Перемены для национальных меньшинств

Пример с маршем в Селма показывает, насколько радикальные изменения произошли в области расовых отношений в Соединенных Штатах. Расизм и даже сегрегация не изжиты полностью, но теперь это не системные и узаконенные явления, которыми они когда-то были. Чернокожая Моник, которой 21 год, отмечает, что ее бабушка ходила в школу «только для черных» и ей не разрешалось даже играть вместе с белыми детьми. Хотя Моник и говорит о том, что ей самой приходилось сталкиваться с проявлениями расизма, но считает бабушкин опыт «чем-то запредельным. Я просто не могу представить себе, как бы я справилась с тем, через что ей пришлось пройти». Открыто высказываемые расовые предрассудки стали такой редкостью, что для их выявления исследователям приходится использовать косвенные методы.

Принадлежать к расовому меньшинству в Соединенных Штатах значит совсем не то, что сорок или пятьдесят лет назад.

Количество представителей среднего класса среди национальных меньшинств возрастает. В 1970-х годах у большинства чернокожих отсутствовал аттестат об окончании средней школы; сейчас он есть у 90 %, а число чернокожих с университетскими дипломами выросло почти в четыре раза. По сравнению с 1980 годом доля испаноязычных выпускников высших учебных заведений увеличилась втрое. Такие тренды будут продолжаться, поскольку дети получивших высшее образование представителей расовых меньшинств унаследуют их амбиции и успешность.

Эти изменения окружают нас со всех сторон, от чернокожего ведущего теленовостей до американской актрисы мексиканского происхождения. Как и в других случаях, эти перемены состоялись примерно одновременно с появлением поколения X и в особенности поколения Y. Сериалы – от «Джефферсонов» и «Шоу Косби» до «Скорой помощи», «Анатомии страсти» и «Хора» – приучили миллениалов к этническому многообразию на телеэкране. На телевидении наших дней в роли адвоката, судьи или врача может появиться актер практически любой расовой принадлежности. Это не считается необычным – в большинстве случаев на это просто не обращают внимания.

Конечно, расизм все еще существует. В интервью для книги «Раннее взросление» 27-летний Чарлз вспоминает, что в детском спортивном лагере его обзывали «ниггером», а в подростковом возрасте дорожные полицейские останавливали его «за езду в черном виде». Чернокожим и испаноязычным соискателям работы все еще приходится отчаянно бороться против шаблонных представлений и дискриминации, а в областях заработной платы и профессионального образования присутствуют очень большие расовые несоответствия. Шестьдесят один процент чернокожих и тридцать шесть процентов испаноязычных молодых людей сообщили о том, что им было трудно найти средства, необходимые для получения высшего образования; в то же время об аналогичных проблемах сообщили лишь четыре процента белых, а американцы азиатского происхождения вообще не упоминали об этом. Эти цифры вполне понятны – в большинстве случаев чернокожие и испаноязычные молодые люди происходят из малообеспеченных семей. Несмотря на рост прослойки среднего класса, огромные массы представителей расовых меньшинств по-прежнему влачат жалкое существование.

Многие люди признаются в том, что им свойственно мыслить в рамках как минимум одного шаблонного представления о расовых различиях.

В мюзикле «Авеню Кью» есть даже одна песенка на эту тему – «Каждый – немного расист» («Хоть расистские шуточки и пошлы, / Но зато правдивы и смешны»). В своих шоу, которые в середине 2000-х пользовались огромным успехом у студенческой публики, чернокожий комик Дэйв Шапелл высказывался на эту тему не менее откровенно (и при этом уморительно смешно). Один из его скетчей представлял собой имитацию телевизионной викторины под названием «Я знаю про черных все». В ней задавались вопросы типа значения термина «дурпадкапот» (подсказка: это то же, что и «наркотики в багажнике») или причин пристрастия негров к сигаретам с ментолом (участник отвечает «я не знаю», на что Дэйв говорит: «Ответ правильный. Потому что никто не знает»). Но среди всех этих дурачеств присутствовал и социальный посыл. Когда на вопрос «Каким образом чернокожие могут протестовать?» последовал ответ белого участника «Прийти на выборы и проголосовать», Дэйв холодно ответил: «Это не так».

