Первое кругосветное плавание

 

Фернан Магеллан. – Его участие в португальских военных экспедициях. – Переезд в Испанию. – План кругосветного путешествия. – Приготовления к экспедиции. – Антонио Пигафетта. – Ла-Плата. – Патагонцы. – Подавление мятежа. – Зимовка в бухте Сан-Хулиан. – Магелланов пролив. – Тихий океан. – Разбойничьи острова. – Филиппинские острова. – Смерть Магеллана. – Борнео. – Молуккские острова. – Судьба корабля «Тринидад». – Плавание «Виктории». – Мыс Доброй Надежды. – Острова Зеленого мыса. – Завершение кругосветного плавания.  

Фернан Магеллан родился около 1480 года. Место его рождения точно не установлено. О его семье ничего не известно, за исключением того, что это была захудалая дворянская семья.

Магеллан провел свою юность, подобно многим молодым hidalgos de cota de armos[6] при дворе короля в качестве пажа. Так как в ту эпоху Португалия была охвачена горячкой открытий и завоеваний новых земель, то и Магеллан поступил в ранней молодости на морскую службу; в 1505 году в качестве простого солдата он отправился в Индию с экспедицией Франсишку д’Алмейды. По дороге в Индию он участвовал в разграблении африканских городов Килвы-Кивиндже и Момбасы. В 1506 году Магеллан получил тяжелое ранение в морском бою у Каннанура и после выздоровления был послан под начальством капитана Перейры строить крепость Софалу на африканском берегу. Потом он отличился в знаменитом сражении под Диу, где д’Алмейда 2–3 февраля 1509 года разбил соединенный флот арабов и венецианцев.

Далее, в том же 1509 году, вместе с Диогу Лопишем да Секейрой, посланным королем Мануэлом на поиски «Островов пряностей», Магеллан посещает Малакку – главный центр международной торговли пряностями на Востоке. Флотилия Секейры избежала гибели в гавани Малакки и благополучно прибыла в Каннанур только благодаря мужеству и находчивости трех участников экспедиции: капитана Гарсии де Суса и двух молодых офицеров – Фернана де Магальянша (Магеллана) и Франсишку Серрана. После этого Магеллан храбро сражался под знаменем Аффонсу д’Албукерки у стен Гоа и в Малакке и в 1511 году отправился с экспедицией Антониу д’Абреу к Молуккским островам. Флотилия д’Абреу дошла до островов Банда, запаслась мускатными орехами и повернула обратно в Малакку.

В конце 1513 года Магеллан вернулся на родину. В то время король Мануэл готовил карательную экспедицию против одного марокканского султана, отказавшегося платить дань португальцам. Магеллан снова поступил на военную службу. Но участие в марокканском походе принесло ему одни только огорчения: при осаде Азамора он лишился своего главного достояния – боевого коня, потом был ранен в ногу и на всю жизнь охромел и, наконец, стал жертвой интриг и попал в немилость к начальству.

В 1515 или 1516 году мы снова застаем Магеллана в Лиссабоне. Не получив никаких наград за свои военные подвиги, он занялся разработкой дерзкого плана экспедиции к «Островам пряностей», но не обычным путем, мимо Африки и Индии, а через Атлантический океан, вдоль «Земли Святого Креста», где он надеялся найти проход в «Южное море». Добившись доступа в архивы, Магеллан ознакомился с географическими картами и пришел к выводу, что юго-западный путь к Молуккским островам должен быть значительно короче восточного.

С большим трудом он выхлопотал аудиенцию у короля Мануэла. Король рассеянно выслушал его доклад и наотрез отказался дать средства на снаряжение экспедиции под тем благовидным предлогом, что все предшествующие попытки найти путь на восток через Атлантический океан были безуспешными.

Тогда Магеллан, огорченный этой новой неудачей, решил покинуть Португалию и переселиться в Испанию, полагая, что испанский король отнесется к его предложению с бо2льшим вниманием, так как Молуккские острова, согласно Тордесильясскому договору, оказывались в сфере испанского влияния.

Упомянутый кастильско-португальский договор, подписанный в 1494 году в Тордесильясе и затем утвержденный папой Александром VI, устанавливал разграничительную линию между испанскими и португальскими владениями – настоящими и будущими – по Атлантическому океану в 370 лигах к западу от островов Зеленого мыса и Азорских островов.

20 октября 1517 года Магеллан прибыл в Севилью и вскоре перешел в кастильское подданство.

