Глава 25. Персонифицированные болезни

 

 

В традиционной культуре происхождение большинства недугов объясняется воздействием на человека либо неких специализированных духов болезней, либо персонажей нечистой силы, либо вредоносной магией со стороны ведьм и колдунов. Демоническая природа заболеваний проявляется, во‑первых, в способах номинации болезней по именам демонов (рус. бесноватый, бешенство от слова «бес»), а также по их эвфемистическим названиям, основанным на оценочных характеристиках: «нечистый», «поганый», «злой», «черный», «лихо», «беда», «враг» и т. п.; ср. в.‑слав. названия эпилепсии: рус. лихая болесть, черная немочь, нечистая сила; укр. погана хороба; бел. лгхахвороба; полес. нэчыста беда, чорная слабость (Усачева 2004: 611). Во‑вторых, о сближении персонифицированных болезней с нечистой силой свидетельствуют отмеченные у всех славян устойчивые семантические связи между однотипными способами именования демонов и некоторых болезненных состояний. Например, бел. слово кадук употребляется в значении ‘нячысщк, чорт’ и одновременно обозначает болезнь эпилепсию (МБЭС 2011: 207); укр. грець значит ‘черт’, а в ю.‑рус. говорах этим же термином обозначается ‘паралич’; рус. калуж. ворогуша – ‘лихорадка’ и ‘колдунья’ (Власова 1998: 119); рус. кумаха – ‘лихорадка’ и ‘черт’ (Там же: 274). В‑третьих, в идентичных клишированных формулах могут выступать – как равноценные по степени вредоносности и как абсолютное воплощении зла – то персонажи нечистой силы, то болезни; ср. равные по значению формулы проклятий: рус. «Черт тебя побери!» и «Лихоманка тебя побери!», «Дьявол бы его задавил!» и «Болячка бы его задавила!»; бел. «Каб на цябе палявш напау!» и «Каб на цябе халера напала!», «Бадай цябе чорт схату!» и «Бадай цябе кадук схату!» (Виноградова 2013: 164–165). Наконец, в‑четвертых, о том, что многие персонифицированные болезни причисляются к разряду нечистой силы, сохранились в народных поверьях прямые свидетельства носителей народной культуры; ср. полес. сообщения: «Ночн и ца – злой дух», «Ночницы – то домовыя...» (Онисковичи Кобринского р‑на Брестской обл.); «Лыхорадкы (...) – то чорты такые» (Олтуш Малоритского р‑на Брестской обл.); «Хинди – самы те русалки. Женшчыны у адёжы...» (Золотуха Калинковичского р‑на Гомельской обл.).

Аналогичная оценка недугов, которым приписываются свойства живых существ, вредоносных и «нечистых», может быть отмечена также в жанре лечебных заговоров; в этих ритуально‑магических текстах болезни наделяются следующими характеристиками: некрещеный, несвященный, поганый, нечестивый, лихой, лютый, злой, вредный, заклятый, дрянной, наглюха, дурнища и т п. (Агапкина 2010: 98).

При общей тенденции изображать почти все болезни как одушевленные существа, степень их персонификации в народных поверьях все же неодинакова. Признаки самостоятельно действующего мифологического персонажа чаще проявляются по отношению к нервным, психическим заболеваниям или к болезням внутренних органов (а также к повальным эпидемиям), тогда как менее опасные для жизни человека частные недуги (головная и зубная боль, глазные и кожные болезни, кровотечения, травматические вывихи и ушибы) персонифицируются значительно реже. Кроме того, для ряда болезней характерна персонификация в образе животного (грудная жаба) или растения (рожа, роза, ячмень), однако процессу наибольшей демонологизации подвержены такие болезни, которые наделяются признаками не только одушевленности, но и антропоморфной внешности.

Во всех славянских традициях духи болезней чаще всего представляются в женской ипостаси: это либо единичный образ (худая женщина в белом или черном покрывале; старая, сгорбленная старуха с клюкой в руке), либо множество однотипных по виду женщин, появляющихся в количестве семи, двенадцати, сорока, семидесяти семи и т. п. В Полесье повальная «скотья болезнь» описывается как «красивая пани у шляпе», но с «коровьими ногами» (Берестье Дубровицкого р‑на Ровенской обл.).

Общими для славянских представлений о персонифицированных болезнях являются мотивы: некто в черном по ночам обходит село, стучит в окна домов и окликает своих жертв по имени – откликнувшийся на зов заболевает; незнакомая женщина просит возницу подвезти ее до села (помочь переправиться через реку), после чего гибнет весь сельский скот, а у человека, оказавшего болезни услугу, скотина уцелела; болезнь принуждает человека, чтобы он носил ее от села к селу на своих плечах и др.

