Доброжелательная конфронтация

 

Клиент, ищущий терапевтическую помощь, выбирает того или иного терапевта, поскольку, вероятно, считает, что тот знает свое дело. Поэтому разумно предположить, что клиент захочет ознакомиться с фактами в той форме, в какой их видит терапевт. Доброжелательная конфронтация представляет собой установку, имеющую ряд общих черт с «суровой любовью», более поздней концепцией, которая популярна среди «профессиональных помощников». «Суровая любовь» имеет много общего с лозунгом «Просто сделай это!», другой установкой, используемой по отношению к людям, «нуждающимся в помощи». Обе представляют собой попытки избежать взаимозависимости, помочь без игры в Спасение. Их эффективность определяется уровнем симпатии и эмпатии, заключенных в оказываемой помощи.

Если терапевт считает, что очень сложно, если вообще возможно, избавиться от алкоголизма, просто сократив потребление алкоголя, то клиент предположительно захочет выслушать это мнение наряду с другой полезной информацией, которой располагает терапевт. Однако клиенты‑алкоголики часто противятся принятию того факта, что они должны полностью прекратить пить, для того чтобы успешно решить свои проблемы. Такое сопротивление может быть в большей степени связано с тем, в какой форме преподносится эта информация, чем с самим ее содержанием.

Нет никаких сомнений в том, что алкоголики, как правило, втайне надеются услышать, что можно выпивать и побороть свой алкоголизм одновременно, однако они не против услышать и факты, если только информация преподносится в приемлемой форме. Никому не понравится, если факты, сколь бы верными они ни были, насильно запихиваются в уши, но, к несчастью, терапевты нередко выражают клиентам свое мнение в высокомерной, родительской и в целом весьма отталкивающей манере. Насколько возможно, сообщайте информацию в соответствии с сугубо Взрослым, научным подходом, подкрепляя ее эмоциональной установкой Заботливого Родителя. Руководствуясь этим правилом, терапевт может сказать: «Как вы, вероятно, знаете, подавляющее большинство людей, пытавшихся справиться с алкоголизмом без полного отказа от алкоголя, терпели поражение. Нет никаких оснований полагать, что ваши шансы на успех существенно выше».

Это «конфронтационное» утверждение, исходящее от Взрослого терапевта, безусловно, лучше следующего утверждения, исходящего от его Критикующего Родителя: «Просто смешно надеяться, что вы сможете перестать быть алкоголиком, окончательно не бросив пить. Я никогда такого не видел, и не думаю, что вы окажетесь первым, способным на это. Уж лучше делайте так, как делают все остальные. На данном этапе вашей жизни вы не можете позволить себе быть особенным. Хватит жалеть себя, просто сделайте это!»

Такой подход, скорее всего, вызовет антагонизм клиента, и по праву, поскольку он исходит от Критикующего Родителя терапевта. Такие формулировки и интонации способны вызвать у клиента чувства гнева, вины, стыда, дух противоречия или иную негативную эмоцию, что может только привести его в замешательство и повлечь за собой неудачу терапии. Однако в данной ситуации наиболее эффективным является надлежащее сочетание конфронтации с акцентом на заботу о клиенте и с заботливым тоном голоса: «Послушайте, я могу понять, что вы хотели бы продолжать иногда выпивать и вместе с тем пытаться преодолеть свою проблему. К сожалению, я не верю в то, что это возможно (заботливо). Мой опыт показывает, что лишь очень немногие клиенты оказались способными сделать это (конфронтация), и хотя я не могу быть абсолютно уверенным, что у вас ничего не получится, я думаю, для вас бы намного легче, если бы вы полностью прекратили пить (заботливо). Что вы об этом думаете? Вы думаете, что вам достаточно будет просто урезать вашу дозу? Я так не думаю (конфронтация)».

Другой подход мог бы звучать следующим образом: «Послушайте, возможно, вы не осознаете этого, но вы находитесь в сильной зависимости от алкоголя (основанная на фактах конфронтация). Вы, вероятно, хотели бы, чтобы это было не так, и надеетесь, что вы можете почувствовать себя более сильным в вашей ситуации и бросить пить постепенно. Я очень хорошо вас понимаю (заботливо), но факт состоит в том, что это практически невозможно (конфронтация). Почему бы вам не облегчить себе жизнь и просто совсем не бросить пить? Мне будет очень неприятно наблюдать, как вы проведете следующие три месяца в этой бессмысленной агонии (заботливо). И, честно говоря, это и мне значительно облегчит жизнь (конфронтация)».