И тем не менее изменилось очень многое. Многие белые уже не могут найти себе работу и место жительства, где они были бы изолированы от встречи и взаимодействия с представителями других рас. Смешанными стали и районы, и рабочие пространства, и даже многие браки. В 2012 году восемьдесят семь процентов старшеклассников говорили о том, что имеют близких друзей другой расовой принадлежности, а в конце 1970-х таковых было всего 61 %. Число тех, кто говорил, что проводит «очень много» времени «в занятиях с представителями других рас» (имелось в виду общение, спорт и прочее), возросло более чем вдвое (47 % против 19 % в конце 1970-х). Количество тех, кто живет в районах компактного проживания какой-то одной расы, сократилось втрое (18 % в 2012 году, тогда как в конце 1970-х – 54 %). «Все мои друзья принадлежат к какой-то другой расе, – говорит 20-летняя Мария. – Я никогда не пренебрегала дружбой людей с другим цветом кожи. В нашем поколении принято лучше относиться к многообразию».

Что-то из этого объясняется демографией: к белому населению принадлежало всего 62 % американцев, родившихся в период между 1977 и 1994 годом (сравните с 75 % в поколении бэби-бумеров и 85 % в поколении Второй мировой).

Поколение селфи чувствует себя намного комфортнее во всех аспектах расового многообразия – от музыки до знакомств.

У меня был студент-филиппинец, буквально помешанный на хип-хопе, который очень гордился тем, что один из лучших диджеев в этом жанре музыки тоже филиппинец. Но при этом он говорил: «Я горжусь нашей культурой, но я не этноцентрик». И таких, как он, много. Рэп и чернокожие комики приобретают все большую и большую популярность среди белой и азиатской молодежи. Негритянская культура и негритянская музыка считаются классными практически по определению. То же происходит и с испаноязычной и азиатской культурой: хотя это может показаться мелочью, но вряд ли у кого-то проходит неделя без тако, суши или китайской лапши навынос.

Многие из вопросов на расовую тематику, входящие в состав опросника GSS с 1972 года, устарели настолько, что их просто перестали задавать. В 1972 году 33 % респондентов по-прежнему считали полезными законы, запрещающие межрасовые браки. К 2002 году, когда этот вопрос был исключен из опросника, с этим соглашались всего 3 % респондентов. К 1985 году потерял всякий смысл вопрос о том, стоит ли белым и черным детям учиться вместе. А вопрос о возможности голосования за чернокожего президента утратил свое значение после того, как в 2008 и 2012 годах так поступили больше половины американцев.

Итак, каковы же психологические последствия перемен в межрасовых отношениях, происходивших в течение последних четырех десятилетий? Еще в 1940-х годах психологи Кеннет и Мэйми Кларк провели свой знаменитый опыт: чернокожим детям предлагалось сделать выбор между играми с черными или белыми куклами. В большинстве случаев детишки выбирали белых кукол, что позволило авторам сделать вывод о заниженной самооценке чернокожих детей. Впоследствии результаты этого эксперимента были использованы Верховным Судом в решении по делу «Браун против Управления образования» в качестве примера чувства неполноценности у чернокожих детей.

Действительно ли самооценка представителей негритянского и других меньшинств ниже, чем у белых, и насколько это изменялось от поколения к поколению? Чтобы это выяснить, мы с Дженнифер Крокер собрали данные 712 выборочных опросов на тему самоуважения, в которых в период с 1950-х по 1990-е годы приняли участие 375 254 человек различной расовой и этнической принадлежности.

В 1960-х и в начале 1970-х годов показатели самооценки белых и черных американцев были примерно одинаковы. Однако в 1980-х годах самооценка чернокожих американцев возрастала и в конечном итоге стала заметно выше, чем у белых. К 1990-м годам самооценка выше среднего была у 58 % чернокожих в целом и у 61 % чернокожих студентов. На фоне общепринятого мнения о заниженной самооценке этнических меньшинств это выглядит удивительным – совершенно очевидно, что молодые чернокожие американцы вполне довольны собой.

В действительности оказывается, что самоуважение негритянского населения находится на более высоком уровне, чем самоуважение любой другой расовой или этнической группы.

Происходившие на протяжении десятилетий перемены выявили еще один интересный исторический аспект: движение за гражданские права и общий сдвиг в сторону расового равенства оказали мощное воздействие на самооценку негритянской молодежи. Юные чернокожие из поколения селфи выросли под слоганом «Черный – это прекрасно!», могли видеть на экранах телевизоров негритянских актеров в ролях докторов и адвокатов и (в особенности если они принадлежали к среднему классу) собирались поступать в университеты – у них действительно не было причин оставаться недовольными собой.

