О прочем оборудовании обсерватории

В одной рукописи XVIII века индийский астроном Савой‑Джан‑Синг перечисляет инструменты, которые имелись в обсерватории Улугбека. В их числе он упоминает прибор, бывший в употреблении с древности до XVI века, который европейцы называли армиллой. Он состоял из нескольких бронзовых кругов с делениями. С помощью этого прибора определяли положение звёзд и планет. Упоминаются им также трикветр, состоящий из трёх скреплённых особым образом линеек, и шанила – прибор, представляющий собой соединение астролябии с квадрантом. Что это были за инструменты? Похожи ли они на современные?

Вспомним прежде всего, что первая зрительная труба (телескоп) была изобретена только в начале XVII века, следовательно, никаких приборов с оптическими линзами в самаркандской обсерватории быть не могло. Астрономы того времени видели только то, что можно было видеть невооруженным глазом.

Первое место в оборудовании обсерватории занимали различные угломерные инструменты, так как главной своей задачей астрономы полагали точное определение положения на небе звёзд и планет.

Несомненно, что в обсерватории Улугбека имелись также солнечные и водяные астрономические часы, так как точное определение времени является не только целью астрономических работ, но и необходимым условием, без которого все сделанные вычисления теряют смысл.

Список астрономических инструментов, описанных в трактате Джемшида, не носит исчерпывающего характера. В списке инструментов, употреблявшихся астрономами Востока, составленном Дорном по материалам Публичной библиотеки в Ленинграде, значится 74 названия. Вероятно, большинством этих инструментов обладала и лучшая из когда‑либо существовавших на Востоке обсерваторий – обсерватория Улугбека в Самарканде.

Внутренние стены здания обсерватории при Улугбеке были покрыты картинами, живописными схемами, отражавшими основные представления современных ему астрономов.

На стенных картинах изображались семь кругов небесных сфер, девять небес, семь планет, неподвижные звёзды, земной шар с делением на климатические пояса. На поверхности земли видны были горы, пустыни, моря.

Известно, что при Улугбеке в Самарканде находилось и богатое собрание научных рукописей. Но где хранились эти рукописи, помещалась ли эта «библиотека» при обсерватории – мы не знаем. Одно мы знаем: на востоке в течение трёхсот лет после смерти Улугбека нигде не велось работы, которую можно было бы по размаху и точности сравнить с работами самаркандской, обсерватории.

Характерной чертой научной деятельности Улугбека является использование астрономических данных для практических целей. Прежние мусульманские астрономы вменяли себе в заслугу точное определение направления священной Каабы (священного камня мусульман), лицом к которой должен был обращаться молящийся мусульманин.

В отличие от своих предшественников Улугбек использует данные астрономических наблюдений для определения географических координат. Предполагают, что точное определение широты и долготы того или иного места могло быть использовано самаркандскими географами для составления географической карты известного в ту эпоху мира. Во всяком случае географические интересы Улугбека и его самаркандских сотрудников остаются вне сомнений. Известно, что в обсерватории были не только небесные, но и земные глобусы, а на стенах обсерватории имелись географические картины. Их видел Абд‑ар‑Реззак, сопровождавший мать Улугбека Гаухар‑Шад, когда она посетила обсерваторию своего старшего сына, правителя Самарканда.

 

7. ЗВЕЗДНЫЕ ТАБЛИЦЫ УЛУГБЕКА (ЗИДЖ‑И‑ГУРАГАНИ)

 

Упоминавшаяся уже нами старинная гравюра свидетельствует о том, что имя Улугбека стало бессмертным не только на востоке, но и на западе.

На этой гравюре на доске, висящей над головою Улугбека, написано: «Преемникам серьёзно дело вручаю»…

Что же передал потомству Улугбек? Благодаря каким трудам его имя приобрело право на бессмертие?

Таким трудом были звёздные таблицы Улугбека, называемые также «Зидж‑и‑гурагани».

Обсерватория Улугбека была разрушена фанатиками‑дервишами – врагами просвещения. Но главный научный труд, созданный в его обсерватории, – звёздные таблицы Улугбека – сохранился. Он не утратил своего значения и до наших дней.

Звёздные таблицы знаменитого самаркандского астронома XV века содержат координаты 1018 звёзд, определённые с поразительной для того времени точностью. Кроме того, весьма ценны данные наблюдений Улугбека относительно планет.

Али‑Кушчи, верный соратник и друг Улугбека, после смерти учёного, как упоминалось уже выше, покинул Самарканд и вывез с собою рукопись звёздных таблиц. Один экземпляр этой рукописи попал в Герат. Во времена Навои таблицы «Зидж‑и‑гурагани» старательно переписывались. Писатель Бабур замечает, что звёздные таблицы Улугбека «распространяются по всему миру».

