Девочка, которая стала королевой

 

       Жили-были папа, он имел синюю бороду, мама, она имела нормальную температуру, не кашляла и не имела в легких хрипа, и девочка, их дочь, красивая и тихая.

       Когда мама заболела от непосильного труда (а жили они в деревне, поэтому всем им приходилось много работать), папа начал сердиться. Сначала он стал ворчать: "Что, теперь мне корову доить, стирать и суп варить"? Мама молчала, поскольку была больна и лежала в постели.

       "Папочка, сказала девочка, теперь я буду корову доить, стирать и суп варить"

       "Молчи, сказал отец, ты еще маленькая, я поищу замену твоей мамке

         Папа, синяя борода, стал страшным, приходил домой пьяным, сильно ругался, и сам стал все меньше и меньше работать. Хозяйство приходило в упадок. А тут налоговая инспекция, штрафы да пени, а доходов то нет.

       Папа стал срывать злость на больной маме: то форточку откроет в лютый морозный день, то пукнет, когда мать читает молитву, то заматерится, когда по радио заговорят о народных депутатах. Матери стало невтерпеж. Жить совершенно невыносимо. Была бы только одна болезнь! А тут еще глумление над общечеловеческими ценностями.

       Мать медленно поднялась с постели, нащупала обессиленной рукой костыль, и, собравшись с последними силами, грациозно вышла из дома. Луч света отразил ее по девичьи стройную фигуру, но что уже пережила мать за последние годы - это делало в душе ее старухой.

       Она ушла, ушла далеко и навсегда... Вот она остановилась у тихого омута, который подкупал прохожих своей свежестью и таинственностью. И не задумываясь, и не скидывая с себя одежды, бросилась вниз головой в омут. И угрюмые волны поглотили тело матери... Лишь вдали где-то мирно чирикали птички, будто бы и ничего не произошло в этот страшный момент.

       Девочка очень долго ждала свою мамку. Вот вернулся отец с работы, грубо бросил свой натруженный рашпиль возле печки. Он хотел есть и скрежетал зубами. Девочка заплакала: "Папа, папочка, ты меня можешь съесть. У нас дома нет ни крошки... А наша мама пошла... и не вернулась!

       Отец повернул на дочь свои красные, налитые кровью глаза, почесал в задумчивости свою синюю бороду, оцепенел и заколдыбился, а потом сказал: "Ничего, я тебе приведу новую мамку с братиками, а корову придется мне зарезать - на новую свадьбу мне нужны деньги ". Дочка с предупредительной осторожностью бросила взгляд на голенище отца, из которого торчал остро заточенный нож с бурыми засохшими пятнами.

       И вот он приводит в дом новую женщину с пятью мальчишками, все злые, дерутся, хватают из супа мясо руками, а руки вытирают о свои рубашки. Как только папка уснет, они лезут к нему в пиджак и портфель, хотят найти и украсть у него деньги.

 Новая мамка называлась для девочки мачехой. Всю домашнюю работу она свалила на бедную и несчастную девочку, так что малышка перестала ходить в школу. Когда пришел директор школы и спросил мачеху, почему девочка не ходит в школу, - та ответила, что девочка стала уже взрослой и нет смысла ей ходить в школу, пусть она лучше привыкает к домашнему хозяйству.

Девочка много раз, когда стемнеет и когда все уснут, убегала на реку, садилась возле омута, расчесывала волосы и заплетала свои прекрасные косы. Молча, про себя она напевала нежную и грустную песню о своей безрадостной доле несчастной сироты. И вот, когда совсем стемнеет, и омут начнет освещаться только одной круглоликой луной, из воды поднималась во весь рост ее мама, потом мама медленно и плавно шла по воде на встречу своей горячо любимой дочери и, не доходя ее метра два-три, тихо спрашивала: "Что, доченька, трудно тебе живется?"

" Мамочка, мамочка, - кричала в ответ дочка, - возьми меня с собой!

"Нет, доченька, - отвечала мать, - нельзя тебе со мной, еще рано, погоди, тебе еще встретится рыцарь на белом коне, и вы друг друга полюбите... А мы с тобой еще встретимся... через тысячу лет, доченька...

И вот, однажды, после трудового дня, когда пятеро приемных братьев еще спали, с вечера объевшись простокваши, девочка, выполнив все неимоверные задания, умылась, причесалась, надела свое скромное платье, она услыхала топот многочисленных коней.

"Неужели монголо-татарский набег на наши мирные нивы? - подумала она. Да ведь нет, историю не повернуть вспять. Неужели это 1-я конная? Да ведь, нет. По музеям не собрать буденовок, а клинки переплавили на орала!

