Туалетные страсти – Лондон против короля

Вообще вокруг Флитского рва всегда было много разбирательств. Флитская тюрьма не принадлежала Лондону, она располагалась сразу за городской чертой и находилась в непосредственной юрисдикции короля. А дома вдоль окружавшего ее рва стояли на лондонской земле. Поэтому все конфликты между администрацией тюрьмы и местными горожанами фактически выливались в спор между королем и властями его столицы, крепко державшимися за свои привилегии самоуправления.

В 1355 году Эдуард III потребовал от лондонских олдерменов провести расследование в отношении тех граждан, которые создавали отвратительные антисанитарные условия, сильно угрожавшие здоровью заключенных Флитской тюрьмы. Присяжные пришли к выводу, что ров, которому по правилам полагалось быть шириной в десять футов и иметь глубину, достаточную, чтобы по нему могла проплыть лодка, груженная бочонком вина, был совершенно забит грязью из одиннадцати находящихся над ним отхожих мест и трех подведенных к нему канализационных труб. Грязи от них было столько, что Флитский ров совершенно заилился и перестал быть проточным.

К сожалению, нет никаких подробностей насчет этих трех канализационных труб, но по их наличию можно предположить, что у некоторых горожан в домах была личная водопроводно-канализационная система для очистки уборных и кухни, вроде той, что построили в Вестминстерском дворце. Только, разумеется, другого масштаба. Это подтверждается документом, датированным 1449–1450 годами, по которому некий Томас Брайтфилд должен был построить за свой счет в доме, где он жил, в приходе Святого Мартина, большую свинцовую емкость для сбора дождевой воды (с трубой, которая отводила бы излишки в городской водосток), и рядом с ней туалет. Так что, хотя сэр Джон Харрингтон[45] и заслуженно претендует на честь изобретения унитаза с водяным смывом, это не означает, что он был первым, кто придумал смывать нечистоты. Система промывки туалета и трубы для сброса кухонных отходов с помощью дождевой воды описана и еще как минимум в одном документе – в записи о многоквартирном доме в средневековом Лондоне, где тоже собирали дождевую воду в емкость, откуда она протекала через туалеты и кухню и уходила вместе с отходами в выгребную яму.

Еще веком с лишним ранее пыталась использовать смыв и некая Элис Уэйд, но выбрала она не самый разумный способ. В 1314–1315 годах разбиралась жалоба на то, что она провела из туалета в соларе [46] на верхнем этаже своего дома деревянную трубу к общему водосточному желобу. Соседи жаловались, что нечистоты из ее уборной закупоривают желоб и сильно воняют (тем более что он вообще был предназначен только для отвода дождевой воды). Суд велел Элис Уэйд удалить трубу.

Что касается Флитского рва, то его, по-видимому, в 1355 году все же очистили, потому что следующие 33 года в судебных документах больше нет никаких упоминаний о его состоянии. Но в 1388 году король (естественно, не сам, а через администрацию, которая выступала от его имени) направил шерифам Лондона письмо с жалобой на то, что некий Уильям Эрвин построил на своей земле несколько уборных, нечистоты из которых отводятся во Флитский ров, и собирается построить еще несколько, в результате чего ров загрязнится и будет вонять, что создаст неудобства для заключенных и посетителей тюрьмы – родственников и друзей заключенных, а также благочестивых людей, приходящих с целью благотворительности. Мэр Лондона Николас Экстон ответил, что получил эту жалобу, но прежде чем она пришла, упомянутый Уильям Эрвин успел построить на своей земле напротив Флитской тюрьмы каменную стену с отверстиями для очистки отхожих мест, расположенных в этой стене. Мэр заверил короля, что это нарушение будет устранено, а он лично вместе с остальными лондонскими олдерменами будет следить, чтобы такое не повторялось.

Этот случай интересен тем, что, во-первых, доказывает, что за чистотой Флитского рва следили задолго до того, как было приказано убрать все частные уборные над лондонскими водоемами. А во-вторых, он показывает, как были устроены многие туалеты без прямого смыва в водоемы. Вода в Темзе, а следовательно, в ее притоках и каналах тоже, ежедневно поднималась благодаря приливу. Если выгребную яму сделать на самом берегу, в виде каменного колодца с отверстиями над землей, но ниже уровня прилива, то туда ежедневно будет заливаться вода, а потом вытекать, унося с собой часть нечистот. Удобно, аккуратно, и не надо тратиться на очистку.