Звёздные таблицы Улугбека по своей полноте и точности данных долгое время были лучшими в мире.

Интерес к трудам Улугбека настолько был велик, что его звёздные таблицы были изданы в Лондоне трижды в течение 15 лет (в 1650, 1652 и 1665 годах).

В середине XIX века таблицы вновь издавались в Лондоне королевским астрономическим обществом, а в Париже появился и полный перевод обширного «Введения» к таблицам.

Звёздные таблицы Улугбека представляют собою наиболее полный из имевшихся к началу XVII века звёздных каталогов.

Не меньший интерес для современников представляло «Введение» к таблицам.

Сам Улугбек писал так: «Всё, что наблюдение и опыт узнали относительно движения планет, находится сданным на хранение в этой книге, которая разделяется на четыре части».

Первый раздел «Введения» посвящён вопросу о летосчислении у арабов, у греко‑сирийцев, у персов, у китайцев и уйгуров. В этом разделе даётся «объяснение того, что понимается под эрами, годами, месяцами и их подразделениями». Автор сопоставляет весьма тщательно данные о различных летосчислениях и весьма успешно проводит согласование эр арабской (гиджры), греко‑сирийской (эры Селевкидов) и персидской (эры Ездегерда). Он также тщательно анализирует способы центрально‑азиатского летосчисления. Уже в этом разделе чувствуется огромная осведомлённость автора в астрономических работах, проводившихся в течение веков на огромном пространстве от Средиземного моря до Тихого океана. Текст сопровождается многочисленными таблицами, цель которых помочь астрономам в использовании разнообразных наблюдений, производившихся учёными стран Востока.

Во втором разделе («Введения»), состоящем из 22 глав, содержится методика наблюдений и астрономических вычислений. В этом разделе даются также способы определения высоты звёзд, предваряемые специальной главой о способах определения синуса. Здесь же указываются способы определения меридианной линии, долгот и широт (гл. 16) и расстояния между двумя звёздами или планетами.

В третьем разделе излагается теория движения Солнца и планет. В тринадцати главах этого раздела содержатся способы определения положения планеты для какой‑либо эпохи.

Две главы этого раздела посвящены определениям моментов затмений Луны и Солнца (гл. 9 и 10). Автор излагает методы древних и методы, современные ему.

Особый интерес представляет глава 13. В ней автор указывает, что весьма ценимый в ту эпоху трактат о звёздах Абдаррахмана Суфи («принятый учёными с готовностью» по словам Улугбека) содержит ошибки. О характере работы самого Улугбека мы можем судить по следующим словам: «Прежде чем установить с помощью собственных наблюдений положение этих звёзд, мы расположили их согласно этому трактату (Абдаррахмана Суфи), и мы нашли их в большинстве случаев расположенными иначе, как об этом можно судить на основании тщательного изучения неба… Это заставило нас наблюдать самих».

В части четвёртой автор отдаёт дань интересам своего времени. Здесь говорится о различных сочетаниях небесных светил и о влиянии этих сочетаний на человеческие судьбы. В рукописи содержатся указания на то, как составлять гороскопы, по которым можно предсказать судьбу человека.

«Мы обошли бы молчанием эту часть труда Улугбека, – писал учёный, полностью издавший труд самаркандской обсерватории, – если бы она не была причиной трагического конца несчастного мирзы Улугбека».

Во времена Улугбека вера во влияние небесных светил на судьбу человека владела умами людей.

Надо быть справедливым к Улугбеку и отметить, что астрологии отведено в его «Введении» лишь две главы.

В основном же труд Улугбека свидетельствует о подлинно научном характере его занятий астрономией.

Об этом лучше всего говорят те результаты, которых достигли самаркандские астрономы. Многие наблюдения Улугбека значительно превосходят по точности всё то, что где‑либо и когда‑либо было сделано до изобретения телескопа. Вот несколько примеров.

Птолемей в древности, а в средние века Насср‑эд‑Дин пытались определить угол наклона земного экватора к плоскости земной орбиты (эклиптики). После них это проделал и Улугбек.

Вот данные для сравнения работ трёх великих учёных по степени точности:

 

Наклон экватора к плоскости эклиптики [5]

По Птолемею	23° 51′ 20′′	ошибка 10′ 10′′
По Насср‑эд‑Дину	23° 30′	ошибка 2′ 9′′
По Улугбеку	23° 30′ 17′′	ошибка 0′ 32′′

О точности работ, проводившихся сотрудниками улугбековой обсерватории, свидетельствует также вычисление ими длины звёздного года. По данным Улугбека звёздный год равен 365 дням 6 часам 10 минутам 8 секундам, а истинная длина звёздного года составляет 365 дней 6 часов 9 минут 15 секунд. Таким образом, мы видим, что ошибка, допущенная Улугбеком, менее 1 минуты.

