Искаженные воспоминания о делах Иисуса

 

Перейдем к воспоминаниям о делах Иисуса. Мы рассмотрим, как менялись детали в ходе пересказа преданий, и зададимся вопросом: есть ли случаи, в которых и сама суть не отражает точные воспоминания об Иисусе, а придумана последующими христианскими рассказчиками? Опять‑таки список не претендует на полноту. Мы остановимся на трех узловых моментах: крещение Иисуса, отношения с учениками и слава чудотворца.

Крещение Иисуса и его отношения с Иоанном. Древнейший рассказ о крещении Иисуса содержится у Марка. С него это Евангелие и начинается. Иоанн проповедует «крещение покаяния для прощения грехов».

Вместе со «всей страной Иудейской» (несомненное преувеличение) Иисус приходит креститься. Когда он выходит из воды, открываются небеса, нисходит Дух, подобно голубю, и с неба звучит голос: «Ты Сын мой возлюбленный, в котором мое благоволение» (Мк 1:9–11).

Судя по всему, сей простой рассказ смущал христиан. И причина понятна: считалось, что крещающий духовно выше крещаемого. Как же Иисуса могли крестить? Не означает ли это его духовного недостоинства? Уже Евангелие от Марка опровергает идею, что Иоанн был духовным лидером и учителем Иисуса. Для этого оно превращает Иоанна в предтечу: Иоанн обещает, что придет Тот, кто Сильнее его.

Однако есть проблема посерьезнее, которую Марк даже не пытается решить. Если Иоанн крестил в «покаяние для прощения грехов», зачем Иисус крестился? Неужели ему требовалось покаяние? Неужели он искал прощения грехов? Ранние христиане так не думали. (Какие еще грехи?)

Но если Иисус был безгрешен, зачем он крестился? Евангелие от Матфея предлагает ответ, который, очевидно, появился в традиции далеко не сразу. Иисус приходит к Иоанну креститься, а тот удерживает его: мол, это Иисус должен крестить Иоанна, а не наоборот! Однако Иисус настаивает на своем: «Так надлежит нам исполнить всякую правду» (Мф 3:13–17). Как видим, Матфей очень удачно избавился от проблемы: по большому счету Иисусу не нужно креститься, а делает он это лишь потому, что так правильно. Любопытно, что в версии Матфея голос с неба говорит нечто иное, чем у Марка. Здесь он обращается не к Иисусу («ты Сын мой…»), а к Иоанну или народу («сей есть Сын мой…»). Говорил ли голос то и другое сразу?

Совершенно иначе голос высказывается в некоторых рукописях Евангелия от Луки. И вполне вероятно, что это чтение принадлежит оригиналу.²⁹ Здесь голос говорит: «Ты Сын мой, ныне я родил тебя». Получается, что Иисус стал Сыном Божьим при крещении! И таким образом, крещение необходимо не для прощения грехов, а потому что оно есть ритуальный акт адоптации.

Но говорил ли голос обо всех трех версиях? В древнем неканоническом Евангелии от эбионитов именно это и происходит. Сначала голос обращается к Иисусу (словами из Мк), затем идут слова из версии Луки. Затем Иоанн Креститель спрашивает, кто есть Иисус, и голос отвечает словами из Евангелия от Матфея.³⁰ Весьма изобретательно! И ведь даже в наши дни многие буквалисты скажут, почему бы и нет.

А ведь проблема‑то не исчезла: почему Иисус крестился? Да, у Матфея есть ответ. Но Лука и Иоанн, видимо, дают другие ответы. Прочтите Луку внимательно: из текста даже не очевидно, что Иоанн крестил Иисуса!

Когда же крестился весь народ, и Иисус, крестившись, молился… (Лк 3:21)

Уж не наводит ли Лука читателя на мысль, что Иисус не крестился у Иоанна? Это впечатление еще сильнее в случае с четвертым Евангелием. Иоанн проповедует и говорит, что видел Духа, сходящего на Иисуса. Но о крещении Иисуса не сказано (Ин 1:29–34).

Эти более поздние евангелия всячески стараются показать, что Иисус выше Иоанна, который де‑мол был лишь Предтечей.