Для любого пристрастившегося к алкоголю человека перспектива полного лишения выпивки, как правило, выглядит более чем пугающей. В конце концов, этот наркотик приносит чувство эйфории или облегчения, а жизнь и так достаточно тяжелая штука, даже без отказа от основных источников удовольствия. Важнее, однако, то, что пристрастившийся к алкоголю боится, что внезапный и полный отказ от выпивки окажется слишком тяжелым и может превратиться в невыносимую борьбу, в конце концов ведущую к поражению. Требование полной трезвости напоминает алкоголикам об их беспомощности, о боязни потерпеть неудачу, об ужасной перспективе оказаться бессильным и предстать перед другими членами группы, друзьями, своей семьей и терапевтом в качестве человека, лишенного силы воли и не способного к самоконтролю.

Кроме того, алкоголики часто не представляют себе масштабов своей зависимости. Поэтому они обвиняют себя в неспособности остановиться и чувствуют свою слабость и безволие. Вместо этого им следовало бы осознать, что они попались в железные тиски страшного и неумолимого капкана. Вот почему так важно проявлять по отношению к алкоголикам заботу и понимание.

Терапевт не имеет права занимать стороннюю осуждающую позицию. Он обязан с сочувствием относиться к беде оказавшегося в зависимости от алкоголя человека, и это сочувствие должно выражаться в избежании как высокомерного родительского отношения, так и холодного, бесчувственного отношения Взрослого, заботящегося лишь о фактах и лишенного человеческих чувств. Конечно, информация важна, но одна лишь информация еще недостаточна для эффективной терапии. С другой стороны, одной любви также недостаточно. Информация и любовь (Взрослый и Заботливый родитель) являются мощными аспектами терапии, но наибольшей силой воздействия они обладают, когда предлагаются индивиду вместе, в форме доброжелательной конфронтации.

После упоминания о вероятности успеха при условии сохранения полной трезвости по крайней мере в течение года важно с помощью переговоров достичь соглашения между терапевтом и клиентом. Если клиент настаивает на том, что хочет «сократить» потребление алкоголя, я обычно готов предоставить ему право на попытку, при условии что его усилия через несколько недель будут подвергнуты оценке. Я предупреждаю, что если успеха не будет, то я буду настаивать на полном отказе от алкоголя.

«Мэри, я еще не видел, чтобы этот подход работал с человеком, настолько зависимым от алкоголя, как вы, несмотря на то что очень многие хотели попробовать начать именно с него. Однако я не собираюсь стоять на своем и говорить вам, что у вас ничего не получится, потому что, быть может, вы одна из тех немногих, кому удастся достичь успеха. Но если кто‑то и перестал быть алкоголиком, просто постепенно сокращая дозы спиртного, то мне лично такие случаи неизвестны. Я бы предпочел, чтобы вы не пробовали этого, но если вы настаиваете, давайте попытаемся.

Поработайте с этим в течение следующего месяца. В течение следующей недели вы будете ограничивать себя, скажем двумястами граммами алкоголя за всю неделю, максимум по тридцать граммов в день. На следующей встрече мы выясним, как у вас идут дела, и я надеюсь, у вас получится. Попробуем решить проблему таким способом, но я хочу условиться с вами, что если вы не сможете контролировать себя, то дадите мне об этом знать, и мы продолжим лишь при условии, что вы полностью бросите пить».

Клиент может хотеть позволить себе, выпивать другое количество спиртного и за другой период времени; по этому поводу можно вести переговоры, но только в том случае, если общее количество потребляемого алкоголя остается в пределах социально приемлемой дозы. Самое главное: должна быть предпринята попытка прийти к общему согласию, исходя из точки зрения терапевта, а не клиента. Такой подход, основанный на взаимном уважении и сотрудничестве, на первый взгляд кажется неэффективным, но в конце концов, поскольку он не содержит игр власти, то может явиться фундаментом для построения взаимного доверия и уважения, что необходимо для достижения позитивных результатов.

