II. Ложность экономических принципов, касающихся обращения

 

(Доказывается на примере трех характерных особенностей торговли, обозначенных в таблице под №№ 7, 8, 12: искусственный затор источников снабжения, изобилие, вызывающее депрессию, фиктивные деньги.)

 

Наш век, столь плодовитый теориями о движении промышленности, все еще не умеет отличать обращение от затора. Он смешивает непрерывное обращение с обращением перемежающимся, простое со сложным. Оставим, впрочем, эти сухие различия; пусть говорят факты, пусть они послужат нам основой для установления принципов, прямо противоположных принципам экономии.

Правительства, как и народы, согласны в том, что следует карать смертью подделывателей как денег, так и государственных фондовых бумаг. Осуждают также на смертную казнь подделывателей банкнот и монет. Весьма мудрая мера предосторожности. Но почему же торговля пользуется этим правом на подделку монет, е сли за это другие люди попадают на виселицу?

Каждый выданный торговцем вексель таит в себе возможность подделки, так как нет никакой уверенности, что он будет когда‑нибудь оплачен. Каждый, кто замышляет банкротство, наводняет обращение своими векселями, по которым вовсе не намерен когда‑либо заплатить. Тем самым он фактически сфабриковал и распространил фальшивые деньги.

Могут возразить, что и другой пользуется той же привилегией, что любой собственник, подобно торговцу, может пускать в обращение векселя.

Это не так. Собственник не имеет этой возможности. Право иллюзорно, если не можешь его осуществить. Свидетельство тому – конституционное право народа на суверенитет, пышная прерогатива, при которой плебей не имеет возможности даже пообедать, когда у него в кармане нет ни одного су. А ведь очень далеко от притязания на суверенитет до претензии на обед. Многие права существуют таким же образом, на бумаге, а не в действительности, и предоставление их является оскорблением для тех, кто не может добиться даже во сто крат менее значительных прав.

Точно такое же положение у собственника с выдачей векселей. Он имеет право выдавать векселя, как плебей – притязать на суверенитет; но обладать правом и осуществлять его – две весьма различные вещи. Если собственник выдает вексель, то не находит никого, кто бы принимал его без гарантии, и к нему относятся, как к человеку, который намерен выпустить фальшивые деньги. Потребуют закладную на вполне свободную от долгов недвижимость, а сверх того еще ростовщические проценты. По такой цене его векселя будут размещены и при таком обеспечении станут деньгами действительной ценности, а не фиктивными деньгами, каковыми являются векселя торгаша, который, в силу своего титула «друга торговли», находит средство пустить в обращение на миллион «хороших» векселей, не имея за душой, в качестве гарантии за этот миллион, и сотой его части, даже 10.000 франков.

Как ловко дают надувать себя правительства, которые, позволяя лишать себя этой способности, гарантируют ее торговцу![109] Торговец, владея обеспечением в десять тысяч франков, пускает в обращение векселей на сумму в один миллион; если ему угодно, он получает на это право и покровительство; он имеет право пускать в обращение эту массу ценных бумаг, и закон не может расследовать, как он размещает свой капитал, каким обеспечением располагает. Фиск, представляющий гарантию в десять миллионов, имел бы право, при таком соотношении, выпускать на один миллиард ценных бумаг. Но если бы какое‑нибудь правительство попыталось так поступить, не посоветовавшись с общественным мнением, не сообщив ему свои мотивы, оно подорвало бы свой кредит, ввергло бы свою страну в политические беспорядки; оно сделало бы лишь то же самое, использовало бы ту же привилегию, которой пользуется так много интриганов, зачастую не представляющих и сотой доли этих гарантий и совершенно не справляющихся со своими делами.

Могут ответить, что эти интриганы умеют уговорить дураков, умеют втереться в их доверие; этим самым возводится в принцип торговли, что искусство одурачивать добродушных и доверчивых людей заслуживает всяческого покровительства, причем это покровительство должно ограничиваться торговцами и не распространяться на правительство. Я не утверждаю, что это благородное искусство должно быть разрешено обоим, напротив, его следует запретить торговцам, как оно запрещено правителям.

Из сказанного следует, что торговец обладает способностью выпускать фиктивные деньги в форме векселей (двенадцатая характерная особенность), – преступление, равносильное преступлению фальшивомонетчика, за что другие категории мошенников отправляются на виселицу, – и что торговая система цивилизованных народов узаконяет и защищает соревнование в обмане (третья характерная особенность).

