ложе и вышли. Тотчас же загорелось пламя в лампаде и вход в пещеру закрылся. Видя это, Илия воскликнул:

– Блаженны вы, праведники! Блаженны вы, подъемлющие труд учения! Блаженны вы, носители страха Божьего! Ибо уготовано и сохранено для вас пристанище райское в грядущей жизни. И благо тебе, Акиба! Прекрасен ночлег, в час кончины обретенный тобою! (Ял. – Ш.)

 

 

Десять великомучеников

 

«Печать кары Господней»

 

Когда от беспощадной в своей жестокости власти римской вышло повеление казнить еврейских законоучителей, пришли к р. Исмаилу‑персовященнику товарищи его и говорят:

– Взойди на небо и узнай, действительно ли ниспослана от Господа кара эта?

Встал р. Исмаил и совершив очищение и, возложив на себя молитвенное облачение, произнес «Шем‑га‑Мефораш». В ту же минуту ветер поднял его и вознес на небо.

Встретил его архангел Гавриил и спрашивает:

– Это ты, Исмаил, которым Творец твой гордится постоянно, говоря, что есть у Него слуга на земле, являющийся верным отражением божественного образа? Ради чего явился ты сюда?

– Чтобы узнать, закреплена ли печатью Господней кара та?

– Исмаил, сын мой! – отвечает архангел, – клянусь, я сам из‑за «Завесы Престольной» слышал об этом: десять законоучителей израильских обречены на казнь властью злодейской.

– За что?

– За предательство Иосифа его братьями. День за днем Суд небесный вопиет перед престолом Всевышнего: «Может ли быть в Торе хотя единая буква, напрасно написанная? Сказано: «Кто украдет человека и продаст его, того должны предать смерти». Родоначальники десяти колен продали Иосифа – и поныне Ты не взыскал за это ни с них, ни с их потомков.

– Этим, – сказал в заключении архангел, – и вызвана ниспосланная теперь на вас кара.

– Отчего же, – спрашивает р. Исмаил, – Господь до сих пор никого не покарал за Иосифа?

– Клянусь тебе, сын мой, поныне не нашел Господь праведников в народе, столь достойных как вы, и поэтому возмездие возложено на вас.

Видя, что близко уже скрепление приговора печатью Господней, возликовал злой дух Самаил[168] и начал похваляться, говоря:

– Я победил Михаила, ангела‑хранителя Израиля.

Вознегодовал Предвечный на Самаила. И призывает великого Архангела Метатрона и говорит:

– Напиши и печатью Моей скрепи: «Сера и пламень на Рим, город злодейский! На людей и на животных, на серебро его, на золото его и на все, что находится в нем!

Услышал это р. Исмаил, и сошел мир в сердце его. Стал он ходить по небу и видит: подобие жертвенника подле Престола Всевышнего. И спрашивает он Гавриила:

– Что это?

– Алтарь, – отвечает архангел.

– А какие жертвы приносятся на этом алтаре?

– Души праведников.

– А кто совершает жертвоприношение?

– Великий архангел Михаил.

Возвратился на землю р. Исмаил и рассказал товарищам о том, что приговор давно утвержден Господом. И стали скорбеть они и радоваться стали в то же время, что поставил их Господь на весы противу всех колен Израиля.

 

Р. Симеон и р. Исмаил

 

Первыми выведены были на казнь р. Симеон бен Галилель и р. Исмаил‑первосвященник.

Не выдержал р. Симеон – заплакал.

– О, князь мой юный! – воскликнул р. Исмаил, – шаг‑другой, и в лоно праведных откроется доступ тебе. А ты плачешь!

– Сердце мое слезами исходит, – ответил р. Симеон, – ведь я не знаю даже, за что я муки принимаю.

– А ты постарайся вспомнить, не было бы, например, такого случая: пришел к тебе кто‑нибудь с тяжбой или с требой, не терпящей промедления.

А ты не спеша заставил того человека ждать, пока ты допьешь свой кубок, пока ремень на сандалии завяжешь, в более нарядную одежду облачишься. По Торе же это значить подвергать человека мучениям, безразлично на долгое ли, или на короткое время.

И не за это ли смертные муки преждевременно ниспосланы тебе?

– Учитель, ты утешил меня[169], – сказал р. Симеон.

И оба начинают просить палача. Один говорит:

– Я первосвященник, сын первосвященника, потомок Аарона, священнослужителя перед Господом. Казни меня первым, чтоб не видеть мне мук моего товарища.