Тюрьма Ладгейт тоже не избежала судебных разбирательств с горожанами. Нечистоты из ее туалетов отправлялись в тюремный ров, но в 1441 году живший по соседству горожанин Николас Клемент умудрился построить какие-то сооружения, мешающие рву наполняться во время прилива. Руководство тюрьмы подало жалобу, и Клементу пришлось снести все постройки. Кстати, Ладгейт по решению властей с 1378 года был тюрьмой для горожан и священников, осужденных за мелкие преступления, в том числе за долги, а опасные преступники отправлялись в Ньюгейт. Но условия в тюрьме Ладгейт были такие хорошие, что в 1419 году ее пытались даже закрыть, потому что заключенные не хотели платить долги и уходить, а предпочитали продолжать жить там на государственном обеспечении.

Возвращаясь к способу очистки уборных приливной волной, надо сказать, что некоторые горожане использовали его совершенно законно, с разрешения городских властей. Сейчас трудно сказать, как именно они получали такое разрешение – то ли это были очень влиятельные и богатые люди, то ли их дома и устройство туалетов соответствовали каким-то не дошедшим до нас правилам. Но, например, в приходе церкви Святого Михаила на Крукед-лейн, от Темз-стрит до реки были построены несколько зданий, которые сначала принадлежали крупному торговцу рыбой, филантропу и мэру Лондона Джону Лавкину, а потом его бывшему подмастерью Уильяму Уолворту, тоже мэру Лондона, знаменитому тем, что он лично убил лидера крестьянского восстания Уота Тайлера. В соответствии с сохранившимися документами, в 1402 году Уолворт построил рядом с этими зданиями башенку, где находилась уборная, выгребная яма которой очищалась во время прилива водами Темзы безо всяких неудобств для соседей.

Туалеты с выгребной ямой

И все же, видимо, «смыв» нечистот в реки частным лицам разрешался довольно редко. С течением времени право размещать уборные над проточными водоемами Лондона стали получать только городские власти, королевские учреждения и некоторое количество очень важных персон (или достаточно богатых, чтобы заплатить за такое разрешение). Большинство частных туалетов было устроено так, чтобы отходы человеческой жизнедеятельности отправлялись из них в выгребные ямы.

Причем строили их так, что сама уборная обычно находилась около жилых комнат, а выгребная яма где-то подальше, и соединялись они трубами. Например, в 1308 году скорняк Уильям де Ханигтон приказал построить большой дом, в подвале которого была устроена выгребная яма с ведущими в нее двумя трубами от туалетов. А в 1330–1331 годах произошел случай, из-за которого некий Уильям Абель и его жена судились с соседом – труба из их уборной по договору вела в его выгребную яму, но он незаконно удалил ее.

Кстати, туалеты вообще были достаточно важной частью дома, чтобы упоминаться не только в документах, связанных с какими-то тяжбами, касающимися отхожих мест. Так, например, завещание некого Генри “le Gaugeur”, составленное в 1324 году, гласит, что Генри завещает своей жене часть дома, состоящую из небольшого зала, гостиной, комнаты с камином, коридора, ведущего к туалету и самого туалета.

Сохранилось также немало документов, касающихся строительства уборных, и по ним ясно, что это было недешевое удовольствие – в том числе и потому, что выгребная яма была не просто дырой в земле, а крепким помещением, выстроенным из камня. Судя по смете на строительство туалета одного из доходных домов около Лондонского моста в 1391–1392 годах, он обошелся владельцам в сумму около четырех фунтов, что равнялось зарплате квалифицированного рабочего за 4–5 месяцев.

В богатых домах выгребная яма располагалась на максимально возможном удалении от жилых помещений, была обложена камнем, и в нее от туалета вела труба. Иногда, как уже было сказано выше, яма могла быть даже одна на два соседствующих дома. Хотя слишком длинную систему труб лишний раз все-таки старались не строить, потому что они могли забиваться и вонять, и тогда приходилось нанимать людей, чтобы все это разобрать и прочистить.

Бедные же люди не могли себе позволить такой роскоши, как теплый домашний туалет с обложенной камнями ямой, поэтому у них уборная чаще всего находилась во дворе и представляла из себя небольшое деревянное строение, в котором выгребная яма располагалась непосредственно под полом. В лондонских сводках происшествий за 1326 год есть запись о печальном случае, когда некий Ричард Рейкер пошел в уборную, прогнившие доски пола под ним подломились, и он упал в выгребную яму, где его уже мертвым обнаружил его товарищ Уильям Скотт.

