Соотношение правовой системы России с романо-германским и англосаксонским правом

 

1. Правовая система России, так же как и любая иная национальная правовая система, на разных этапах своего развития, в силу экономических, торговых и иных связей государств, находилась в определенных отношениях с существовавшими в их пределах национальными правовыми системами. А на более поздних этапах, с образованием межнациональных правовых систем - правовых семей, к прямым и обратным связям правовой системы России с правовыми системами других стран добавились еще связи с различными правовыми семьями и в первую очередь - с романо-германским и англосаксонским правом.

Последнее наиболее четко проявилось в советский период, когда западные авторы впервые признали социалистическое право в качестве "особой правовой семьи", значительно отличающейся от других правовых семей*(661), а также - в современный, постсоветский период.

Сравнивая правовую систему России советского и постсоветского периодов развития российского права как относительно самостоятельной правовой семьи с другими правовыми семьями и выделяя у них общие черты и особенности, авторы, не без оснований, как представляется, пришли к выводу о том, что правовая система России по многим параметрам имеет больше сходства с романо-германским, нежели с англо-саксонским правом*(662).

При этом одновременно возник ряд вопросов, сводящихся в конечном счете к одному: сохраняет ли правовая система России в процессе своего взаимодействия с романо-германским правом свой относительно самостоятельный, самобытный характер или же она является составной частью романо-германской правовой семьи?

Стремясь решить данный вопрос, отечественные и зарубежные авторы предлагают три различных варианта ответа.

Первый из них состоит в том, что российская правовая система, будучи ядром, основой прежней социалистической правовой семьи, сохраняет свой относительно самостоятельный характер и не принадлежит ни к какой другой правовой семье. Авторы, разделяющие данное мнение, исходят из того, что российское право как важнейшая составная часть социалистического права обладает такими "весьма значительными особенностями" по сравнению с другими правовыми системами, что может рассматриваться по отношению к ним "как визави"*(663).

Большинство западных компаративистов, отмечает М. Богдан, рассматривают социалистические правовые системы, включая российскую, как "составляющие единую, относительно обособленную от других правовых семей, систему". И это "несмотря на то, что она в реальной жизни никогда не была монолитной системой, а подразделялась на такие подсистемы, как советское право, восточноевропейское право и право неевропейских социалистических стран"*(664).

Аналогичного мнения придерживались также и другие, в основном социалистические, авторы, рассматривавшие российское право вместе со всей системой социалистического права в качестве самостоятельной правовой семьи*(665).

Суть второго варианта ответа на вопрос о характере отношения российского права с системой романо-германского права состоит в том, что российское право всегда было и остается составной частью, "продолжением" романо-германского права.

Россия всегда "входила в романо-германскую правовую семью", заявляют Р. Давид и К. Жоффре-Спинози. "Русская юридическая наука многое заимствовала из византийского права, то есть из римского права, и из стран континентальной Европы, придерживающихся романской системы". Правда, "существовали оригинальные русские обычаи и акты", как существовали в XVIII в. оригинальные французские и немецкие обычаи и ордонансы, но, так же как во Франции и в Германии в XVIII в., "в России не было другой правовой науки, кроме романской. Категории русского права - это категории романской системы". Концепцией права, принятой в российских университетах и в юридической практике, была романская концепция*(666).

Российское право, заключают Р. Давид и К. Жоффре-Спинози, "отошло от казуистического типа права". В силу этого "русский юрист не считал право продуктом судебной практики". Норму права он рассматривал, так же как это делали французские и немецкие юристы, в качестве нормы поведения, предписываемого индивидам, "формулировать которую надлежит доктрине или законодателю, а не судье". Россия не имела столь полных кодексов, как другие страны Западной Европы, но "она готова была их иметь"*(667).

Подобного же взгляда на характер отношений российского и континентального права придерживались и придерживаются и другие зарубежные и отечественные авторы*(668). Разница между ними заключается лишь в том, что одни из них пытаются аргументировать свое мнение, а другие a priori рассматривали и продолжают рассматривать российскую правовую систему как составную часть романо-германской правовой семьи.