И другой просит:

– Я князь, потомок князей, отпрыск Давидова дома. Казни меня раньше, чтобы не видеть мне мук товарища моего.

– Киньте между собою жребий, – предлагает палач.

Жребий пал на р. Симеона.

Взмахнул палач мечом и обезглавил его. Поднял р. Исмаил отсеченную голову и, прижимая ее к груди, воскликнул, заливаясь слезами:

– О, священные уста, уста праведные, уста из котороых яхонты, алмазы и перлы сыпались! Кем вы теперь в прах повержены, кем песком и пеплом наполнены! О, горе, горе! Такова ли Тора и такова ли награда ее?

Пока р. Исмаил горевал так, выглянула в окно дочь кесаря и остановилась очарованная красотой его, ибо р. Исмаил был одним из семи красивейших мужей на свете, и сияло лицо его подобно лику ангельскому. Преисполнилось сердце царевны жалостью к нему, и посылает она просит кесаря:

– Отец, обещай исполнить одну мою просьбу.

Отвечает кесарь:

– Исполню всякую просьбу твою, дочь моя; не проси только за р. Исмаила и его товарищей.

Посылает снова она просить отца:

– Молю тебя, подари ему жизнь!

– Это невозможно, – отвечает кесарь, – я поклялся казнить его.

Начал палач сдирать кожу на голове у р. Исмаила. И когда он дошел до того места, где возгалается тефилин – земля и небо содрогнулись; повторился стон – Престол Небесный пошатнулся.

– Господи! – возгласили, не выдержав более, Ангелы Служения, – праведник, перед которым Ты открыл все сокровищницы высших миров и все тайны низших – ему ли умирать такой ужасной смертью? Такова ли Тора и такова ли награда ее?

Отвечает Всевышний:

– Как помочь мне детям моим? Это – гезера[170] и некому из смертных устранить ее.

Раздался Голос:

«Еще один вопль р. Исмаила – и я всю вселенную в пустыню превращу!»

Услыша последние слова, р. Исмаил умолк.

Говорит ему кесарь:

– Что же, все еще уповаешь ты на своего Бога?

– Да, – отвечает р. Исмаил, – словами Иова: «Если Он и убьет меня, я на Него уповать буду».

И с этими словами отлетела душа его.

Когда весть о казни р. Симеона и р. Исмаила дошла до р. Акибы, он разорвал на себе одежды, облекся во вретище и сказал ученикам:

– Готовьтесь к великим испытаниям. Ибо, если бы милость Божия была суждена нам, она пришла бы не иначе как через Симеона и Исмаила. Но ведомо Тому, Кем сотворена вселенная, что великая кара грядет на землю – и вот, взяты от нас праведники эти.

 

Р. Акиба бен Иосиф

 

Повели на казнь р. Акибу – того, кто в св. письменах каждую черточку изъяснял, почерпая в ней истинный смысл синайских заветов.

Но в этот момент пришла весть о нашествии из Аравии на римские владения, и кесарь, спеша в поход, приказал отложить казнь и до его возвращения с войны держать р. Акибу в заключении.

Возвратясь из похода, он не замедлил возобновить приказ о казни.

Начали палачи рвать железными гребнями тело р. Акибы. С любовью принимал он муки и каждый раз, когда острые зубья впивались в него, он восклицал словами предсмертной песни Моисея:

 

«Твердыня наша! – Совершенны

Дела Его, законны все пути.

Бог – Истина; нет кривосудья в Нем,

И справедлив Он, и правдив!»

Раздался Бат‑Кол:

«Благо тебе, Акиба! Праведен ты был и правдив, и со словом “правдив” отлетела душа твоя».

 

Р. Ханина бен Терадион

 

Настала очередь р. Ханины бен Терадиона.

Про р. Ханину бен Терадиона рассказывали, что это был человек приятный и Богу, и людям. Никто не слышал от него дурного слова.

Когда вышло запрещение заниматься изучением Торы, он не переставал собирать вокруг себя народ и преподавать свои поучения.

Больной р. Иосе бен Кисма, которого он зашел проведать, стал увещевать его, говоря:

– Ханина, брат мой! Не видишь ли сам, что этому племени[171] Самим Богом дана власть над нами? Оно опустошило дом Его, сожгло Его святыню, умертвило праведнейших Его, погубило избранных Его – и поныне племя это остается невредимым. А мне сказали про тебя, что продолжаешь изучать сам и другим преподавать Тору, устраивая собрания и публично держа свитки Завета раскрытыми перед собою.