В ответ на обвинение в подделке монет и на другие пункты обвинения могут ответить, что торговцы необходимы для осуществления обращения и что деловые отношения станут невозможными, если у этих агентов будут связаны руки, что государство подорвет тогда государственный кредит и поставит на карту всю свою промышленность.

Совершенно верно, что торговля обладает свойством все сильнее заковывать нас в цепи, когда социальное тело проявляет признаки сопротивления. Лишь только какая‑либо административная мера стесняет махинации торговли, торговля ограничивает кредит, парализует обращение, и государство, пожелавшее устранить прежний порок, в конечном счете создало еще новые. Это воздействие обозначено в таблице под названием отраженное действие (одиннадцатая характерная особенность).

Ссылаясь на эту опасность, выдвигают принцип: только предоставьте торговцам свободу действий, их полная свобода гарантирует обращение. В высшей степени ложный принцип, ибо именно эта полная свобода порождает все столь вредные для обращения ухищрения: биржевую игру, скупку, банкротство и т.п., из которых вытекают две характерные особенности:

7) Искусственный затор источников снабжения.

8) Изобилие, вызывающее депрессию.

Посмотрим, какое влияние эти две особенности оказывают на обращение.

Торговля не довольствуется передачей товаров из рук производителя в руки потребителя, она интригует посредством скупки и биржевой игры, чтобы вызвать искусственное вздорожание тех съестных припасов, которых в данный момент нет в изобилии. В 1807 г. в результате биржевой игры цена сахара в мае внезапно повысилась до пяти франков, а в июле тот же сахар упал в цене до двух франков, хотя никакого нового подвоза не было. Но биржевую игру расстроили посредством ложного сообщения, и таким путем сахар был доведен до его действительной стоимости; интриги и искусственно созданное опасение прекращения подвоза были устранены. Подобная игра интриг и искусственной паники ведется ежедневно в отношении того или другого продукта питания и создает его нехватку, хотя в действительности недостатка в нем нет. В 1812 г., когда урожай был обеспечен и скупщики оказались обманутыми в своих надеждах, можно было видеть, как вдруг из их амбаров потекли огромные количества зерна и муки. Следовательно, никакого недостатка не было и не было бы вообще никакой угрозы голода, если бы только эти съестные припасы были разумно распределены. Но торговля имеет свойство, еще до наступления опасности, в предвидении ее возможности, прекращать подвоз, застопоривать обращение, создавать панические страхи и искусственный голод.

То же воздействие имеет место и в случае изобилия, когда торговля тормозит подвоз, искусственно вызывая опасения избытка. В первом случае она действует положительно, скупая и изымая из обращения съестные припасы; во втором случае она действует отрицательно, не покупая товары и допуская падение цены до такого уровня, что крестьянин не может даже вернуть себе своих издержек производства. Отсюда проистекает восьмая характерная особенность торговли – изобилие, вызывающее депрессию.

Торговля отвечает, что ей незачем покупать, раз не предвидится прибыли, и что она не настолько безрассудна, чтобы перегружать свои амбары зерном, если нет никакой надежды на повышение цены и если она может с гораздо большей пользой вложить свои капиталы в такие товары, нехватка которых, легко увеличиваемая посредством скупки, сулит ей прибыль.

Не правда ли, удобные и приятные принципы в социальной системе, где только и говорят, что о взаимных гарантиях? Итак, торговля, когда ей заблагорассудится, освобождается от обязанности служить социальному телу. Это похоже на то, как если бы армии позволяли уклоняться от боя в момент опасности и нести службу, считаясь только со своими интересами, а не с интересами государства. Такова наша торговая политика, так односторонне понимает она все обязательства[110].

В 1820 г. в различных провинциях, где цена в 4 франка лишь покрывает издержки производства, хлеб упал в цене ниже трех франков. Этого не случилось бы, если бы французская торговля, как это должно было быть при системе взаимности, приспособляющейся к интересам обеих сторон, заблаговременно закупила бы продовольствие для снабжения 30 миллионов населения в течение шести месяцев. Эта резервная масса, извлеченная из обращения и скрытая в амбарах, поддержала бы цену остатка зерновых, и крестьянин не страдал бы от обесценения своих продуктов и невозможности их продать. Но наша торговая система действует как раз в противоположном смысле; она усиливает гнет от изобилия и бедствие голода и, таким образом, действует разрушительно в обоих направлениях.