Характерно при этом то, что в научных исследованиях, в процессе рассмотрения "побочных" вопросов, связанных с характером отношений российского права с континентальным, принадлежность первого ко второму воспринимается как некая объективная данность, как аксиома, не требующая доказательств. Более того, в некоторых случаях эта "объективная данность" используется даже как аргумент в пользу отстаиваемой по тому или иному вопросу позиции. Это наблюдается, например, при обсуждении вопросов, касающихся роли судебной практики в правовой системе России, при решении вопроса о том, создает ли российский Конституционный Суд прецедент или не создает.

Принципиальный подход к оценке постановлений Конституционного Суда, подчеркивалось, в частности, в выступлении российского ученого Н.А. Богдановой на научно-практической конференции в 1997 г., "связан с типом правовой системы, к которой принадлежит российское право. Таковой является, как известно, романо-германская (континентальная) правовая система, не признающая правотворческой функции за судебными органами, не знающая такой формы источника права, как судебный прецедент, отстаивающая принцип превосходства писаной нормы над мнением или убеждением судей"*(669).

Наконец, смысл третьего варианта ответа на вопрос о характере отношений российского права с романо-германским правом сводится к тому, что, признавая "типовой" самостоятельный характер российского права как основного звена социалистического права в советский период, его полностью отрицают в постсоветский период.

Российская правовая система при этом рассматривается как система, имеющая весьма широкий спектр общих признаков и черт с другими правовыми семьями и системами, но все в большей мере тяготеющая к континентальной правовой системе.

Исследуя российскую правовую систему в структуре всего социалистического права с трех различных точек зрения, а именно - как "концептуально-формалистическую категорию", как "историческую, политическую, экономическую и социальную категорию" и как "псевдорелигиозную категорию" и находя у нее много сходных черт с другими правовыми семьями и системами, значительное число авторов, тем не менее, склоняется к тому, что она теснее связана с континентальным правом, нежели с остальными правовыми семьями и системами*(670).

У социалистической, а вместе с тем и у советской правовой системы по отношению к континентальному праву, по их мнению, прослеживаются даже "общие истоки" и правовые традиции, которые, правда, в романо-германской правовой семье проявляются как "марксистско-ленинские" традиции*(671).

2. Не вдаваясь в подробности рассмотрения названных точек зрения и вариантов ответа на вопрос о характере отношений российского права с романо-германским, о принадлежности первого ко второму, отметим лишь, что у каждого подхода есть свои особые аргументы.

Среди аргументов, позволяющих судить о принадлежности современного российского права к романо-германскому праву или о значительном сходстве их, или же хотя бы о тяготении первого ко второму, в научной литературе называется, прежде всего, влияние римского права на процесс становления и развития российского права и романо-германской правовой семьи. Это, несомненно, уже изначально сближает российское право с континентальным, подчеркивает близость его с романо-германской правовой семьей.

В отечественной научной литературе, однако, нет единого мнения по вопросу рецепции римского права в России, а также степени влияния римского права на российское. Наряду с мнением о том, что российское право является в основном прямым порождением продукта рецепции римского права, что истоки его кроются именно в римском праве, в византийской традиции*(672) и что рецепция римского права как на Западе, так и в России была не только "исторической необходимостью", но и "фактором прогресса"*(673), среди авторов, занимающихся данной проблематикой, высказывались и иные мнения. А именно мнения о том, что российское право всегда "действовало и возрастало собственными природными силами", а не в силу прямого воздействия на него со стороны римского права.

Исходя из этого многие авторы отрицают рецепцию римского права в России и признают за ним лишь историческую и "общекультурную" значимость в нашей стране*(674). Причем отрицание рецепции римского права было свойственно не только дореволюционным (октябрь 1917 г.) авторам*(675), но его не без оснований разделяют и известные современные ученые*(676).