– Господь милостив, – отвечает р. Ханина.

– Это не ответ, Ханина! Я дело говорю, а ты отвечаешь: «Бог милостив». Чудом будет, если не сожгут тебя вместе со свитками на костре.

– Раби, – говорит Ханина, – удостоюсь ли я блаженства?

– Разве ты знаешь какой‑нибудь тяжкий грех за собою?

– Заведуя благотворительными сборами, я однажды деньги, назначенные на трапезу для неимущих в Пуриме, роздал по ошибке, как обычную милостыню бедным.

– Только то? Я ничего лучшего не желал бы себе, как быть на твоем месте.

 

Вскоре р. Иосе умер. На погребение его пришли знатнейшие граждане Рима и на обратном пути застали р. Ханину читающим поучение с раскрытым свитком Завета перед многочисленным собранием. Привели его на суд и спрашивают:

– Как дерзнул ты нарушить приказ кесаря?

– Я поступил так, как повелел мне Господь.

Суд постановляет: р. Ханину сжечь на костре, жене его отрубить голову, а дочь отдать на публичное позорище.

 

Вывели р. Ханину на площадь, обернули в свиток Торы и в таком виде возвели на костер. Затрещал охваченный пламенем хворост. А палачи начали класть на груди р. Ханине волокна шерсти, напитанные водою, дабы подольше поддержать в нем дыхание и этим продлить мучения.

– Отец! – кричит в ужасе дочь его, – я не в силах муки твои видеть!

– Дочь моя! – отвечает р. Ханина, – если бы меня одного жгли на костре, я возроптал бы, но вместе со мною горит и св. Тора наша. И Тот, Кто явится мстителем за нее, отомстит и за меня.

Спрашивают ученики:

– Раби, что2 видишь ты в эти минуты?

– Вижу, – отвечает р. Ханина: пергамент сгорает, а буквы возносятся в вышину.

– Раби! – советуют они, – вдохни в себя пламя, и скорее наступит конец твоим мукам.

– Пусть Тот, Кто дал мне душу, примет ее у меня, – отвечает р. Ханина, а сам я ускорять свою смерть не стану.

Тут уже и сам палач не мог дольше видеть его муки и спрашивает он р. Ханину:

– Раби, если я сниму мокрую шерсть и усилю пламя, введешь ли ты меня в жизнь вечную?

– Да, – отвечает р. Ханина.

– Поклянись мне в этом.

– Клянусь.

Сделал так палач. И отлетела в вечность душа мученика. В ту же минуту и палач бросился на костер и исчез в пламени.

И зазвучал Бат‑Кол:

«Раби Ханина и палач его с ним грядут в жизнь вечную!»

По поводу этого Рабби[172] говорил со слезами на глазах:

– Кому удастся одной минутой обрести вечную жизнь, а кому долгими годами приходится выносить самые мучительные испытания.

 

Р. Иуда бен Баба

 

Про р. Иуду бен Баба рассказывают, что с восемнадцати до восьмидесяти лет своей жизни он не знавал сна, довольствуясь, как это наблюдается у лошади, легкой и кратковременной дремотой. День и ночь он отдавал ученью.

Однажды вышел указ, запрещающий выдавать семиху[173], под страхом смерти как выдающего, так и получающего ее. Кроме того, указом налагалась строгая ответственность на весь город и на окрестные местности, в пределах которых нарушено будет это запрещение.

Поразмыслив над этим, р. Иуда прибегнул к такому исходу: приглядел он место в горах, лежащее между двумя городами с их округами и на полпути между Ушой и Сефареам. Там приютился он с пятью учениками: р. Меиром, р. Иудою, р. Симеоном, р. Иосе и р. Элазаром бен Шаммуа, чтобы подготовить их к семихе.

Когда убежище их было открыто, говорит им р. Иуда:

– Дети мои, скорее бегите отсюда.

– Учитель, что же с тобой будет? – возражают ученики.

– Обо мне не тревожьтесь: я останусь здесь подобно скале, которой не сдвинуть с места.

Предание гласит, что когда явились римляне, р. Иуда оставался на своем месте, и триста дротиков, пущенных в него римлянами, изрешетили все тело его.

 

Р. Иуда бен Дамма

 

Повели казнить р. Иуду бен Дамма. Тот день был канун пятидесятницы[174].

Просит р. Иуда у кесаря:

– Отпусти меня на короткое время – дай встретить святой праздник и поблагодарить Господа за дарование нам Торы.