В Севилье в то время была целая колония португальских эмигрантов. Магеллан познакомился прежде всего со старым португальским моряком Диогу Барбоза, который также провел несколько лет на военной службе в Индии и, обиженный королем, переселился в Испанию, где получил должность коменданта севильской крепости Алькасар. Дочь Диогу Барбоза, Беатриж, стала женой Магеллана, а ее брат Дуарти – участником его кругосветной экспедиции.

Диогу Барбоза, пустив в ход все свои связи, начал энергичные хлопоты в пользу проекта Магеллана.

Нашлись и другие заинтересованные лица. Почти одновременно с Магелланом Португалию покинул его старый лиссабонский знакомый Руй Фалейру, хорошо осведомленный в навигации и космографии. Магеллан и Фалейру заключили товарищеский договор, обязавшись совместно организовать экспедицию и отправиться к Молуккским островам «новым путем», который, однако, не уточнялся и составлял тайну инициаторов предприятия.

22 мая 1518 года испанский король подписал договор с Магелланом и Фалейру. Обоим организаторам экспедиции жаловались титулы наместников и правителей всех «земель и островов», которые будут ими открыты, с правом передачи своих титулов и привилегий законным наследникам. Организаторам экспедиции предоставлялось право отчислять в свою пользу одну двадцатую часть всех прибылей.

Но Магеллану пришлось преодолеть еще немало трудностей, прежде чем он снарядил экспедицию и пустился в море. Магеллан получал плохое снаряжение, негодные товары, испорченные продукты, на каждом шагу сталкивался с непредвиденными затруднениями. Кроме того, он встретил сильную оппозицию со стороны чиновников Индийской торговой палаты, возмущавшихся тем, что испанский король доверил начальство над такой важной экспедицией португальцу. Но король уже подтвердил свое согласие официальным договором, который имел со дня его подписания непреложную силу.

Последний приказ, данный в Барселоне 26 июня 1519 года, утвердил Магеллана главным и единственным начальником экспедиции.

Присягнув в верности кастильской короне и заставив, в свою очередь, присягнуть офицеров и матросов, Магеллан 20 сентября 1519 года вышел в далекое плавание из гавани Санлукар-де-Баррамеда.

Флотилия Магеллана состояла из пяти кораблей: «Тринидад» («Троица») водоизмещением в 110 тонн, на котором развевался флаг адмирала; «Сан-Антонио» водоизмещением в 120 тонн, под начальством инспектора флота Хуана де Картахены; «Консепсион» («Зачатие») водоизмещением в 90 тонн, под начальством Гаспара де Кесады; «Виктория» («Победа») водоизмещением в 85 тонн, под начальством казначея флота Луиса де Мендосы, и «Сант-Яго» водоизмещением в 75 тонн, под начальством «кормчего его высочества» Жуана Серрана (этот последний был братом Франсишку Серрана, друга Магеллана, о котором уже говорилось выше).

По тем временам предприятие было организовано превосходно. При подготовке экспедиции были учтены и использованы все средства, которые были тогда в распоряжении мореплавателей. Перед отплытием Магеллан отдал последние распоряжения капитанам и кормчим и сообщил световые сигналы «с той целью, чтобы корабли не отделялись друг от друга во время бурь и в ночную пору».

Утром в понедельник 10 августа 1519 года флот снялся с якоря в Севилье и спустился по Гвадалквивиру до Санлукар-де-Баррамеда, где и были закончены последние сборы. 20 сентября корабли вышли в открытое море и взяли курс на юго-запад.

От экватора Магеллан повернул к «Земле Святого Креста» (Бразилия), и 13 декабря 1519 года флот бросил якорь в великолепной гавани Санта-Люсия, известной теперь под именем Рио-де-Жанейро. Сведения, сообщаемые Пигафеттой о нравах бразильских индейцев, настолько интересны, что мы передадим их дословно. «Здешний народ, – пишет он, – не христиане и ничему не поклоняются. Они живут сообразно с велениями природы и достигают возраста 125–140 лет». Какая необычная фраза в устах итальянца XVI века – века, исполненного суеверий! Эти слова могут только подтвердить, что идея божества отнюдь не является врожденной, как уверяют теологи (богословы), а возникает в ходе самой истории.

Бразильские индейцы были добры и доверчивы. Во время мессы, дважды отслуженной на берегу, они, как и европейцы, стояли на коленях и поднимали сложенные руки, повторяя все движения богомольцев. Любопытство и переимчивость этих дикарей произвели на Пигафетту такое сильное впечатление, что он не преминул заметить в своих записках: «Их можно легко обратить в веру Иисуса Христа».