В Полесском архиве сведения о персонифицированных болезнях нашли отражение в сравнительно небольшом корпусе текстов (всего около 80‑ти сообщений). Можно предположить, что незначительный объем этих данных связан со структурой вопросника, по которому работали участники Полесских экспедиций. В программе «Народная демонология» не был предусмотрен специальный пункт о духах болезней, а в программе по народной медицине, хотя и выделены вопросы о некоторых болезнях (о лихорадке, падучей, колтуне, зубной боли, детской бессоннице, бородавках), но они касаются прежде всего диалектных названий каждой из этих болезней и способов их магического лечения, а не персонифицированных недугов с их личностными характеристиками (ПЭС 1983: 44–45). Тем не менее общий объем архивных записей, собранных по совокупности всех программ, позволяют составить более или менее адекватное представление о болезнях как мифологизированных образах. Кроме того, весьма ценная информация об этих персонажах содержится в объемном корпусе лечебных заговоров (около семисот текстов), которые были опубликованы с подробными комментариями составителей (Т. А. Агапкиной и Е. Е. Левкиевской) в сборнике «Полесские заговоры» (ПЗ 2003: 44–357). В этом издании в список недугов, на лечение которых направлены заговорные тексты, включается 15 типов болезней (по их народной классификации), но лишь немногие из них наделяются индивидуальными демонологическими характеристиками, позволяющими трактовать их как персонажей «низшей» мифологии. А в жанре мифологических поверий, включенных в настоящую главу, к персонифицированным образам болезней могут быть причислены: 1. Ночницы, криксы, плаксы, существа, пугающие грудных младенцев и вызывающие их беспрестанный ночной плач; 2. Лихорадка (шухля, хиндя) – болезнь с симптомами озноба, воспалительных процессов, протекающих при высокой температуре, малярия, простуда и т. п., которая представляется в виде одиночной женской фигуры либо как множество вредоносных женских существ (выступающих в количестве 12‑ти, 30‑ти, 77‑ти); 3. Эпилепсия (черная болезнь, своя слабость, падюшча болесть), которая характеризуется как нечистая сила или как некая непрошенная мифическая «гостья», нападающая на людей и провоцирующая нервные припадки, боящаяся святых реликвий и окуривания ладаном; 4. Моровая болезнь, т. е. заразная, повальная, ходящая по селам в виде худой женщины, способная уморить большое число жителей; 5. Скотья болезнь (коровьяча смерть, свыняча хвороба), вызывающая падеж домашнего скота; 6. Любая не идентифицированная болезнь, которая появляется в виде антропоморфной фигуры или в виде животного. 7. Наконец, в облике женщины, заглядывающей в окна домов, представляется холера, но в Полесском архиве фигурируют всего два‑три текста об этом персонаже.

СХЕМА ОПИСАНИЯ

 

 

1. Ночницы, криксы

1а. Ночницы нападают по ночам на младенцев, пугают, мучают, мешают спать

1б. Ночницы – это нечистая сила

1в. Ночница пересаживается с ребенка на «прач» (валек для стирки), если его закутать в детские пеленки

1г. Ночницы не могут проникнуть в дом, пока не соберут весь рассыпанный возле входа мак

1д. Ночницы допрядают оставленную хозяйкой на ночь кудель

1е. Ночница пьет оставленную под колыбелью воду

1ж. Ночницы выглядят как женщины (как птица, они невидимы)

2. Лихорадка (шухля, хиндя)

2а. Лихорадка выглядит как женщина

2б. Лихорадка – это нечистая сила

2в. Лихорадки действуют во множестве (77, 30)

2г. Лихорадка покидает человека, если ее испугать внезапным шумом, криком; если больной идет спать в свинарник

2д. Лихорадка любит вареные яйца

2е. Лихорадку убивает гром

2ж. Лихорадка хватает тех, кто спит на закате солнца

3. Падучая (чорная хвороба, падюшча болесть, своя слабость)

3 а. Человек отпугивает падучую, показывая свой голый зад (оскорбляет болезнь фразой: «Яка ты гость – така тобе и честь!»)

зб. Падучая боится освященных предметов и окуривания ладаном

зв. Падучая покидает больного, если его накрыть черным полотном или его одежду вывернуть наизнанку

3 г. Падучая болезнь – это нечистая сила

4. Повальные (заразные) болезни (мор, падь, нядуга)

4а. Заразная болезнь не может пристать к самому старшему члену семьи

4б. Болезнь не может проникнуть в село, огороженное вытканным за сутки (обыденным) полотном

5. Повальные скотьи болезни (коровьяча смерть, свыняча хвороба, падь)

5 а. Болезнь выглядит как женщина в белом, с коровьими копытами

(как мужчина в белом, как животное)

5б. Болезнь не трогает скот того человека, который перевозит ее через реку или подвозит к селу

5в. Человек отпугивает болезнь фразой: «Яка ты гость – така тобе и честь!»

6. Болезнь (любая)

ба. Болезнь появляется в виде животного (фигуры в белом, она невидима)

бб. Болезнь ходит по селу ночью или на закате солнца

7. Холера

7а. Холера появляется в виде женщины (двух женщин), заглядывающей в окна дома

1. Ночницы, криксы

Первое место по количеству свидетельств в списке полесских духов болезней занимают ночницы (криксы, крыкухы), о которых говорится, что это – «злые духи», «нечистая сила», «ночные ведьмы», вредящие новорожденным детям. Не всегда удается определить в каждом конкретном тексте, идет ли речь о симптомах болезненного состояния (ночницы, крыксы ‘ночной плач, беспокойство ребенка’) или о персонифицированном мифическом существе, преследующем младенцев. О том, что болезнь вызвана вмешательством вредоносных духов, можно судить по выразительным глаголам со значением активного действия: крыкухы прыходять до малых дитэй (брест.); ночница напала либо ночницы ходят (брест., волын.); ночницы на дытюка нападуть, як не знимэш пелёнки до захода солнца (волын.). Наиболее эффективными способами лечения этой болезни считалось ее изгнание за пределы домашнего пространства, отпугивание, уговаривание, упрашивание, чтобы она ушла, оставила бы ребенка в покое; либо предпринимались попытки отвлечь ночниц от младенца, занять их какой‑нибудь работой (например, прядением). Чтобы обмануть ночницу и отвлечь ее от новорожденного, в колыбель подкладывали прач (валек для стирки или глажки белья), который пеленали, как младенца; какое‑то время ждали, «каб ужэ тая ночныця на той прач узлизла», и затем выбрасывали прач через окно (Бельск Кобринского р‑на Брестской обл.). Подобные приемы изгнания недуга путем создания «двойника» ребенка, которого выбрасывали в окно, использовались и по отношению к другим детским болезням.

