О том, как В. Л. Вяткин отыскал обсерваторию Улугбека

Таинственный холм По‑и‑расад привлёк внимание русских археологов сразу же после завоевания Самарканда. В «Туркестанском альбоме» 1872 года востоковед Кун поместил несколько снимков, на которых заметны следы древних построек на холме Кухак.

Расспрашивая местных жителей о местонахождении обсерватории Улугбека, Н. И. Веселовский и Л. С. Борщевский пробовали вести раскопки, но безуспешно.

Первым правильно указал на место нахождения обсерватории Улугбека большой знаток края В. П. Наливкин. Таким местом Наливкин считал холм на берегу арыка Аби‑Рахмат, в окрестностях Самарканда, близ тогдашней почтовой дороги на Ташкент. «Это место, – писал Наливкин, – имеет вид холма с несомненными пустотами внутри и следами раскопок, производившихся туземцами», т. е. местным населением. Очевидно, что в народе не только жили слова «По‑и‑расад», «Тал‑ и‑расад», но и делались попытки проникнуть в тайну развалин и чем‑нибудь там поживиться.

Но прошло десять лет, прежде чем верная догадка Наливкина подтвердилась. Средств на археологические работы не отпускалось. Тщетно Туркестанский кружок любителей археологии просил о денежной помощи. Царское правительство неохотно отпускало деньги на научную работу.

Только в 1908 году В. Л. Вяткину было отпущено на раскопки обсерватории восемьсот рублей. Но при этом от В. Л. Вяткина потребовали твёрдых доказательств того, что деньги не будут истрачены им впустую и что остатки обсерватории Улугбека будут обнаружены Вяткиным именно на холме По‑и‑расад.

С целью найти подтверждение своим догадкам В. Л. Вяткин, отлично владевший восточными языками, определился на службу в управление губернатора по земельным делам. После кропотливой работы он обнаружил в одном документе XVII века на право владения земельным участком в местности Накшиджехан по арыку Аби‑Рахмат указание на то, что один из участков именовался «Тал‑и‑расад» (т. е. холм обсерватории). Документ, имеющий трёхсотлетнюю давность, подтвердил правильность бытующего в народе названия холма (По‑и‑расад). Вот что писал Вяткин в своём отчёте о том, как он не на земле, а под землёй отыскал обсерваторию Улугбека:

«Хотя обсерватория, построенная Улугбеком в окрестности Самарканда, и упоминается у многих мусульманских писателей, а Бабур в своих известных мемуарах даже указывает приблизительно её местоположение, но до последнего времени, несмотря на понятный интерес к этому историческому памятнику, не было точно известно, где именно было расположено, судя по описаниям, грандиозное сооружение, как неизвестно пока точное местоположение загородных дворцов Тамерлана и того же Улугбека, от которых также не сохранилось никаких видимых следов, хотя история и говорит, что дворцы эти представляли грандиозные здания, рассчитанные на сохранность в течение многих веков».

«Открытием местоположения обсерватории мы обязаны найденному мною, – пишет далее В. Л. Вяткин, – вакуфному документу[2], написанному около 250 лет тому назад, в котором в числе описанных границ земельного участка указан холм обсерватории («Тал‑и‑расад») и известные в настоящее время под теми же названиями арык Аби‑Рахмат и местность Накшиджехан»… «Наружный осмотр холма обсерватории с его слегка изрытой поверхностью вершины, видимо, искусственно расчищенной для придания ей более или менее ровной площади, с разбросанными обломками кирпича и местами с сероватым цветом почвы от присутствия в ней известкового цемента, указывал, что здесь могла быть какая‑то постройка».

Местные жители на расспросы Вяткина ни слова не могли сказать о постройках Улугбека, но упорно твердили о мазаре Чильдухтаран, т. е. о гробнице сорока святых дев.

Но Вяткин, поставивший своей целью найти остатки обсерватории, уверенно говорил:

– Искать надо здесь. Вот холм обсерватории.

С холма открывался обширный вид на зелень садов, на город с его памятниками времён Тимура и Улугбека. На юге, в глубоком овраге, протекал арык Аби‑Рахмат.