26 декабря, после тринадцатидневной стоянки, флотилия снялась с якоря и продолжала свой путь к югу вдоль берегов Южной Америки. 10 января 1520 года под 34°40′ южной широты экспедиция достигла устья большой реки, опресняющей на большом пространстве морские воды. Это была Ла-Плата. Местность на северном берегу реки получила название Монтевиди. Позже здесь выросла столица нынешнего Уругвая – Монтевидео.

Наконец, достигнув 49°39′ южной широты, флотилия 31 марта 1520 года вошла в удобную бухту, названную гаванью Сан-Хулиан (св. Юлиан). Здесь Магеллан решил остаться на зимовку.

Однажды, после двухмесячного пребывания на этом безлюдном, суровом берегу, испанцы увидели человека, показавшегося им настоящим гигантом. Когда на него обратили внимание, он стал петь и пустился в пляс, посыпая себе голову землей. Это был патагонец. Магеллан знаком пригласил его на корабль, и туземец без боязни сел в посланную за ним лодку. Все, что он видел на корабле, приводило его в крайнее изумление. Но больше всего он был поражен, когда его подвели к большому металлическому зеркалу. «Когда он увидел в зеркале свое лицо, – пишет Пигафетта, – он был страшно испуган и шарахнулся назад, опрокинув при этом на землю четырех наших».

Магеллан дал туземцу несколько погремушек, зеркальце, гребешок и отпустил на берег. Хороший прием, оказанный ему белыми людьми, ободрил его соплеменников, не замедливших явиться к месту стоянки. На корабль прибыло еще восемнадцать гостей – тринадцать женщин и пять мужчин. Рослые, широколицые, краснокожие, с желтой каймой вокруг глаз и с волосами, выбеленными известью, они были закутаны в шкуры гуанако (разновидность ламы) и обуты в широкие меховые сапоги, что и дало испанцам повод назвать их «патагонцами» (большеногими). Роста они были, однако, не столь уж гигантского, как это показалось нашему простодушному рассказчику, так как в действительности рост патагонцев достигает в среднем 1,72—1,92 метра, что, во всяком случае, превышает средний рост европейцев. Вооружение патагонцев состояло из короткого массивного лука и тростниковых стрел, снабженных острыми наконечниками из кремня.

Желая доставить в Европу несколько туземцев, капитан-генерал пошел на лукавство, которое мы назвали бы сейчас гнусным и отвратительным. Но нельзя забывать, что в XVI веке, когда на негров и индейцев смотрели как на животных, такой недостойный образ действий никем не осуждался. Магеллан вручил патагонцам так много всяких подарков, что они уже не в силах были захватить заманчивые железные кольца, соединенные толстой цепью. Тогда им посоветовали надеть эти кольца на ноги, что они и сделали без малейшего недоверия. Матросы заперли на кандалах замки, и патагонцы очутились в плену. Невозможно описать охватившую их ярость, когда они поняли, что стали жертвой обмана, достойного скорее дикарей, чем цивилизованных европейцев! Затем испанцы попытались захватить еще двух туземных женщин, но во время погони один из матросов был ранен отравленной стрелой, вызвавшей почти мгновенную смерть. Этот печальный случай заставил испанцев отказаться от своего намерения.

Патагонцы – прекрасные охотники. Больше всего они ценят мясо и шкуры гуанако. После удачной охоты они наедаются до отвала, потому что охота далеко не всегда бывает успешной и нередко им приходится голодать. Прожорливость патагонцев привела Пигафетту в изумление: «Каждый из захваченных нами великанов съедал по корзине сухарей и залпом выпивал полведра воды». Предвидя продолжительность зимовки и не надеясь пополнить съестные припасы в этой суровой стране, Магеллан приказал экономить провизию и установить для людей строгий рацион. Необходимо было дотянуть до весны, не подвергая экипаж большим лишениям, чтобы потом добраться до более плодородных мест. Но эта мера усилила недовольство матросов, и несколько офицеров, стоявших на стороне Хуана де Картахены, решили вызвать возмущение.

Магеллан, твердо решив или умереть, или довести предприятие до благополучного конца, собрал на берегу всех офицеров и матросов и обратился к ним с речью.

Магеллан надеялся, что его непоколебимое решение, выраженное в столь категорической форме, заставит недовольных замолчать и вернет ему расположение всего экипажа. Но он жестоко ошибся. Бунтовщики начали с того, что пробудили в испанцах их застарелую ненависть к португальцам. «Так как капитан-генерал – выходец из Португалии, то он не может быть искренне предан кастильскому знамени, – говорили зачинщики мятежа. – Тайный умысел Магеллана – вернуться в Португалию, загладив свою вяну перед королем Мануэлом. А потому этот португалец и поставил себе целью погубить всю испанскую флотилию! Вместо того, чтобы вести корабли к Молуккским островам, он хочет увлечь флотилию в страны вечного льда, в царство снега и холода, чтобы там отделаться от своих спутников-испанцев, а потом захватить корабли и вернуться с ними к себе на родину».