Доброжелательная конфронтация позволяет избежать игры в Преследование, с одной стороны, и в Спасение, с другой. В этом подходе присутствует любовь, но не безрассудная; он содержит конфронтацию (или, если угодно, суровость), но без преследования. Такой подход культивирует взаимную любовь и уважение. И он работает.

 

Антабус

 

Клиентам, осознающим важность полного отказа от выпивки и ожидающим на этом пути трудностей, можно помочь, предложив им дисульфирам (Антабус). Многие люди принимают такое предложение без колебаний. Антабус – это препарат, который в сочетании даже с небольшим количеством алкоголя вызывает крайне неприятные симптомы у восприимчивых к его воздействию людей; если было принято большое количество алкоголя, то его сочетание с Антабусом может привести к смерти.

Антабус следует принимать ежедневно. Поскольку он выводится из организма лишь по прошествии семи дней, то является эффективным стимулом, удерживающим от импульсивных позывов к выпивке, поскольку желающий напиться должен планировать свою акцию на много дней вперед.

Антабус можно использовать различными способами, среди которых есть не только неэффективные, но и подрывающие всякие попытки помочь людям преодолеть свой алкоголизм. Наиболее неэффективно принуждение принимать Антабус, либо подмешивая его в пищу, либо в более тонкой форме игры власти. Такой подход работает лишь до тех пор, пока терапевту или его сообщникам удается вводить препарат в организм клиента, что, однако, с неизбежностью вызывает враждебность и возмущение. Как только представится возможность, клиент почувствует искушение, хотя бы в силу своей гордости, если не по иной причине, «принять на грудь» и начнет скатываться под откос с молниеносной скоростью.

Чтобы проиллюстрировать полную неэффективность такого принудительного подхода к лечению алкогольной зависимости, рассмотрим пример Ника, находящегося на грани алкоголизма и в результате оказавшегося в серьезных неладах с законом. К своему великому потрясению, Ник в конце концов оказался перед судом и получил девять месяцев условно. Ник разумный человек и понимает, что имеет проблемы с алкоголем. Он чувствует, что с этим нужно что‑то делать. В течение девяти месяцев своего условного срока, которые власти рассматривали как период «реабилитации», Ник был обязан посещать встречи Анонимных алкоголиков и принимать Антабус. Он согласился принимать препарат и посещать встречи без всякого протеста. Ник – честный и отважный боец, и я рассчитываю, что в конце концов он справится со своей проблемой и прекратит напиваться. Но в течение всех девяти месяцев он говорил, что как только срок истечет, в первую же очередь он перестанет принимать Антабус и напьется. Когда я спросил Ника, почему он собирается так поступить, раз алкоголь был проблемой, а такой поступок стал бы худшим из способов воспользоваться освобождением, он объяснил мне, что это решение – не что иное, как вопрос гордости американца. Он разберется со своим алкоголизмом позже, но первое, что он сделает, как только сможет себе это позволить, – напьется, и по этому поводу двух мнений быть не может.

Итак, Ник провел все девять месяцев, которые предположительно должны были послужить в качестве реабилитационного периода, открывающего ему дорогу к трезвому образу жизни, день за днем и час за часом планируя, до какой степени он напьется, что он будет пить и с кем.

Насильственное назначение Антабуса (как и любого другого вида терапии) не поможет, однако этот препарат может оказаться крайне полезным для закоренелого пропойцы, желающего избавиться от неотступно терзающего его искушения напиться, столь характерного для начальных стадий трезвости. Антабус не оказывает непосредственного воздействия на желание выпить, но поскольку возможность напиться совершенно исключена, он, по сути дела, освобождает совесть алкоголика от бесконечной борьбы между желанием выпить и решением бросить. Для некоторых людей избавление от этой постоянной внутренней борьбы может оказаться просто милостью Божьей; их разум может наконец переключиться на другие дела, и мысль о выпивке перестает быть основной, так что с ней приходится бороться лишь время от времени, и постепенно она отступает, переставая неожиданно и бесконтрольно заполнять собой все сознание.