Кто, кто может так топотать в столь неурочный час?

 

И вот подъезжает ко двору множество конных людей, все запыхались. Усталость сковывала энергию людей, и каждый чувствовал себя обреченным, не надеясь на бескорыстную помощь людей.

К девушке подъехал на белом взмыленном коне смуглый рослый парень с накаченными бицепсами. Конь еле дышал и еле держал на себе разгоряченного всадника. Парень устало попросил воды для себя, для своего разгоряченного коня и сопровождающей его свиты на жаждущих конях.

Девушка ответила быстро, что сопровождающая его свита на жаждущих конях могут утолить жажду в реке. Там, ниже омута, по течению вода чиста и благословенна.

Разгоряченному юноше она подала огромную кружку чистой, вкусной и прохладной воды, немножко накидав в кружку семян конопли. Коню же подала такой же отменной воды в ведре, но предварительно плеснув туда литр молока.

Конь пил медленно, хотя он очень хотел пить, но он, как чистое животное, едва ли переносил помои, а литр молока в прозрачной воде хоть и нельзя назвать помоями, но вызывали у коня обоснованные сомнения.

Юноша тоже пил медленно и долго, семена конопли так и норовили попасть ему в нежные уста, и он их отдувал своими прекрасными губами подальше ото рта. 

Когда конь выпил ведро воды, а прекрасный юноша - кружку, он тот час же обратился к девушке с речами: "Вода была так холодна и прозрачна, вкус ее незабываем, не ощущал я такого наслаждения даже после шампанского, бургундского и чимиргеза. Однако мое наслаждение было испорчено несколькими соринками. Конь также не совсем доволен, зачем ты в прекрасную воду долила молока?

И вот как отвечала девушка. А затем я долила немного молока в ведро для твоего прекрасного белогривого коня, а затем я подкинула немного семян конопли тебе в кружку с водой, чтобы вы не запыхались. Ведь вы были настолько разгоряченные жарким днем и удачной охотой, и если бы выпили чистой воды без всяких примесей и..., вы бы оба упали замертво: твой конь от одышки, а ты, прекрасный юноша - от инфаркта миокарда.

Задумался прекрасный юноша, побледнел от волнения и борьбы противоположных чувств. Белогривый конь забил передним копытом, понимая, что "не в коня овес" это то же самое, что и "не по сеньке шапка".

И вот юноша начал молвить слово. "Я - прекрасный принц, сын царя поднебесной империи. Я задумался совсем немного над твоим поступком, и понял, какая ты мудрая. Если бы на моем пути оказалась другая девушка, то мы бы оба упали замертво: мой конь от одышки, а я - от инфаркта миокарда. Но ты спасла нас. И потом я еще подумал, если ты такая молодая и мудрая в малых делах, то со временем будешь мудрой и в больших делах, будешь мне помогать в управлении поднебесной империей своими мудрыми советами. Выходи за меня замуж! А?

Девушка скромно потупила глаза, подняла свои длинные ресницы, и, теребя прекрасную свою косу, открыла свой ангельский ротик, и тихо промолвила: "Да, мой любимый, мой возлюбленный, я согласна... я ведь ждала тебя почти двадцать лет..."

И вот свадебный кортеж заторопился в путь-дорогу, люди веселились, кричали: "Ура! Новый король!", "Ура! Новая королева!", но девушка была пока еще грустна.

Вот появились, идя из поля, отец, отряхивая свою синюю бороду от нечаянно прилипших сорняков. Вот мачеха, идет с поднятой юбкой, стараясь сберечь ее грязных капель луж, по которым хлюпает пять сводных братьев-хулиганов. Один их них будто бы прицелился из рогатки в белогривого коня, на котором сидел принц, а другой оторвал крапиву, чтобы стегануть этого коня. Остальные братья подобрали по увесистому камню, чтобы завершить начатое подлое дело.

Но стоило рыцарю строгим взглядом посмотреть на эти агрессивные происки, как те смутились и стали прятаться своей матери за юбку.

Подошел отец и заплакал горькими слезами: "Доченька, на кого ты меня покидаешь, ведь я останусь сиротинушкой, один - одинешенек: ни тебя, ни мамки"

И отвечала девушка, теребя прекрасную косу: "Папа, кто же довел маму до могилы? До омута холодного? Кто же меня оставил сиротинушкой горемычной? Кто привел в дом злую мачеху? Кто привел с нею пятерых малых злодеев с кистенями, шестоперами, нунчаками и рогатками? Кто заставил меня работать от раннего утра до позднего вечера, когда начинают выходить на свое грязное дело маньяки? Из-за чего я бросила школу, слишком рано встав на стезю самостоятельной жизни?"