Я выбрал восьмую особенность – изобилие, вызывающее депрессию, чтобы показать, что существующий метод торговли таит в себе пороки как отрицательные, так и положительные и часто грешит невмешательством и неумением оказать в случае необходимости даже легко выполнимую услугу. Ибо, когда во время голода требуется 500 миллионов для скупки зерна, то они сейчас же оказываются налицо; но если эта сумма нужна для мер предосторожности, для пополнения амбаров в период избытка, то не найдется и пятисот талеров[111]. Нет ни взаимности, ни гарантии в договоре, заключенном между социальным телом и корпорацией торговцев. Торговая корпорация служит только своим собственным интересам, а не интересам общества, и в результате получается, что многочисленные капиталы, которые она пускает в оборот, представляют собой кражу, совершенную у производства в целом. Это хищение я назвал в таблице в пятом пункте характерных особенностей: «отвлечением капиталов».

Таким образом, на обоих полюсах торговли не существует ни малейших обязательств в отношении социального тела, которое, связанное по рукам и ногам, отдается на пожирание Минотавру и гарантирует ему деспотическую власть над капиталом и жизненными средствами. Именно деспотическую власть! Ибо после стольких громких слов, сказанных против деспотизма, все еще не обнаружили того действительного деспотизма, каким является деспотизм торговли, этот истинный сатрап цивилизованного мира![112]

Из всего сказанного следует, что механизм цивилизации обеспечивает торговцам полную безнаказанность за подделку денег, преступление, наказуемое у других категорий смертью, и что предлогом для этой безнаказанности является помощь, которую торговцы якобы оказывают обращению; на самом же деле они ему в этой услуге отказывают: в положительном смысле – путем искусственного затора источников снабжения, в отрицательном – посредством изобилия, вызывающего депрессию.

К такой обманчивости результатов присоединяется еще отсутствие каких‑либо принципов. Экономисты признают, что их наука вовсе не имеет определенных принципов; и это, действительно, верх беспринципности – предоставить полную свободу действия категории до такой степени развращенных агентов, каковыми являются торговцы.

В результате развитие торговли происходит скачкообразно, судорожно, с неожиданностями и эксцессами всякого рода, как это можно ежедневно наблюдать при нынешнем механизме торговли, который порождает лишь обращение прерывистое, лишенное равномерных переходов, равновесия и надежности.

Один из любопытных результатов этого беспорядка заключается в том, что народ отваживается упрекать правительство в финансовых злоупотреблениях, в которых никогда не осмеливается упрекнуть торговлю. Свидетельство тому – два банкротства: банковых билетов Ло и ассигнатов{176}. Это не были внезапные банкротства, их приближение наблюдалось давно; их можно было бы предотвратить путем своевременной частичной жертвы. Несмотря на эти смягчающие обстоятельства, публика не дала никакой пощады. Она справедливо объявила банковые билеты Ло и ассигнаты фальшивыми деньгами, вооруженным грабежом.

Но почему же эта самая публика добродушно терпит со стороны торговцев подобный выпуск фальшивых денег, которого не прощает правительствам даже тогда, когда последние проявляют достаточную осторожность, подготавливая банкротство путем медленного обесценения, предоставляющего владельцам бумаг возможность избежать краха? Такой возможности не существует для владельцев ценных бумаг. Банкротство настигает их, как удар грома. Тот или другой человек, засыпая сегодня владельцем 300.000 франков, просыпается наутро владельцем всего лишь 100.000, вследствие банкротства. Национальный Конвент подражал этому маневру в операции консолидирования трети поминальной стоимости{177}; ему неустанно ставилось это в упрек, как вполне доказанное воровство. И все же каждому торговцу предоставляют право совершать еще более вызывающие грабежи и, при объявлении несостоятельности, присваивать две трети того, что он получил взамен, между тем как Конвент не выплатил двух третей сумм, которые никогда не получал. Насколько возмутительнее выглядят преступления торговли, если сравнить их с прочими даже величайшими политическими подлостями![113]

Дальнейшие подробности покажут, что нынешняя политика, предоставив торговлю свободным торговцам, совершенно освобожденным от всяких обязательств, тем самым пустила волка в овчарню и спровоцировала всякого рода разбой.

Перейдем теперь к банкротству, чтобы описать его несколько подробнее.

 

III. Иерархия банкротства

 

 

Когда преступление совершается очень часто, к нему привыкают и становятся равнодушными свидетелями его{178}. В Италии или Испании смотрят весьма хладнокровно, как убийца из‑за угла поражает кинжалом намеченную жертву и бежит в церковь, где он пользуется безнаказанностью. В Италии можно видеть, как родители калечат и убивают своих детей, чтобы совершенствовать их голос, и служители «бога мира» поощряют эти жестокости, чтобы получить хороших певчих для церковного хора. Подобные мерзости вызвали бы возмущение у любой другой цивилизованной нации, случись они у нее, – зато, в свою очередь, у каждой из них[114] существуют иные возмутительные обычаи, от которых у итальянца закипела бы кровь.