 

• Евангелие от Иоанна. Здесь, в отличие от других евангелий, Креститель подчеркивает, что сам он не Мессия, не пророк Илия и не грядущий пророк (Ин 1:24–27). Он лишь готовит путь Идущему за ним Искупителю. Иоанн сообщает ученикам, что Иисус есть «Агнец Божий, который берет грех мира» (Ин 1:29).

• Евангелие от Луки. Здесь Иоанн признает превосходство Иисуса еще до рождения их обоих! Кстати, лишь у Луки сказано, что Иоанн и Иисус – родственники: в других источниках эти двое не связаны между собой до выхода Иоанна на проповедь. Согласно Луке, Мария, мать Иисуса, приходилась родственницей Елисавете, матери Иоанна. От ангела Гавриила она узнает не только то, что она зачнет от Духа Святого, но и то, что Елисавета забеременела. Мария отправляется к Елисавете, и при ее появлении Иоанн прыгает от радости в утробе (по словам Елисаветы, «пришла матерь Господа моего») (Лк 1:39–45). Никаких сомнений нет: хотя Иоанн вышел на проповедь раньше Иисуса, он во всех отношениях стоит ниже Иисуса.

 

Как видим, рассказы меняются со временем. Большинство ученых согласны, что здесь есть историческое зерно:

 

• Иоанн Креститель был апокалиптическим пророком. Он проповедовал омовение покаяния, очищающее от грехов.

• Иисус из Назарета принял такое омовение от Иоанна.

 

Для христиан крещение Иисуса имело смысл: оно означало, что всякому, кто хочет войти в Церковь, необходимо креститься. Поэтому они сохранили память о нем. Но на память наложило отпечаток их понимание Иисуса. Поэтому предание изменило вид. Получилось, что Иисусу не нужно было каяться и искать прощения грехов и что Иисус был духовно выше Иоанна, хотя и крестился у него.

Иисус и его ученики. Практически нет сомнения, что у Иисуса были ученики и что ближайшими из них были Двенадцать. В его окружение также входили некоторые женщины.

Для анализа воспоминаний об учениках я выбрал два рассказа. Один из них касается мужчин, другой – женщины. Согласно моему тезису, основная суть изложена верно: у Иисуса были эти ученики. Но конкретика в рассказах менялась, пока их передавали от человека к человеку. Эти изменения показывают, чтó было важно для рассказчиков и как они хотели актуализировать прошлое в рассказах об Иисусе.

Одно из известных различий между синоптиками и Иоанном состоит в том, как они описывают избрание ближайших к Иисусу апостолов, в частности Симона Петра и его брата Андрея. У Марка события развиваются в быстром темпе. Крестившись, Иисус отправляется в пустыню. Там он проводит сорок дней, искушаемый сатаной. После ареста Иоанна Крестителя Иисус приходит в Галилею и начинает свою апокалиптическую проповедь. И сразу избирает учеников.

Он проходит мимо Галилейского моря и видит двух братьев, Симона и Андрея, закидывающих сети в море. Он зовет их следовать за собой. Они оставляют сети и слушаются его. Пройдя еще немного, он видит Иакова и Иоанна Зеведеевых, которые чинят сети. Опять же он зовет их за собой, и они откликаются, оставляя своего отца, – надо полагать, к его великому неудовольствию (Мк 1:16–20). Этот рассказ типичен для Марка, лаконичен, ярок и по существу. Перед нами люди, которые Иисуса в глаза не видали. Но он наделен столь мощной харизмой, что они не просто слушают его, но и моментально слушаются его. Без колебаний. Не задавая вопросов.

Совершенно иначе выглядит призвание учеников в Евангелии от Иоанна. Опять‑таки оно отнесено к началу деятельности Иисуса. Иоанн Креститель – который еще не арестован (противоречие с Марком!) – видит Иисуса и называет его Агнцем Божьим (Ин 1:29). На другой день он стоит с двумя своими учениками и снова называет Иисуса Агнцем Божьим. Эти двое отправляются за Иисусом и затевают с ним разговор. Один из них – Андрей. Затем он находит своего брата Симона и сообщает: «Мы нашли Мессию». Симон приходит к Иисусу и слышит от него: «Ты – Симон…ты наречешься Кифа, что значит камень» (Ин 1:42). Кифа – это арамейский эквивалент греческого имени Петр.