Количество туалетов с выгребными ямами постепенно росло, особенно после того, как в XIV и XV веках стали появляться запреты на строительство уборных над водоемами. И хотя в Средние века еще не понимали, что канализационные стоки загрязняют грунтовые воды, отчего вода в лондонских колодцах часто становилась непригодной для питья, к запаху от выгребных ям они относились очень серьезно. Поэтому просто так в любом месте сделать туалет было нельзя, по городским законам выгребная яма, обложенная камнем, должна была располагаться не менее чем в двух с половиной футах от соседского участка, а обычная, земляная, в трех с половиной футах.

 

Иллюстрация к книге Боккаччо «Декамерон». Хитрая дама заманила богатого гостя, ночью он пошел в туалет и провалился, потому что пол оказался подпилен. XV век, Франция.

 

Кстати, здесь стоит упомянуть еще один интересный момент. В интернете опять же ходит много баек о том, как в Средние века важные особы принимали гостей, сидя на «толчке», дамы прятали горшок под юбкой (интересно, как это представляют себе технически?), и вообще весело заседали дружной толпой в туалетах, ничего и никого не стесняясь. Ничего из этого не подтверждается фактами. Скорее, наоборот – конструкция средневековых туалетов свидетельствует о том, что они всегда были разделены на кабинки, никакого общего для нескольких персон помещения не бывало (кроме, возможно, монастырских туалетов, да и то не точно). Справление нужды было занятием приватным. В 1333 году в лондонском суде даже рассматривалось дело по этому вопросу – Эндрю де Обри и его жена Джоан подали жалобу на то, что соседи убрали крышу с общественного туалета, и из их окна стало видно сидящих там людей, что, по их мнению, было «отвратительно и совершенно невыносимо».

Как ходить в туалет

Заканчивая с темой туалетов, думаю, надо остановиться еще на вопросе, как именно в них ходили, ведь средневековый костюм был гораздо сложнее современного. Вдруг правы те, кто говорят, что самостоятельно из него высвободиться было невозможно, и рыцарям приходилось испражняться прямо в доспехи, а дамам постоянно таскать под юбками горшок.

Насчет женщин, думаю, все-таки ни у одного здравомыслящего человека сомнений нет. Даже в XIX веке, когда дамы были затянуты в корсеты, а их юбки благодаря кринолинам и турнюрам были максимально неудобны, при небольшой сноровке поход в туалет не составлял никаких проблем. Кто хочет узнать подробности, может найти на ютубе познавательный ролик “Victorian realities – how did they use the toilet??!” Но в целом процесс мало изменился – поднять юбки и присесть, больше ничего не требуется. До XVI века корсетов не было, а женский костюм представлял собой просто два-три надетых друг на друга платья с длинной юбкой. Могу по собственному опыту сказать, что посещать туалет в нем проще, чем, например, в современном платье невесты или выпускницы, снабженном кринолином или многочисленными оборками.

Что касается мужчин, то на этот счет очень остроумно пишет Рут Гудман: «Мужчинам, которые хотели сходить по-большому, однако все-таки приходилось обнажать зад, и, судя по моде тех времен, это было довольно затруднительно. И элегантно одетый мужчина, и его более бедные и практичные собратья прикрепляли чулки или брюки к дублету на поясе. То было продолжением давней мужской традиции: одежда, закрывающая ноги, крепилась к простому жилету, который носили под плащом или мантией. Ношение брюк на ремне – намного более современная привычка. В ранние годы одежду соединяли друг с другом узлами (points), позже основным типом соединения стали крючки. Сохранившиеся предметы одежды говорят нам о том, что способов соединения было несколько. Сэр Роуленд Коттон, депутат парламента и богатый джентльмен, например, носил кремовый атласный костюм, в который оделся, в частности, когда в 1618 году писали его портрет. Сейчас этот костюм – экспонат в Музее Виктории и Альберта в Лондоне, и на нем видны сорок отверстий для крючковых соединений вдоль пояса дублета и брюк. Они соединялись вместе в двадцати местах.

 

«Спрятавшийся», Вацлав Холлар, середина XVII в.