Если в течение первых месяцев трезвости каждый раз, когда алкоголик думает: «Мне хочется выпить», автоматически возникает мысль: «Забудь об этом, тебе ведь станет плохо», то частота и интенсивность желания выпить значительно ослабеют. Это не означает, что в жизни алкоголика не будет периодов напряженных конфликтов, связанных с выпивкой, когда он начнет подумывать о том, чтобы прекратить принимать Антабус с целью через несколько дней напиться. Однако совершенно очевидно, насколько значительным шагом вперед эта ситуация является по сравнению с той, в которой облегчение находится лишь на расстоянии вытянутой руки от рюмки спиртного.

Вот как назначался Антабус в Центре Особых Проблем (Center for Special Problems), общественной клинике в Сан‑Франциско, где я работал психологом в 70‑х годах. За очень редкими исключениями препарат назначался любому, кто только хотел. Человеку отказывали, лишь если в истории болезни был зафиксирован недавний случай ненадлежащего использования препарата или пациент страдал заболеванием, делающим употребление Антабуса еще более опасным, чем сам алкоголизм. После соответствующих предупреждений препарат отпускался пациенту. При этом не предпринималось никаких попыток вызвать реакцию на Антабус в клинике. Первоначальная дозировка препарата составляла 4 мг (одна таблетка) в день в течение семи дней, которая затем сокращалась до 2 мг в день. За все время использования этого подхода не было известно ни одного случая смертельного исхода или тяжелых последствий.

Некоторые пациенты, принимающие Антабус, экспериментировали с употреблением небольшого количества алкоголя, просто чтобы посмотреть, можно ли это делать. Большинство из них быстро убеждалось в эффективности препарата и прекращало свои эксперименты. Иногда пациент сообщал о столь слабом воздействии препарата, что мог употреблять алкоголь, одновременно принимая Антабус. В этих случаях терапия Антабусом прекращалась. Антабус вызывает ряд неприятных побочных эффектов, таких как дыхание с сильным запахом чеснока, и это еще одна причина, по которой люди сопротивляются его применению. Эти побочные эффекты, как правило, можно нейтрализовать, принимая дневную дозу перед сном или ночью или уменьшив дозировку до 1мг (1/4 таблетки). Как правило, люди, остро реагирующие на побочные эффекты, отличаются повышенной реакцией и на сам препарат, а потому не нуждаются в значительных дозах.

Мужчины чаще сопротивляются назначению Антабуса, чем женщины. Это связано с тем, что мужчины острее женщин испытывают смущение и стыд, когда не имеют возможности контролировать себя. Я всегда отвечал пониманием на эти чувства, однако объяснял, что человек не должен смущаться того, что нуждается в помощи, а лучший способ работать с такого рода проблемами это получить максимум возможной помощи из всех доступных источников.

Я также объяснял им, как полоролевые сценарии заставляют мужчин бороться в одиночку, без посторонней помощи, и насколько важно отказаться от этих стереотипов, чтобы получить эффект от групповой терапии. Но если алкоголик настаивал на том, что хочет бросить пить, не прибегая к Антабусу, я избегал споров с ним и остерегался оказаться в столь часто провоцируемой такими спорами позиции преследователя. Я всегда пытался предложить клиенту соглашение, направленное на сотрудничество и достигаемое в результате переговоров.

Однако если трезвость в течение разумного периода времени не может быть достигнута без Антабуса, я настаиваю на его применении. Такая позиция может показаться малопонятной и даже бессмысленной для тех терапевтов, которые, возможно, говорят себе: «Этот подход рассчитан на случаи, когда мы имеем дело с алкоголиком, желающим бросить пить. Но ведь сама природа алкоголизма заключается в том, что человек не может или не хочет бросить пить. Данный подход не будет работать с настоящими алкоголиками. Он имеет весьма ограниченную ценность и не решает подлинных проблем алкоголизма».

Разумеется, лишь те, кто хочет перестать быть алкоголиком добиваются этой цели. Однако есть немало алкоголиков, которые желали бы бросить, просто они не верят, что способны на это. Они уже пытались и потерпели поражение. Они прошли через болезненные абстинентные симптомы, они бросали снова и снова и каждый раз возвращались в объятия зеленого змия. Они знают, что алкоголь разрушает их жизнь, но у них уже сформировалась обреченная пораженческая установка. Такая установка может включать аргументы в пользу права время от времени выпивать или аргументы, преуменьшающие серьезность проблемы. Но все эти рационализации легко рушатся под напором доброжелательной терапевтической конфронтации. Данный подход позволяет извлечь на поверхность желание алкоголика бросить пить, если таковое присутствует, а оно присутствует у подавляющего большинства алкоголиков.