Но если одна нация так сильно отличается от другой своими обычаями и мнениями при цивилизации, то насколько же будет отличаться в этом отношении одна социальная эпоха от другой, насколько отвратительными покажутся пороки, терпимые в эпоху цивилизации, в другие, менее несовершенные социальные эпохи! Трудно будет поверить, чтобы в странах, называющих себя благоустроенными, могли терпеть, хотя бы на один миг, такие мерзости, как банкротство[115].

Банкротство представляет собой самое изобретательное и самое бесстыдное мошенничество, какое когда‑либо существовало; оно обеспечивает каждому торговцу возможность нагреть публику на некоторую сумму, соответствующую его состоянию или кредиту, так что богатый человек может сказать: я открываю торговое дело в 1808 г.; к такому‑то дню 1810 г. я собираюсь похитить столько‑то миллионов, кому бы они ни принадлежали.

Оставим в стороне временное явление – новый французский кодекс{179} и его намерение карать за банкротство. Так как мнения об успехе этого замысла расходятся и уже находятся средства, чтобы обойти новые законы, то предоставим практике решение данного вопроса, а пока положены в основу нашего рассуждения известные до настоящего времени факты; рассмотрим непорядки, являющиеся следствием философской системы и принципа: предоставлять торговцам полную свободу, не требуя никакой гарантии благоразумия, честности и платежеспособности каждого из них.

Отсюда проистекает, наряду с другими злоупотреблениями, банкротство, грабеж гораздо более отвратительный, чем грабеж на большой дороге. Однако к нему привыкли и терпят его до такой степени, что признают даже еще честные банкротства, такие, при которых спекулянт похищает только половину.

Перейдем к детальному изображению этого малоизвестного у древних народов геройства. Оно с тех пор получило блестящее развитие. Оно предоставляет аналитикам возможность наблюдать ряд стадий развития, которые свидетельствуют в пользу успехов нашей способности к совершенствованию.

 

ИЕРАРХИЯ БАНКРОТСТВА.

 

31‑я характерная особенность. Преступления торговли. Свободная серия в трех разрядах, девяти родах, тридцати шести видах

{180}

 

ПРАВОЕ, ИЛИ ВОСХОДЯЩЕЕ КРЫЛО. – ЛЕГКИЕ РАЗНОВИДНОСТИ

I. Невинные

1) Банкротство ребяческое.

2) Банкротство очертя голову.

3) Банкротство втихомолку.

4) Посмертное банкротство.

 

II. Почтенные

5) Банкротство простофили.

6) Сумасбродное банкротство.

7) Беспринципное банкротство.

 

III. Обольстители

8) Банкротство полюбовное.

9) Банкротство хорошего тона.

10) Галантное банкротство.

11) Банкротство из милости.

12) Сентиментальное банкротство.

 

ЦЕНТР СЕРИИ. – ГРАНДИОЗНЫЕ РАЗНОВИДНОСТИ

IV. Тактики

13) Банкротство жирное.

14) Банкротство космополитическое.

15) Многообещающее банкротство.

16) Трансцендентное банкротство.

17) Постепенное банкротство.

 

V. Маневрирующие

18) Банкротство беглым огнем.

19) Банкротство сомкнутой колонной.

20) Банкротство походным порядком.

21) Банкротство рассыпным строем.

 

VI. Возмутители

22) Банкротство крупного масштаба.

23) Банкротство широкого охвата.

24) Банкротство в духе Атиллы.

 

ЛЕВОЕ, ИЛИ НИСХОДЯЩЕЕ КРЫЛО. – НЕЧИСТОПЛОТНЫЕ РАЗНОВИДНОСТИ

VII. Коварные плуты

25) Банкротство с целью возмещения убытков.

26) Банкротство вне ряда.

27) Банкротство crescendo[116].

28) Банкротство ханжеское.

 

VIII. Пачкуны

29) Банкротство на почве иллюзии.

30) Банкротство по инвалидности.

31) Банкротство от отчаяния.

32) Банкротство по‑свински.

 

IX. Фальшивые братья

33) Банкротство мошенническое.

341 Банкротство висельника.

35) Банкротство наутек.

36) Банкротство насмех.