В какой-то мере рост самооценки чернокожего населения можно отнести на счет школьных программ самоуважения. Наряду с общими программами, о которых рассказывалось в главе 2, многие местные управления образования вводили специальные программы самоуважения для чернокожей молодежи. 20-летняя Сондра участвовала в такой программе, когда училась в пятом классе. Чернокожих учеников, которых в ее школе было немного, собирали на отдельные занятия, где они получали знания о своей культуре и учились гордиться своим происхождением. «Мы по-настоящему гордились собой и своей историей, – говорит Сондра. – В этой группе я приобрела чувство собственного достоинства, которое позволило мне осознать себя и понять, чего я хочу достичь в будущем». В последние годы такие группы получили еще большее распространение.

Самого поверхностного знакомства с любым школьным учебником истории будет достаточно, чтобы понять, что чувство этнического достоинства воспитывают и без каких-то специальных программ. Учебники истории времен поколения бэби-бумеров повествовали в основном о достижениях белых мужчин и рассматривали рабовладение с точки зрения политики, а не с точки зрения его влияния на афроамериканцев. Коренное население Америки изображалось в качестве врага. В современных учебниках истории подробно рассказывается и о репрессиях, которым подвергались афроамериканцы и индейцы, и об их культурах. Молодежь, принадлежащая к этническому меньшинству, убеждается, что школьное образование не обходит стороной их историю, и приобретает лучшее представление о собственной культуре и ее корнях.

Этот тренд не ограничен чернокожей молодежью. В рамках своего комплексного исследования мы установили, что самооценка испаноязычной и азиатской молодежи также росла больше, чем самооценка белых. И несмотря на то что в целом показатели самооценки у этих двух групп остаются несколько более низкими по сравнению с показателями самооценки у белых, за последние три десятилетия разрыв между ними неуклонно сокращался. По всей вероятности, он будет сокращаться и впредь по мере того, как новым поколениям будет все настойчивее внушаться американский идеал высокой самооценки.

Многим детям иммигрантов – выходцев из Азии и Латинской Америки – приходится находить хрупкий баланс между общинной культурой своих родителей и индивидуалистической моралью Соединенных Штатов. В одном из эпизодов передачи «Моя жизнь» телеканала MTV американская журналистка корейского происхождения Суджин Пак рассказывала об учебе детей иммигрантов в университетах. Когда сама Суджин уехала учиться в Беркли, ее родители переехали в дом, расположенный рядом с ее общежитием! «Как каждая благовоспитанная корейская дочь, я всегда делала именно то, что велели родители», – говорит она. Затем Суджин побеседовала с Соней – девятнадцатилетней девушкой из семьи мексиканских иммигрантов, которой непросто даются занятия в университете: ее родители требуют, чтобы она выполняла всю работу по дому и ухаживала за младшими сестрами и братьями. («Ты выгладила мои вещи?» – спрашивает ее отец.) Сначала Соня хотела бросить учебу, но передумала, после того как родители пообещали ей поддержку.

Многие из представителей испаноязычной молодежи гордятся своей этнической принадлежностью и безусловно признают, что их поколение обладает возможностями, о которых их родители не могли и мечтать. 24-летний Хозе говорит, что его мать посещала школу в Мексике лишь до третьего класса. После переезда в Соединенные Штаты в возрасте 13 лет она работала прислугой, а после этого – швеей в подпольном цеху. По словам Хозе, окончив среднюю школу, он особенно не стремился в университет, поскольку и так уже получил лучшее образование, чем кто-либо в его семье. И тем не менее, получив письмо университета о зачислении, он «прочитал первую фразу и прослезился. Я хотел поблагодарить Господа за то, что он дал мне столь многое. Матери я сказал, что это только начало и что я сделаю все возможное, чтобы показать себя с наилучшей стороны».

22-летняя Лаура, выросшая в Майами в бедной семье выходцев из Латинской Америки, получила стипендию престижного частного университета. Хотя приспосабливаться к университетской жизни было нелегко, этот опыт укрепил ее самооценку. «То, что я отношусь к другому поколению, сделало реальным получение образования и помогло сполна использовать предоставляющиеся возможности. Я думаю, что являюсь хорошим примером для будущих поколений».

Некоторые молодые люди считают, что их этническое достоинство укрепляют даже случаи столкновений с невежественным или предвзятым отношением.