Ничего не смог ответить отец, лишь закапали слезы на синюю бороду.

Мачеха молчала, она радовалась, что чужая кровинка, наконец, уходит из дому, и по ее молчанию можно было только догадываться о ее радости, что дом со временем достанется ее пятерым сыновьям-бандитам, а они то уж сумеют превратить мирный домик в разбойничий вертеп!

Ничего не ответила и девушка. Жених ловко ее подхватил и посадил с собой рядом на лихого белогривого коня. И вот свадебный кортеж двигается в направлении дворца поднебесной империи. Впереди - счастье, впереди - слава, впереди - воплощение всех смутных надежд. 

Возле глубокого омута девушка просит остановить коней, просит отпустить ее на минутку одну к берегу мутного омута.

Тихо подходит к омуту и просит: "мамочка, мамочка, вот я уже взрослая, я выхожу замуж за стройного смуглого юношу с железными бицепсами, принца поднебесной империи". "Мамочка, ты слышишь меня?"

"Слышу, слышу, доченька. Я рада за тебя".

"Мама, но где ты, почему не появляешься, как раньше?"

" Нельзя мне доченька больше появляться. Если я еще раз появлюсь, то по подземным законам я стану вампиром!" Ты езжай за своим счастьем, доченька, а я тебя уду ждать уже на небе целую тысячу лет" И не грусти, доченька. Через тысячу лет все мы встретимся на небе, если будем вести себя хорошо".

Свадебный кортеж мчал все дальше и дальше. Вот уже дворец поднебесной империи, светящийся в темноте разноцветными огнями, вот уже салютует народ, приветствующий нового короля и королеву, - вот оно счастье и слава, о которой большинство и не смеют мечтать даже во сне! Именно это, ради чего стоит жить и надеяться!

Начинается новая, прекрасная жизнь!

 

А СЧАСТЬЕ БЫЛО ТАК БЛИЗКО

 

1

 

Клим волею судеб оказался в провинции еще двадцать лет тому назад. И виной всему - квартирный вопрос. После неудачной попытки поступить в аспирантуру в родном университете (по истории КПСС он получил тройку, а с этой оценкой автоматически выбывали из конкурса), Клим готов был на любую работу, разумеется, ближе к специальности, лишь бы ему дали кров. К тому же у него были жена и годовалый сын.

 Провинция Клима не жаловала. Он устроился на работу в проектный институт. Доводилось составлять ведомость выкорчевки пней. И все же работа в проектном институте многому его научила.

Да, прошло двадцать лет, срок, впрочем, огромный для человека. Климу захотелось в столицу, сотрудники тоже настаивали, надо отдохнуть начальнику, поскольку Клим работал без отпусков уже второй десяток лет.

В столице у Клима жила сестра Настя, на десять лет моложе его. Настя закончила два ВУЗа, работала в музее, имела двух детей, ее муж работал каким-то редактором. 

Клим позвонил сестре, наконец, он решил приехать в город, где его когда-то попросту кинули. И вот он у Насти. Она жила в центре города, столь ностальгически любимом Климом. Ее квартира находилась на первом этаже.

Встретили Клима радостно. По словам Насти, ее муж, Гера, был на работе. Климу бросилась в глаза захламленность двухкомнатной квартиры. Коридор был забит панелями от разобранных шкафов, картонными ящиками. Эта черта бедности, когда сознание не позволяет выбрасывать то, что может пригодиться завтра, через год, а может и никогда не пригодится. Климу все это было понятно, так как и он прошел через этот этап жизни. Теперь же, после закрытия проектного института, где он работал прежде, он руководил пусть маленькой, но своей проектной фирмой, был материально обеспечен и независим ни от кого. Авторитет его был высок в кругах заказчиков, но… к сожалению, нервное перенапряжение, связанное с бизнесом в наших постсоветских условиях, сказалось и на нем. Клим запил, и рано или поздно дела неизбежно пойдут у него круто вниз. Кстати, это он понимал и сам.

В разговоре с Настей Клим выяснил, что Гера от нее ушел к другой женщине, материально не помогает, так как с заработками у него весьма туго, и живет она с детьми на скромную зарплату музейного служащего.

 

2

 

Часов в одиннадцать кто-то постучал в окно на кухне. Клим вышел на звук. Возле окна стоял высокий интеллигентный мужчина лет пятидесяти. Увидев Клима, он явно смутился, но тут же его лицо расцвело в приветливой улыбке.

- Клим?

- Гера? Я сейчас открою дверь.