 

Каждое крепление представляло собой бечевку или ленту длиной около восьми дюймов (20 см) с металлическим наконечником, чтобы ее было легче продевать в отверстие. Сначала ленту продевали в отверстие в дублете снаружи внутрь, затем – в соответствующее отверстие на поясе брюк, опять-таки внутрь, затем к соседнему отверстию, через него наружу и наружу через соответствующее отверстие в дублете. Закреплялась конструкция простым узлом. Двадцать подобных креплений гарантировали, что костюм сэра Ричарда Коттона ровно и гладко сидел на нем, без растяжек и обвисания на поясе, и уж тем более с него не могло ничего внезапно сползти в самый неподходящий момент…

А теперь представьте, что вы в туалете, и вам не просто надо развязать два десятка узлов и потом завязать их обратно: половина этих узлов еще и находится у вас за спиной.

Первая возможная линия обороны – регулярные утренние визиты в туалет. Начиная с Эразма, все авторы практических инструкций для мальчиков из благородных семей и джентльменов советуют хорошенько посидеть в туалете, на закрытом стуле или ночном горшке, прежде чем одеваться – а потом надеяться, что больше вам в течение дня, «завязавшись», уже не потребуется обнажать зад. Но что, если все-таки потребуется? Богатые (и высокомерные) люди брали с собой слуг, которые отвязывали и снова подвязывали штаны; во время дефекации они, правда, уходили или хотя бы отворачивались…

Если же у вас нет слуг, на вас не давит придворная мода, а кишечник далек от надежности, то можете попробовать другие подходы. У простолюдинов штаны держались на намного меньшем числе креплений – их не очень беспокоил идеальный имидж, – но основная проблема оставалась неизменной независимо от того, богаты вы или бедны, и мужчинам удалось найти два довольно простых и практичных решения.

Брюки обычно довольно хорошо держались, даже если их закреплять только сбоку и спереди. Если вы считали, что вам придется пойти в туалет в одиночестве, то просто не завязывали крепления на спине. Чтобы снять штаны, вы просто ослабляли боковые крепления и высвобождали зад примерно таким образом, как изображено на картине «Спрятавшийся». Окончив свои дела, вы просто подтягивали штаны обратно и затягивали боковые крепления, которые оставались на местах. Впрочем, после подобного упражнения зад ваших штанов мог показаться несколько обвисшим. Те же, кто хотел оставаться независимым и элегантным, расстегивали дублеты, снимали весь костюм с плеч, вообще ничего не развязывая, и сбрасывали его на пол. Чтобы заново одеться, достаточно было натянуть дублет обратно на плечи и застегнуть его. Ваш портной, наверное, счел бы это просто ужасным поведением с вашей стороны, потому что хорошо скроенный и идеально подогнанный костюм слишком сильно натягивался во время этих маневров. (Большинство знакомых мне мужчин, регулярно носящих одежду елизаветинских времен, применяют именно этот подход; по их словам, там все очень просто и довольно быстро)».

Рут Гудман пишет о XVI–XVII веках, но все это годится и для Средневековья. Шоссы XIV–XV веков (штаны-«чулки», чаще всего из шерсти) точно так же крепились к дублету или жилету с помощью шнурков. Правда, в Средние века мода была проще, чем в Возрождение, и шнурков обычно требовалось не двадцать, а вполне хватало и семи. Под шоссами мужчины носили брэ – аналог трусов (и снимались они тоже аналогично трусам).

По примеру Гудман я опросила нескольких знакомых мужчин, которые часто носят костюмы XIV–XV веков, – они подтвердили, что тоже используют описанные у нее способы с развязыванием задних шнурков или со сниманием шоссов вместе с дублетом, к которому те привязаны. Что касается более раннего времени, то первоначально шоссы представляли собой пару чулок, привязанных к поясу и не сшитых в промежности, поэтому там все было еще проще.

Ну и наконец, доспехи. Даже наиболее закрытые и выглядящие монолитными латы позднего Средневековья в реальности представляют собой конструктор из множества деталей, соединенных ремешками. Поэтому для срочного похода в туалет рыцарю было достаточно снять перчатки и отстегнуть латную юбку (это можно сделать самостоятельно). Под ними были все те же шоссы, которые (если хотелось просто помочиться) можно было быстро развязать впереди, либо (если того требовал кишечник) надо было потратить еще пару минут на развязывание шнурков сзади. Все это ненамного сложнее, чем снять современную форму некоторых видов спорта или комбинезоны представителей некоторых профессий. Ну и к тому же надо понимать, что доспехи никогда не были повседневной одеждой, их надевали только в бой или на турнир, и, следовательно, редко проводили в них больше нескольких часов подряд (и все это время сильно потели, то есть теряли много жидкости).