В качестве превентивной меры, чтобы не допустить проникновения болезни в дом, рассыпали под окнами и у входа зерна мака; считалось, что пока вредоносный дух не пересчитает все зернышки, не сможет войти в хату (тексты № 14–15). Поскольку главным признаком этого персонифицированного образа детской болезни служит ночное время появления, важно было отвлечь духа каким‑нибудь занятием до восхода солнца: «...маком святым обсыпают на вокна понемножку и кругом дома тры разы. Казали, покуль «вин» поличыть тый мак, уже станет день, и ребьёнок уже выспицца. [Это делали] коб ночныци не ходылы» (Нобель Заречненского р‑на Ровенской обл.). Характерно в этом свидетельстве использование местоимения «он», по отношению к ночницам, ибо болезнь причислялась к категории злых духов; ср.: «[Что такое ночница?] Ночница – злой дух» (Онисковичи Кобринского р‑на Брестской обл.).

Одним из отличительных свойств этого персонажа считалась любовь к прядению. Среди множества других мифических существ, контролирующих процессы прядения/тканья, иногда упоминается и ночница (см. главу 35, раздел

35‑А.1. Мифологический персонаж появляется ночью в доме нарушителя правил прядения/тканья, допрядает кудель, стучит прялкой, мешает спать домочадцам). В селах Ровенской обл. запрет оставлять на ночь на гребне недопряденный клочок кудели мотивировался тем, что: «будэ Ночныца прясты у глупу нич, и будэ она там свиркать вэрэтёном» (Чудель Сарненского р‑на). По другим свидетельствам, если хозяйка нарушит запрет прясть накануне праздника, то ночью появятся ночницы и будут пугать детей (Туховичи Ляховичского р‑на Брестской обл.). Не случайно мотив прядения встречается (кроме поверий) в заговорах от детской бессонницы: «Ночныци‑сэстрыци, даю вам кросна‑бэрда ткаты, а дайтэ дытыни [имярек] спа‑ты!» (Любязь Любешвоского р‑на Волынской обл.; ПЗ 2003: 75 № 95). Стремление занять ночного демона работой, чтобы отвлечь его от спящего младенца, находит отражение в многочисленных севернорусских заговорах, тогда как в Полесье подобный мотив фиксируется в единичных вариантах (Агапкина 2010: 280).

В текстах полесских заговоров от детского плача ночниц называют «сестрицами», «девицами»; их отсылают «на вечорныцы», где девки прядут и их ожидают;

либо в далекие края, где их ждут накрытые столы и наполненные кубки; часто встречается также мотив «кормления ночниц»: им предлагают «бутылку вина и бутылку меда», «хлеб‑соль» и другие угощения, чтобы они оставили ребенка в покое (ПЗ 2003: 59–61 № 62–65).

1а. Ночницы НАПАДАЮТ по НОЧАМ НА МЛАДЕНЦЕВ, ПУГАЮТ, МУЧАЮТ, МЕШАЮТ СПАТЬ

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 1. [Ночной плач ребенка объясняют тем, что] крыкухы прыходят до малых... Булы такые бабкы, которы... воны зналы. И вот, значыть, до йих ужэ идэ тая маты и про‑сыть, шо: «Вот, бабочка, напала ночныца на мое дэтыну, мучыт, нэ дае спаты и годи!» Ну, тая баба поговорыть, и тая ночныца. [уходит].

с. Кривляны Жабинковского р‑на Брестской обл., 1985 г, зап. А. А. Плотникова от Марчук Ольги Ивановны.

№ 2. Ночныцэю называлась [детская бессоница]. Як ужэ малыя диты нэ сплять, то, ка, ночн ы ця нап а ла, х о дыть ночн ы ця.

с. Бельск Кобринского р‑на Брестской обл., 1986 г, зап. Н. П. Антропов от Литвинчук Евдокии Сидоровны, 1913 г. р.

№ 3. [О плачущем по ночам ребенке говорят:] Криксы, ночницы накинулы. Як рабёнок малэнький, нельзя казаты: «кричить», бо криксы нападуть. А надо казаты: «плаче». Воду ставилы от ночницы под колыску. Пелёнки сымали до поуночи, на ночь нэ остав‑лялы, бо ночницы нападалы: спаты нэ будэ ребёнок, плакать будэ.

с. Кончицы Пинского р‑на Брестской обл., 1984 г., зап. Л. М. Ивлева от Марты‑нюк Е. П.

ВОЛЫНСКАЯ ОБЛ.

№ 4. Дэсь ночныци якыи ходять. [Чтобы они не проникли в хату, надо] сорочку вывэр‑нуты и повисыты на двэрях.