Они узнали друг друга по фотографиям. Гера оказался выше ростом, чем предполагал Клим. Умные серые глаза, вылинявший простертый свитер, застиранные джинсы выдавали в нем человека свободной профессии, свободной также и от денег.

По словам Геры, он работал редактором в одном частном издании, но с доходами было туго, поэтому он устроился сторожем в кафе. И сегодня, после ночного дежурства, он принес детям продукты, то, что удалось попросить у поваров в кафе к конце смены – банку гречневой каши, несколько ломтей белого и серого хлеба, какой-то салат.

Клим и Гера понемногу разговорились.

- Ну, как, Гера, реформа отразилась на Вашей жизни?

- Реформы, согласись Клим, перевернули жизнь каждого. Кто разбогател, кто обнищал и потерял прежний статус. Последние, конечно, недовольны существующим. Но в целом жизнь стала более естественной. Разумеется, общество не должно оставлять в беде пожилых людей, инвалидов – все согласны с этим. Общество не должно обижать учителей. Врач, если начнет смекать, может себя прокормить, а учитель беззащитен.

- Да, - подтвердил Клим, - экономическая польза врача сомнительна, сами-то они, оказывается, живут меньше, чем в среднем все остальные, и, продлевая жизнь нетрудоспособным, тем самым уменьшают экономический потенциал нашей нищей страны.. Учитель же формирует новое поколение, свежие кадры. Работа его порой невидимая, но его работа формирует будущее нашего общества, которое мы все заочно любим.

- Понимаешь, Клим, будущее всецело зависит от сегодняшней идеологии. Поэтому идеология должна отвечать требованиям не только сегодняшнего, но и завтрашнего дня. Государство, прежде всего, в лице чиновников, должно подавать пример порядочности, учить народ соблюдать справедливость, чтить договоры, уважать чужую свободу, воспитывать трудолюбие, нравственное возвысить достаток и богатство, добытые без воровства, насилия и обмана…

- Правильно, Гера. Именно чиновники должны создавать условия, чтобы бизнесмены, действуя в собственных интересах, действовали бы одновременно и в интересах государства. Но для этого должна существовать разумная налоговая система. Именно чиновники первыми должны перестать смотреть на предпринимателя, как потенциального преступника.

- Кажется, мало внимания у нас уделяется подготовке будущих чиновников. А они ведь – «государевы люди», и было бы наивно, полагаю, пускать на самотек формирование чиновничьего аппарата.

- Пойми, Клим, чиновничество должно стать элитой общества, а раз так, - то и получать должную подготовку. Сейчас же большинство из них могут только «распределять» и «запрещать», на большее их не достает. То есть, со времен Салтыкова-Щедрина (кстати, бездарного писателя), чиновники мало чем изменились.

- Не кажется тебе, Гера, что коммунизм, точнее марксизм, похоронили рано.

- Я удивлен.

- Марксизм можно рассматривать как попытку создания всемирной религии, современной религии грамотного человека. Других таких попыток я не знаю. Сейчас же нет никакой идеологии. Ведь библейские предания воспринимаются современным интеллектуалом, наверное, по-другому, чем воспринимал их полупещерный житель Кумран. Поэтому в возрождение православия я не верю. Слишком оно закостенело еще с константиновских времен.

-Нет, Клим, с марксизмом я боролся всю жизнь, мы издавали нелегальные журналы, вели пропаганду… Любая идеология, но только не марксизм. Нашей стране надо найти новую идеологию.

-Ха-ха-ха, ты меня, Гера, рассмешил. Поиски идеи-фикс для России, организованные в СМИ, напоминают ярмарку тщеславия. Идеология создается не балаганно и не по высочайшему распоряжению. Она рождается спонтанно изнутри общества. Идеологический прорыв поэтому я вижу только из среды новых коммунистов, у которых есть какие-то традиции и авторитеты.

-И очень хорошо, что им в свое время дали по шапке!

- Ничего, вперед наука. Гера, а кстати, чем лучше костры инквизиции сталинских репрессий? Чем лучше продажа индульгенций партийного кумовства? Христианство переболело эти беды, и появилась протестантская этика – идеология индустриального развития. Марксизм тоже мог бы распрощаться со своими недугами.

- Да, Клим, славно мы с тобой побеседовали.

- Славно, Гера. А не кажется ли тебе, Гера, что твои друзья-диссиденты просто тебя кинули. Использовали и кинули. Даже не осознавая, наши горе-интеллигенты, по сути, вели подрывную работу. Романтика, щекотливо приятно чувство опасности, что обратит внимание КГБ, братское единодушие заговорщиков – все это завораживает молодые интеллигентные души. Конечно, много противного было в прежней жизни, но есть определенная мера, граница, которую не перешли, скажем Шафаревич или Солженицин. Многие и не осознавали, что совершали предательство, хотя западная ориентация не может не выпестовать предателей.