21-летняя Роса – выросшая в Майами американка кубинского происхождения. Она поступила в университет в северной части штата Флорида и была потрясена тем, что люди принимали ее за мексиканку. В итоге она сообразила, что, как она выразилась, «многие из студентов приехали из мест, где латиноамериканское происхождение имеют разве что фастфуды Taco Bells». По ее словам, это помогло ей лучше сфокусироваться на своей идентичности. «Я в жизни не ощущала себя настолько кубинкой! Теперь это стало огромной частью моего самовосприятия, и я начала ценить все аспекты моего культурного наследия – еду, музыку и даже язык».

Эти рассказы со всей очевидностью демонстрируют некоторые из положительных проявлений индивидуализма: молодые люди начинают ценить свое культурное наследие и могут воспользоваться возможностями, которых никогда не было у их родителей. Несмотря на то что экономические проблемы по-прежнему ограничивают целеполагание многих юных представителей этнических меньшинств, расовая принадлежность больше не служит предлогом для автоматического ограничения их прав.

Но является ли взлет самооценки молодых представителей этнических меньшинств абсолютным благом? Как говорилось в главе 2 этой книги, возможно, что это не так. Безусловно, хорошо то, что молодежь гордится своим происхождением вне зависимости от социального статуса: ощущение внутреннего комфорта «в собственной шкуре» – очень важная вещь. Но, как это свойственно и программам самоуважения в целом, в этнических программах часто случаются перегибы и идеологические перекосы. Подъемом самооценки у детей проблемы бедности и преступности не решаются. Высокая самооценка не слишком полезна ребенку, если он плохо учится, у него проблемы в общении со сверстниками и нет конкретных планов относительно собственного будущего.

Этнические различия представляют собой типичный пример расхождения между самооценкой и достижением.

Например, американские дети азиатского происхождения обладают самой низкой самооценкой по сравнению с другими этническими группами, но в среднем они намного успешнее в учебе. Чернокожая молодежь обладает наивысшей самооценкой, но плетется в хвосте с точки зрения успеваемости. Поскольку школьная успеваемость не обусловлена самооценкой, программы самоуважения представляют собой пример того, как можно ставить телегу впереди лошади. Время, затраченное на эти программы детьми любого социального происхождения, могло бы быть с большей пользой потрачено на изучение школьных дисциплин и обучение самоконтролю.

Перемены для женщин

Одним из крупнейших спортивных событий 1973 года был теннисный матч между в ту пору 29-летней Билли Джин Кинг и 54-летним Бобби Риггзом. Разрекламированный как «Битва полов» матч стал предметом оживленного обсуждения и многочисленных взаимных пари. Сегодня мало кто поставил бы на возрастного игрока, но в те времена многие искренне полагали, что женщина никогда не победит мужчину в спортивном поединке, вне зависимости от ее мастерства и его возраста. Когда Кинг вышла на площадку, комментатор Ховард Коселл отметил ее прическу, сказав, что, будь волосы подлиннее, она сошла бы за голливудскую актрису. Неудивительно, что после легкой победы Кинг Коселл практически утратил дар речи.

Сексизм и дискриминация в отношении женщин распространялись не только на спорт. До конца 1960-х годов медицинские факультеты высших учебных заведений систематически ограничивали зачисление женщин пятью процентами от общего числа принятых на каждую специальность вне зависимости от количества талантливых абитуриенток. Сандра Дэй О’Коннор, впоследствии ставшая судьей Верховного Суда, окончила юридический факультет Стэнфордского университета в числе лучших студентов выпуска 1952 года. Она не смогла устроиться на работу ни в одну из юридических фирм – правда, в одной ей все же предлагали поработать секретаршей. Еще относительно недавно, в 1970-х годах, на телевидении не было ведущих-женщин, женщин-адвокатов было очень немного, а женщин-ученых и того меньше. Частные объявления о приеме на работу в газетах делились на рубрики «Требуются мужчины» и «Требуются женщины».

В 1964 году конгрессмен Ховард Смит, ярый противник гражданских прав для негритянского населения, предложил добавить в проект «Акта о гражданских правах» дискриминацию по половому признаку. Он решил таким образом пошутить и надеялся, что конгресс отклонит законопроект в целом. Палата представителей действительно покатывалась со смеху, когда в своем выступлении Смит ехидно цитировал письмо женщины, жалующейся на дискриминацию по половому признаку в связи с нехваткой потенциальных мужей. Тем не менее законопроект был одобрен, причем вместе с предложенной статьей о дискриминации по половому признаку. Я всегда с удовольствием представляла себе, как конгрессмен Смит кусает себе локти до конца своих дней.