Глава 9. Чистый город

Тема этой главы во многом пересекается с предыдущей, где я уже упоминала, что с ростом населения Лондона городские власти вынуждены были вводить определенные ограничения – в частности, запрещать сброс нечистот в реки и каналы.

Чистка выгребных ям

Дошли до нашего времени и документы, касающиеся такого важного вопроса, как чистка выгребных ям. Разумеется, занимались этим специальные люди, и стоило это тоже недешево. Стоимость зависела от количества нечистот, измеряемых «пипами»[47] и «танами». Так, Генри Айвори, занимавшемуся чисткой выгребных ям, в 1411–1412 годах платили: за 23 пипы – 41 шиллинг 8 пенсов, за 8 пип – 16 шиллингов, за 24 пипы – 40 шиллингов. Цены слегка варьируются, видимо, это зависело от того, на какую сумму договаривались с конкретным домовладельцем, а также от разных дополнительных условий вроде объема, расположения, сложности и т. д. В 1466 году коллега Айвори, Джон Лавголд, обратился к городским властям с просьбой предоставить ему монополию на очистку всех уборных в городе сроком на десять лет по цене 2 шиллинга 6 пенсов за тан. В итоге они сошлись на сумме в 2 шиллинга 2 пенса за тан, что намного меньше, чем несколькими десятилетиями раньше платили Генри Айвори. Но зато монополия.

Чистили уборные по ночам – на это указывает множество косвенных свидетельств. Официальные документы на этот счет сохранились только начиная с XVII века – распоряжения под угрозой большого штрафа вывозить нечистоты не раньше десяти вечера зимой и одиннадцати вечера летом. Но несомненно, что-то подобное существовало и раньше, просто не все документы дошли до нашего времени. Зато сохранились счета на большое количество свечей, закупленных для этой цели. А в отчете о ремонте уборной и очистке выгребных ям Ньюгейтской тюрьмы в 1281 году прямо сказано, что это заняло пять ночей и потребовалось для этого тринадцать человек. Люди, чистившие уборные, получали 7 пенсов за ночь, а каменщики (одни из самых высокооплачиваемых квалифицированных рабочих в Средние века), ремонтировавшие туалет, – 5 пенсов за ночь. Надо учитывать еще, что заработки в то время были прилично ниже, чем во времена уже упоминавшегося Генри Айвори: они выросли в середине XIV века, после эпидемии чумы, когда сильно уменьшилось количество рабочих рук.

Вывоз мусора

Однако не все отходы уходили в выгребные ямы. По улицам регулярно проезжали специальные повозки, вывозившие из города «твердые отходы», которые было положено выносить к их приезду. Думаю, некоторые читатели могут вспомнить свое детство, когда ведро выносили не в баки, а к мусорным машинам. Впрочем, существует такая практика и сейчас – в рамках борьбы со стихийными свалками в сельской местности по деревням пускают машины, к которым можно приносить мусор. Все новое, как обычно, оказывается хорошо забытым старым.

Надо понимать, что средневековый мусор очень сильно отличался от современного. В нем не было не только пластика, который еще не изобрели, но и многого другого, что сейчас заполняет мусорные контейнеры. Металл был дорог, и его, конечно, никогда не выбрасывали, бумага в Европе появилась только в XI–XII веках и была крайне ценной, любой ненужный кусочек дерева шел на растопку. Старую одежду даже в плохом состоянии всегда можно было продать или отдать старьевщикам, где ее перешивали и продавали беднякам. Ткань служила, пока не превращалась в ветошь, которой тоже находилось применение – совсем ни на что не годные лоскутки использовались в качестве туалетной бумаги (для этих целей также применялся непряденый хлопок и даже мох). Источники молчат о подробностях, но рискну предположить, что перед использованием лоскутки окунали в воду – в Средние века люди были вполне практичны и не могли не заметить, что так гораздо экономнее (так же как сейчас реклама призывает нас в целях экономии и удобства покупать влажную туалетную бумагу).