Различия между традициями бросаются в глаза.

• Евангелие от Иоанна. Иисус призывает учеников не после ареста Иоанна, а еще во время его активной деятельности. Андрей и Петр приходят к нему по очереди, а не одновременно. И не Иисус их находит, а они его. Здесь не возникает ощущения, что Иисусу достаточно сказать слово – и люди пойдут за ним без колебаний. Более того, Андрей и Петр становятся учениками Иисуса именно потому, что считают его Мессией (хотя он еще ничего не сделал публично).

• Евангелие от Марка. Ученики находятся с Иисусом недели и месяцы, не понимая, кто он (Мк 6:51–52; 8:21). Лишь в середине евангелия – в конце восьмой главы (а всего глав шестнадцать) – до Петра окончательно доходит, что Иисус есть Мессия. Да и то он не понимает смысла мессианства (см. главу 6). Когда Петр выказывает свою неспособность разобраться в личности и миссии Иисуса, Иисус называет его «сатаной» (Мк 8:27–33). (У Иоанна последней сцены вообще нет: Петр понимает, кто такой Иисус, уже в Ин 1, когда Иисус еще не совершил никаких чудес.)

Одно с другим не вяжется. Конечно, притянуть за уши можно. Можно сказать, что события в Ин 1 подготовили почву для событий в Мк 1. Однако выдвигать подобные теории, значит, не понимать сути. Марковский рассказ потеряет силу, если считать, что ученики познакомились с Иисусом до сцены у озера. Да и стремительность не случайна, как мы увидим в главе 7. Марк подчеркивает нечто важное: Иисус наделен властью. Когда Иисус говорил, люди слушались. Даже если они раньше в глаза его не видали.

Вместе с тем Иоаннов рассказ не «работает», если прав Марк. У Марка Иисус знакомится с учениками лишь после ареста Иоанна. Но в четвертом Евангелии Иисус встречает учеников и немедленно начинает служение (Ин 2: брак в Кане и очищение Храма). Нет промежутка, в который ученики вернулись бы к лодкам и стали ловить рыбу, пока их не призвал Иисус (как в Мк 1). В четвертом Евангелии иначе расставлены акценты: первые ученики Иисуса сами ищут его, а убеждают их – слова о том, что он послан Богом. Эти верные евреи (среди гущи неверного мира) пытаются найти Мессию, а найдя, сразу распознают его. Есть и символический смысл: всякий должен взыскать Иисуса и увидеть, что Иисус есть Спаситель Божий, который берет на себя грехи мира.

…У исторического Иисуса были не только ученики‑мужчины: за ним следовали и женщины. Рассмотрим сейчас интересный рассказ, показывающий важную роль женщин в его жизни и проповеди. Во всех четырех Евангелиях какая‑то женщина умащивает тело Иисуса маслом, а присутствующие мужчины недовольны. Иисус заступается за нее, а мужчин упрекает в непонимании.

• Евангелие от Марка (Мк 14:3–9). (Самое древнее свидетельство.) Накануне ареста Иисус идет в Вифанию (поселок под Иерусалимом), в дом Симона прокаженного. Туда приходит и некая женщина с алебастровым сосудом, наполненным драгоценным нардом, и выливает эти благовония на голову Иисуса. Присутствующие (видимо, ученики) недовольны: за нард можно было бы выручить круглую сумму, и раздать ее нищим. Но Иисус заступается за женщину: она сделала хорошее дело, заранее умастив его тело для погребения. (У Марка это очередное предсказание о Страстях. Остается неясным, знала ли женщина, что Иисусу надлежит умереть, или просто почтила его, а он усмотрел в ее действиях символический смысл. В любом случае вся эта линия с подготовкой тела для погребения похожа на инвенцию позднего рассказчика, созданную после Страстей.) В конце эпизода звучит несомненная истина: по словам Иисуса, о поступке женщины – добром и пророческом – будет рассказано всюду, где будет возвещено Евангелие. Так и случилось!