Если бы Смит смог увидеть происходящее в наши дни, то наверняка испытал бы крайнее изумление. Девочки играют в футбол наравне с мальчиками.

Женщины составляют 57 % выпускников высших учебных заведений и почти половину дипломированных врачей и юристов.

Телевизионные новости пестрят женщинами-репортерами и ведущими, которые в том числе освещают деятельность многочисленных женщин на руководящих должностях в органах власти (в том числе 83 женщины из палаты представителей – абсолютно рекордное число). Бо́льшая часть женщин в возрасте от 20 до 30 не состоит в браке, а в 2005 году впервые в истории Америки женщин, живущих без супруга, стало больше, чем замужних (51 %). По сравнению с 1970 годом в 2012 году число женщин, рожающих впервые в возрасте 30 лет, увеличилось в шесть раз. По состоянию на 2009 год только в 18 % случаев муж был единственным зарабатывающим членом семьи.

Сегодня женщины составляют большинство бухгалтеров, финансовых менеджеров, медицинских научных сотрудников и фармацевтов. Мы не видим в этом ничего необычного, но еще несколько десятилетий назад это выглядело бы шокирующе. Мою маму, окончившую среднюю школу с отличием в 1962 году, учили, что женщина может стать медсестрой, учительницей или секретаршей – этим список и исчерпывался. Меня, как и большинство моих сверстниц, учили, что я смогу стать кем захочу. То же слышит и поколение селфи.

Перемены во взглядах

Задумайтесь об этом на минутку: должны ли мужчины и женщины поровну делить между собой работу по дому? Должны ли женщины осваивать профессии или участвовать в бизнесе? Следует ли в первую очередь стимулировать получение высшего образования мальчиками, а не девочками? Такие позиции фигурировали в опроснике под названием «Тест на отношение к женщинам». Как вы могли догадаться, он был составлен в начале 1970-х годов, и я посчитала, что с его помощью можно выявить серьезные поколенческие изменения. Частично мое мнение было обусловлено тем, что и я, и все мои знакомые отвечали на вышеприведенные три вопроса «безусловно», «безусловно» и «нет! вы что, шутите?».

Итак, я провела лето 1995 года (мне было в ту пору 23) за сбором данных 71 выборочного анкетирования по этому опроснику, в котором за период с 1970-го по 1995 год приняли участие 19 101 студент. Хотя я была уверена в том, что изменения обнаружатся, их характер был отнюдь не очевиден – ведь, в конце концов, разве 1980-е годы не были более консервативными по сравнению с 1970-ми? В 1991 году Сюзен Фалуди утверждала, что десятилетие Рейгана и «Морального Большинства» имело негативные последствия для феминизма. И все же действительно ли отношение к женщинам изменилось к худшему в течение 1980-х?

Ничего подобного. В течение всего периода 1980-х и начала 1990-х годов настроения общества по отношению к роли женщины все более и более склонялись к равноправию. Хотя Фалуди была права в том, что в 1980-х средства массовой информации отнюдь не были пронизаны симпатиями к феминизму, молодежь, похоже, не замечала этого. А изменения на протяжении трех десятилетий были также весьма существенны. Среднестатистическая студентка 1990-х была в большей степени феминисткой, чем 87 % ее сверстниц начала 1970-х годов, а среднестатистический студент 1990-х сочувствовал феминизму больше, чем 82 % его сверстников начала 1970-х годов.

То, что было когда-то уделом хиппи и радикалов, стало господствующей тенденцией.

Как минимум в том, что касается самого отношения, если не принимать в расчет ярлыки. В своей книге Feminist Fatale, изданной в 1991 году, Пола Камен пишет, что молодые женщины разделяли ценности феминизма, отказываясь при этом считать себя феминистками (после стандартного вступления «я не феминистка, но…» обычно следовала вдохновенная речь о равенстве полов).