Так что в качестве «твердых отходов» выступал в первую очередь навоз. Дороговизна земли не позволяла держать в городах большое хозяйство, но все-таки лошади у всех состоятельных людей были, а кто-то мог держать и собственную корову, и всякую мелкую живность. Кроме того, видимо, среди вывозимого мусора были различные очистки от овощей, требуха и тому подобные отходы от приготовления пищи. Все это собирали и продавали фермерам в качестве удобрений. Выносили эти «твердые отходы», как я уже упоминала, к тому времени, как за ними должны были приехать, держать их сваленными в кучу на улице строго запрещалось, за это штрафовали.

Ночные горшки

Что касается очень популярного мнения о том, что ночные горшки в Средние века выливали прямо из окна на улицу, то, думаю, после всего прочитанного многим это уже покажется сомнительным. Хотя, конечно, некоторые так делали, ведь при неимении туалета в доме нужду справляли в горшок, а нести его с верхнего этажа в уличную общественную уборную, да еще и при нехватке времени, многим было лень. А по ночам и вовсе страшно. Но и оставлять на весь день в комнате, чтобы все провоняло, никто не хотел. В богатых домах проблемы не было, горшок выносили слуги и выливали в туалет, но в не слишком благополучных районах всякое бывало (и в этот момент ход моих мыслей прервал шум падающего под окно мусора – соседям-маргиналам иногда крайне лень выходить на улицу, и они выбрасывают его прямо с балкона – вот вам и Средневековье).

Штрафовать за выливание отходов из окон в Лондоне начали с конца XIII века, причем штрафы все росли, и к концу XIV века уже составляли целых два шиллинга. Для понимания суммы – это было примерно равно двухдневному жалованию пешего воина в доспехах или недельному заработку квалифицированного рабочего. А какая-нибудь «кухонная девчонка» – самая мелкая прислуга в доме – могла заработать эти два шиллинга только за целый год.

Основная проблема была, разумеется, в том, чтобы поймать нарушителей – в многоквартирных бедных домах, откуда чаще всего и выливались горшки, трудно было определить постфактум, из чего окна это выплеснули. В итоге в 1414 году было принято постановление о выплате вознаграждения тому, кто проинформирует власти о таком нарушении. Похоже, это сработало – по крайней мере в судебных архивах Лондона за XV век исков по таким делам почти нет.

Подобные меры существовали и в других странах. Есть легенда, что впервые мысль выплачивать доносчику часть штрафа за загрязнение улиц пришла в голову какому-то из германских средневековых князей. Как бы то ни было, работало это везде эффективно – соседей, желающих пожаловаться на творящееся безобразие, и раньше было достаточно, а уж после того, как за это начинали еще и платить, число борцов за гигиену тем более увеличивалось.

В лондонских архивах вообще сохранилось немало судебных разбирательств, касающихся расположения туалетов, запахов от них и даже шума от стока нечистот. Обычно все жалобы немедленно удовлетворялись, и нарушителю давалось сорок дней на то, чтобы все переделать в соответствии с правилами – вычистить туалет, построить стену, отгораживающую соседей от запахов, переместить трубу, а иногда и вовсе полностью все убрать и построить в другом месте.

Вмешательство властей

За все Высокое и Позднее Средневековье известен только один случай, когда Лондон действительно стал превращаться в грязный загаженный город, на улицах которого лежали горы мусора, а нечистоты выливались прямо в переулки – в точности как в некоторых популярных романах и гуляющих по интернету статьях о «грязном Средневековье». Произошло это в 1349 году, сразу вслед за первой ужасной вспышкой Черной Смерти, когда городское правительство было растеряно и дезорганизовано, регулярная уборка прекратилась, люди боялись выходить из дома и едва успевали хоронить умерших. Но продолжалось это недолго – вмешался король, который потребовал, чтобы лондонские власти бросили все силы на уборку города и очистили его от грязи и отвратительных запахов, способствующих распространению болезни (вспоминаем о теории миазмов).

В других городах и даже странах ситуация была похожая. «В январе 1421 г. по инициативе новоизбранного мэра Ковентри, – пишет белорусский историк Андрей Гордиенко, – городской совет принят новые санитарные правила. Остановимся на них подробнее. Итак: при приготовлении пищи отходы запрещалось кидать под стол или выбрасывать на улицу, выпас свиней разрешался только за городской стеной, там же должны были забивать скотину мясники. Горожанам запрещалось выбрасывать отходы у себя во дворе, на улице или в реку, они должны были вывозить их за пределы города на одну из трех свалок. Кроме того, жители города были обязаны следить за чистотой улицы перед своим домом, магазином или мастерской и убирать ее каждую субботу. Те, кто жил на берегу реки, должны были периодически чистить его, чтобы по время наводнений вода беспрепятственно уходила в отводные каналы.