Не менее точно в Самарканде было вычислено медленное передвижение точек осеннего и весеннего равноденствий вдоль эклиптики (так называемая прецессия).

В то время, когда Птолемей делал в этих вычислениях ошибку в 14′′, Улугбек ошибся всего лишь на 1′′.

Грандиозная самаркандская обсерватория была построена в целях генеральной проверки материала, накопленного от Птолемея до Насср‑эд‑Дина Туси. Во всех восточных обсерваториях точности наблюдений придавалось огромное значение. Улугбек как наблюдатель, превзошёл всех по точности. Это дало право знаменитому Лапласу назвать Улугбека величайшим наблюдателем.

Знатоки восточной астрономии отмечают, что «внук Тимура вносил во все свои работы дух порядка и точности, который не встречался у его предшественников; он стремится к скрупулёзной точности и не пренебрегает ничем, чтобы обеспечить себе наилучшие инструменты».

Стремление к точности производимых наблюдений, столь характерное для Улугбека как учёного‑наблюдателя, присуще вообще учёным восточной астрономической школы. Есть сведения, что в восточных обсерваториях особенно важные и интересные наблюдения заносились в протоколы, скрепляемые подписями не только астрономов, но и юристов. Столь высокие требования предъявлялись к фиксации научного факта.

Огромная научная заслуга Улугбека в том, что он подкрепил все достигнутые им результаты «опытом точных наблюдений». Составленный им каталог звёзд поэтому действительно оригинален. Улугбек ясно осознавал, в чём истинная ценность предпринятой им работы, и не раз подчёркивал, что все записи произведены на основе его личных наблюдений.

Как учёный, он был предельно честен. Вот что он пишет о предпринятой им проверке звёздного каталога Птолемея:

«Мы наблюдали все звёзды, видимые нами. Мы вынуждены были пропустить 27, которые не восходят над горизонтом в Самарканде, – 7 звёзд Жертвенника, 8 – Корабля (36–41, 44, 45), 11 – Кентавра и 10‑ю звезду Волка. Мы заимствовали их у Абдаррахмана, соблюдая расчёт, связанный с различием эпох». Далее Улугбек отмечает: «Есть – восемь звёзд, которые Абдаррахман и мы безрезультатно отыскивали на местах обозначенных. Это были звёзды: 14‑я Возничего, 11‑я Волка и 6 звёзд Рыб».

Вот какими словами Улугбек подводил итоги своей многолетней работы в самаркандской обсерватории:

«Прежде чем начать каталог (таблицы, зидж – по‑арабски, – Н. Л.), мы проверили положение звёзд (установленное прежними наблюдателями) и увидели, что они определены недостаточно точно. Мы их наблюдали сами и после многочисленных проверок установили шифр, который наиболее близок к истине». Он вполне достиг поставленной им цели, насколько это было возможно до изобретения телескопа.

Звёздные таблицы, составленные Улугбеком в первой половине XV века, до сих пор не утратили своего научного значения. Ценность их (наиболее полных и точных для той эпохи) заключается в том, что они, как и другие астрономические каталоги (таблицы), позволяют учёным последующих веков устанавливать расположение звёзд в различные эпохи и определять направление и скорость движения звёзд на небесной сфере. Чем старее и точнее такие каталоги, тем они ценнее, так как движения звёзд происходят очень медленно.

Оценивая заслуги Улугбека в области астрономической науки, И. И. Сикора свидетельствует, что Улугбек «составил таблицы звёзд, идеальные по сравнению с предшествующими им таблицами». И. И. Сикора пишет, что Улугбек велик как наблюдатель, скачком улучшивший результаты наблюдений… «Этих блестящих результатов Улугбек достиг благодаря измерительному инструменту, который, по моему убеждению, до сих пор (т. е. до 1913 года, – Н. Л.) является величайшим измерительным прибором в мире».

В этом отношении достижения Улугбека могут быть названы вершиною астрономических познаний на Востоке, так как главною заслугой астрономов стран Востока было именно развитие наблюдательной астрономии. Они получили в наследие от греческих учёных ряд замечательных теоретических положении, которые проверили и подтвердили на фактическом материале. Этот ценнейший материал был собран ими благодаря регулярным, систематическим наблюдениям, которые производились с помощью таких точных инструментов, о которых античные учёные не имели понятия. И в этом отношении первое место среди них принадлежит Улугбеку. Инструменты Самаркандской обсерватории были наилучшими до изобретения телескопа.

