Государственная Дума и Государственный Совет в системе российского конституционализма

Важнейшим мероприятием в области государственных преобразований после Манифеста 17 октября был пересмотр положений о Государственной думе и Государственном совете. Третий пункт Манифеста 17 октября от имени царя обещал установить «как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной Думы».

Манифест 17 октября ничего не говорил о преобразовании Государственного совета в качестве верхней по отношению к Государственной думе палаты. Однако доклад С.Ю. Витте, опубликованный вместе с манифестом, содержал следующее положение: «Весьма важно сделать реформу Государственного Совета на началах видного участия в нем выборного элемента, ибо только при этом условии можно ожидать нормальных отношений между этим учреждением и Государственной Думой». Намеченный план преобразования Государственного совета был осуществлен как неотъемлемая часть реформы Государственной думы.

Превращение Государственного совета из главного законосовещательного органа во вторую палату законодательного учреждения выражало достаточно ясно стремление создать консервативную двухпалатную систему организации законодательной власти в России в рамках смешанной или умеренной формы правления.

Таким образом, 20 февраля 1906 г. император подписал, во-первых, манифест «Об изменении учреждения Государственного Совета и о пересмотре учреждения Государственной Думы» и, во-вторых, Учреждение Государственной Думы, в-третьих, именной указ «О переустройстве учреждения Государственного Совета».

Царь реорганизовал Государственный совет, наделив его полномочиями, которых он ранее не имел. Государственный совет стал выступать в качестве как бы второй палаты по отношению к Думе. Его состав комплектовался следующим образом. Половина Совета назначалась царем, другая половина была выборной.

Выборы в Государственный совет были организованы так, что демократические элементы и трудящиеся туда попасть не могли. Выбирались в Государственный совет от губернских земских собраний в соответствии с имущественным цензом представители имущих классов, а также представители духовенства, члены дворянских обществ. Императорская академия и университеты избирали академиков и профессоров. Представители крупной буржуазии получили возможность выдвигать своих выборных от Совета торговли и промышленности.

Законопроект из Думы поступал в Государственный совет, который мог при желании отклонить его. В дальнейшем многие законопроекты принятые Думой так и не получили одобрения Государственного совета. Так, Государственная дума сделала попытку добиться принятия акта об отмене смертной казни. Этот законопроект был отклонен Государственным советом.

Если обе палаты были согласны с законопроектом, то окончательное решение принадлежало царю. Он мог его утвердить либо отвергнуть. Фактически получалось так, что законодательная деятельность полностью контролировалась царем.

После создания в России Государственной думы представители либеральной буржуазии восторженно заявляли, что в России, наконец, появился парламент, что отныне в стране началась эпоха парламентаризма.

Однако либеральная буржуазия напрасно полагала, что в лице Государственной думы в России появился парламент. Некоторые внешние признаки парламента у Думы имелись. Она могла направлять запросы правительству – реорганизованному Совету Министров – и его отдельным членам. Но министры могли и не обращать внимания на эти запросы. Никакой ответственности перед Государственной думой у правительства не было. Министры назначались и увольнялись царем, перед Думой они не отчитывались, от нее не зависели, хотя сама реорганизация Совета министров была связана именно с созданием Думы.

Со стороны Государственной думы делались попытки объявить о недоверии правительству. На акт о недоверии со стороны Государственной думы правительство не реагировало, оно просто не обратило на него внимания. Были даже случаи, когда критика с трибуны Думы злоупотреблений некоторых должностных лиц приводила к тому, что царь, который ненавидел Думу, повышал критикуемых в должности. Тем самым царь демонстрировал, что с Думой не считается