Южной, более высокой части холма искусственно была придана форма округлой площадки. На ней‑то и должна была, по убеждению Вяткина, располагаться обсерватория.

В 1908 году под руководством Вяткина рабочие землекопы начали раскопки. Вершина холма оказалась заваленной строительным мусором. Толщина слоя этого мусора достигала 4 метров. В течение веков окрестные жители рылись в этом мусоре, откапывая пригодный к делу жжёный кирпич, обломки мраморных плит, изразцы.

От краёв площадки к центру, как видно по плану, начали рыть три траншеи с запада, с севера, с востока (посмотрите на план раскопок, сделанный В. Л. Вяткиным). Все три траншеи упёрлись в остатки какой‑то стенки, но не прямой, а, повидимому, округлой.

 

 

 

План раскопок обсерватории Улугбека (рисунок В. Л. Вяткина)

Для подтверждения мелькнувшей догадки Вяткин помимо трёх траншей заложил ещё десять колодцев (см. план раскопок). Эти десять колодцев, вырытых по линии предполагаемого круга, подтвердили существование круглой стенки. Вяткин высказал предположение, что обнаруженная им круглая стена служила основанием особого астрономического прибора, горизонтального круга, с помощью которого в обсерватории с очень большой точностью определялось направление той или иной звезды, так называемый азимут.

Новейшими раскопками 1948 года, по мнению В. А. Шишкина, удалось выяснить, что круглая стенка, обнаруженная Вяткиным, была не основанием горизонтального круга, а фундаментом здания, башни, имевшей круглое основание диаметром в 46,4 м (не считая внешней облицовки, которая при разрушении обсерватории была сорвана и растащена как строительный материал). К этой башне, очевидно, прислонена была надземная часть того гигантского квадранта, который был обнаружен Вяткиным при дальнейших раскопках.

Как видно из плана раскопок, Вяткин наткнулся на древнюю траншею, вернее, ступенчатый коридор, уходивший в глубь холма по направлению с севера на юг, т. е. по меридиану. Тогда Вяткиным была заложена новая, самая глубокая из канав – «траншея квадранта» (смотри на плане). Прежде всего он обнаружил ступени кирпичной лестницы, уводящей в глубь холма. Лестница была завалена обломками кирпича. При дальнейшей расчистке оказалось, что её ступени уходят вглубь между двумя барьерами, облицованными мраморными плитами.

Траншея уводила всё глубже и глубже под землю. Кривизна облицованных мраморных барьеров показала, что эти барьеры представляли собою правильные дуги окружности. На мраморных плитах нанесены были деления и цифры для обозначения градусов.

Перед Вяткиным выступила сохранившаяся часть одного из важнейших приборов – грандиозного вертикального круга, с помощью которого с небывалою до Улугбека точностью определялась высота небесных светил (угол между плоскостью горизонта и направлением на светило). Но его размерам можно было судить о величине улугбековой обсерватории.

Достаточно сказать, что радиус окружности, частью которой является вертикально поставленный мраморный квадрант, равен 40 метрам, а длина всей дуги квадранта была равна 63 метрам!

Так, путём раскопок, была раскрыта тайна обсерватории[3].

 

 

Разрез траншеи квадранта (рисунок В. Л. Вяткина).

На помещаемом рисунке видно, как выглядела подземная часть улугбековой обсерватории после расчистки траншеи.

Раскопки показали нам также, что строители обсерватории чрезвычайно остроумно разрешили стоявшую перед ними весьма трудную задачу. От них требовалось каким‑то образом поместить внутрь обсерватории гигантский прибор.

Они разрешили эту труднейшую задачу, опустив половину мраморного квадранта в землю, под пол обсерватории, пробив для этого толщу известковых сланцев, слагающих холм Кухак. Только верхняя часть, половина мраморного квадранта, поднималась над землёй (на 28 м) и была прислонена, повидимому, к прямоугольной башне (от башни сохранился лишь фундамент).

Археологи произвели расчистку той площадки, на которой возвышалось трёхэтажное здание (по словам Бабура) обсерватории.

Расчистка площадки показала, что вершина холма строителями была срезана, а груды земли и камень использованы на выравнивание склонов холма.