Большая часть тех, кто обращается за помощью, полностью прекращают пить в течение одного‑двух месяцев посещения терапевтических сеансов. Однако всегда существует малочисленная группа согласившихся на контракт, но не бросающих пить; эти люди распадаются на две категории. Одна часть продолжает пить более или менее постоянно и приходит на встречи, находясь под воздействием алкоголя. Другая часть урезает количество потребляемого алкоголя и ограничивает период потребления выходными или промежутками между сеансами; на встречи они приходят трезвые, но между встречами пьют.

Клиентам, продолжающим регулярно пить и посещающим терапевтические сеансы, находясь под воздействием алкоголя, необходимо заявить, что при таких условиях проводить терапию невозможно. В то же время я всегда настаиваю на том, чтобы клиенты ходили на встречи, трезвые или пьяные, а когда они приходят, слежу за тем, чтобы быть с ними дружелюбным и заботливым, поинтересоваться, как они себя чувствуют, как прошла неделя, сколько и каких напитков они выпили в течение этой недели. Я побуждаю их говорить о том, как они себя чувствуют, поскольку у пьяного человека часто оказываются затронутыми те эмоции, которые остаются скрытыми, пока он трезв. Сообщаемые пьяными клиентами сведения могут представлять собой важную информацию для будущей терапии. Однако я не даю советов и не вступаю в дискуссии, касающиеся причин попоек, а также в дебаты, которые так любят вести алкоголики, особенно когда выпьют. Я забочусь лишь о том, чтобы нетрезвый клиент не завладел сеансом единолично и не говорил больше положенного ему времени. Я ограничиваю свою роль выражением дружелюбия, заботы и участия и настаиваю на том, чтобы в следующий раз клиент пришел на встречу трезвый. Я отказываюсь проводить «рациональную» работу Взрослого с пьяным клиентом, поскольку такая работа не будет иметь долгосрочного эффекта; его Взрослый в данный момент невменяем. Однако я пытаюсь донести до человека мысль о своем участии и поддержке, которая способна продраться сквозь алкогольный туман и запечатлеться в сознании его Ребенка.

Алкоголик, пьющий между сеансами, представляет собой отдельную проблему, поскольку он пьет, оставляя терапевта в неведении. Такого типа алкоголик обычно играет стойкого парня и ставит терапевта в роль Жертвы/Простака. Умалчивая о факте своего пьянства, клиент пытается выяснить, достаточно ли квалифицирован терапевт, чтобы вывести его на чистую воду и противостоять ему; действия терапевта, не способного на это, он, вероятно, рассматривает как совершенно неэффективные.

Работая с алкоголиком, продолжающим пить, терапевт должен убедиться в том, что остается в курсе по поводу количества и масштабов потребляемого клиентом спиртного. Это достигается за счет откровенных расспросов, а также открытости для любой информации, добровольно сообщаемой работодателями, друзьями и родственниками. Поскольку осведомленность является лучшей защитой от попадания в роль Жертвы/Простака, то работодателей, друзей и родственников следует поощрять к установлению контактов с терапевтом. Это делается открыто, при условии что информация не будет разглашаться без согласия клиента.

Такой подход позволяет сохранить доверие, добившись при этом максимума осведомленности. Многие терапевты проявляют по отношению к родственникам своих клиентов отстраненность, граничащую с презрением. Эта установка чаще всего рационализируется как необходимая для сохранения конфиденциальности и доверия, но фактически она является преследовательской и совершенно излишней. Лучше всего принимать предоставляемую информацию, при условии что ее следует проверять и использовать с осторожностью.

Если терапевт отказывается играть роль Жертвы/Простака и продолжает концентрировать свое внимание на пьянстве клиента, тем самым он выдвигает антитезис игре в Алкоголика и предоставляет клиенту возможность выбрать альтернативу. В конце концов алкоголик либо полностью откажется от спиртного в течение ближайших трех месяцев, либо честно признает, что он не заинтересован в изменении своих привычек и прервет терапию. До сих пор лишь небольшая часть (около 10%) алкоголиков, вступивших в одну из моих групп, осознавали, что они не хотят бросить пить, открыто говорили об этом и прерывали лечение.