- Нет, Клим, у меня есть свои счеты с марксизмом.

- Значит, ты, Гера, демократ.

- Да, и я демократ. Демократ, несмотря что я, по сути, нищий.

- А я, Гера, капиталист, но, не смотря на это, остаюсь государственником. А ведь очень интересен вопрос соотношения демократии и благосостояния народа. Наши демократы считают, что высокий уровень жизни народа в развитых странах является следствием того, что народ этих стран пользуется в своей жизни и деятельности демократией. Это глубокое заблуждение, когда следствие подменяет причину.

- Это почему же?

- Да, демократический способ управления не всегда приводит к процветанию. Дело в том, что форма управления в государстве зависит не от уровня его развития, а от требований безопасности. Когда нет угрозы обществу, – демократия, когда есть такая угроза – тоталитаризм. Но угроза обществу может быть не только военной, но и политической, экономической...

Поэтому в голодных странах не бывает демократии. Потому что в условиях демократии и либерализма быстро растет экономическое расслоение общества. Сильные члены общества будут отбирать крохи у слабых, а слабые, в безвыходной для себя ситуации, будут объединяться и восставать против государства.

- Слыхал, слыхал, Клим, что ты был хорошим экономистом.

- Но это – в прошлом, Гера. И опять же хочу повториться, без взаимного доверия, которое нам может дать только сильная идеология, инвестиции будут неэффективны, а усилия врачей и учителей – бесполезны.

Демократия и либерализм – эта идеология нам не даст ничего, кроме нищеты народа и разграбления страны.

-Нет, Клим. Все беды наши – от дурости да подлости. Не буду здесь касаться Тойнби или Гумилева. Если на одном конце оси ординат поместить дураков, то на другом конце следует поместить подлецов. Вне зависимости от эпохи, страны и культурной общности, кажется мне справедливым, что каждый из нас зажат в начале координат, и Культура не позволяет нам выскочить из этой точки. Хотя каждый пытается как-то лавировать между глупостями и подлостью. Вот в чем трагедия человека! И в этом плане каждый из нас – Гамлет.

-А я, Гера, поместил бы на одном конце оси абсцисс нищету, а на другом - проституцию. И, кстати, Борис, чаще встречаешь подлую проституцию и глупую нищету, и почти никогда - глупую подлость и нищую проституцию.

-А это как понимать Клим? Полетели камушки в чужой огород?

-Да нет, Гера, это скорее касается нас обоих, пожалуй, касается  большинства всех людей.

Расстались они довольно холодно.

 

3

 

- Клим, - обратилась к нему Настя, - а хочешь, я тебе презент устрою?

- Какой презент?

- Помнишь Валеру, из нашего села, того, который двадцать лет тому назад приехал со мной сюда, в столицу?

- Валера! Конечно, помню. Я ему кое в чем, кажется, помогал при поступлении в университет.

- Валера теперь коммерсант, не нам чета. Но он с удовольствием встречается со своими земляками…

Валера действительно был преуспевающим столичным коммерсантом средней руки. С Настей, его бывшей землячкой и одноклассницей оба в свое время, одновременно окончили университет, правда, разные факультеты. Учась еще в школе, были, кажется, взаимно влюблены. А вот переезд из маленького села в огромный город произвел на обоих настолько большое впечатление, произвел ломку взглядов, вкусов, интересов и даже характеров. Настя уже не казалась Валере такой уж красивой, а Валера потерял в глазах Насти свой блеск. Слава Богу, что остались друзьями, а это тоже много значит. Кажется, у Бальзака эта тема хорошо раскрыта. Приезжают в Париж провинциал и провинциалка с желанием соединиться там… Но в Париже они показались друг другу блеклыми. И это настолько поразило их, что они … стали злейшими врагами.

С перестройкой пути-дороги у Насти и Валеры вовсе разошлись.

 Да, иногда звонили друг другу, сообщали вести с родины, поздравляли друг друга с днем рождения. А так, живя в одном городе, они не виделись уже почти десять лет. Город огромный, а человек мал.

Вот и Валера. Вместо щуплого парня Клим увидел крепкого моложавого брюнета, державшегося самоуверенно.

- И ты – Валера?

- Да, а что я разве сильно изменился?

- Конечно же. На улице я тебя бы просто не узнал, прошел бы мимо

- А я тебя все равно бы узнал. И не прошел бы мимо.

- Они рассмеялись, обнялись.