с. Забужье Любомльского р‑на Волынской обл., 1987 г, зап. О. В. Лагошняк.

№ 5. Як сонцэ зайдэ, пильонки ни вешають – дэтына ни будэ спаты, ночнэца на‑падэ.

с. Щедрогор Ратновского р‑на Волынской обл., 1985 г., зап. Т. В. Шевченко.

№ 6. Ночныци на дытюка нападуть, як нэ знимэш [просушенное белье до вечера] на заходи [или] як забудэш у ночь.

с. Любязь Любешовского р‑на Волынской обл., 1985 г., зап. К. В. Сарычев.

ЧЕРНИГОВСКАЯ ОБЛ.

№ 7. Крикухи, ночницы напали на дитя, не дають дитяты спать [подразумевается, что это некие мифические существа неясного облика].

с. Мошенка Городнянского р‑на Черниговской обл., 1980 г., зап. Е. В. Максимова.

1б. Ночницы ‑ это НЕЧИСТАЯ СИЛА

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 8. Крыксы нападают Бабушки якия одговарвалы... Ночницы – то домовыя... с. Онисковичи Кобринского р‑на Брестской обл., 1985 г., зап. С. Войнило.

№ 9. [Что такое ночница?] Ночница – злой дух.

с. Онисковичи Кобринского р‑на Брестской обл., 1985 г, зап. О. Б. Шаталова от Довжуна Николая Ивановича, 1915 г. р.

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 10. Криксы чы ночницы. [Если ребенок плачет по ночам, называют болезнь ночницы, а если плачет днем – крыксы.] Кладуть ужэ от у колыбельку *беркун, *тою – зелле такэ. Кажуть, нэчыстый ходиу, а як положылы зелле, дак он кажэ: «Каб не беркун да не тоя, то була б деука моя!» Нечысть причэпилась, он пришоу и кажэ.

с. Тонеж Лельчицкого р‑на Гомельской обл., 1983 г., зап. В. И. Харитонова от Сафоновой Татьяны Алексеевны, 1906 г. р.

СУМСКАЯ ОБЛ.

№ 11. [О ночном плаче ребенка.] Крыкухы – ведьмы ночные. Крыкухы [это когда грудные дети плачут] крыч а ть по соб а чьи, по кош а чьи.

с. Орловка Ямпольского р‑на Сумской обл., 1984 г., зап. И. Михайленко.

1в. НоЧНИЦА ПЕРЕСАЖИВАЕТСЯ С РЕБЕНКА НА «ПРАЧ» (ВАЛЕК ДЛЯ СТИРКИ),

если его закутать в детские пеленки БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 12. От ночныци помагае. Прача [деревянный валек для глажки белья] уповывалы, выкидалы за окно, выкинуть ужэ тую ночныцю праз окно; каб ужэ тая ночныця на той прач узлизла. Это батько так робыу.

с. Бельск Кобринского р‑на Брестской обл., 1986 г, зап. Е. Э. Будовская.

№ 13. [Если ребенок плачет по ночам, мать говорит:] «Повиваю прачи и выкидаю у ночи». Знымаю з дытыны одэжу и у другую одиваю, а [старую] выкыдаю з прачом.

с. Онисковичи Кобринского р‑на Брестской обл.., 1985 г, зап. О. Шаталова от Довжук Ольги Васильевны, 1925 г. р.

1г. Ночницы не могут проникнуть в дом, пока не соберут весь рассыпанный возле входа МАК

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 14. [Чтобы ребенок не плакал по ночам,] нишчо ж клалы... Мак тожэ клалы [в колыбель] и мак по окнах. Криксы як идтимуть, то як нэ пэрэличуть той мак, нэ йдуть до малого. Это, уроди, такие жонки, шо понимають, накидають ни дитя [криксы]. Мох скубуть, шчо як хату делають и пэрэстылають, то выскубають [мох c чужого дома] да пудкурывалы свого малого, щоб свий спау а той крычау – з чыей хаты бярэш мох.

с. Лопатин Пинского р‑на Брестской обл., 1985 г., зап. О. В. Санникова от Алексейчук Лидии Борисовны, 1918 г. р.

РОВЕНСКАЯ ОБЛ.

№ 15. Як малые диты йе, то маком святым обсыпают на вокна понемножку и кругом дома тры разы. Казали, покуль вин поличыть [пересчитает] тый мак, уже станет день, и ребьёнок уже выспицца. [Это делали] коб ночныци не ходылы.

с. Нобель Заречненского р‑на Ровенской обл., 1984 г., зап. Ж. В. Куганова от КПД.

1д. Ночницы допрядают оставленную хозяйкой на ночь кудель + 35‑А.1. Мифологический персонаж появляется ночью в доме нарушителя правил прядения/тканья, допрядает кудель

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 16. [Запрет оставлять на ночь на прялке недопряденную кудель.] Трэба допрясци усё, бо прыдуць начницы и спрядуць яе, забяруць... У празники не прали. Не будуць ничога у празник рабиць – [иначе] начницы пужаць будуць.

с. Туховичи Ляховичского р‑на Брестской обл., 1987 г, зап. В. Ф. Трайковская от Тадры Ольги Ивановны, 1917 г. р.

ВОЛЫНСКАЯ ОБЛ.