Решительными мерами ему удалось ликвидировать мятеж, который едва не привел к краху всю экспедицию.

В бухте Сан-Хулиан оказалось мало пресной воды. Матросов угнетала эта унылая, безжизненная местность. Поэтому в середине мая, несмотря на дурную погоду, Магеллан послал к югу на разведку корабль «Сант-Яго» во главе с капитаном Серраном. Через несколько дней испанцы открыли под 50° южной широты реку Санта-Крус. 22 мая поднялась сильная буря, и корабль разбило о прибрежные скалы. Весь экипаж уцелел, за исключением одного матроса. Потерпевшие крушение с величайшим трудом добрались до бухты Сан-Хулиан, после чего Серран был назначен капитаном на «Консепсион».

После этой неудачной попытки Магеллан решил ждать улучшения погоды. Только 24 августа флотилия покинула бухту Сан-Хулиан. Достигнув реки Санта-Крус, корабли простояли здесь около двух месяцев. Испанцы отдохнули, запаслись дровами и пополнили, насколько это было возможно, съестные припасы. С наступлением весны Магеллан повел корабли еще дальше к югу. Следуя вдоль береговой полосы, он тщательно исследовал все излучины в поисках вожделенного пролива.

21 октября на 52° южной широты за выступом берега показался глубокий залив, который, как потом выяснилось, вел в пролив, соединяющий Атлантический океан с «Южным морем». Этому мысу и заливу было присвоено название «Одиннадцать тысяч дев» (Кабо-Вирхенес).

Остановившись у входа в бухту, Магеллан отправил вперед два корабля – «Сан-Антонио» и «Консепсион» – выяснить, нет ли в глубине этой бухты пролива. Корабли вернулись только на четвертый день, так и не увидев конца глубокой бухты. Тогда Магеллан решил, что это и есть искомый пролив в «Южное море», и отдал приказ всей флотилии плыть на запад. Корабли осторожно продвигались вперед, прокладывая путь среди лабиринта извилистых протоков. Вдоль унылых берегов громоздились снежные горы. Берега казались совсем пустынными, но в ночной темноте на южном берегу пролива неожиданно засветились огни костров, что и дало Магеллану повод назвать эту страну Огненной землей. Не желая задерживаться, он запретил капитанам приставать к берегу и завязывать отношения с туземцами.

Пигафетта и Мартин Трансильванский дают очень сбивчивые и неясные сведения о гидрографии и топографическом положении пролива. У нас еще будет случай вернуться к нему при описании экспедиции Бугенвиля[7]. А потому продолжим наш рассказ.

После двадцатидвухдневного плавания по проливу, то расширявшемуся до четырех и более миль, то сужавшемуся до одной мили, корабли Магеллана преодолели весь пролив, названный впоследствии Магеллановым, и, наконец, увидели перед собой другое море – огромный, безбрежный океан.

Можно себе представить, какая радость охватила мореплавателей, когда после стольких трудов и усилий они наконец достигли желанной цели! Отныне новый морской путь на восток был проложен, и надежды Магеллана сбылись. Однако эпопея на этом не закончилась. Самые большие трудности и трагические события были еще впереди.

Ничего не может быть изумительнее этого плавания по необъятному океану, который Магеллан назвал Тихим, так как в продолжение четырех месяцев ни разу не встретил бури. Плавание по Тихому океану сопровождалось неимоверными лишениями. Началась повальная цинга. Девятнадцать человек умерли, около тридцати надолго выбыли из строя, измученные страшной болезнью. Все считали себя обреченными на смерть. За три месяца и двадцать дней корабли прошли четыре тысячи лиг, но кругом расстилалась все та же беспредельная водная пустыня… За это время лишь однажды мореплаватели натолкнулись на скалистые, бесплодные островки, получившие название Несчастных островов, так как там не нашлось ничего, что могло бы поддержать силы голодных людей.

Только 6 марта 1521 года на горизонте показалась группа островов, которые оказались обитаемыми. Скоро к кораблям Магеллана стали подплывать многочисленные лодки с туземцами. «Капитан-генерал намеревался было сделать стоянку около большого острова, дабы запастись свежей водой, но он не мог выполнить своего намерения, потому что жители этого острова забирались на корабли и крали там все, что было под руками, мы же не могли защититься от них. Наши решили было уже спустить паруса и высадиться на берег, но туземцы весьма ловко похитили у нас небольшую лодку, прикрепленную к корме флагманского судна».