Так почему же в 1980-х годах средства массовой информации так увлекались бичеванием феминизма и разоблачениями случаев педофилии в детских садах (большинство из которых впоследствии оказались выдумками)? Возможно, причина в том, что страна шла вразнос, пытаясь справиться с головокружительным темпом происходящих в обществе изменений. В 1984 году впервые в истории страны работало большинство замужних женщин с детьми младше шести лет. В 1982 году, также впервые в истории, дипломы бакалавров получило больше женщин, чем мужчин.

Когда начинались эти изменения, многие из представителей поколения селфи еще не появились на свет. А когда это случилось, мир уже изменился и они с младенчества могли впитывать эту новую реальность. Даже в нашем консервативном техасском городке любимым учебным фильмом начала 1980-х годов была лента под названием «Мы свободны – ты и я» – антология песен и историй, призванных бороться с сексизмом (лично я больше всего любила песенку «У Уильяма была куколка» и историю про чопорную девицу, все время говорившую «в первую очередь дамы!» – в конце концов тигр и съедал ее в первую очередь).

Поколению селфи такие фильмы уже не требовались. Равенство полов стало данностью, и шестнадцатилетняя Энн говорит, что в ее районе «феминизм считается чем-то излишне мелочным и тривиальным». С ней согласна 19-летняя Хизер: «Девушки моего поколения принимают все как должное. Мы росли в понимании, что у девочек равные права с мальчиками. Я считаю это естественным положением дел, а не какой-то особой привилегией».

Цифры говорят о том, что в переходном периоде от поколения X к поколению Y рост признания общественной роли женщины продолжался. В 2012 году 69 % старшеклассников считали, что работающие матери могут поддерживать не менее теплые отношения со своими детьми, что больше чем 53 % в 1970-х годах и 63 % в 1990–1991 годах. Только 20 % из них согласились с тем, что работающая мать наносит вред ребенку дошкольного возраста, что меньше чем 59 % в 1970-х годах и 42 % в начале 1990-х. Возможно, это объясняется тем, что работающих матерей среди родителей самого поколении Y стало в два раза больше (67 % в 2012 году по сравнению с 31 % в 1970-х).

Изменения заметны даже по употреблению местоимений. С помощью базы данных Google Books, содержащей 5 миллионов книг, мы с коллегами обнаружили, что литературный язык демонстрирует глубокий сдвиг в направлении гендерного равенства. В начале 1970-х годов местоимения мужского рода использовались в книгах в 4,5 раза чаще, чем женские. К 2008 году этот разрыв сократился до 1,75 местоимения мужского рода на одно местоимение женского рода. Пусть это еще и не полное равенство, но нечто близкое к нему.

Многие молодые женщины признают заслуги тех, кто боролся за права женщин, в том числе и заслуги собственных матерей.

Говорит 20-летняя Эрин: «Моя мама была домохозяйкой. Она убеждала меня в необходимости порвать с традицией жертвовать собственной личностью и возможностями ради материнства. Женщины наконец-то начинают вырываться за пределы своего домашнего карантина, и я горжусь тем, что являюсь частью нового поколения женщин, которые не будут мириться с подобным. И я благодарна моим предшественницам, которые сделали это возможным». Эрин не единственная, кто не хочет попадать под «домашний карантин». В 2012 году лишь одна на тысячу студенток-первокурсниц указывала в качестве своей будущей карьеры «мать семейства». Это может означать, что все меньше женщин будут оставаться дома растить детей или же что все больше и больше женщин (и мужчин) будут выполнять роли, на которые они никак не рассчитывали.

Эти тренды, как и многие другие, ведут свое происхождения от общего движения к индивидуализму и собственному «я». Многие молодые женщины рассказывают, что их матери категорически требовали поведения, подчеркивающего индивидуальность. «Моя мама всегда советовала мне быть независимой и не рассчитывать ни на кого, кроме себя самой. Она хочет, чтобы я обеспечивала себя сама и не зависела от мужчины, когда выйду замуж», – пишет 22-летняя Мелинда. 20-летняя Элизабет говорит, что ее мать «постоянно твердила мне, что нельзя, подобно ей, поступаться своим талантом, что нужно находить способ отдавать должное и детям, и самой себе».

Восемнадцатилетняя Тиффани говорит, что ее мать к девятнадцати годам уже была замужем с ребенком на руках, и не имеет ни малейшего желания повторять такой жизненный путь: «Я хочу иметь возможность жить самостоятельно и работать педиатром. Я не хочу зависеть ни от мужа, ни от кого-либо еще. Я хочу иметь возможность доказать окружающим и себе самой, что способна достигать цели, которую ставлю перед собой».