№ 17. Як у дытыны ночныци, то вона уночи нэ спыть. А як пэлёнку [пеленку или что‑нибудь из детской одежды] забудэш на нич – ночныци будуть нападаты. Трэ усэ

прыбраты. [Заговор от ночниц:] «Ночныци‑сэстрыци, даю вам кросна‑бэрда ткаты, а дайтэ дытыни [имярек] спаты!»

с. Любязь Любешовского р‑на Волынской обл., 1985 г., зап. В. И. Харитонова от Иванисик Марии Протасьевны, 1900 г. р.

1е. Ночница ПЬЕТ ОСТАВЛЕННУЮ под КОЛЫБЕЛЬЮ воду РОВЕНСКАЯ ОБЛ.

№ 18. Прача повьють дитячи и за окно выкидають. [Чтобы определить, есть ли у ребенка «ночницы».] Идуть до трэх колодезоу у ночы, воду тую нагрэють, у мыску на‑льють и поставють под колыску. Як йе ночныца, то вода пропаде – ночныца выпывае. [Если вода в миске остается, то ночницы нет.]

с. Бельск Кобринского р‑на Брестской обл., 1986 г., зап. Е. Булин‑Соколова от Зданович Ольги Степановны, 1931 г. р.

1ж. Ночницы выглядят как женщины (как птица, они невидимы)

РОВЕНСКАЯ ОБЛ.

№ 19. Такая пташка, ночница, летае да подоубэ [постучит] у окно – и на дытыну на‑падають криксы такие. Оно нэ матымэ спаты. Нэвэличкая пташка да рабэнькая. [Что делали, чтобы не прилетала?] Клали хлиб на окно. Положать кусочкы. Зъисть да й полэтыть, не буде доубты.

с. Нобель Заречненского р‑на Ровенской обл., 1984 г., зап. Ж. В. Куганова от Креневич Ольги Андреевны, 1923 г. р.

ЖИТОМИРСКАЯ ОБЛ.

№ 20. Малых дитэй ночница лякае. Колысь, як повэчэрэе – [ребенок] з крыку заходит. Бабу [знахарку] шукалы, колышние люди знали говорыть молитвы. Ночниц нихто нэ бачыт [т. е. они невидимы для людей].

с. Журба Овручского р‑на Житомирской обл., 1981 г., зап. Н. Г. Зарецкая от Савенок Ольги Петровны, 1916 г. р.

2. Лихорадка (шухля, хиндя)

Вполне определенно выступают признаки персонифицированного образа в полесских представлениях о лихорадке, которая имеет устойчивый антропоморфный женский облик. Считалось, что она могла выглядеть как «пани у капэлюшэ», как «паненка, тонкая в поясе» либо как две женщины‑украинки.

В соответствии с типологией народных названий этой болезни в Полесье весьма последовательно выделяются два противопоставленных ареала: 1. Западнополесский тип терминов: шухля, шихля (шукля, шохля, шухва и под.) – Брестская, Волынская, Ровенская области; 2. Центральный и восточно‑полесский тип названий: хиндя (хинтя, хинтья, хондя, хундя и под.) – Гомельская, Житомирская, Киевская, Черниговская области. Кроме того, известны многочисленные варианты других названий, спорадически фиксируемых в разных р‑нах Полесья, например: трясуха, трасца (брест., гомел., житомир., сум.), лыхитныця, збытница (волын.), варагуша (брян.), прапасница (чернигов.), паганка (сум.), сухоты, малярия, иро‑диада (чернигов.). Весьма широко известна в Полесье форма именования этой болезни – тётка (волын., гомел., киев.). О заболевшем лихорадкой говорили: его тётка поймала (брян.).

Все эти терминологические обозначения лихорадки позволяют судить о ней как о существе женского рода; вредоносной нечистой силе; как о болезни со своими специфическими симптомами; как о мифических дочерях царя Ирода. Выразительный образ лихорадок (как персонажей восточнославянских заговоров) складывается из длинного перечня эпитетов, раскрывающих и портретные их характеристики, и негативное к ним отношение со стороны людей: босые, голые, простоволосые, долговолосые, толстоволосые, растрепанные, «сами распаясамши», черные, косматые, косолапые, косые, хромые, кривые, грешные, окаянные, проклятые, некрещеные, дурные, нехорошие (Агапкина 2010: 558–559).

В полесских п о в е р ь я х и рассказах эта болезнь выступает преимущественно как единичный женский персонаж, тогда как в заговорах постоянно упоминается о том, что лихорадки появляются во множестве (в количестве 30‑ти, 70‑ти, 77‑ми). Так, в одном из брестских заговоров «шихли» описываются как 70 страшных баб: «головатых, косматых, рылатых, мохнатых» (ПЗ 2003: 297). По этнографическим свидетельствам, зафиксированным в начале ХХ века на Волыни (Ровенский пов.), местные жители представляли себе холеру, называемую Шухля, в виде «достойной пани» или «простой женщины», которая ходит от села к селу, оставляя за собой заразу, от чего и мрут вокруг люди; «бувае, що се паш з коровя‑чими ногами» (Доманицький 1905: 108). Чтобы избавиться от болезни, надо было проколоть сырое яйцо, вылить содержимое, в пустую скорлупу насыпать 77 зерен проса и бросить это угощение в реку со словами: «Добридень вам вам, е вас 77, е вам i сшданне вам!» (Там же: 108).