• Евангелие от Иоанна (Ин 12:1–8). Здесь различия с Марком весьма существенны. Дело происходит в Вифании, но не в доме Симона прокаженного, а в доме друзей Иисуса – Марии, Марфы и Лазаря. Иисуса умащивает не безымянная женщина, а сама Мария, хозяйка. Из учеников недоволен лишь Иуда Искариот, которому хотелось бы прикарманить выручку от продажи благовоний. (По мере распространения преданий иногда меняются детали, появляются новые имена и темы. Судя по всему, так обстоит дело и здесь: эпизод связывает между собой разных персонажей.)

• Евангелие от Луки (Лк 7:36–50). Здесь мы находим совсем иную версию, в которой ученые давно распознали радикальную трансформацию версии Марка. Дело происходит не накануне ареста, а гораздо раньше. Иисуса приглашают в дом фарисея по имени Симон (не Симона прокаженного и не в дом Марии и Марфы!). Во время обеда приходит женщина с алебастровым сосудом, полным благовоний, плачет у ног Иисуса и умащивает их. Симон (а не один из учеников) недоволен, но не тратами, а тем, что ни один пророк не позволил бы грешнице прикоснуться к себе. Тогда Иисус рассказывает Симону притчу о человеке, у которого было два должника; один был должен маленькую сумму, другой – большую. Если кредитор простит обоим, спросил Иисус, кто ощутит бóльшую признательность? Конечно, тот, чей долг был огромным. В отличие от фарисея, внешне праведного, эта женщина – великая должница перед Богом, ибо грехи ее велики. Поэтому и любовь в ней сильнее, чем в ханже‑фарисее: ведь ей многое прощено. (Из рассказа о помазании тела для погребения Лука или более ранний рассказчик сделал историю о прощении отверженной. В каком‑то смысле суть осталась прежней: какая‑то женщина умастила Иисуса дорогими благовониями, пока он остановился в чьем‑то доме. Но детали настолько изменились, что фактически получилась другая история.)

Марк (а также Матфей) и Иоанн «помнили» это событие, ибо для них было важно, что Иисус предвидел свое распятие. Распятие входило в замысел Божий. Соответственно, женщина сделала очень важное дело; интуиция свыше подсказала ей, что Иисусу вот‑вот предстоит умереть. Она поняла ситуацию – в отличие от мужчин‑учеников, которые не разобрались в миссии Иисуса.

Лука же «помнил» это событие иначе во многом потому, что хотел использовать его в других целях. У него смысл не в том, что Иисус скоро умрет, а в том, что Иисус (и предлагаемое им прощение) доступно всем людям, а не только святошам, богачам и счастливцам, которым повезло с благословением Божьим. Иисус и его спасение – для всех людей, даже стоящих в низу социальной лестницы, изгоев. Они будут благодарны Богу именно потому, что им есть, что прощать.

Чудеса Иисуса. Обсуждая дела Иисуса, трудно обойти стороной его чудеса. Евангельские рассказы наполнены чудесами. Иисус рождается от женщины, никогда не имевшей сексуальных отношений. С начала проповеди до Голгофы он творит чудо за чудом: нарушает законы природы, исцеляет больных, изгоняет бесов и воскрешает мертвых. Чудотворные способности Иисуса столь хорошо засвидетельствованы, что даже скептики, не слишком верящие в евангельские рассказы о сверхъестественном, склонны считать Иисуса целителем и экзорцистом.³¹

Меня давно занимало, что такие умеренные скептики полагают, будто Иисус мог исцелять больных и изгонять бесов, но сомневаются, что Иисус совершал чудеса с природой: ходил по воде, усмирял бурю словом, умножал хлеба и превращал воду в вино. Может, дело в том, что исцеления и экзорцизмы лучше засвидетельствованы, чем чудеса с природой? Не исключено. Или дело в ином: чудесам с природой намного труднее поверить? И это не исключено.

Не буду углубляться в причины, по которым для историков проблематична категория чуда. Я говорил о них в других книгах и повторяться не стану.³² Но вот мое твердое убеждение: если человек, даже верующий, занимается исторической реконструкцией, ему не стоит настаивать на историчности чудес. (И я так думал, даже когда сам был глубоко верующим.) И не потому, что мешает секулярный догмат, как думают иные апологеты. Просто в ходе реконструкции мы пытаемся установить, какое событие вероятнее. А сверхъестественное не может попасть в категорию «вероятного», ибо по определению не вероятно.