В России, в отличие от стран Западной Европы, Азии и Латинской Америки, пишет Е.В. Салогубова, "никогда не имела место рецепция римского права в полном смысле этого слова и Дигесты никогда не были в ней действующим правом". В то же время "некоторые нормы римских источников" были в некоторой степени восприняты российским гражданским процессуальным законодательством на различных ступенях его развития*(677). Хотя, по большому счету, и в данном случае речь идет об отрицании рецепции римского права в общепринятом смысле в отношении российского гражданского процессуального права.

То же самое можно сказать и в отношении любой отрасли российского материального права, в частности, гражданского.

Современные цивилисты в связи с этим, обобщив значительный эмпирический материал, вполне резонно замечают, что российское гражданское право "почти никогда не использовало впрямую законодательные решения римского права (подобно тому, как это сделал известный наполеоновский Code Civil, до сих пор формально действующий во Франции). Оно заимствовало, прежде всего, сами идеи, суть таких решений, вырабатывая на этой базе собственные юридические конструкции"*(678). Поэтому, делается вполне логичный вывод, "о прямой рецепции римского права здесь говорить не приходится. Но, с другой стороны, российское правоведение самым активным и непосредственным образом использовало материалы, как собственных римских источников, так и германских пандектистов для развития юридического образования и подготовки юристов к законодательной деятельности"*(679).

Не вдаваясь в рассмотрение вопроса о рецепции римского права в России, отметим лишь, что независимо от того, имела или не имела место эта рецепция, влияние римского права на российское право на всех этапах развития последнего постоянно ощущалось и прослеживалось.

По мнению отечественных исследователей, различные идеи, принципы, а также отдельные нормы и даже институты римского права оказали определенное влияние на такие весьма значительные российские законодательные акты, как Русская правда (XI в.), Судебник 1497 г., Соборное уложение царя Алексея Михайловича (1649 г.), Свод законов (1832 г.) и многие другие*(680).

Влияние римского права на правовую систему России сказывалось не только на ранних стадиях ее становления и развития, но и на протяжении всех последующих столетий, вплоть до настоящего времени*(681). Более того, интерес к римскому праву в постсоветской России по мере "либерализации" экономических и других тесно связанных с ними социально-политических отношений не только не уменьшился, а наоборот, еще больше возрос.

Это возрастание интереса к римскому праву, справедливо отмечают В.А. Томсинов и Л.Н. Шестаков, "вполне объяснимо". Ибо "без знания его трудно усвоить логику юридического мышления, изучать различные отрасли современного права, и уж во всяком случае, вряд ли возможно стать по-настоящему квалифицированным специалистом-юристом".

При этом "общее значение римского права не исчерпывается его вкладом в совершенствование навыков юридического мышления, в подготовку квалифицированных юристов". Римское право - это "один из важнейших элементов мировой культуры, забвение, утрата которого отрицательно сказалась бы на культурном уровне живущих и будущих поколений людей"*(682).

Повышенный интерес в России к римскому праву, историческое, "культурное" и иное влияние римского права на процесс становления и развития российского права, несомненно, сближает его с основанным на базе римского права романо-германским правом*(683). Но означает ли это идентичность их "римских корней", а вместе с тем и самих рассматриваемых правовых систем?

Сомнительно, поскольку: а) характер и степень воздействия римского права на российское и романо-германское право далеко не одинаковы и трудносопоставимы: на первое оно лишь влияет, тогда как сущность, структуру, принципы деятельности и содержание второго оно предопределяет; б) формы воздействия римского права на российское и романо-германское право далеко не идентичны и не сопоставимы. В то время как механизм воздействия римского права на российское ограничивается в основном набором идей и принципов и лишь в отдельных случаях - норм и институтов, то в отношении романо-германского права в полной мере используется весь набор форм и средств воздействия; и в) сферы "приложения" и природа самого механизма воздействия римского права на рассматриваемые правовые системы весьма различны и трудно сопоставимы.

Дело в том, что когда речь идет о воздействии римского права на романо-германское право, то, по сути, имеется в виду влияние одной системы права на другую внутри и фактически одной и той же правовой и общей культуры, весьма сходного менталитета, одной и той же ("западной") цивилизации, одной и той же континентальной системы.