- Клим, - обратился Валера, я давно хотел с тобой встретиться… Ну, как, Клим, сложилась твоя жизнь? Все равно через Настю я многое о тебе знаю, как, наверное, и ты обо мне.

- Я, Валера, почти всю жизнь проработал математиком. В кругах приверженцев специальности, полученной мною в здешнем университете, высшим признанием пользовались составители абстрактных математические моделей. А мне пришлось работать в проектном институте, поэтому волей-неволей научился уважать информацию, пришлось узнать, как она рождается и стареет, научился оценивать ее качество. Математическая модель и информационное наполнение ее - это две равноправных стороны процесса познания.

Ученые пренебрегали этим. Рассуждали примерно так: если «эф» от «эх», то вы обеспечьте мне «эх», а я вам скажу, каким будет «эф». Аллегорически, если вы хотите узнать, который час, дайте мне ваши часы, тогда я отвечу на ваш вопрос, но часики-то останутся в моем кармане. И не мудрено, и не порядочно. Поэтому, в отличие от «настоящих ученых» мне легче было адаптироваться к жизни и после закрытия нашего института.

- А я, Клим, в бизнес ударился, учась еще в университете. В науку меня перестало тянуть, как только довелось рассмотреть, «Кто есть кто». Высокомерное отношение к «простому пахарю», незнание действительности, - все это приводило к безжизненным теоретическим построениям…Кто теперь вспомнит….(да уж не буду называть имен ранее прославленных академиков). Хотя книги остались. Расхожее рассуждение, что книги дают славу. Это зависит от качества написанного. Книгой можно опозорить свое потомство.

- Это уж точно, Валерий. Кто теперь вспомнит идейных вдохновителей укрупнения сел, затопления пойм, вдохновителя «ускорения»? Сталин этот феномен называл просто: «враги народа».

- Прежде всего, нет инвестиций. Даже президенту недавно стало ясно, что Запад нам не поможет.

- Нам остается надеяться только на собственные силы. И главная теперь задача – обеспечить производственное накопление. К сожалению, накоплений сейчас нет. Наблюдается даже проедание капитала. Следовательно, необходимо увеличить долю накоплений. Но демократия этому никак не способствует.

-Накопления есть, а инвестиций нет.

- Почему?

- Потому, что нет доверия друг к другу, поэтому нет кредита, а люди накопившие средства не торопятся передать, разумеется, на возмездной основе, людям, умеющим вести дела. Это самая главная наша беда. Мавроди судили за обман населения. Государство к моему удивлению взяло на себя обязательства компенсировать ущерб обывателям, которые хотели на халяву стать миллиардерами.… Это совершенно неверно. Каждый сам себе на уме был.

- А Мавроди надо было судить не за обман населения, а за подрыв доверия людей к финансовым институтам, а следовательно, за подрыв инвестиционного потенциала страны, т.е. как государственного преступника. Теперь нам, после мавродиков, потратить минимум два десятка лет на восстановление доверия к финансовым институтам и это при разумной государственной политике. Для структурной перестройки экономики страны нам необходимы, прежде всего, инвестиции. Далее, необходимо создать условия, чтобы они не разворовывались бюрократами, олигархами и аферистами. В стране нужна единая техническая политика, нужна координация деятельности предпринимателей. Нужна концентрация ресурсов, инвестиций на решении приоритетных задач, – значит, нужны целевые программы для их выполнения. А раз так, то необходим механизм макроэкономического планирования. Эти задачи может решать орган типа нашего прежнего Госплана.

- Южная Корея использовала наш опыт. Представляешь, представляешь, Клим, двадцать лет упорного труда при нищете народа – и страна превратилась в экономического дракона! И только потом правящая элита позволила народу богатеть.

- Да, Валера, необходимость авторитарного руководства страной назрела, и в первую очередь, из-за необходимости производственного накопления. Нужна жесткость режима, но и гарантии, чтобы авторитарный режим знал свое временное предназначение.

Для мобилизации сил общества нам нужна мощная единая идеология. Подчеркиваю, ода должна быть единой. Дуализм является смертельной опасностью для любого государства. Надо строить новую идеологию, основанную на государственных интересах. Как кризис, так и возрождение любого государства – всегда начинаются с кризиса или возрождения идеологии. Прежняя идеология была уничтожена Горбачевым своей «перестройкой» и болтовней об «общечеловеческих ценностях».

Самым простым, я согласен с тобой, Клим, по-видимому, является возврат к коммунизму, к обновленному коммунизму, или к военной диктатуре правых. Но только наднациональные идеи могут объединить народы России для решения экономических проблем.