 

СМЕРТЬ УЛУГБЕКА

 

Улугбек любил музыку, любил стихи, любил весёлые пиршества и охоту. Он был не только знатоком и ценителем поэзии, но и сам писал стихи.

До нас дошли строки стихотворения, которое, как говорят, написано самим Улугбеком:

 

«Эй ты, под перстнем которого царство красоты!

Не забывайся, потому что глаз злодеев в засаде на тебя!»

 

Строки эти невольно припомнились мне, как только я начал главу, посвящённую гибели Улугбека.

Прогрессивные мысли Улугбека, уединённые труды в обсерватории, а главное, предпочтение, оказываемое Улугбеком учёным перед шейхами, восстановили против Улугбека духовенство.

Шейхи не раз пытались образумить мирзу Улугбека. Они ставили ему в пример благочестие его отца Шахруха. Но Улугбек, уверенный в силе человеческого разума, осмеливался вслух высказывать свои затаённые мысли:

«Религии рассеиваются, как туман. Царства разрушаются, но труды учёных остаются на вечные времена».

Немногие друзья сочувственно кивали головами в ответ на слова правителя Маверранахра и с гордостью повторяли:

«Труды учёных людей – на вечные времена».

Но шейхи и муллы ужасались кощунственным словам тимурова внука.

«Он безумен, – злобно шептали они. – Религии он сравнивает с туманом? Туман рассеивается. Он предрекает конец ислама? Он говорит, что царства… Да, его царству надо положить конец!»

Улугбеку был противен этот злобный шопот. Он отвернулся от шейхов, ненавистников науки.

А шейхи нашли опору в старшем сыне Улугбека. Они знали, что Улугбек не ладил с Абдал‑Лятифом. Они знали, что Улугбек бывал несправедлив к Абдал‑Лятифу. Они знали, что Абдал‑Лятиф ненавидел своего младшего брата Абдал‑Азиза. Слышали они и о том, что между Улугбеком и Абдал‑Лятифом были ссоры.

Шейхи окружают Абдал‑Лятифа. Они нашёптывают ему об отступничестве Улугбека от строгих правил ислама. Они внушают Абдал‑Лятифу, что ему надлежит быть орудием праведной религии – всемогущего ислама.

Все враги Улугбека сходятся к Абдал‑Лятифу. Среди них Аббас «из рода сулдузов», отец которого казнён по приказу Улугбека. Аббас страстно желает отомстить Улугбеку за смерть отца… Шейхи благословляют тех, кто, по их словам, готов встать на защиту религии.

С годами усиливалась вражда между отцом и сыном. Абдал‑Лятиф хранил свои сокровища в цитадели Ихтиар, а Улугбек завладел этими сокровищами. Абдал‑Лятиф пользовался почестями при Шахрухе в Герате, как старший внук, а Улугбек отнял у него эти почести. Войска Улугбека в хорасанском походе одержали победу благодаря хитрому маневру Абдал‑Лятифа, но Улугбек велел разослать грамоты о победе от имени своего любимца младшего сына Абдал‑Азиза.

Это привело к тому, что Абдал‑Лятиф открыто восстал против отца, опираясь на часть войска. Между Улугбеком и Абдал‑Лятифом вспыхнула открытая война.

Два войска стояли на разных берегах Аму‑Дарьи целых три месяца. Небольшие отряды Абдал‑Лятифа не без успеха переправлялись через реку и нападали на войско Улугбека. Улугбек был при войске. В Самарканде оставался Абдал‑Азиз. Но беспутный Абдал‑Азиз был несправедливым и неосторожным правителем. В Самарканде вспыхнуло возмущение. Улугбек увёл свое войско с берегов Аму‑Дарьи и подавил это возмущение. Абдал‑Лятиф тем временем переправился через Аму‑Дарью, занял Термез, Шахризябс и двинулся на Самарканд.

Улугбек, захватив с собою непутёвого Абдал‑Азиза, выступил против мятежного сына.

В окрестностях Самарканда (у кишлака Демишке) войско Улугбека было разбито. Он бежал с Абдал‑Азизом к столице. Но наместник Улугбека, уверенный в победе Абдал‑Лятифа, не впустил государя в крепость. Улугбек и Абдал‑Азиз поскакали на север. Но и там Улугбеку и его сыну отказали в помощи и даже пытались схватить их и выдать Абдал‑Лятифу.

Тогда Улугбек принял решение: добровольно отдаться в руки сына‑победителя.