Возмущенный таким неуважением к чужой собственности, Магеллан высадился на берег с сорока вооруженными матросами, которые по его приказанию сожгли несколько десятков хижин и множество лодок и убили семерых островитян. После этой расправы испанцы запаслись всем необходимым.

Продолжая продвигаться к западу от Разбойничьих островов, Магеллан прошел еще свыше тысячи миль и высадился 16 марта на цветущем острове, известном теперь под названием Сиаргао (Филиппины). Здесь он решил дать отдых измученному экипажу и приказал раскинуть на берегу две палатки для больных. Вскоре явились туземцы, неся с собой бананы, пальмовое вино, кокосовые орехи и рыбу. Испанцы предложили им взамен зеркальца, гребешки, погремушки и прочие мелочи.

Узнав, что остров Сиаргао входит в большой архипелаг, Магеллан присвоил ему название «Сан-Ласаро» (св. Лазаря), измененное впоследствии на Филиппинские острова, в честь Филиппа Австрийского, сына Карла V. В Филиппинский архипелаг входитсвыше 7000 больших и малых островов, расположенных между 5°32′—19°38′ северной широты и 114°56′ —123°43′ восточной долготы от Парижского меридиана. Важнейшие из этих островов: Лусон, Миндоро, Лейте, Себу, Самар, Панай, Негрос, Бохоль, Палаван, Минданао.

Гостеприимство туземцев, золото и пряности, оказавшиеся на соседнем острове Сулуан, – все это заставило Магеллана отвлечься на некоторое время от своей первоначальной цели – достижения Молуккских островов – и заняться исследованием вновь открытого архипелага. Переходя с острова на остров, 28 марта Магеллан встретил на острове Камигин (к северу от Минданао) туземцев, язык которых сумел понять Энрике из Малакки, его раб. Своим знанием малайского языка он оказал экспедиции неоценимую услугу. Теперь Магеллан окончательно убедился, как близок он был к цели своего путешествия – к Островам пряностей, которых он достиг, идя из Европы на Восток юго-западным путем, через Атлантический океан!

Когда 7 апреля маленькая флотилия прибыла на Себу, Магеллан тотчас же послал одного из своих офицеров вместе с переводчиком к местному властителю. Посланный Магеллана на вопрос раджи, что они за люди, ответил: «Мы состоим на службе у величайшего короля на земле, и этот король велел нам плыть к Молуккским островам, чтобы завязать торговые отношения».

Раджа дружелюбно принял испанского офицера, но сказал ему, что если они имеют намерение торговать на его острове, то должны предварительно уплатить пошлину. Таков уж местный обычай. Не далее как четыре дня тому назад пошлину уплатила джонка, прибывшая сюда из Сиама с грузом золота и рабов, что может подтвердить оставшийся здесь по торговым делам мавританский купец.

Офицер возразил на это, что его повелитель слишком великий монарх, чтобы подчиняться подобным требованиям, и добавил, что испанцы явились сюда с мирными намерениями, но если с ними желают вести войну, тогда они будут разговаривать иначе. Присутствовавший при разговоре мавританский купец предупредил властителя Себу: «Смотри в оба, государь! Эти люди – те же самые, что завоевали Каликут, Малакку и всю большую Индию. Если с ними будут обращаться хорошо, они будут так же хорошо обращаться, а если с ними будут обращаться дурно, они будут обращаться еще хуже, подобно тому, как они поступили в Малакке».

Офицер поспешил заверить, что испанский король еще сильнее и могущественнее португальского короля и, конечно, не даст себя в обиду.

Эти доводы подействовали на раджу, и он не только отказался от своих требований, но предоставил испанцам исключительное право беспошлинной торговли на острове и изъявил желание нанести визит Магеллану. После этого свидания и обычного обмена подарками туземцы в изобилии стали снабжать испанцев съестными припасами, и между обеими сторонами установились дружеские отношения. Племянник раджи неоднократно являлся со своей свитой на корабль к Магеллану, который не преминул повторить демонстрацию мощи испанского оружия и поведать туземцам «историю наших праотцов Адама и Евы», историю Иисуса Христа и «многое другое касательно веры». Просветив таким образом островитян, Магеллан предложил им перейти в христианскую веру, не забыв, разумеется, добавить, что «с обращенными будут обходиться лучше, чем с остальными».