Строго говоря, термин и понятие рецепции римского, европейского по природе и характеру права в связи с этим представляются довольно условными и относительными, поскольку это многовековое действо осуществляется внутри такого же по своей природе и характеру европейского права.

Иначе обстоит дело с природой воздействия римского права на российское право. Последнее по отношению к первому выступает не как родственное, внутриродовое, или внутритиповое явление, а как внешнее, а в ряде отношений - даже чуждое право.

В научной литературе в связи с этим обоснованно отмечалось, что с принятием христианства на Руси и появлением Церкви со своими каноническими законами, которые мало согласовывались с русскими обычаями, в стране могло возникнуть такое положение, когда национальное право могло быть заменено чуждым ему иностранным правом. "Однако благодаря устойчивости русского права это привело только к частичному заимствованию византийских норм"*(684).

"Частичное заимствование" последних, наряду с соответствующими идеями, традициями в правотворчестве и принципами, "наполнявшими" право восточной части Римской империи (Византии), представляет собой еще одну, довольно важную особенность процесса воздействия римского права на российское по сравнению с его влиянием на романо-германское право. Именно восточное, византийское право с его кодификацией, систематизацией законодательства (Кодекс Грегориана, Кодекс Гермогениана, Кодекс Феодосия, а позднее - знаменитый Свод законов Юстиниана) и другими своими особенностями стремилось оказывать (после принятия христианства на Руси) влияние сначала на древнерусское, а позднее - на российское право*(685).

Отмечая данную особенность, Р. Давид писал: "Церковь, которая на Западе жила по римскому закону, руководствовалась в России византийским правом, представленным номоканонами, которые посвящены гражданскому и одновременно каноническому праву"*(686). В Киевской Руси Церковь применяла византийское право непосредственно в своих весьма обширных земельных владениях, где она осуществляла свою юрисдикцию. Одновременно она стремилась расширить сферу применения византийского права, в частности, "путем различного рода вмешательства в редактирование обычаев"*(687).

Таким образом, отмечая общность, а точнее - сходство российского и романо-германского права по признаку воздействия на них римского права, мы не можем не заметить и весьма существенных различий их в этом отношении.

В силу сказанного аргумент о принадлежности или вхождении российского права в романо-германскую правовую семью на том основании, что они имеют общие "римские корни", довольно уязвим и сомнителен. Можно и нужно говорить о сходстве, близости, наконец - о взаимном тяготении российского и романо-германского права на том основании, что они были подвержены, хотя и в разной степени, воздействию со стороны римского права, но никак - об их однородстве, а тем более - идентичности или единстве.

3. Кроме названного аргумента, приводимого в подкрепление тезиса о принадлежности российского права к романо-германскому праву, о вхождении его в романо-германскую правовую семью, используются и другие аргументы.

Среди них называется, например, по преимуществу кодифицированный характер российского законодательства, которое сопоставимо в этом отношении с романо-германским законодательством*(688). Особо при этом подчеркиваются последовательность и преемственность процесса кодификации российского права на всех этапах его развития: от дореволюционного периода к советскому, а от советского - к постсоветскому. Акцентируется, в частности, внимание на том, что "до революции 1917 г. Россия фактически была страной цивильного (романо-германского) права", ставившей в "центр законодательного процесса" кодификацию и систематизацию законодательных актов, и что Советский Союз унаследовал этот стиль. В доказательство этого утверждения приводится Гражданский кодекс России 1922 г., "многое перенявший из Германского Гражданского кодекса", и другие модифицированные и систематизированные акты*(689).

4. Среди общих признаков и черт, сближающих российское право с романо-германским, в научной литературе выделяется их доктринальный характер.

Рассматривая доктрину в широком смысле, не только как систему идей и взглядов, формирующих целостное представление о предмете и явлении, но и как научные труды юристов - теоретиков и практиков, посвященные рассмотрению того или иного социально значимого вопроса, как различные мнения экспертов, комментарии законодательных актов, социально значимые документы, многие авторы исходят из того, что в правотворческом и правоприменительном процессах России, как и большинства западных стран, доктрина выступает в качестве одного из неформальных источников права и имеет для них непреходящее значение*(690).