Улугбек рассчитывал на позволение остаться в Самарканде и посвятить остаток дней занятиям в обсерватории. Звёздные таблицы были только что закончены. Но так много ещё предстояло сделать астрономам.

Улугбек предстал перед Абдал‑Лятифом. Сын‑победитель обвинял Улугбека в ряде несправедливостей и жестокостей. Улугбек мечтал о продолжении своих научных занятий, но ему было предложено совершить хадж, т. е. паломничество в священный для мусульман город Мекку.

Улугбек должен был подчиниться решению Абдал‑Лятифа.

Сопровождать Улугбека назначен был бывавший в Мекке хаджи Мухаммед Хусрой. Улугбек поспешно собрался в путь и дня через три после первой встречи с сыном выехал в Мекку.

Улугбек мог надеяться, что, совершив хадж, он возвратится в Самарканд и вместе с верным Али‑Кушчи целиком посвятит остаток своей жизни изучению тайн Вселенной.

Он и не подозревал, что ещё накануне в Самарканде состоялся тайный суд над ним и шейхи выдали разрешительную фетву на лишение жизни Улугбека, отступившего от строгих правил ислама. Эту разрешительную «фетву на убийство» низложенного правителя передали в руки Аббасу из рода сулдузов.

В одном из ближайших кишлаков путников нагнал гонец и объявил Улугбеку:

«Именем нового хана повелевается тебе, мирза Улугбек, остановить своего коня. Не подобает тебе, внуку Тимура, совершать хадж в таком скромном окружении. Ты не тронешься дальше, покуда не закончатся приготовления к твоему далёкому путешествию. Твоё путешествие должно вызвать одобрение всех таджиков и тюрков».

Улугбеку оставалось одно: не противиться воле нового хана.

Вскоре прискакал Аббас, который просил, как милости, поручить ему обязанности палача.

Никто из сопровождавших нукеров не вступился за своего бывшего повелителя. Когда великого звездочёта связали и повели на двор, Улугбек поднял глаза к небу.

Аббас взмахнул мечом и с силою опустил его. Тело Улугбека скатилось в арык.

Хаджи Мухаммеду и нукерам Улугбека приказано было возвратиться в столицу.

Это произошло 27 октября 1449 года (десятого рамазана 853 года гиджры).

Так сошел в могилу один из выдающихся тимуридов, блестящий представитель средневековой культуры Средней Азии.

Его научная деятельность не должна, однако, заслонять от нас образ характерного представителя феодальной эпохи со всеми его слабостями. Типичный сын своего времени, Улугбек своеобразно сочетал занятия наукой с обычным времяпрепровождением средневекового властителя – разгульными пирами, охотой, участием в междоусобных распрях, которыми была так изобильна эпоха, в которую он жил. Не чужд он был и корыстолюбия. В этом отношении Улугбек мало чем отличался от своих современников, выходцев из среды чагатайской знати – аристократической верхушки господствующего класса феодального Маверранахра.

Абдал‑Лятиф лишь на полгода пережил своего отца. Он был убит весной 1450 года.

После смерти Абдал‑Лятифа тело Улугбека с почестями было перенесено в мавзолей Гур‑Эмир. Там, рядом с могилами его деда Тимура и отца Шахруха, находится и доныне могила Улугбека, эмира‑учёного. Слова надписи на сером надгробии до сих пор проклинают Абдал‑Лятифа, отцеубийцу.

Имело ли место в прошлом злодейское убийство учёного‑астронома, сына Шахруха, внука Тимура? Быть может, всё это выдумано и принято на веру историками, писавшими о событиях, происходивших задолго до того, как они взялись за свой труд?

Советские учёные накануне войны решили проверить свидетельства древних историков и мемуаристов об обстоятельствах смерти Улугбека. Была образована особая комиссия Академии наук Узбекской ССР. В присутствии комиссии в мавзолее Гур‑Эмир были вскрыты гробницы Тимура, его сына Шахруха и внука Улугбека.

Вот как описывает момент вскрытия гробницы Улугбека корреспондент газеты «Известия»:

«В напряжённой тишине склепа медленно отделяется от земли огромная надгробная плита. Показались края каменного гроба. Проходят минуты, и открывается большой каменный саркофаг из светлосерого мрамора. На дне его покоятся останки великого учёного.

Скелет, обёрнутый в истлевшую ткань, хорошо сохранился. На отдельных кусочках ткани, пролежавших в саркофаге 492 года, можно даже различить рисунок: какие‑то мелкие квадратики».

Археологи и анатомы установили, что череп отделён от позвоночника. Вскрытие саркофага Улугбека подтвердило рассказ историков: великий учёный XV века был злодейски обезглавлен[6].