Остатки двух мраморных дуг гигантского квадранта убедительнее всяких книг повествуют нам о размахе астрономических работ Улугбека[4].

При раскопках найдено было также большое количество цветных изразцов – синего, голубого, жёлтого, белого и чёрного цветов. Это убеждает нас в том, что здание обсерватории, как и медрессе Улугбека, и мечеть Биби‑Ханым, было одето сверкающей облицовкой, похожей на восточные ковры.

Средства на раскопку обсерватории, отпущенные Вяткину, были настолько малы, что уже года через два‑три появились опасения, – не погибнет ли, если не принять необходимых мер, этот замечательный памятник среднеазиатской культуры? Вот что писал в 1913 году И. И. Сикора: «Об остатках дуги (вертикального круга, крупнейшего астрономического прибора улугбековской обсерватории) забыли… Раскопанная часть дуги опять заваливается, ступеньки стираются, мраморные плиты раскалываются и раскрадываются. Одним словом, начинается возмутительный вандализм забвения».

На заметку И. И. Сикоры обратили внимание, и в 1915 году на площадке обсерватории над квадрантом соорудили «футляр» из обожжённого кирпича, который предохраняет важнейший инструмент улугбековой обсерватории от непогоды.

Посетители холма Кухак (учащаяся молодёжь, рабочие, колхозники) могут на месте обсерватории знакомиться с одним из величайших памятников духовной культуры прошлых веков, где трудился великий астроном Улугбек.

 

 

Самаркандские астрономы

На кладбище Шах‑и‑Зинда со времени Тимура принято было хоронить членов его семьи.

Но учёный на троне, мирза Улугбек, рискуя подвергнуться нареканиям, повелел здесь же, на царском кладбище, положить в землю тело своего учителя, учёного астронома Казы‑заде‑Руми.

Салахаддин Муса бен Мухмуд Казы‑заде‑Руми был выходцем из Малой Азии. «Румский казий», как его иной раз называли, был первым из числа астрономов, переселившихся в Самарканд. Известно, что Казы‑заде‑Руми присутствовал на открытии медрессе Улугбека (в 1420 г.) и был одним из тех немногих, кто наравне с Улугбеком мог оценить обширные знания мавляны Мухаммеда. Казы‑заде‑Руми и сам читал лекции по астрономии студентам медрессе. Слава о нём, как о лекторе, была так велика, что в Самарканд специально приезжал поэт Джами, чтобы послушать учёного, которого именовали «Платоном своей эпохи».

В Библиотеке Эскуриала (Испания) хранится астрономический трактат Казы‑заде‑Руми с рисунками и пометками автора. Проникновение рукописи астронома, скончавшегося в Самарканде, на далёкий запад свидетельствует о широкой известности учёных трудов Казы‑заде.

Казы‑заде‑Руми связал свою жизнь и научную деятельность с Самаркандом. Его стараниями был спасён от забвения учёный труд местного астронома Мухаммеда Аль‑Самарканди. Но главной заслугой Казы‑заде‑Руми следует признать то, что он сумел пробудить во внуке Тимура высокую страсть к науке. В числе его учеников был, конечно, и тот, кого мы считаем ближайшим соратником Улугбека – молодой и талантливый Али‑Кушчи.

Вторым после Казы‑заде‑Руми мы должны назвать астронома и математика Гиасаддина Джемшида. За большую учёность Улугбек прощал Джемшиду грубость его манер. Ещё до переезда в Самарканд Джемшид был известен как автор трактата об астрономических инструментах. Джемшидом написаны и другие работы по астрономии («Ступени неба»). В переводе на латинский язык сохранилась работа Джемшида «Книга с таблицами о величине неподвижных и блуждающих звёзд».

Джемшид мог консультировать Улугбека по вопросам оборудования обсерватории астрономическими инструментами, но в работах обсерватории он участия не принимал. Умер Джемшид на несколько лет раньше, чем Казы‑заде‑Руми.

Был среди астрономов при дворе самаркандского правителя и почтенный мавляна Муинаддин, приглашённый в Самарканд Улугбеком. Муинаддин всю жизнь занимался астрономией и подготовил себе смену в лице своего сына Мансура, который в свою очередь продолжал подготовку учёных астрономов.