Не будем сейчас в это уходить, а подумаем о другом: есть ли у нас уверенность, что Иисуса считали чудотворцем хотя бы в его время, на его веку? По данному вопросу я нахожусь в меньшинстве. На мой взгляд – нет, не считали. Я не хочу сказать, что стопроцентно в этом уверен: лишь то, что основания для сомнений имеются.

Объясню, почему я так думаю. Сначала отметим два факта, с которыми, кажется, все согласны.

• Чем больше развивались предания об Иисусе, тем больше ему приписывались чудеса, подчас невообразимые. Это должно быть очевидно читателю неканонических евангелий. В главе 1 мы упоминали некоторые сюжеты: едва родившись, Иисус может ходить и исцелять; будучи младенцем, он приказывает пальме склониться, чтобы его мать вкусила плода; в пятилетнем возрасте он оживляет глиняных воробьев и иссушает тягостных ему товарищей по играм; убивает словом учителей, которые ему досаждают; при воскресении выходит из гробницы, будучи ростом с гору, и т. д. И это лишь тексты, которые мы уже упоминали, капля в море.

• Рассказы о чудесах всегда несут богословскую нагрузку. Рассказы о чудотворце‑вундеркинде показывают, что Иисус с рождения был Сыном Божьим, наделенным сверхъестественной силой; что он уже в пять лет был Владыкой жизни и смерти; что как воскресший Спаситель, он был сверхъестественным существом гигантских размеров. Да и вообще снова и снова рассказы о чудесах показывают, что Иисус – великий Сын Божий. Он превосходил всех своих врагов (в том числе уличных драчунов). Он был сильнее самой природы.

Однако богословские уроки содержатся и в канонических повествованиях. Евангелисты, как и их предшественники, устные сказители, были верующими христианами. Они видели в Иисусе могущественного Сына Божьего, который превосходил все земное, был выше своих земных врагов, боли и страдания, всяческих болезней, дьявола и бесов, природы и самой смерти. Евангельские рассказы о чудесах – это не беспристрастные отчеты, написанные из объективного интереса к событиям на задворках Римской империи. И тогда, и впоследствии подобные вещи рассказывались с целью убедить людей в богосыновстве Иисуса.

Важно понимать, что чудеса в евангелиях – не только неканонических, но и канонических – во многом призваны подтвердить весть Иисуса. Это легче увидеть, если рассматривать их в обратной хронологической последовательности.

В Евангелии от Иоанна это говорится прямым текстом. Как неоднократно отмечает сам автор, чудеса суть «знамения», указывающие на личность Иисуса. (У синоптиков чудеса не называются «знамениями».) Без подобных знамений никто не уверует (Ин 4:48). В этом и только в этом Евангелии Иисус неоднократно свидетельствует о себе речениями «Я ЕСМЬ», и чудеса доказывают истинность этих речений.

Иисус называет себя «хлебом жизни» (т. е. Тем, кто дает необходимое для вечной жизни) и доказывает это, умножая хлебы для толпы (Ин 6). Он называет себя «светом миру» (Ин 8), – и исцеляет слепорожденного (Ин 9). Он называет себя «воскресением и жизнью», – и воскрешает человека (Ин 11). В этом евангелии слова и дела Иисуса тесно переплетены и взаимосвязаны между собой. Рассказчики (или даже сам евангелист) взяли предания о словах и делах Иисуса и создали из них единое целое.

Эта тенденция возникла задолго до того, как четвертый евангелист взялся за перо. Согласно Евангелию от Луки, Царство Божье уже проявляется в жизни и служении Иисуса. Здесь мы видим важный нюанс, отличающий Луку от более раннего Евангелия от Марка, одного из источников Луки. У Марка Иисус предсказывает, что конец века сего наступит при жизни учеников. Современники Иисуса увидят, как Сын Человеческий придет в силе и установит Царство Божье (Мк 8:38–9:1; 14:62). Но Лука писал свое Евангелие после того, как эти люди умерли. И он подает учение Иисуса иначе: да, конец наступит, но в каком‑то смысле Царство уже явлено в служении Иисуса. Поэтому у Луки, в отличие от его предшественников, Марка и Q, Иисус говорит: «Не придет Царство Божие приметным образом… Царство Божие среди вас есть» (Лк 17:20–21).