Первая парижская свалка появилась в начале XIII в. Она была расположена там же, где и знаменитая городская виселица Монфокон. Этот полигон ТБО существовал до XVIII в. В XV в. за городскими стенами было создано еще несколько свалок. Именно сюда свозили твердые отходы мусорщики. В 1348 г. парижанам под страхом тюремного заключения было запрещено выбрасывать свой мусор на улицу. В 1404 г. предприятиям, расположенным на берегу Сены, главным образом скотобойням и кожевенным мастерским, было запрещено выбрасывать отходы в реку.

Аналогично обстояло дело и в Германии. Еще в XIII в. бургомистр Мюнхена запретил жителям выбрасывать мусор на улицу и в городские ручьи».

Водоснабжение Парижа (Из книги Р. Фюрона «Проблема воды на земном шаре»)

Когда Цезарь прибыл в Лютецию, примерно в 50 году до н. э., ее население пользовалось водой Сены и ее небольших притоков: Бьевр (который впадал в Сену у современного моста Аустерлиц), Фекан и Меннльмонтан. Существовало еще несколько источников, названия которых сохранились до наших дней: в долине реки Бьевр (источники Мюлар и Клерк), у подножья Монмартра (источник Бю, «улица Источников», «улица Ручейка») и у подножья Бельвиля (источник Сави, «улица Канав», «улица Каскадов»).

В галльско-римскую эпоху Лютеция стала более крупным населенным пунктом, и на склонах горы Сен-Женевьев появились многочисленные виллы. В эту эпоху существовали дворец Терм (на углу бульваров Сен-Мишель и Сен-Жермен), который стоял рядом с общественными банями (около Коллеж де Франс), театр (на месте лицея Сен-Луи), форум на улице Суффло.

Около 300 года при императоре Констанции Хлоре был построен первый акведук для подачи воды с холмов Ранжи и Виссу. Этот акведук при пересечении реки Бьевр поддерживался аркадами (отсюда название современного квартала Аркей); он заканчивался во дворце Терм. Через него поступало 500 куб. м воды в сутки. Существовали также общеизвестные бассейны у Пале-Рояля, вероятно, питавшиеся источниками Монмартра.

Нашествия варваров вызвали общий упадок и разрушение, все стало превращаться в развалины. Однако жизнь не прекращалась, и парижане выкопали колодец Любви, колодец Меча, колодец Под Вязом, Говорящий колодец, колодец Отшельника и т. д.

Только в IX веке монахи из монастырей Сен-Лазар и Сен-Лоран отвели воды некоторых ручьев и оборудовали два общественных водоема.

В самом Париже король Филипп-Август (1165–1223) приказал соорудить первый общественный водоем – Пилори (на углу улиц Монмартр и Монторгей).

При короле Людовике IX Святом был сооружен первый водоем Инносан, и примерно в то же время монахи аббатства Сен-Мартэн-де-Шан и рыцари ордена тамплиеров оборудовали водоемы Тампль, Мобюэ, Вер-Буа и Сент-Авуа. Два последних существуют и в наши дни в реконструированном виде.

В налоговой переписи 1292 года упоминается 58 водоносов.

В случаях нехватки воды у водоемов возникали ссоры. Королевский указ от 1369 года угрожает конфискацией ведер, штрафом, тюрьмой и кнутом водоносам, если они будут преграждать доступ к общественным водоемам остальным жителям, а также пивоварам, красильщикам и торговцам лошадьми, если они будут брать воду из водоемов для нужд своего ремесла.

В начале XVI века существовало всего 12 водоемов в самом городе и 5 – за его стенами. В то время население Парижа составляло 300 000–400 000 человек и, следовательно, оно должно было пользоваться водой из Сены или из колодцев, принадлежавших частным лицам. Генриха IV беспокоила нехватка воды, и он приказал построить у Нового моста водоподъемник Самаритэн, имевший колесо с ковшами, которое приводилось в движение силой течения Сены. Получаемая вода служила для снабжения Лувра, садов и некоторых общественных водоемов. Подъемник давал более 700 куб. м воды в сутки (он был уничтожен только в 1873 году).