Эти трое учёных обогатили знаниями и опытом своих учеников – Улугбека и его друга Али‑Кушчи.

Али‑Кушчи состоял в штате придворных охотников и своё прозвище «кушчи» (сокольничий) получил по занимаемой им должности.

Очевидно, Улугбек, который был, как мы уже знаем, страстным охотником, во время выездов на охоту и ночных бесед под звёздным небом убедился в том, что его юный сокольничий (Улугбек называл Али‑Кушчи «сыном») проявляет большой интерес к астрономии и недюжинные способности к наукам. Улугбек сблизился с ним и привлёк его к занятиям астрономией. Общность интересов сделала их друзьями. За огромные знания Али‑Кушчи получил впоследствии лестное прозвище: «Птолемей своей эпохи».

Весьма интересным фактом его биографии за время пребывания в Самарканде является поездка Али‑Кушчи по поручению Улугбека в далёкий Китай. Это говорит в пользу того мнения, что самаркандские астрономы XV века работали не замкнуто, но в активном общении с учёными других восточных стран.

Научное введение к звёздным таблицам Улугбека убеждает нас в том, что самаркандские астрономы были полностью осведомлены о том, что делалось в области астрономии их современниками в Индии. Иране и Китае.

Али‑Кушчи пережил Улугбека. Но после гибели просвещённого правителя он не мог оставаться в Самарканде. Под предлогом поездки в Мекку, на богомолье, Али‑Кушчи покинул Самарканд. Он захватил с собою рукопись «Звёздных таблиц», предисловие к ним, а также копии других собранных в обсерватории материалов. Величайшей заслугой Али‑Кушчи было опубликование астрономических таблиц Улугбека. Это было им выполнено в Стамбуле (Константинополе), где Али‑Кушчи и умер в 1474 году.

На чужбине Али‑Кушчи не оставлял научных занятий. Известен его трактат по арифметике, а также труды по астрономии (по теории движения планет). Эти работы являются по всей вероятности продолжением работ Али‑Кушчи, начатых им в сотрудничестве с Улугбеком. Известны попытки Али‑Кушчи проверить измерение величины окружности земного шара, производившееся учёными Ближнего и Среднего Востока.

В лице молодого и способного Али‑Кушчи Улугбек нашёл человека, который мог полностью отдаваться научной работе. Талантливому учёному, личному другу Улугбека, астрономы всех стран обязаны сохранением научного наследства Улугбека, которое, как мы увидим, не потеряло своего значения и до наших дней.

Отец Улугбека, Шахрух, покровительствовал учёным, был меценатом. Нам известно, что Гиасаддин Джемшид, астроном и математик, перебрался ко двору Улугбека из Герата от Шахруха. Но сам Улугбек был не только покровителем учёных и поэтов, он был большим учёным. Улугбек настойчиво повторяет, что он, добиваясь всё большей и большей точности составляемых им таблиц, производил самостоятельные наблюдения.

Большинство крупнейших астрономов, чьи имена Улугбек с уважением упоминает в предисловии к своим прославленным таблицам, ко времени начала работ во вновь сооружённой обсерватории было уже в могиле. Ни Казы‑заде‑Руми, ни Джемшида, ни Муинаддина уже не было в живых. Сын Казы‑заде Мерием Челеби, известный впоследствии комментатор таблиц Улугбека, в те времена был ещё мальчиком.

Упоминание имён крупных учёных, которые помогли Улугбеку в составлении планов знаменитой обсерватории, свидетельствует о том, что Улугбек умел, несмотря – на своё высокое положение, относиться к людям науки с должным уважением. Улугбек ценил этих людей, как учителей своих в области науки о небесных светилах. Он с благодарностью вспомнил о тех, кто направил его на путь научной работы и помог ему в создании величайшей обсерватории, в своём «Введении».

Только один Али‑Кушчи смог разделить со своим старшим другом двадцатилетний труд по составлению таблиц, которые оставались непревзойдёнными по точности в течение двухсот лет после гибели их творца.