Петр Великий наблюдает за работами по постройке петербурга.

Рубль времен Петра I

Как все в этом домике и около него было тогда шумно, живо, деятельно! В четыре, а иногда и в три часа государь уже вставал и часто еще в своем домашнем платье, которое было не что иное, как белый холстинный^[258] камзол^[259] с костяными пуговицами, выходил смотреть на работы по строительству крепости. После того удивительно ли, что за четыре месяца они были окончены? С благодарностью обнимал восхищенный Петр своих усердных сотрудников и приказал вырезать их имена на стенах пяти болверков^[260], ими построенных; шестой был под его собственным надзором. Вскоре возле крепости начали показываться другие городские строения, и прежде всего на прежнем Люст-Эланте или Петербургском острове, а потом на Васильевском. Здесь через некоторое время появилось великолепное здание — дом Меншикова. Противоположная сторона Невы — теперь главная часть города — не пользовалась в то время особой славой: она начала застраиваться позже, и Петр в 1703 году заложил на ней только адмиралтейство и корабельную верфь. Поэтому она и называется до сих пор Адмиралтейской стороной, которая разделилась впоследствии на четыре Адмиралтейские части.

В то время, как новорожденная столица как будто по какому-то волшебству появляется среди болот и Невских лесов, Петр думает о безопасности своей любимицы, заботится о ее спокойствии и выгодах. Петропавловская крепость не может защитить ее от нападений с моря; гавань Васильевского острова по причине мелководья не может принять ни больших военных кораблей, ни тяжело нагруженных купеческих судов. Но Петр знал это раньше, чем положил основание новому городу, и уже давно думал об этом.

В 25 верстах от Петербурга, посреди волн Финского залива, лежит довольно большой, но необитаемый остров, который Финны называли Ретусари, а Русские — Котлин. Этот остров отделяется узким, но глубоким пространством воды, как будто узким проливом, от довольно значительной песчаной мели. Увидев это в первый раз и измерив глубокое место; пролива, которое у моряков называется фарватером^[261], Петр с восхищением и благодарностью поднял свои взоры к небу. Казалось, что сам Бог заботился о защите новой столицы Русских: пролив был единственным местом, где могли проходить корабли всякой величины и тяжести; все же другие места Финского залива от Котлина до Петербурга были мелки и проходимы только для маленьких судов. Стало быть, для безопасности столицы стоило только не допустить неприятеля проехать по фарватеру. Для этого нужно было, чтобы по обеим берегам, между которыми он находится, Русские сторожили своих неприятелей с пушками и другими огнестрельными оружиями. И вот на песчаной мели против Котлина появляется через несколько месяцев крепость Кроншлот. Против нее берег острова Котлина укрепляется также плотными стенами, а также пушками, и таким образом страшный гром и неминуемая погибель грозят с этих двух берегов каждому кораблю, которому вздумается как неприятелю пробраться к Петербургу. Вскоре на Котлине была уже не только одна стена с укреплениями, но за этой стеной появились две гавани — военная и купеческая, а подле них и город Кронштадт.

Как же удивились, узнав об этом, тогдашние Европейские государи! Некоторым из них не только удивительно, но даже досадно было слушать рассказы о новой столице, новых Русских крепостях и гаванях. Более всех это занимало Шведов: они как будто начали предчувствовать, что с могуществом России кончится их власть на Балтийском море. Испуганные такой мыслью, они вместе с Англичанами старались всеми силами вразумить гордого Карла XII, что уже прошло время презирать Русских, что надо остановить их завоевания, казавшиеся сначала ничтожными, а теперь уже опасными для Европы. Но все их предостережения были напрасны: Карл и думать не хотел, что Русские что-нибудь значили после Нарвского сражения, и, равнодушно получая известия о взятии ими нескольких, по его мнению, незначительных местечек Ингерманландии, старался только скорее исполнить свое главное желание — отнять Польский престол у короля Августа. Петр пользовался безрассудным упрямством и ветреностью Карла, и, продолжая вести войну со Шведскими генералами, скоро завладел всей Ингерманландией и взятием Нарвы отомстил за поражение, которое некогда потерпел при этом городе. Так исполнилось предсказание Петра, что Русские отплатят Шведам за их уроки в военном искусстве. Лучшими генералами царя в этих счастливых походах были фельдмаршал Шереметев и Меншиков, бывший уже князем и получивший фельдмаршальский чин после важной победы, одержанной им над Шведами при Калише в 1706 году. Фельдмаршальский жезл*, присланный ему государем, был украшен алмазами и стоил около 3000 рублей.