Составители «Полесских заговоров» отмечают, что вступительные формулы‑обращения к лихорадкам: «Вас [лихорадок] семьдесят семь, нате угощением вам всем» – характерны преимущественно для текстов, записанных в Брестской, Ровенской и Киевской областях (ПЗ 2003: 303). По нашим данным, аналогичные обращения к лихорадкам встречаются также в заговорах Гомельской (текст № 27), Житомирской (текст № 29) и Черниговской (текст № 31) областей. За пределами Полесья аналогичные приговоры, произносимые при символическом кормлении 77‑ми лихорадок, фиксировались как на Украине, так и в южнорусских областях (Гнатюк 2000: 200; Власова 1998: 320). Количественная характеристика лихорадок настолько устойчива в заговорных формулах, что иногда приобретает признак терминологического обозначения болезни, ср. обращение типа: «Здрастуйте, с е мьде‑сят семь, я принёс ести вам всем!» (Копачи Чернобыльского р‑на Киевской обл.). Косвенными свидетельствами, подтверждающими множественность лихорадок, является такая практика избавления от болезни, когда в качестве угощения ей предлагали 77 зерен пшена или разрезанное на 77 кусочков вареное яйцо. Подробнее о количественной характеристике лихорадок см.: (Агапкина 2010: 557–558).

В полесских поверьях лихорадке приписываются следующие личностные свойства: она любит вареные яйца (тексты № 36–37); боится внезапных громких звуков (тексты № 32–33); ее можно испугать сообщением «Дом горит!» (текст № 34); лихорадка упрекает больную женщину, что та не пьет воды, поэтому сидящую в ней болезнь замучила жажда (№ 21). По другим свидетельствам, она не выносит неприятных запахов и убегает, если больной идет ночевать в свинарник. По западноукраинским свидетельствам, лихорадка («пропасныця») испытывает отвращение к резко пахнущим напиткам, поэтому больного заставляли пить керосин, деготь или мочу (Гнатюк 2000: 201).

Косвенным свидетельством принадлежности лихорадки к нечистой силе является мотив «Лихорадку убивает гром» (текст № 38). Согласно полесским поверьям, гром бьет не куда попало, а всегда целится в нечистую силу (ПА, Ветлы Любешовского р‑на Волынской обл.).

2а. Лихорадка выглядит КАК женщина БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 21. Лыхорадка. Поганка. [Способы лечения.] Полэнь пилы. Спаты нэ дають, як сон‑цэ заходыть. [Пугают внезапным громким звуком] и прынэсэ дров и кинэ. А нэ, то просять дэ кого, шоб прышов до хаты выстрэлив. И она встанэ, и отого злякаеца и отого кидае. И шэ носять за граныцу. Возьмэ скыдають всю одэжу свою и нэсэ ее за граныцю (на другэ сэло, полэ). И шэ осову палку воткнэ в те латте, в одэжу тую, шо с сэбэ поскыдае. И идэ, до самэи домы шоб нэ оглядауса назад, бо, кажэ, будэ бигты за тобою. [Я болела лихорадкой. Мне очень хотелось пить, но пить нельзя. И пить мне не давали. И спать не давали. Я ходила, зашла на базар, купила квасу и выпила квасу. Прихожу домой, в сон меня клонит. Очи закрыла и мне кажется:] прыходыть паненка, такая страшно тонкая в поясу (...) будто бы она стоить пэрэдо мною. То лыхорадка, кажуть, то эта сама болезня. Так она мни говорыть: «Ты мэнэ мучыла целый дэнь, нэ давала пыты. Кажэ, я шшэ раз за тэбэ возьмуся». И одэн раз вытрасла и покынула, бильш нэ прых о дыла.

с. Олтуш Малоритского р‑на Брестской обл., 1985 г., зап. А. В. Гура от Авдиюк Ольги Давыдовны, 1903 г. р.

+ 25.2г. Лихорадка покидает человека, если ее испугать внезапным шумом, криком

№ 22. [Лихорадка причисляется к нечистой силе. Она выглядит как] Пани у капэ‑люшы.

с. Олтуш Малоритского р‑на Брестской обл., 1985 г., зап. А. В. Андреевская от Мощик Прасковьи Ивановны, 1912 г. р.

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 23. Хинди – самы те русалки. Женшчыны у адёжы. Выдуть из мора: сильно красивые и пеють вельми красиво.

с. Золотуха Калинковичского р‑на Гомельской обл., 1983 г., зап. Е. В. Какорина от Клименко Поры Миновны, 1907 г. р.

+ 25.2б. Лихорадка – это нечистая сила

2б. ЛИХОРАДКА это НЕЧИСТАЯ СИЛА

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 24. Лыхорадка. Трэба свячоной вэрбы дэвять пучэчкоу [почек] иссушыты, потэрты и даты, шоб вин [кому дают] нэ знау. Тая лыхорадка – од чорта, свячоного побоялася. [Так бабка лечила своего деда.] А ему было так, вин другий раз заболэл на лыхорадку. В очох дывиця: прылытыло двэ украинки и тая соби до нэго, тая соби [тянет, но взять не смогли]. То чорты такые. Лыхорадка являеця як жэншчына.

с. Олтуш Малоритского р‑на Брестской обл., 1985 г, зап. О. А. Золотарева от Мощик Прасковьи Ивановны, 1912 г. р.

