Как я служил главным сторожем картофельного поля

(Рассказ Прокопия Петровича)

 

Вызывает меня начальник строительства электростанции.

- Прокопий Петрович, а ты в армии служил?

- Да, в армии Блюхера, командиром эскадрона. (Прокопий Петрович про вторую германскую скромно умолчал).

- А что, если мы тебя поставим главным сторожем картофельного поля нашей стройки? Ведь картофель - это гарантированное пропитание нашего пролетариата. И главное - сохранить урожай от врагов нашей стройки. Ведь, не секрет, многие хотели бы воспользоваться нашей беспечностью, выкопать наш картофель и поставить под угрозу срыва нашу великую стройку.

Я, проникнулся и опустил руки по швам.

- Согласен, - говорю, - гражданин начальник. Вы мне, как, довольствие определите или оклад назначите?

- Ну, Прокопий Петрович, вы же старый кадр и прекрасно понимаете, что значит доверие стройки и... доверие Партии.

- Ладно, я ведь не о себе пекусь. Я пекусь о людях, и пекусь о том, чтобы доверенная мне работа исполнялась с полной ответственностью и надлежащим образом.

- Я тоже, Прокопий Петрович, давно тебя понял, великого ума ты человек и давно уже стоило тебя поставить на ответственный пост. Числиться ты будешь по-прежнему, но... но. Начальник поднял многозначительно вверх указательный палец и покосился на закрытую дверь.

Я сразу понял намек, посмотрел понимающе на начальника и сразу со всем согласился.

Вечером прихожу домой и рассказываю бабе Анисе о своем новом назначении. Та выслушала внимательно, с почтением. Потом задала вопрос: “ А оклад то за новую работу каков будет?”

- Дура, - не стерпел я, - тебе все деньги да деньги.

- А как же без них? Ну, ладно, Прокопий Петрович, с деньгами то, а от старой работы ослобонили иль нет?

- Вот дура-то. Как работал, - говорю - так и буду работать на старой работе. Зато как приду домой, сразу же иду смотреть картофельное поле, порядок ли там или кто-нибудь бедокурит?

- Ну дура то я, что там уж говорить, дура. А кто будет охранять картофельное поле, когда тебе придется находиться на старой работе?

- Да и ты поглядишь, один хрен, почту разносишь, Дашь круг по картошке. Подумаешь, малость пройдешь лишнего с сумочкой чуть по другой дороге.
       - Ой, Прокопий Петрович!

- Молчи, надоело же мне. И вообще то... Я многозначительно замолчал, уставившись на то место, где раньше когда-то была божница. Потом посмотрел тем же взглядом на законную,... и та поняла.

-Я ведь, я ведь...

- Ты ведь... А мне сам... сегодня вызвал... и вот... а что делать? Ведь это очень серьезно.

- Я понимаю, я понимаю, Прокопий Петрович, надо - и дам с почтой круг, я такая... А если надо, то и посторожу ночью вместе с тобой.

- Ну, дура! Вот как поняла задачу! Я и без тебя справлюсь. Ты помогай мне, когда я буду отсутствовать по причине нахождения на старой работе. А мешать новой работе я не позволю никому, даже тебе... Ты уж не пеняй, очень большая ответственность теперь на мне... Да где же та... эта... э...

- Сейчас, сейчас, Прокопий Петрович, принесу, я было запрятала, ну уж меня-то не вини, сейчас принесу...

На следующий вечер я, вернувшись домой с основной работы, выслушав доклад бабы Анисы, что та, дав круг по картофельному полю, никаких нарушений не обнаружила, молча покивал ей и отправился сам оглядывать доверенное ему хозяйство.

Наш домик находился ближе всех к картофельному полю стройки, может быть поэтому начальник и предложил мне приглядывать за урожаем. Но, думаю, все же были учтены и моральные качества ветерана и умного, проницательного человека, под которым числился я в качестве разнорабочего.

Вот, иду я по полю, незнаемый еще всеми хозяин, оглядываю поле, приглядываюсь к дальним углам. Картошка уже созрела. Кожура, правда, еже нежная, на зиму сохранить нельзя, но употреблять на сегодня уже можно.

Вдруг вижу, уже в сумерках, вижу темное пятно на картофельном горизонте. Как кошка или иной зверь (неведомый даже для Прокопия Петровича) осторожно стал приближаться к этому пятну.

Да, копала картошку какая то баба, не из наших, лет тридцати пяти, в рабочей фуфайке. Ну, у меня на таких баб реакция была простая. Незаметно подобрался с подветренной стороны. Та, увлеченная, запустила обе ладони в землю. Ведро было уже заполнено картошкой, но она продолжала копать, но по какому праву, - этого я не знал.

- А по какому праву копаете общественный  картофель, гражданка? Та, быстро вскочив на ноги и скрестив ниже живота руки, ответила тихо: «Я... приезжая... У меня трое детей... Работу мне пока не дали... Чем же кормить их?»

- Приезжая! Все вы приезжие! Мы тут... а они - приезжие... Мне тут доверили... А ты... А ты...

- Я, я... – пыталась она оправдаться.

Меня разозлило это, я смело подхожу к ней и, не спрашивая имени, повалил ее на картофельную ботву. Осознавая свою вину, она и не сопротивлялась...

- А теперь иди, - сказал я, - и не попадайся на глаза. Ведь знаешь, тебя немножко пожалел, детей твоих... Другую бы,... совсем бы по-другому. На расправу я крут.

Баба прибралась по-обычному, осторожно подняла ведро с картофелем, косо глядя на сторожа и не зная, высыпать ведро или нет.

- Иди, иди, - еще раз великодушно пожалел бабу я.

И та, не оглядываясь, медленно, как запряженная лошадь, тронулась с места, потом, ускоряя шаг, пошла прочь.

- Кругом одно ворье, - подумал я и пошел домой.

 

Действительно, служебная ответственность не терпит снисходительности даже к женщинам.

        Наступила тишина. Чтобы разрядить обстановку Кеша задал вопрос деду: «Прокопий Петрович, почему плюют на червяка, когда ловят рыбу?».

       - Это, Иннокентий, дураки плюют, привычка такая дурацкая, в воде то, на крючке он ведь все равно омоется, поэтому и толку от таких плевков

не может быть никакого.

- Верно, Прокопий Петрович. Верно. А ведь и на меня, мне плевали в душу. Немного промолчав, добавил, три плевка в душу...