Феминистский посыл неразрывно связан у женщин с индивидуалистским посылом, и девочки прислушиваются к любым призывам к независимости, которые могут исходить как из их семей, так и из внешнего мира.

В наши дни гендерное равноправие стало настолько привычным, что эти тренды вряд ли возможно повернуть вспять. Девочки, растущие на наших глазах, станут самым свободным поколением женщин за всю историю человечества – ровно до тех пор, пока их не превзойдут в этом их дочери.

Личностные перемены

Современные взгляды на женщину и ее роль сильно изменились по сравнению с тем, что они представляли собой раньше. Но значит ли это, что изменились и сами женщины, их личностные и поведенческие черты? Точнее говоря, действительно ли женщины поколения X и поколения Y приобретают черты характера, которые раньше ассоциировались в первую очередь с мужчинами? А может быть, изменились только ожидания, а сами женщины остаются столь же скромными и пассивными?

Именно этот вопрос сподвиг меня на мое первое исследование поколенческих различий. Обратив внимание на то, что результаты опросов женщин из университетской среды, проводившихся в начале 1990-х годов, сильно отличались от результатов аналогичных опросов 1970-х годов, я решила изучить эту тему системно. Я собрала данные 103 опросов с участием 28 920 студентов, которые проводились по двум опросникам, оценивающим наличие типично мужских и женских черт характера. «Мужская» часть включала такие слова, как «активность», «независимость», «неумение сдаваться без боя», «самодостаточность», «решительность» и «амбициозность». Как и следовало ожидать, с каждым годом все большее и большее число участниц опросов приписывало себе эти черты. Более 50 % участниц опросов 1990-х годов оказывались на «мужской» части шкалы, в то время как в начале 1970-х это число не превышало 20 %. У среднестатистической женщины 1990-х годов было больше мужских черт характера, чем у 80 % студенток начала 1970-х из поколения бэби-бумеров. Изменение было настолько масштабным, что к началу 1990-х годов увидеть разницу между результатами мужчин и женщин в ответах по так называемой «мужской» части опросника стало невозможно. Поколенческие изменения полностью лишили смысла определения в опросниках: стало понятно, что речь идет не о сугубо мужских, а просто о человеческих чертах характера.

Возможно, потому, что «мужская» часть опросников стала не совсем мужской, в 2000-х и 2010-х годах их использовали нечасто, и у меня не было возможности дополнить приведенную выше статистику более свежими данными. Но зато очень полезными оказались общенациональные опросы, охватывающие 11 миллионов учащихся: в них есть позиции, во многом совпадающие с «мужской» шкалой: респондентам предлагается оценить свои лидерские качества, стремление к успеху, эрудицию и творческий потенциал. Данные этих опросов демонстрируют одно любопытное изменение: в ряде случаев самооценка женщин по качествам, всегда считавшимся преимущественно мужскими, выше, чем у самих мужчин. В 1979 году 72 % студентов считали, что уровень их стремления к успеху выше среднего, в то время как аналогичный показатель у студенток составлял 69 %. К 2012 году о наличии сильного стремления к успеху говорили уже 77 % студенток и только 75 % студентов. В прошлом студенты считали себя намного более креативными по сравнению со студентками – в 1993 году этот показатель составлял 58 % и 47 % соответственно, – но к 2012 году эти оценки практически сравнялись: 54 % и 53 %.

Вероятно, многие из этих изменений обусловлены воспитанием. По сравнению с любым из предшествующих поколений в поколении селфи намного больше девочек, росших в семье с работающей матерью. Научно доказано, что такие девочки чаще бывают склонны проявлять честолюбие и быть независимыми – то есть усваивают традиционно мужские качества.

Пример мамы, ежедневно отправляющейся на работу, показывает девочкам, что роль женщины не ограничивается стенами ее дома. Многие женщины из поколения селфи (да и мужчины тоже) считают работающих матерей вполне естественным явлением.

Кроме того, по сравнению с 1972 годом количество девочек-старшеклассниц, участвующих в спортивных соревнованиях, возросло десятикратно. До вступления в силу «Титула IX»^[21] спорт для девочек воспринимался как смешная причуда, финансировался мало, а интереса вызывал еще меньше. Сегодня многим девочкам было бы трудно вообразить себе, что когда-то спорт считался необычным делом для женщин – в наши дни девочки и мальчики участвуют в спортивных командах почти на равных. Вполне возможно, что на личностные качества девочек повлиял и спорт: ученые считают, что девочки, занимающиеся спортом, больше склонны к независимости и соревновательности.