Разница в существе доктрин и их применении в России по сравнению с романо-германскими странами заключалась, по мнению исследователей, лишь в том, что в советский период в России в качестве юридически значимых доктрин выступали не только правовые, но и политические доктрины (решения съездов КПСС, партийных пленумов и другие), тогда как в западноевропейских странах подобной практики не было и нет*(691).

Небезынтересно отметить, что некоторые западные авторы, весьма трезво и обстоятельно оценивая значимость партийных решений в советский период для развития различных сфер жизни общества, включая правовую, делали довольно необычный для зарубежных исследователей вывод о "неоспоримости доктринального значения" такого рода документов, поскольку в них содержалось "изложение марксистско-ленинской теории в ее современном звучании по самым разным вопросам"*(692). Советский юрист и "любое другое лицо, желающее изучать советское право", заключали авторы, "должны постоянно обращаться к ним"*(693).

В других западных исследованиях, исходя из огромной значимости для российского и всего социалистического права идеологических и политических доктрин, социалистическую правовую семью сравнивали даже с правовыми системами, построенными на религиозной основе (исламское, каноническое, индуистское и другие правовые системы), и делали попытки исследования ее в плане "псевдорелигиозной категории"*(694).

5. Наряду с названными общими признаками и чертами российской правовой системы и романо-германского права, приводимыми в отечественной и зарубежной литературе в качестве подтверждения их родства и принадлежности российского права к романо-германскому праву, сторонниками данного мнения приводятся и другие доводы.

Например, в подтверждение данного тезиса делаются ссылки на то, что как в российском праве, так и в романо-германской правовой семье среди источников права приоритет отдается закону, точнее - нормативному акту, а не судебному решению - прецеденту, как это имеет место в англосаксонском праве.

Отстаивая мнение, согласно которому российская правовая система "продолжает оставаться в рамках континентально-европейской (романо-германской) семьи правовых систем", некоторые отечественные ученые особое внимание акцентируют на том, что "следует помнить, что в рамках континентальных правовых систем (в силу их типологических особенностей, закономерностей их формирования и развития и т.д.) отсутствует судебное правотворчество (судебный прецедент и т.д.) как источник права, что, напротив, характерно для англосаксонской системы права"*(695).

Утверждение о том, что закону в романо-германской правовой семье и в российском праве отдается приоритет, точно и бесспорно. Бросается в глаза, что существует особое сходство в этом плане между советским правом, с одной стороны, и романо-германской правовой семьей - с другой. Однако при более близком рассмотрении "это сходство оказывается формальным"*(696).

Дело в том, что в странах романо-германской правовой семьи значение закона видят в том, что он является "наиболее ясным и удобным способом выражения норм права", тогда как в СССР и других социалистических странах значение закона усматривалось в том, что он является "наиболее естественным способом создания права, которое при этом отождествляется с волей правящих". В этих странах закону придается первенствующая роль еще и потому, что "речь идет о быстро меняющемся обществе. Динамизм советского общества привел к возвеличению закона, противопоставляемого таким факторам более медленного развития права, как обычай и судебная практика".

Даже "в чисто техническом плане акты, исходящие от властей в странах романо-германской семьи и социалистических странах, трактуются по-разному"*(697).

Иными словами, несмотря на то, что между актами, "исходящими от властей" - различными источниками права - и в первую очередь между законами советской России и стран романо-германского права существует внешнее сходство, однако между ними нет глубинной, внутренней связи, "генетической" однородности и единства.

Что же касается такого сходства правовой системы постсоветской России с романо-германской правовой семьей, как приоритет закона перед прецедентом, то оно так же, как и в вышеназванном случае, существует, но носит не только внешний, но и весьма условный характер.

Дело в том, что если в романо-германской правовой семье прецедент как источник права (вторичный, а не первичный, реальный, фактический, а не формальный) постоянно признавался и признается (хотя в некоторых отечественных изданиях это, по-видимому, по недоразумению отрицается), и в этом случае можно и нужно говорить о приоритете закона*(698) перед прецедентом - продуктом судейского правотворчества, осуществляемого не иначе как в рамках закона*(699), то по-иному решается данный вопрос в России.