+ 25.2а. Лихорадка выглядит как женщина

2в. ЛИХОРАДКИ ДЕЙСТВУЮТ во МНОЖЕСТВЕ

(в количестве 7 7, 3 0)

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 25. Шухля мэнэ трэсэ. Сварыла тое яичко, у трапочку пэрэвьязала и носыла дэвьять дён усюды [носить по мышкой]. И побигла пид ричку, разьязала и бросила на чыс‑ту воду у тэку. И казала: «Есть вас симдисят сим и натэ вам усим!» Бросила у воду, нэ оглядуйся и бэжать додому.

с. Кривляны Жабинковского р‑на Брестской обл., 1985 г., зап. Н. Б. Горбачева, Н. А. Звонцова.

+ 25.2д. Лихорадка любит вареные яйца

№ 26. Лихорадка – то Шыхля. [Для избавления от нее] еичко на семдесеть кусочкоу режэ и на рэку занэсае. Говорит: «На табе и отчапися ты тут!» [Бывает, что и] лягушку за пазуху закынула – вона помогла.

с. Ополь Ивановского р‑на Брестской обл., 1986 г., зап. К. Журова от Климук Пелагеи Васильевны, 1904 г. р.

+ 25.2д. Лихорадка любит вареные яйца

ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 27. [Как называют лихорадку?] Хондя и лихарадка. [Отчего она бывает?] От спугу. [Как лечили?] У свинячый хлевушник ехала спать. [Рассказчице приснилась ее умершая тетка, которая посоветовала:] Возьми нарви слив 77, да неси к речке и скажы: «Да як вас 77, то вот вам гостинцев усем!» Иди, не говори и назад не оглядайся. [Она наяву так и сделала] – и кинула мене хондя.

с. Симоничи Лельчицкого р‑на Гомельской обл., 1989 г., зап. Т. Яковлева от Репчинской Гриппины Герасимовны, 1920 г. р.

+ 25.2г. Лихорадка покидает больного, если он идет спать в свинарник ВОЛЫНСКАЯ ОБЛ.

№ 28. Лыхитныця [название лихорадки.] Йих яких было трыццать, мусыть. Варылы зилля, заговарывали шыптуны...

с. Березичи Любешовского р‑на Волынской обл., 1986 г., зап. А. В. Гура. ЖИТОМИРСКАЯ ОБЛ.

№ 29. [От лихорадки.] Надо яйцэ на 77 ковалочкоу порэзати, да носиу [заболевший] на расходныи дороги. Там бросить и сказать: «Як вас 77, дак натэ вам йисты усим!» Да трэба [уходя] нэ озиратыся.

с. Червона Волока Лугинского р‑на Житомирской обл., 1984 г., зап. О. А. Золотарева от Король Ганы Сергеевны.

КИЕВСКАЯ ОБЛ.

№ 30. Хиндю тёткою жэ называют. Ото яйцо зварать, плевочку знять, обмотать ме‑з и новый п а лец, а потом [завязать 77 пшеничных зерен] у тр а почку и итт и до рек и, шче до сонца. Стать спиной до реки и бросить через голову у воду и прыказывать: «Здрастуйте, семьдесят семь, я принёс ести вам всем!» И итти додому и не оглядываться.

с. Копачи Чернобыльского р‑на Киевской обл., 1985 г., зап. М. Г. Боровская от Грищенко Надежды Захаровны, 1912 г. р.

ЧЕРНИГОВСКАЯ ОБЛ.

№ 31. Лихорадок всего 77. Она боится спуду [испуга]. [Чтобы избавиться от нее] от‑шчытывають дэвьять дэвьятёу пшеноу, и где речки две вместе сходятся, туда вэчэ‑ром итти и там казать: «...Дочки, вас семьдесят семь. Я принесла вечэрать вам всем!» [Информант не может вспомнить начало заговора.] Пшено шыбануть за спину и, ня оглядаючысь, итти додому. Никаму «здрастуй» не говорить. Кажуть, кинеть [оставит больного лихорадка].

с. Мошенка Городнянского р‑на Черниговской обл., 1980 г., зап. Е. В. Максимова.

2г. ЛИХОРАДКА ПОКИДАЕТ ЧЕЛОВЕКА,

ЕСЛИ ЕЕ ИСПУГАТЬ ВНЕЗАПНЫМ ШУМОМ, КРИКОМ;

ЕСЛИ больной идет спать в свинарник

БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 32. Як лыхорадка мучыть, то йдуть на Паску, ув ночи, и як скажуть пэршый раз «Хрэстос воскрэсе!» [когда заходят в церковь, обойдя ее с крестным ходом], и тогди трэба купатыся в озэри – и ужэ тогди покинэ. И водою льшть. А нэ, то крыкнэ кэля ёго [больного] ззаду. То то всё од лыхорадкы.

с. Олтуш Малоритского р‑на Брестской обл., 1985 г., зап. А. В. Гура от Авдиюк Ольги Давыдовны, 1903 г. р.

№ 33. [Чтобы отпугнуть лихорадку, надо подержать больного над колодцем и громко крикнуть: «Утопымо!» – и проходила болезнь.]

с. Онисковичи Кобринского р‑на Брестской обл., 1985 г, зап. С. Войнило от Гордиевич Анны Тимофеевны, 1907 г. р.