– Как, ты до сих пор еще веришь, – восклицает кесарь, – в Тору и в Бога, который дал вам ее?!

– Верую! – отвечает р. Иуда.

– На какую же еще награду за свою Тору можешь ты рассчитывать?

– На это уже давно дан ответ Давидом – мир душе его: «Как велико благо Твое, которое Ты хранишь для боящихся Тебя!»

– Подобных вам безумцев и на свете не было. Неужели вы действительно верите в загробную жизнь?

Отвечает р. Иуда:

– Безумцев, подобных вам, действительно нет и не было на свете. Возможно ли отрицать существование Бога Живого? И горе же тебе будет, когда увидишь нас в сиянии вечной жизни, а сам, в стыде и позоре, повержен будешь в преисподнюю!

Воспылал гневом кесарь, и велит он привязать р. Иуду за волосы к хвосту дикой лошади и влачить по улицам Рима, а затем изрубить тело его в куски.

Когда казнь была совершена, явился блаженной памяти Илия‑пророк и, подобрав куски, предал их погребению в пещере у реки, протекающей вблизи Рима. И впродолжении тридцати дней после этого слышали римляне рыдания и стоны, доносившиеся из той пещеры.

Доложили об этом кесарю. А он крикнул в ответ:

– Если бы и всему миру грозило разрушение, я до тех пор не успокоюсь, пока не выполню волю свою над старейшинами еврейскими.

 

Раби Хуцпит Тургеман

 

По преданию, р. Хуцпиту в то время было сто тридцать лет, а он и тогда еще был красив лицом, как ангел Божий.

Доложили кесарю о красоте и глубокой старости осужденного и стали просить:

– Жизнью твоей заклинаем тебя, государь, смилуйся над этим старцем!

Спрашивает кесарь р. Хуцпита:

– Сколько лет тебе?

– Сто тридцать лет без одного года, – отвечает старец. – И я прошу тебя: отложи мою казнь до завтра и дай исполниться числу лет моих.

– Но разве тебе умирать не все равно, – удивляется, кесарь, – что днем раньше, что днем позже?

Отвечает р. Хуцпит.

– Я хотел бы еще два повеления Божьи исполнить?

– Какие же это повеления?

– Еще дважды прочитать «Шема», утром и вечером, дважды еще признать над собою власть Единого Бога, Великого и Страшного.

– О, дерзкие! О, неукротимые! – разражается криком кесарь, – доколе вы еще будете уповать на вашего Бога. Ведь этот Бог ваш уже состарился и не в силах больше защитить вас от меня. Кабы не бессилие Его, разве Он давно уже не рассчитался бы со мною за Себя, за Свой народ, за Свой храм, как Он сделал это с фараоном, с Сисарой и со всеми царями ханаанскими?

Слыша такое богохульство, горько зарыдал р. Хуцпит и разорвав на себе одежды, воскликнул:

– Горе, горе тебе, кесарь! Что станешь ты делать в тот день, когда придет Господь, чтобы воздать по заслугам Риму и богам его?

– Довольно препираться со мною этому старику! – крикнул кесарь. – Казнить его!

Р. Хуцпита сперва закидали камнями, а затем распяли!

 

Р. Ханина бен Хахинай

 

Вывели на место казни р. Ханину бен Хахиная.

Предание гласит, что всю жизнь свою, с двенадцати и до девяностопятилетнего возраста, он провел в посте.

День, когда его повели на казнь, был канун субботы.

Стоя перед палачами, он приступил к чину «Встречи Субботы».

«И совершены были небо и земля,

И все сонмы их.

И Бог благословил день седьмой

И освятил его».

И едва он произнес слово «освятил», напали на него палачи и умертвили его.

И Бат‑Кол возгласил:

«Благо тебе, Ханина бен Хахинай! Ты свят – и со словом «Свят» отлетела душа твоя!»

 

Р. Иешевав Га‑Софер

 

Когда повели казнить р. Иешевава Га‑Софера, ученики стали говорить ему:

– Учитель, что с Торою станется?

– Дети мои, – отвечает он им, – наступает время, когда Тора забыта будет в народе. Недаром злодейское племя это принялось с такой наглостью уничтожать лучшую красу нашу, достойнейших и славнейших среди нас. О, если бы моя смерть послужила уже последним искуплением для всего поколения нашего! Но, увы, я предвижу, что не останется ни одной улицы в Риме, где не валялись бы кости еврейские. О, много, много крови еврейской будет еще пролито этими злодеями.