14 апреля раджа острова Себу и его свита, раджа острова Камигин, мавританский купец, пятьсот мужчин и столько же женщин приняли крещение. А затем обращение туземцев в христианство пошло еще быстрее. Причиной этого, как рассказывает Пигафетта, послужил следующий случай. Магеллан, узнав, что брат раджи тяжело болен, обещал его исцелить, если он согласится принять христианскую веру и если туземцы сами сожгут своих идолов.

Рядом с островом Себу находится островок Мактан, жители которого, не желая признавать верховенства раджи Себу, отказались платить ему дань. Узнав об этом, Магеллан решил помочь новому вассалу Испании, а заодно внушить туземцам страх и уважение к испанскому оружию и военному искусству.

Несмотря на то, что спутники Магеллана не советовали ему ввязываться в междоусобные распри местных властителей, он решил отправиться на Мактан с карательной экспедицией, в сопровождении раджи и туземной знати.

В ночь на 27 апреля у острова Мактан остановилась флотилия. В трех шлюпках находились во главе с Магелланом шестьдесят вооруженных испанцев в нагрудниках и касках. Туземные воины с раджей и его приближенными разместились в тридцати челноках-«балангах».

Скалы и мелководье мешали испанским шлюпкам пристать к берегу. Дождавшись рассвета, Магеллан с отрядом из сорока девяти человек переправился на островок вброд. Как только испанцы отошли от берега, из засады выскочило свыше полутора тысяч туземцев, атаковавших неприятеля с трех сторон – с флангов и с фронта. Мушкетеры и арбалетчики открыли стрельбу, не причиняя, однако, особого вреда туземцам, так как пули и стрелы пробивали только их щиты. Туземные воины, перебегая с места на место, забрасывали противника градом камней, стрел, дротиков и копий. Чтобы устрашить и рассеять вражеское войско, Магеллан приказал поджечь несколько хижин, но это привело туземцев в еще большую ярость. Подавляя испанцев численностью, они старались наносить им удары по ногам и рукам, не защищенным броней.

Битву решил несчастный случай. Раненный в ногу отравленной стрелой, Магеллан приказал медленно отступать. Отступление превратилось в беспорядочное бегство. За исключением шести или восьми человек, оставшихся возле Магеллана, все остальные бросились к лодкам. Магеллан и его защитники яростно сражались, постепенно отходя к морю. Они были уже по колено в воде, когда несколько островитян одновременно набросились на Магеллана. Раненный в руку, он уже не в силах был владеть мечом. Сраженный несколькими ударами, он упал в воду, лицом вниз, после чего туземцы без труда его прикончили.

Так погиб 27 апреля 1521 года великий мореплаватель Магеллан.

Нужно было обладать исключительной твердостью и непоколебимой энергией, чтобы, невзирая на боязнь и сопротивление спутников, проникнуть в неведомые страны, которые суеверие той эпохи наполняло фантастическими ужасами. Чтобы дойти до оконечности южноамериканского континента и открыть желанный пролив, по справедливости названный его именем, Магеллану нужно было обладать самыми обширными сведениями в области морских наук. Нужно было непрерывно напрягать все внимание, чтобы без точных инструментов и среди незнакомых морей избежать многочисленных опасностей. Если даже и погиб один из кораблей в силу несчастного стечения обстоятельств, то Магеллан в этом не был повинен.

После трагической гибели капитан-генерала начальником экспедиции и капитаном «Тринидада» был избран Дуарти Барбоза, капитаном «Консепсион» – Жуан Серран и капитаном «Виктории» – Луиш Аффонсу де Гоеш.

В конце июня испанцы достигли острова Борнео и были приняты правителем княжества Бруней в столице с таким же названием (Бруней и поныне является крупнейшим портовым городом). В то время Борнео был главным центром малайской цивилизации, а его столица Бруней, насчитывавшая 25 000 домов, была богатым торговым городом, тесно связанным с Индией, Явой и Китаем.

Губернатор прислал за офицерами двух слонов, покрытых шелковыми попонами, и двенадцать носильщиков, которые должны были доставить во дворец раджи подарки от чужеземцев. Все улицы от губернаторского дома до дворца властителя были полны вооруженными людьми. Гости въехали в дворцовый двор на слонах. Поднявшись по мраморной лестнице, испанцы попали в богато убранный зал, заполненный придворными. Следующий зал, поменьше, оказался обитым золотыми тканями. Там стояло триста телохранителей с обнаженными кинжалами. «В конце малого зала было большое окно, расшитый занавес был отдернут для того, чтобы мы имели возможность лицезреть властителя, который восседал за столом с одним из своих юных сыновей, жуя бетель. Сзади него стояли одни только женщины». Затем последовала церемония представления послов радже.