№ 34. [Способ избавления от лихорадки.] Яйцо зварыць трэ, облупиць и повесиць у трапочку на шыю. То вона [болезнь] зъесць яйцэ да й покине [больного] шэньдя... А як ужэ забрала шэньдя деуку чы хлопца, а другэй прыбежыць да спугае: «Дом га‑рыть!» – то вона спугаецця да покыне шэньдя того хлопца.

с. Хоромск Сталинского р‑на Брестской обл., 1984 г, зап. Т. А. Агапкина, А. Л. Топорков от Пышняк Степаниды Тимофеевны, 1908 г. р.

+ 25.2д. Лихорадка любит вареные яйца

ВОЛЫНСКАЯ ОБЛ.

№ 35. [О лихорадке.] Титка трэсэ. Ишлы у сьвинэнэц лежаты – и она, титка, проты‑витса, мо, нэ трэстимэ [т. е. перестанет трясти].

с. Щедрогор Ратновского р‑на Волынской обл., 1985 г., зап. Т. В. Козак от Середюк Акулины Викторовны.

2д. ЛИХОРАДКА ЛЮБИТ ВАРЕНЫЕ ЯЙЦА ГОМЕЛЬСКАЯ ОБЛ.

№ 36. Лихорадка – то хиндя. Зробится [больной] жолтый‑жолтый. Варэнае ейцо без лупайки, облуплена, привязывали под паховою, и она зъела усё. Под праву руку. То хиндя зъела усё до грамма – она ж любит. Ек злюбить – зъесть усё. Если не злю‑бить – она его не тронет. Буде висеть [яйцо нетронутым].

с. Золотуха Калинковичского р‑на Гомельской обл., 1983 г., зап. Е. В. Какорина от Белой Евдокии Федоровны, 1908 г. р.

№ 37. [Как называется лихорадка?] Хиндя. Сестра погнала авечки у пост. Напала [на нее] хиндя. Дак ейцо заварить да у сарочку увьяжэ. Дак яна [хиндя] зъесть – токо жолт о к аст а неца.

с. Золотуха Калинковичского р‑на Гомельской обл., 1983 г., зап. Е. В. Какорина от Клименко Поры Миновны, 1907 г. р.

2е. Лихорадку убивает гром БРЕСТСКАЯ ОБЛ.

№ 38. [У рассказчицы была «шихля».] У Чысты чэтвэр мэнэ у канаву пхнуу муж, шоб я зляк а лася да ш и хля бы проп а ла. Да та ш и хля нэ проп а ла, да до Пятр а жыл а у мэн е [Потом женщина пошла в лес, где ее застала гроза.] А як Господь дау на помоч – и град убиу у зэмлю ту шихлю.

с. Ласицк Пинского р‑на Брестской обл., 1985, зап. О. В. Санникова.

2ж. лихорадка хватает тех, кто спит на закате солнца БРЯНСКАЯ ОБЛ.

№ 39. Лихорадка ат таго што спять при заходе сонца. Мать гаварила: «Не спитя, маи дочки, а то тётка паймае». Эта же малирию так звали – тётка.

с. Челхов Климовского р‑на Брянской обл., 1982 г, зап. Щепанская Т. Б. от Казимировой Анны Корнеевны, 1920 г. р.

3. Падучая (чорнаяхвороба, падюшча болесть, своя слабость)

«нечисть», «нечыста боль», которая боится освященных предметов, не любит, когда в церкви окуривают больного ладаном, убегает. В ее полесских названиях актуализируются признаки «свой», «родимый», «старый», «нечистый», «черный», «падающий»: своя болезнь, своя слабость, своя беда, своеродымэе,родимец, ста‑рына, чорная хвороба, чорна беда, чэрнота, нэчыста беда, падюшча, прыпадыны, падучка. Такие же семантические модели отмечаются и в других славянских названиях эпилепсии (Усачева 2004а: 611). Эпилепсия считается в Полесье нехорошей, тяжелой, трудноизлечимой болезнью. Она пребывает в человеке с момента его рождения (радзима балесць, свая хвароба), но может долго никак не проявляться (Кабакова 2001: 41). О человеке, страдающем припадками, говорили: его свое мучыть; ухопыло хлопця родымэе; болезнь гэта от роду свого. Зафиксированные у восточных славян представления о том, что эта болезнь передается ребенку в момент его рождения и происходит от предков «своего рода», способствовало моделированию такого сценария исцеления, при котором разыгрывался акт «повторных родов»: мать обнажает нижнюю часть тела и приседает над больным. Ритуал сопровождался типовыми формулами: «Чим родила, тым и отходила!» См. подробнее: (Агапкина 2010: 317–322).

По волынским поверьям, падучая сидит в каждом человеке, но обнаруживает себя не у каждого: «Чорна болезнь. Вона у кажной людыни есть. И увик раз вона мусить показатиса: ци сначала, ци у сэрэдыни жыття, чы при коньцы. Но раз вона мусить показатиса. (...) А як не, то перед смэртью [показывается]» (Забужье Любомльского р‑на Волынской обл.). Мотив «черноты» актуализируется не только в полесских названиях эпилепсии (чорна беда, чэрнота), но и в лечебной магии (больного укрывают черной тканью), и в заговорных мотивах: «Шоу чорный дзид, чорные очы, чорны брови, шоу чорного дуба рубаць. Чорные триски летали, Каци чорное горе згоняли» (ПЗ 2003: 251).