Здесь в течение многих лет идут "позиционные" споры, и в результате этого сохраняется полная неопределенность в отношении самого факта существования прецедента как источника права в правовой системе России, а следовательно, подспудно - и в отношении характера его взаимосвязи и взаимодействия с другими источниками права и в первую очередь с законом.

В том случае, если восторжествует мнение, согласно которому российская правовая система не является чуждой прецеденту, и он займет свое достойное место как источник права среди других источников российского права, тогда можно и нужно будет говорить о характере его отношений с другими источниками права, в том числе с законом, о приоритете закона, так же как и о сходстве в этом плане (хотя и внешнем) российского права с романо-германским правом. В противном случае разговор на эту тему теряет всякий смысл.

6. Кроме отмеченных общих для российской правовой системы и романо-германского права признаков, свидетельствующих, по мнению авторов - сторонников тезиса о принадлежности российского права к романо-германскому праву, о правильности отстаиваемой ими точки зрения, в научной литературе ссылаются и на другие факторы. В частности, указывается на то, что как российской, так и романо-германской системе права свойствен "инквизиторский стиль" судебного рассмотрения дел, сходная методика расследования преступлений, "письменно-документированный" характер проведения следственных действий, значительная роль в системах российского и романо-германского права "цивилистического блока", в особенности гражданского и гражданско-процессуального права, и др.*(700)

Вполне очевидно, что данные факторы, приводимые в доказательство сходства российского права с романо-германским правом и принадлежности первого ко второму, имеют скорее внешний характер, нежели глубинную основу. Основываясь на них, с полной уверенностью можно говорить об общности, сходстве рассматриваемых правовых структур и образований*(701). Более того, можно говорить о гораздо большей близости российского права к романо-германскому праву, чем к другим правовым семьям, или даже о тенденции развития его, особенно в последние годы, в сторону более глубокого восприятия традиций и ценностей романо-германской правовой семьи.

Однако весьма опрометчиво утверждать, основываясь только на приводимых данных, что российская правовая система является составной частью континентальной правовой семьи. Этого в настоящее время нельзя сказать даже о восточноевропейских "новых демократиях" - бывших "странах народной демократии" (Венгрия, Чехословакия, Польша и другие), правовые системы которых исторически всегда стояли ближе, а, по мнению некоторых авторов, "ранее принадлежали" к романо-германской правовой семье и которые после предоставления им, прежде всего благодаря советской перестройке, возможности свободного развития бурно устремились в Западную Европу, сохраняя от былой принадлежности к "коммунистической" системе "лишь некоторые черты, совместимые с новой ориентацией"*(702).

7. О принадлежности российской правовой системы к романо-германской правовой семье тем более говорить нельзя, что у нее в настоящее время, так же как это было и раньше, гораздо больше своих собственных, свойственных только ей одной, специфических черт, чем общих признаков с романо-германским правом.

Выделяя их, западные исследователи акцентируют внимание, прежде всего, на том, что: а) российская правовая система является "скорее прерогативной, нежели нормативной" системой, что в ней зачастую действуют скорее "понятия", нежели "нормы права"; б) эта система имеет наряду с системами, построенными на религиозной основе, "псевдорелигиозный" характер; в) в правовой системе России право по-прежнему выступает как средство в руках государства, которое раньше использовалось для строительства коммунизма, а ныне - "для создания нового экономического порядка в стране"; г) частное право в российской правовой системе в значительной мере поглощается публичным правом; д) так же, как и в прежние годы, российское право в значительной степени зависит от политики и экономики; е) в российской правовой системе, в отличие от романо-германской правовой семьи, отсутствует четко выделенная из отрасли гражданского права система норм, формирующих коммерческое право*(703). Торговое право России практически полностью поглощено "чисто" гражданским правом. Это свидетельствует, с одной стороны, о низком уровне развития в стране товарного рынка, а с другой - как объективное следствие этого, о переходном состоянии "цивилистического блока" российского права*(704).