Раджа разрешил испанцам вести торговлю в своей столице и обменялся с ними подарками. Послы были доставлены обратно на корабли с такой же пышностью: на слонах и в сопровождении носильщиков с подарками, полученными от раджи и от губернатора.

Остров Борнео поразил путешественников своими природными богатствами. Местные жители сбывают арак, или рисовую водку, камфору, имбирь, апельсины, лимоны, сахарный тростник, дыни и т. п., получая взамен от приезжих купцов медь, ртуть, киноварь, стекло, шерстяные и хлопчатобумажные ткани, а также зрительные стекла (очки).

Испанцы уже около месяца стояли в гавани, когда 29 июля оба корабля вдруг оказались окруженными двумя сотнями пирог с вооруженными людьми. Опасаясь изменнического нападения, Жуан Карвалью приказал выбрать якоря и ударить по пирогам из всех пушек. Было потоплено несколько пирог и перебито немало людей. Мусульманский раджа после этого случая прислал чужеземцам свои извинения, уверяя, что пироги шли в поход против язычников и не собирались нападать на испанские корабли. Однако отношения настолько обострились, что Карвалью, не посчитавшись с тем, что в городе осталось несколько офицеров и матросов, поспешил вывести корабли в открытое море. Трусость и вероломство Карвалью вызвали среди экипажа такое возмущение, что вскоре он был смещен «за неисполнение королевских указов», а вместо него был избран опытный и честный моряк Гонсало Гомес де Эспиноса.

Покинув Борнео, испанцы занялись поисками пустынного острова, удобного для починки кораблей, которые начали давать течь. За этой работой путешественники провели не менее сорока двух дней. Здесь Пигафетта был поражен необыкновенными деревьями, «листья которых, опадая, оживают и даже двигаются. Они похожи на листья шелковицы, но не такой длины. По обеим сторонам короткого и заостренного черешка у них две ножки. Крови у них нет, но стоит лишь дотронуться до них, как они ускользают. Один из них я хранил девять дней в коробке. Когда же я ее открывал, то лист двигался вокруг коробки. Я полагаю, что эти листья живут одним только воздухом». Это интересное насекомое теперь хорошо изучено и носит название «муха-листок». Темно-серый цвет и своеобразная форма насекомого делают его похожим на засохший лист.

27 сентября 1521 года корабли возобновили плавание. Но теперь испанская экспедиция, при жизни Магеллана ставившая перед собой исследовательские и торговые цели, принялась за морские разбои. Испанцы не раз захватывали джонки, с которых требовали в пользу экипажа большой выкуп.

Путешественники прошли архипелаг Сулу, притон малайских пиратов, затем во второй раз посетили остров Минданао, где им удалось разузнать местоположение Молуккских островов. Направившись вслед за тем к юго-востоку, в среду 6 ноября они открыли, наконец, этот архипелаг и еще через два дня вошли в гавань на острове Тидоре. Цель путешествия была достигнута. «Мы возблагодарили бога и в знак радости дали залп из нашей артиллерии, – рассказывает Пигафетта. – Наша радость не должна казаться необыкновенной – ведь мы провели 27 месяцев без двух дней в поисках этих Молуккских островов».

На следующий день к испанским судам подъехал на пироге местный раджа. «Он сидел под шелковым зонтом, закрывавшим его со всех сторон. Впереди него находился один из его сыновей с царским скипетром, двое с золотыми сосудами для омовения рук властителя и двое других с двумя ларцами с бетелем». Затем властитель поднялся на корабль, где ему были оказаны всевозможные почести. Чтобы завоевать его расположение, испанцы накинули ему на плечи бархатный камзол, а сами уселись на полу у его ног.

Вскоре во время продолжительного свидания с испанцами раджа Мансор заявил им о своем согласии перейти с подвластными ему островами Тидоре и Тернате под покровительство испанского короля.

На Молуккских островах испанцы начали скупать пряности, набивая трюмы своих кораблей мускатным орехом, гвоздикой, корицей, имбирем. Однажды они встретили португальского купца, по имени Педру Аффонсу де Лороза, который прожил в этих местах более десяти лет. Он сообщил путешественникам, что португальский король Мануэл, желая помешать экспедиции Магеллана, послал несколько судов к мысу Доброй Надежды, к устью Ла-Платы, а потом и на Молуккские острова, где португальцы давно уже ведут торговлю втайне от Испании. Однако португальская экспедиция не сумела вовремя прибыть на Молуккские острова и помешать высадке испанцев. Лороза рассказал также о печальной судьбе друга Магеллана Франсишку Серрана, который за восемь месяцев до прибытия испанцев был отравлен властителем Тидоре. Предупредив испанцев о грозящей им на Молуккских островах опасности, Лороза посоветовал им поскорее уехать, пока не прибыли португальские корабли. Он согласился перейти на испанскую службу и был принят на «Тринидад» в качестве кормчего.