 

 

Глава 17

Новоявленный трезвенник

 

Как только алкоголик бросает пить, процесс лечения претерпевает радикальные изменения, поскольку до сих пор все усилия прежде всего были направлены на то, чтобы помочь бросить. Первым последствием полного отказа от алкоголя становится период физического отвыкания. В зависимости от того, до какой степени отравлен организм алкоголика, отвыкание может принять форму тяжелого абстинентного синдрома или легкого дискомфорта.

По окончании периода отвыкания и детоксикации, как правило, следует длящееся около двух недель или чуть меньше затишье, в течение которого алкоголик чувствует себя очень сильным и уверенным в себе. Он убежден, что никогда не начнет пить снова, и находится в приподнятом состоянии духа. Это хорошо знакомый терапевтам период, когда алкоголик «на коне» и чувствует себя находящимся «на седьмом небе». С точки зрения теории сценариев, он может положить начало реальным сценарным изменениям или же оказаться просто «контрсценарием» в рамках прежнего сценария. Различия будут объяснены далее.

Если период трезвости продолжается, то вскоре в сознании индивида начнут происходить глубокие изменения, которые могут вызвать состояние, которое я называю «паникой отвыкания». Эта паника особенно ярко проявляется у людей с длинной историей беспрерывного пьянства. Панику отвыкания следует отличать от синдрома отвыкания.

В обоих случаях кризис является результатом отвыкания от алкоголя, но синдром отвыкания носит преимущественно физиологический характер: это настоящее клиническое заболевание (особенно в крайне тяжелых случаях белой горячки, при которых возможен летальный исход и может потребоваться госпитализация). Паника отвыкания начинается две‑три недели спустя, и хотя она может иметь некоторые физиологические причины, но представляет собой преимущественно психологический феномен.

Паника отвыкания может как сопровождаться, так и не сопровождаться синдромом отвыкания, кроме того, через нее проходят отнюдь не все прекращающие пить. Те, кто испытывает панику и не принимает Антабус, вполне вероятно, в этот период могут снова начать пить. Если же эти люди не притрагиваются к спиртному, то порой их начинают преследовать мысли о выпивке. Постоянная борьба с такими мыслями может заполнить собой их сознание настолько, что затмит психические изменения, происходящие в результате освобождения нервной системы от воздействия алкоголя.

Интересно, что люди, принимающие Антабус и вследствие этого, как правило, не испытывающие желания выпить, с большей вероятностью могут осознавать изменения, вызванные отсутствием алкоголя в их организме. В качестве примера этих изменений можно привести рассказ пациента, сообщившего, что однажды он проснулся посреди ночи; неконтролируемые мысли проносились в его голове, так что он почувствовал угрозу психического взрыва или отказа, аналогичного короткому замыканию в компьютере. Он почувствовал, что крайне остро осознает мельчайшие детали в поведении своей жены, постигает глубинный смысл мотивов и разговоров и видит обыденные вещи как деревья и цветы, причем необыкновенно отчетливо и красочно. Вследствие своей новизны и непривычности все эти симптомы вызвали у него сильнейшую тревогу; мой пациент интерпретировал их как знаки опасности и решил, что вот‑вот потеряет рассудок.

Некоторые терапевты рассматривают такие реакции как свидетельство того, что алкоголизм является защитой от прорыва на поверхность «скрытого психоза». Теория, гласящая, что алкоголизм часто служит для человека защитой от уже начавшихся психозов, основана на наблюдении у некоторых алкоголиков тревожных психозоподобных симптомов, таких как слуховые галлюцинации или параноидальные состояния, продолжающиеся даже после прекращения синдрома отвыкания.

Существуют подтверждающие эту теорию данные, согласно которым части алкоголиков, судя по всему, помогает сохранить трезвость прием «антипсихотического» препарата, фенотиазина. Соответственно, такие пациенты считаются прежде всего психически больными людьми, лишь случайно ставшими алкоголиками. Такой диагноз может повлечь за собой ряд последствий; в частности, лечение может быть прекращено, поскольку пациента сочтут неизлечимо больным; его могут продолжать держать на лекарствах, но в остальном игнорировать, или же ему может быть «позволено» вернуться к пьянству, поскольку, как утверждается в этих случаях, алкоголизм является меньшим из двух зол.