Многие молодые женщины рассказывали мне, что отцы поощряли их занятия спортом и в этом отношении не делали разницы между ними и их братьями.

«Мой отец никогда не разделял занятия на дела «для мальчишек» и «для девчонок». И мы с сестрой гоняли в футбол, по уши в грязи гонялись за курами и козами и ловили змей», – рассказывает 25-летняя Аманда. Мой собственный отец тоже не давал мне особых поблажек. И по сей день я могу пробросить софтбольный мяч с третьей линии на первую – подавать меня учил отец, так что «подавать по-девчачьи» я не умею. Когда мы с мамой смотрели по телевизору конкурсы красоты, отец, проходя сквозь комнату, неодобрительно ворчал: «Бардак какой-то». Я хорошо понимала, что моему папе было намного важнее то, как я подаю мяч, чем то, как я при этом выгляжу, и в этом он сильно отличался от отцов 1950-х, многие из которых никогда не разрешили бы дочери играть в софтбол.

Женщины все больше и больше погружаются в работу и учебу, делая их неотъемлемой частью своей индивидуальности. Мы с Китом Кэмпбеллом изучили данные 342 исследований с охватом в 312 940 человек, в которых рассматривалась связь самооценки индивидуума с его социально-экономическим статусом, под которым понимались его служебное положение, доход и уровень образования. В части мужчин корреляция между самооценкой и социально-экономическим статусом снизилась: в наши дни самооценка мужчины меньше связана с его служебным положением или образованием, чем в прошлых поколениях.

У женщин все наоборот: корреляция между социально-экономическим статусом и самооценкой повышается с каждым поколением. Сейчас самооценка женщин намного сильнее связана с их работой и образованием, чем у мужчин. Работа, уровень дохода и образование, которые никогда не оказывали особого влияния на женскую идентичность, стали теперь намного важнее для женщин, чем для мужчин.

Однако приходя домой с работы, многие женщины видят полную раковину грязной посуды. Что они чувствуют при этом?

Об этом хорошо говорит даже сам заголовок одной из недавно изданных на эту тему книг – «Стерва дома». В одном из вошедших в нее эссе 24-летняя Э. С. Мадуро описывает, как она злится на своего сожителя, обнаруживая беспорядок в доме по возвращении с работы: «До него что, не доходит, что я целый день на работе и мне неохота входить в дом, где я тут же должна приниматься за уборку, вместо того чтобы спокойно отдыхать? Я готовлю и убираю и все время при этом думаю, что угодила в ту же засаду домашнего хозяйства, что и моя мать».

Однако ее мать смотрит на вещи иначе: «То, что я ходила по магазинам, готовила и убирала дом – только часть общей картины. То же делали и все мои знакомые женщины, и сама я никогда не создавала из этого проблемы. В твоем эссе ты, кажется, подразумеваешь, что мне это не слишком нравилось, особенно то, что весь дом был только на мне. Но это не так – ни сейчас, ни когда-либо раньше я не раздражалась по поводу всех этих домашних дел».

Однако женщины поколения X и поколения Y раздражаются. Мне кажется, что миролюбие в вышеприведенных словах матери типично для ее поколения и нетипично для поколения X и поколения Y – мы не готовы терпеть такое вопиющее неравенство. (Можно сказать еще короче: не миримся с подобным дерьмом.)

Женщинам поколения селфи не надо тратить на работу по дому столько же времени, как их матерям, но при этом они считают, что домашние обязанности должны быть поровну поделены между ними и их мужчинами, иначе – проблема.

Возможно, конечно, что во избежание конфликта женщина и будет тащить этот воз в одиночку, кипя от внутреннего возмущения.

Мужчина поколения селфи

Ну а где во всем этом мужчины? Мнение мужчин по вопросам, касающимся отношения к женщине, менялось в том же направлении, что женское, хотя их точка зрения на этот вопрос по-прежнему более консервативна (возможно, этим и объясняется продолжение гендерного конфликта). Кроме того, мужчины наряду с женщинами показывают рост настойчивости и других традиционно мужских черт, и это дает возможность предположить, что оба пола двигаются к большему индивидуализму. Но приобретают ли мужчины типично женские личностные качества, раз уж женщины приобретают типично мужские?