Именно «среди», а не «внутри» (вопреки расхожему толкованию). У Луки Иисус произносит эти слова в беседе со своими врагами, фарисеями. Уж конечно, он не хочет сказать, что они (подумать только – они!) имеют Царство в своем сердце! Но Царство Божье – «среди» них в личности Иисуса. Знамения Царства указывают не только на грядущий конец века сего, но и на нынешнее присутствие Царства в жизни и деятельности Иисуса.

У других синоптиков дело обстоит иначе. Лучше всего это заметно на примере речения, сохраненного в Мф 11:2–6. Иоанн Креститель, сидящий в тюрьме, узнает о «делах Христа» и посылает к Иисусу двух учеников с вопросом: он ли Тот, кто должен прийти, или нужно ждать другого? Иисус отвечает:

 

Пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают… и блажен, кто не соблазнится о мне.

        (Мф 11:4–8)          

 

Итак, Иоанн хочет знать: конец близок? Да, близок. Это доказывают чудеса Иисуса. А чуть дальше идут слова: «Если же я Духом Божиим изгоняю бесов, то конечно, достигло до вас Царство Божие» (Мф 12:28).

Таково было древнейшее понимание чудес Иисуса: как знаков скорого Царства. Чудеса логично и органично сочетались с апокалиптической проповедью, воспринимаясь как часть вести о Царстве, реальные и ощутимые декларации о грядущем владычестве Бога. В Царстве Божьем не будет природных катастроф – Иисусу уже сейчас подвластна природа. В Царстве не будет бесов – Иисус уже их изгоняет. В Царстве не будет болезней, хворей и увечий – Иисус исцеляет больных. В Царстве не будет смерти – Иисус воскрешает мертвых.

Когда рассказчики описывали жизнь Иисуса в дни, годы и десятилетия после его смерти, они не только излагали его учение (своими словами), но и старались показать истинность этого учения. Старались доказать его. Доказательством служили дела Иисуса: Иисус не только проповедовал близость Царства, но и демонстрировал ее своими чудесами. Так христиане укрепляли веру новообращенных и склоняли к вере скептиков.

Но когда в христианстве появились эти предания? При жизни Иисуса? Сообщали ли о чудесах очевидцы? Или чудеса выдумали после распятия, в ходе христианской миссии, с целью убедить мир, что Иисус был великим чудотворцем и Сыном Божьим, который не только победил силы зла при своем воскресении, но и торжествовал над ними всегда, в ходе всей проповеди, – проповеди, которая доказывала, что апокалипсис близок, и Царство Божье вот‑вот явится?

По большому счету, у нас нет способа узнать наверняка. Может, и при жизни Иисуса о нем такое говорили. Но сам факт, что чудеса приписываются Иисусу евангелистами, писавшими через десятилетия после его смерти, не доказывает, что эти рассказы имеют достоверную основу или хотя бы восходят к жизни Иисуса. Не будем забывать: искажаться может и суть предания. Рассказчики не только переформулировали унаследованные предания, выдумывали и меняли детали, приукрашивали повествования и добавляли целые эпизоды. Иногда их изобретательность шла гораздо дальше. И то, что впоследствии воспринималось как «суть» предания, было не точной памятью, а вымыслом, который возник по мере того, как истории рассказывались и пересказывались сотни раз, сотнями людей, в сотнях обстоятельств. С ходом времени Иисус становился все более могущественным.

Действительно ли он творил чудеса при жизни? На этот вопрос историк не может дать прямого ответа.³³ Однако нет ничего невероятного в том, что чудеса Иисуса – это поздние «воспоминания» людей, которые уверовали, что Иисус воскрес и вознесся на небеса. Христиане думали: раз Иисус сейчас Владыка мира, значит, он еще во время своей проповеди являл эту власть, доказывая чудесами близость Конца.