Клим сделал известное многим мужикам непроизвольное движение рукой над столом, за которым они сидели, и Валера начал поспешно разливать «Наполеон» в граненые стаканы. Их разговор оживился, затем они стали разговаривать одновременно, а Настя с ухмылкой наблюдала все это. Потом они еще пару раз бегали в гастроном напротив настиного дома. Ну а потом, как говорят, наступила тишина.

 

4

 

Было еще утро, но Клим был очень пьян. Он стоял, покачиваясь, во дворе настиного дома. Перед ним стояли три самоуверенных парня. Клим присмотрелся к ним: не то азербайджанцы, не то цыгане. Климу стало нехорошо. Куда я попал, - думал Клим. – Неужели меня предал Валера? Почему, зачем? А-а, может, это его личная охрана. Тогда понятно.

Клим не помнил, какие вопросы он начал задавать этой троице. Надо было тянуть время. Донеслось до него только одно: «Клим Федорович, ведь я друг твоей сестры! Ты что, меня не узнаешь?»

-У-у, сволочь нерусская, - медленно переваривал Клим только что самим же сказанные слова.

Ясно, как божий день, он – черный черт, пусть и Валеркин охранник. И этот охранник – любовник моей сестры! Кажется, теперь ясно, почему Гера от нее ушел. А как иначе? Как другой мужик поступил бы на его месте?

Ну, «друг моей сестры», кажется, пришло время с тобой рассчитаться. И Клим левой ударил центрального. Центральный ответил. Но Клим был не из тех, которые обменяются оплеухами, да разойдутся в разные стороны, матерясь и ругаясь. Клим молотил кулаками профессионально. Центральный отвечал ему, и весьма отзывчиво. Все это время Клима не покидала мысль: что же эти два то оставшихся черта не помогают своему?

И все же Клим перемолотил центрального цыгана или азербайджанца. Тот сник, и, кажется, сдался.

Вдруг кто-то схватил Клима за плечо. Сестра!

- Клим! Клим! Что ты делаешь? – она умоляла его плача, - пойдем ко мне.

- А! Сука, любовника защищаешь, а Гере, своему законному мужу рога наставила.

Клим грубо оттолкнул от себя сестру, и пошел прочь, пошел на железнодорожный вокзал, чтобы отправиться назад, домой. «Хватит, - шел он, шатаясь, - отдохнул в столичном городе. Пора и честь знать».

 

5

 

Валере пришла неожиданная телеграмма, в которой сообщалось, что в его родной сельской школе, выпускником которой он был, состоится юбилей. Школе исполнилось тридцать лет. Ровно столько лет назад в их родном селе была построена школа-десятилетка. Строители обещали ее сдать к первому сентябрю, но как у нас водится, работы затянулись, и школа была сдана после Нового года, в январе. Хотя телеграмма пришла своевременно, но Валера занимался коммерцией, и как у всякого коммерсанта у него была куча неотложных дел. Но ему страшно хотелось попасть на юбилей. Страшно хотелось увидеть своих постаревших одноклассников, оставшихся еще в живых учителей.

Ведь у каждого жизнь сложилась по-разному. Валера, как и любой другой честолюбец, жил возвращением. Его всегда тянуло в родные места, если, конечно, дела его шли отлично. А кому еще себя показать? В родном селе все тебя знают от старого до малого, а в столице можно затеряться так, что за десять лет не встретишь ни одного знакомого. И никого ты там не интересуешь, кроме жены, детей, пары бывших любовниц да нескольких бывших спившихся друзей. А в родном селе хотелось показать весь свой блеск. Валера приезжал в село в самом лучшем костюме, сорил деньгами, со всеми высокомерно здоровался, тем не менее, с охотой поддерживал разговоры и также охотно отвечал на вопросы. И такие поездки всегда для Валеры были праздником. Кажется, Валера совсем бы по-другому относился к своему родному селу и к поездкам туда, если бы он остался «потертым интеллигентом», сидящем на «минимальном прожиточном уровне».

Валера решил позвонить Насте.

-Настя! Привет.

-Привет Валера. Ты, наверное, до сих пор в обиде на Клима?

-Дураком твой Клим стал под старость. Явно, у него крыша поехала.

-Нет, Валера, он – алкоголик, лечиться ему надо.

-Разница небольшая. Обозвал меня цыганом, ни с того, ни с чего набросился с кулаками. Тебя чуть не прибил.

-Прости его Валера, ведь он несчастный человек.

-Да Бог с ним, с Климом. Живет себе в Тюмени, пусть живет, кормит комаров. Слушай, Настя, а ведь нашей школе – тридцатилетний юбилей. Давай рванем в Сибирь… Что? Что? Не объясняй обиняками, я все понимаю. Дорогу туда и обратно я оплачиваю. Ну? Соглашайся!