Сказанное подтверждается самой жизнью и соответственно отражается в научных трудах ведущих отечественных цивилистов. В качестве примера можно сослаться на работу Б.И. Путинского "Коммерческое право России", в которой вполне резонно указывается на "ненормальное состояние" российского законодательства о торговой деятельности и делается вполне обоснованный вывод о "настоятельной необходимости" разработки унифицированного закона - Торгового кодекса России*(705).

Чтобы преодолеть нынешний российский кризис, "надо наладить устойчивые торгово-хозяйственные связи между отечественными производителями и потребителями". А это невозможно сделать "без разработки вслед за Гражданским, которого явно недостаточно, также и Торгового кодекса. Опыт передовых держав убеждает в этом. Отставание России коренится в отсутствие развитого товарного рынка, а этот рынок невозможно создать без установления четких законодательных правил"*(706).

Аналогичные мысли о необходимости постоянного совершенствования гражданского законодательства еще в бытность СССР и обособления от него торгового законодательства и, как следствие, - формирования на его основе самостоятельной отрасли - торгового права, высказывались и весьма убедительно обосновывались и раньше*(707).

Однако не в этом сейчас дело. В плане рассматриваемого нами вопроса о характере отношений российского права и романо-германской правовой семьи весьма важно, опираясь на факт "поглощения" торгового права России гражданским правом, подчеркнуть, что подобная ситуация, специфическая для российского права, вовсе не свидетельствует о его принадлежности к романо-германскому праву. Вместе с другими аналогичными факторами она указывает на то, что все обстоит как раз наоборот*(708). Она свидетельствует о том, что российское право, имея собственные исторические, социально-политические, бытовые, духовные, наконец, национальные, а точнее - многонациональные основы, всегда было и остается самобытным, по-своему уникальным, как и любое иное право, относительно самостоятельным правом, тесно связанным и взаимодействующим с романо-германским, англосаксонским и другими правовыми семьями и системами.

Нет необходимости доказывать ввиду очевидности, что российское право исторически, географически и отчасти даже духовно стоит ближе к романо-германскому праву, нежели к другим правовым семьям и системам права. Более того, по мере своего развития, как об этом свидетельствуют многочисленные факты, в основном в виде новых законодательных актов, российское право еще больше с ним сближается. Однако в настоящее время это не дает повода для отнесения его к этой правовой семье, для отождествления или же растворения российского права в романо-германском праве.

Российская правовая система как наиболее мощная и влиятельная из всех прежних социалистических правовых систем находится в настоящее время в переходном состоянии, открытом для обмена идеями, опытом и взаимодействия с любой правовой системой. Об этом свидетельствует практически все - конституционное, гражданское, финансовое, банковское, налоговое и иное российское законодательство*(709). И нет никакой необходимости, как представляется, пытаться предвосхищать события и искусственно подверстывать российское ("национальное") право под романо-германское ("межнациональное", европейское) или любое иное право.

Печальный политический опыт ускоренного строительства "общеевропейского" дома во второй половине 1980-х гг. на месте разрушенного "содружества социалистических государств" во главе с Советским Союзом и аналогичный опыт создания на территории Европы зоны военной безопасности после упразднения Варшавского договора со всей очевидностью свидетельствуют о том, что в любой сфере жизни общества, включая правовую, весьма рискованным является искусственное форсирование даже уже обозначившихся процессов и событий.

Весьма важно при этом в наметившемся процессе сближения или интеграции российской правовой системы с романо-германской правовой семьей не только сохранить ее самобытность, но и усилить ее потенциальные возможности с тем, чтобы это был процесс именно взаимной интеграции, естественного сближения, а не одностороннего поглощения и постепенного подавления самобытности и возможностей одной правовой системы другой.

Разумеется, речь при этом идет, прежде всего, не только о сохранении, но и о приумножении тех исторических, национальных, социальных и иных высоконравственных, духовных ценностей, которые сложились и развивались в России на протяжении всего тысячелетнего пути ее развития и совершенствования.