Я считаю, что никакой диагноз, касающийся скрытых психозов, не должен ставиться без серьезных на то оснований. Я всегда предполагаю, что такие симптомы через некоторое время исчезнут, и, как правило, это происходит по прошествии шести недель.

Именно так случилось с пациентом, описанным выше, а также со многими другими, успешно прошедшими через подобные симптомы под моим наблюдением. Подавляющее большинство этих пациентов просто были охвачены паникой отвыкания, а вовсе не являлись психически больными людьми. Такие люди испытывают состояние освобождения от алкоголя как настолько непривычное для них, что оно кажется им пугающим и не поддающимся разумному объяснению. Только если симптомы не исчезают после трех месяцев трезвости, соображения о наличии скрытого психоза становятся обоснованными.

С точки зрения индивидуального сценария, человек, прекращающий пить, восстает против родительского предписания, запрещающего ему использовать своего Взрослого и самостоятельно думать. Выпивая, он находится в эго‑состоянии Ребенка, слушающегося предписаний своего Родителя. Синдром отвыкания и сменяющее его ощущение благополучия являются периодом, когда парадом командует эго‑состояние Родителя, а Ребенок с готовностью сходит со сцены. Паника отвыкания представляет собой период постепенного возвращения к полноценно функционирующему эго‑состоянию Взрослого; такое состояние незамутненного сознания является для алкоголика непривычным и пугающим новшеством. Этот режим функционирования подвергается активным нападкам и резкому неодобрению со стороны родителей алкоголика. Возможно, он никогда прежде не находился в такой ситуации. Поэтому на данном этапе пациент нуждается в защите и постоянном заверении в том, что он в порядке и не сходит с ума, а то, что он сейчас испытывает, это эго‑состояние Взрослого, свободного от алкоголя. Через месяц‑другой он привыкнет к этому состоянию и приучится видеть мир в новом свете. Такие заверения, как правило, достаточно эффективно помогают противостоять панике. Соответственно, использование медикаментов категорически не рекомендуется, если только нет абсолютной необходимости. Вместо этого в дополнение к психологической поддержке рекомендуются успокаивающие чаи, горячие ванны и другие релаксационные процедуры.

К числу других симптомов, наблюдающихся в период паники отвыкания, относятся головокружения, потеря равновесия, бессонница, психологические муки, кошмары, сильные простуды, острое чувство голода, боли, снижение остроты зрения, а также ощущение обладания ясновидением и телепатическими способностями. Являются эти симптомы фоновыми последствиями синдрома отвыкания или же носят чисто психологический характер, остается пока неясным. В любом случае их следует считать предсказуемыми последствиями отвыкания от длительной алкогольной зависимости. Аналогичным сочетанием физических и психологических симптомов характеризуется отвыкание от таких медикаментозных препаратов, как SSRI‑антидепрессанты, и, в особенности, бензодиазапины («Либриум», «Валпум», «Ксанакс», «Халцион» и др.), воздействие которых может продолжаться на протяжении года и включать боли и острые дезориентирующие неврологические симптомы. Эти симптомы отвыкания следует терпеливо выносить, помня, что природа протягивает человеку руку помощи и постепенно приводит о организм в состояние здорового, свободного от наркотических препаратов равновесия.

Сам по себе алкоголь характеризуется относительно краткосрочным (исчисляющимся неделями, а не месяцами) периодом отвыкания. За коротким периодом паники отвыкания (если пациент не спасается бегством к возобновлению пьянства), как правило, следует «медовый месяц», в течение которого человек приучается к свободному от алкоголя эго‑состоянию Взрослого и испытывает подлинное облегчение и ощущение благополучия.

Медовый месяц обычно предполагает свободу от игр и ярко выраженного сценарного поведения и может продолжаться до трех месяцев. Однако следует ожидать, что это состояние постепенно сойдет на нет, и даже хотя пациент может продолжать вести трезвый образ жизни, игры, связанные с его основной игрой в Алкоголика, а также его сценарий, каковым бы он ни был, начнут вновь проявлять себя.