И Настя согласилась. Детей отвезла к подруге, взяла на неделю отпуск без содержания. До краевого центра долетели быстро, без задержек. До юбилея оставалось еще два дня.

Прилетели утром, а поезд отправлялся в их родные места только вечером. Они знали, что их поезд будет ползти по однопутке полторы суток. От железнодорожной станции потом можно будет взять такси или добраться попутке. Но им было ясно, что не успевают.

Валера хорошо знал местности в своем родном краю. Реки давно уже замерзли, а снега намело еще совсем немного. Напрямую от краевого центра до родного села всего сотни полторы километров. Летом на обычной легковой машине вряд ли проедешь, но на «Ниве», если соберется четверо-пятеро мужиков, - можно и летом доехать. В случае чего мужики всей оравой вытолкнут машину из любой трясины. Зимой было легче, если дорога не занесена снегом. Одним словом, Валера снял такси, объяснил водителю маршрут, пообещал двойную оплату причем в оба конца, и тот с большой неохотой согласился.

Сначала долго ехали по льду замерзшей реки. Выскакивая на голый, незанесенный снегом лед, машину заносило, и тогда сотни метров ее несло боком, в самую неожиданную сторону. Сердца у всех замирали. И тогда главной мыслью было – не налететь на майну. Тогда всем им конец!

И вот, наконец, долгожданный отворот на берег. Надо пройти еще километров пятьдесят, - а там должно быть большое село Сосновое. Раньше в нем располагался леспромхоз. От Соснового до родного села – еще тридцать километров, но уже по родным горным дорогам.

Дорога до Соснового была довольно укатанной. По ней возили лес на нижний склад. Правда, пару раз Насте приходилось садиться за руль, а Валере с таксистом толкать машину. Но это сущие пустяки. И все же в одном месте пришлось изрядно потрудиться. И если бы не таль, которая удачно оказалась в багажнике такси, и не близко растущие возле дороги деревья, - им самим никогда бы не выбраться без посторонней помощи. Дождаться встречного транспорта – дело проблематичное. Он может быть, а может и не быть, скажем, пару суток.

И вот долгожданное Сосновое. Валера помнил его как большое цветущее село лесорубов. Теперь же в половине домов окна были заколочены досками. Падали объемы заготовок древесины, народ разъезжался. Техника ржавела. Чтобы отремонтировать одну машину, разукомплектовывали другие, и останки последних обречены были ржаветь под открытым небом. Только один вид теперешнего Соснового наводил тоску.

А тут и другие проблемы появились. Валере много раз доводилось ездить и зимой и летом из своего села в Сосновку, поэтому дорогу он хорошо знал. Однако на сей раз наезженной дороги между Сосновым и родным селом не оказалось. Как им сообщили, последний раз в сторону его деревни, да и то, не доезжая до нее, ездили на гусеничных тракторах только прошлой зимой.

-Мать честная, тупик. - Подумал Валера. - И такси успели отпустить.

- Ребята, чем надо помочь? – их, приезжих, заметили быстро. Местные мужики сами обратились к ним.

-О, Господи, мир не без добрых людей! – подумал Валера. Он объяснил свою незадачу. - Добираемся домой, в гости.

Валера достал из рюкзака бутылку фирменной водки, предложил мужикам выпить. Те заметно оживились.

-Тракторов на ходу у нас на сегодня нет, - объяснялись мужики, - все в ремонте. Есть один целый грузовик, но на нем теперь не проедешь, сразу же за селом встанешь.

-Можно конечно пройтись на лыжах, - давали им советы, - Раздобудем лыжи в селе.

-Какие лыжи? У них – четыре рюкзака. Да и скоро стемнеет. Даже налегке тридцать километров пройдешь только за пять часов.

-Если, конечно, лыжи не сломаешь.

- Есть у нас аэросани, пока еще не сломали. Но они двухместные, в кабине едва помещаются водитель и один пассажир, ну, один рюкзак еще можно втиснуть.

Теперь Валера должен был решать одну дилемму за другой: «Настю оставить? Да ни за что на свете! Мне остаться? Какой же я дурак. Надо же, на юбилей приехал. Можно договориться, Настя остановится у матери, спокойно встретит юбилей, а потом аэросани вернутся за мной. Я заплачу в двойном размере… Нет, неужели нет другого выхода? Да, а если к аэросаням привязать санки, простые санки!?»

Нашли и санки. Настя расположилась в кабине аэросаней, рядом с водителем, А Валера уселся на привязанные санки с тремя рюкзаками. И вот, кортеж медленно тронулся с места.