Проблема вторая: социальная граница между жизнью и смертью

15 апреля 1989 года на стадионе «Хиллсборо» случилась давка, в которой пострадали 96 фанатов футбольного клуба «Ливерпуль». Среди жертв был молодой парень, двадцатидвухлетний Тони Бленд. Они не погиб, но получил серьезную травму головы и впал в кому. Спустя четыре года, в 1993 году, врачи, не зафиксировав серьезных улучшений состояния, отключили его от аппаратов искусственного поддержания жизни. Происходившее в эти годы американский психолог Роберт Кастенбаум называет «феноменологической смертью», когда, «оставаясь по формальным признакам живой, личность внутри тела вряд ли продолжает существовать». Этот случай, как и сотни аналогичных, отсылает нас к пониманию жизни как социального процесса.

Медицинский диктат свел понимание человека к набору биохимических показателей и активности мозга. Такому взгляду противостоит социальная концепция жизни — жизни как коммуникации [53]. Человек в этом подходе остается человеком (личностью), если он способен чувствовать, переживать и общаться. Соответственно, чтобы быть живым, недостаточно одной лишь мозговой активности, фиксируемой медицинскими приборами, — важно продолжать быть субъектом, источником действий и суждений. Выходит, что Тони Бленд или Джахи Макмат мертвы, оставаясь при этом живыми по некоторым биологическим показателям. Впрочем, ясно, что коммуникация без функционирующей физиологии невозможна: даже если мозг человека сохранен, но все остальное в его теле дисфункционально, он не может считаться субъектом в полной мере. Возникает вопрос: достаточно ли нормален человек, который лишен практически всех двигательных функций? Жизнь ли это?

Противоречива и показательна в этом плане история испанского моряка Рамона Сампедро, который 23 августа 1968 года в возрасте 25 лет неудачно прыгнул со скалы в море и сломал позвоночник. После несчастного случая он оказался парализован и прикован к кровати на 30 лет. Всё это время он активно добивался права на эвтаназию через суды. А еще за эти три десятилетия он выпустил две книги стихов, влюбился и активно общался с людьми со всего света. После того как в праве на эвтаназию ему отказали во всех возможных судах, друзья перевезли его в уединенное место, где он все же смог выпить цианистый калий через трубочку. Сампедро оставил последнее письмо, в котором есть обращение к чиновникам и судьям: «После того как вы увидели, как ухаживают за атрофированным и деформированным телом — моим телом, — я спрашиваю вас: что для вас значит достоинство? Что бы ни ответила ваша совесть, для меня это не достоинство. Это не значит жить достойно! Мое сознание оказалось заперто не в моем изуродованном, атрофированном и бесчувственном теле, а в уродстве, атрофии и бесчувственности вашей совести».  По истории Рамона режиссер Алехандро Аменабар снял фильм «Море внутри» (2004), который получил премии «Оскар», «Золотой глобус» и множество других наград.

 

 

Рис.6 Хавьер Бардем в роли Рамона Сампедро в фильме «Море внутри»

Споры об эвтаназии всегда упираются в оценку того, кто решился на ассистируемое самоубийство. Являлась ли жизнь Рамона, полная физических страданий и лишений, но такая активная и яркая в духовном смысле, жизнью нормального человека? Человек он или уже не совсем? За время своего якобы недостойного и ужасного существования Рамон смог сделать гораздо больше значимого для мира, чем когда был простым моряком. Будучи прикованным к кровати, он стал всемирно известным и продемонстрировал необычайную силу духа, вдохновляющую миллионы людей. Его проект эгоистической смерти стал мощным публичным высказыванием: гимном индивидуализма, символом борьбы за свободу личности.

Пример Рамона напоминает и историю Стивена Хокинга, физика с мировым именем, который на протяжении всей жизни боролся с болезнью Лу Герига, приковавшей его к инвалидному креслу и лишившей не только движения, но и способности говорить. Несмотря на нее, Хокинг продолжал писать книги, вел активную социальную жизнь и общался с людьми посредством синтезатора речи. Ученый умер в возрасте 76 лет, и вопрос о том, была ли его полная физических лишений жизнь достойной, я считаю риторическим.