Знамя Санкт-Петербургского ополчения и знамя батальонов подвижной милиции

«Веди нас, Отец наш! — кричали верные дети Александра всех званий и возрастов. — Веди нас, Отец наш! Умрем или истребим злодея!» Тронутый этим, государь с минуту обозревал сонмы усердного народа и потом продолжал свое шествие к Успенскому собору, где в тот день был назначен благодарственный молебен по случаю мира с Турками, воспринятого государем в это трудное для России время как особая милость Божья.

День 15 июля был еще более торжественный и сладостный для Русского народа. В Слободской дворец съехалось дворянство и купечество с просьбой к государю принять предлагаемую ими помощь. Эти просьбы были наполнены такой беспредельной преданностью Престолу и Отечеству, что император не мог без слез благодарить своих верных подданных. Прерывающимся голосом он сказал им: «Иного я не ожидал и не мог от вас ожидать: вы оправдали мое о вас мнение».

Но еще более лестным было для московских дворянства и купечества следующее письмо государя к графу Салтыкову: «Приезд мой в Москву имел настоящую пользу. В Смоленске дворянство предложило мне на вооружение 20 000 человек, к чему уже тотчас приступлено. В Москве — одна сия губерния дает мне десятого с каждого имения, что составит до 80 000 человек, кроме поступающих охотно из мещан и разночинцев^[541]. Денег дворяне жертвуют до трех миллионов; купечество же — слишком до десяти. Одним словом, нельзя не быть тронутым до слез, видя дух, оживляющий всех, и усердие и готовность каждого содействовать общей пользе».

Если бы Наполеон — этот великий завоеватель, этот непобедимый воин своего века — мог иметь представление о силе веры и благочестия, о могуществе любви, основанной на них и соединяющей государя с его народом, как далек был бы он от мысли о покорении России! Какое различие между несметными полками, соединенными его гением, и войском, не столь многочисленным, но собравшимся во имя Божие! Даже вновь набранные отряды ополчений — это войско, образованное из простых крестьян, — даже и они, влекомые пламенным чувством своей преданности Государю и Отечеству, отличались удивительной неустрашимостью!

Тардье. Император Александр I. Гравюра по портрету Кюгельхена.

Не менее удивительна была и быстрота, с которой эти отряды образовались: Московское ополчение еще в августе присоединилось к главной армии. Смоленское и Калужское ополчения были готовы к сражению почти в то же время. Санкт-Петербургское и Новгородское ополчения, лучше всех сформированные, в начале сентября явились на подкрепление корпуса графа Витгенштейна, охранявшего от неприятеля дорогу к северной столице. Одним словом, за два месяца была образована новая армия в 130 000 человек. Конечно, не все ее воины могли приносить такую же пользу, как старые солдаты действующей армии, но каждый из них мог быть в резерве^[542], то есть в таком отделении войска, из которого поступало пополнение взамен убитых и раненых в полках.