Многие алкоголики обнаруживают, что когда они прекращают пить и решают вывести себя из порочного алкогольного круга, то оказываются в изоляции и теряют важные источники поглаживаний, которыми они пользовались, когда пили. Депрессия, возникающая в результате утраты источников поглаживаний, является типичной для данного этапа проблемой, и необходимо предпринять меры к тому, чтобы обеспечить новые источники поглаживаний. Каждый, кто прежде был алкоголиком и бросил пить (как и каждый, отказывающийся от своей основной игры), в результате оказывается в экзистенциальном вакууме, включающем многочисленные дни и часы, которые необходимо структурировать, но это уже невозможно делать теми же способами, как в то время, пока человек пил. Алкоголики, бросившие пить, нередко пытаются продолжать структурировать время привычным образом, идя после работы в бар и заказывая безалкогольные напитки. Те же, кто осознает проблемы, связанные со структурированием времени старыми способами из своего алкогольного прошлого, могут оказаться в полном тупике, не зная, как найти им удовлетворительную замену.

Терапевт, предлагающий таким людям свою помощь, должен помочь им найти методы структурирования времени, включая эту работу в состав домашних заданий для алкоголиков, вставших на путь трезвой жизни. Для одного такого пациента составлялось расписание видов деятельности на все время бодрствования, сразу на неделю вперед. Другой пациент, для которого пьянство началось с попыток преодолеть свою болезненную застенчивость, боялся и противился общению с друзьями, поэтому его побуждали во время групповых занятий делать по нескольку телефонных звонков, чтобы договариваться с другими людьми о различных мероприятиях и назначать свидания.

Для женатых клиентов, имеющих детей, как правило, во время «медового месяца», следующего за периодом отвыкания, наступает период активного положительного общения с членами семьи. Однако за ним следует период, в течение которого кажется, что другие члены семьи не только ожидают, а чуть ли не желают того, чтобы бывший алкоголик вернулся к прежнему образу жизни. Этот феномен вполне объясним, если помнить о том, что алкоголизм является игрой, требующей участия нескольких игроков. Жена и дети алкоголика часто являются активными участниками этой игры и, когда он прекращает пить, ощущают в своей собственной жизни вакуум, аналогичный тому, что испытывает сам алкоголик. Таким образом, находящийся в кругу семьи алкоголик может подвергаться еще более активным провокациям, толкающим его к выпивке, чем человек, который может оставить свою «игру» вместе с тем социальным кругом, в котором она поощряется. Вдобавок к своему собственному искушению выпить он может испытывать давление со стороны семьи.

Поскольку излечение женатых алкоголиков требует одновременного изменения двух или более людей, принадлежащих к его кругу, иногда даже кажется, что одинокий алкоголик имеет более благоприятные перспективы. Однако эта весьма осложняющая ситуацию алкоголика реальная проблема, как правило, с лихвой окупается той позитивной поддержкой, которую члены семьи способны ему. предоставить. Иногда мне казалось, что по причине описанных выше осложнений тому или иному алкоголику может помочь справиться со своей проблемой уход из семьи или развод; однако я всегда убеждался в том, что когда проблемы прорабатываются вместе с семьей, та оказывается мощнейшим фактором, способствующим здоровью индивида, являясь источником поглаживаний и смысла жизни. Тем не менее иногда семья действительно толкает алкоголика назад к пьянству, и его излечение может потребовать разлучения партнеров.

Люди, достигшие трезвости благодаря применению Антабуса, как правило, хотят прекратить принимать его в течение шести месяцев после отказа от алкоголя. После шести месяцев трезвости, не сопровождающейся желанием выпить, большинство клиентов чувствуют, что им больше нет необходимости принимать Антабус. Они тоскуют по ощущению своей независимости и самостоятельности, которые предполагают, что человек не вынужден полагаться на медицинские препараты. К этому желанию следует относиться осторожно и даже с подозрением. Как только прием Антабуса прекращается, алкоголик почти всегда снова начинает думать о выпивке и может вернуться на путь алкоголизма. В таких случаях я предпочитаю перестраховаться и рекомендую продолжить принимать Антабус еще в течение шести месяцев, чтобы обеспечить в общей сложности необходимый период трезвости длительностью в один год.