Между тем испанцы с большой выгодой для себя сбывали товары, выгруженные на берег для обмена на пряности. Почти все товары были захвачены с четырех джонок, разграбленных у Борнео. Для торговли с испанцами прибыли суда с соседних островов – Джайлоло и Бачан. Раджа Мансор, предоставивший испанцам значительный груз гвоздики, пригласил их к себе на большой пир, который, по обычаям страны, устраивался всякий раз, когдана судах или джонках заканчивалась погрузка гвоздики нового урожая. Но испанцы, напуганные событиями на Филиппинских островах, послали радже свои приветствия и извинения.

Закончив погрузку, они подняли паруса и вышли в море. Но едва корабли успели отойти от берега, как на «Тринидаде» открылась сильная течь. Пришлось вернуться к Тидоре. Раджа прислал искусных ныряльщиков, которые старательно обследовали килевую часть «Тринидада», но так и не смогли найти пробоину. Так как вода с каждым часом прибывала, испанцы вынуждены были разгрузить по частям весь корабль, чтобы потом заняться ремонтом.

Матросы с «Виктории» не захотели дожидаться своих товарищей с «Тринидада», тем более что ему все равно не дойти было до Испании. Поэтому решили, что после ремонта «Тринидад» пойдет к Панамскому перешейку, выгрузит там драгоценный груз, а затем матросы перенесут его через перешеек к берегу Атлантического океана, куда за ним прибудет другой корабль. Но этому несчастному судну вместе с его экипажем не суждено было возвратиться в Испанию. «Тринидад», во главе с альгуасилом Гонсало Гомесом де Эспиносой и штурманом Жуаном Карвалью, только 6 апреля 1522 года покинул остров Тидоре. Корабль был в таком плачевном состоянии, что после шестимесячных блужданий по Тихому океану, во время которых погибла от голода и болезней большая часть экипажа, вынужден был вернуться к Молуккским островам и пристать к острову Тернате.

Здесь весь оставшийся в живых экипаж (семнадцать человек) был немедленно захвачен в плен португальцами. На протесты Эспиносы они ответили угрозой повесить его на рее, и несчастный альгуасил, переправленный сперва в Кочин, был оттуда перевезен в Лиссабон, где в продолжение семи месяцев томился в тюрьме. Только в 1527 году Эспиноса вернулся в Испанию вместе с двумя матросами и священником. Таким образом, из всего экипажа «Тринидада» только этим четверым удалось уцелеть и вырваться из неволи. «Виктория» же с богатым грузом покинула Тидоре 21 декабря 1521 года под начальством Хуана Севастьяна де Элькано (Эль Кано), который отправился с экспедицией Магеллана в качестве штурмана на корабле «Консепсион». Экипаж «Виктории» состоял только из пятидесяти трех европейцев и тринадцати туземных матросов-невольников.

Выйдя на простор Индийского океана, Элькано взял курс на запад-юго-запад, к мысу Доброй Надежды, стараясь при этом избежать встречи с португальскими кораблями. Он плыл по открытому морю до 42° южной широты, после чего круто повернул на запад. У самого мыса Доброй Надежды «Виктория» девять недель стояла со спущенными парусами из-за северо-западных ветров и сильных бурь. Нужно было обладать большой настойчивостью, мужеством и страстным желанием довести свое предприятие до благополучного конца, чтобы выдержать такое испытание. На корабле в нескольких местах открылась течь, плохо просоленное мясо испортилось, и, кроме риса и воды, не осталось никаких продуктов. Измученные матросы хотели высадиться у португальского владения Мозамбик. Элькано с большим трудом отговорил их от этого безумного шага.

Наконец 6 мая «Виктории» удалось обогнуть мыс Доброй Надежды, или мыс Бурный, как он был первоначально назван. Теперь уже можно было надеяться на благополучный исход путешествия. Но мореплавателям предстояло еще претерпеть немало бедствий. За два месяца плавания по Атлантическому океану двадцать человек погибли от голода и цинги. Если бы 9 июля кораблю не удалось пристать к острову Сантьягу в архипелаге Зеленого мыса, такая же судьба постигла бы и всех остальных участников экспедиции.