Размышления о войне и истории

Кое-что меня беспокоило. Я взяла тетрадь с лекциями Эккерта и быстро нашла нужный отрывок. Две недели назад профессор диктовал нам:

«…Мирное развитие государства было прервано так называемым «Конфликтом казуса большинства», или, иначе говоря, «Войной советников». Приблизительно в 150 году от подписания Декларации произошло вооруженное противостояние некоторых советников, которое условно можно описать как войну Севера и Юга. Партия крупных землевладельцев «южан» во главе с советником Кульчицким двинула свои дружины в сторону столицы. Им противостояла более многочисленная коалиция советников, имевшая, однако, меньшие земельные наделы, или представляющая промышленно развитые центральные районы. Причины конфликта неясны. Судя по отдельным свидетельствам, в Совете было принято некое постановление, против которого решительно выступили «южане», вплоть до начала военных действий…»

Итак, за время существования нашего государства известно лишь об одной войне – «Войне советников». Но ведь Декларация запрещает любые военные действия! Я отправилась в библиотеку и достала из сейфа текст Декларации. 250 лет назад после прекращения Смутных войн был подписан пакт о перемирии, и теперь я еще раз вчитывалась в его содержимое.

Так, «п.1. Существующие линии фронтов рассматриваются как государственные границы и в дальнейшем не могут быть изменены и оспорены». Не то. Дальше – «п.2. на территории Конфедерации пяти городов прекращаются любые военные действия». Вот оно! Но как же смогла состояться «Война советников»?

Эта война не могла быть внешним конфликтом. Вот в пункте 3 сказано: «в территорию Пятиградья с соблюдением п.1 входят земли, контролируемые Свободными наемниками, Черными отрядами и Сардукарами Кы-ы-рым-лы с образованием единого государства». Мы – Пятиградье, включая и Кульчицкого, подписавшего пакт от Сардукаров Кы-ы-рым-лы, и Дюбуа от Объединения Свободных бригад наемников, и Терещенко и фон Оаклива - от Черных отрядов. Делегацию от Пяти городов возглавлял г-н Челышев. Я заглянула в конспект. Ага, вот здесь сказано: «В 68 году от подписания Декларации советника Челышева отстраняют от управления округом, и на его землях вводится управление Совета.» Дома Челышевых в нынешнем Совете нет…

Что же получается? Основателей государства было пятеро – Челышев, Кульчицкий, Дюбуа, Терещенко и Оаклив. Первым убрали Челышева, да так, что от его Дома и следов не осталось. Затем происходит первое нарушение Декларации, и почему-то ее нарушает Кульчицкий. Зачем дед это сделал? Я уверена, что текст Декларации он знал, недаром же номерной экземпляр хранится в нашей библиотеке.

Во время «войны советников» некие силы – противники Кульчицкого – уничтожают главу Дома Дюбуа, а сам Дом впадает в безвестность и беспамятство. Хитро сделано! Оклеветали коменданта Дюбуа так, что его собственный сын поверил, стыдился отца, и скрывал эту историю от своих потомков.

После войны происходит падение Дома Оаклив. Хранителями предания остаются лишь Кульчицкие и Терещенко. Но, как выразился Гвадьявата, «старые договоры истлевают», и люди от поколения к поколению забывают прошлое. Чтобы сохранить память, дед Жорж приложил руку к основанию Исторического общества, а затем и исторического факультета. И благодаря этому я знаю то, что знаю, и Поль, потомок рода Дюбуа, вернул историю своего Дома.

Все это было бы совершенно непонятно, если не знать, что был еще и шестой участник подписания Декларации, который до сих пор не покинул пределы нашего государства. В Декларации его или их называют «Звездные владыки». Что же до того, что он или они до сих пор здесь, то…

… Когда я была еще ребенком, я спрашивала: «А куда уезжает папа дважды в год, весной и осенью?» И матушка рассказывала мне, что папа уезжает на заседания Совета, где принимает решения, от которых зависит дальнейшая жизнь в нашей стране. Ее слова переплетаются в моих воспоминаниях со сказками, которые читали мне на ночь, но кое-что я помню. Мама рассказала мне о Совете, посчитав, что дочери советника об этом следует знать, так: «В Совете заседают сто и один советник. Сто из них – обычные люди, а один – тайный. Его никто и никогда не видел, но он вправе отменить любое решение Совета, если не согласен с ним.» «Ему пишут письма?» - спрашивала я, - «Или разговаривают по телефону?» «Ему пишут письма», - отвечала мама, - «и оставляют в условленном месте». «Но ведь можно подсмотреть, кто забирает письмо», - настаивала я. Загадочная личность 101ого советника меня заинтриговала. «Нельзя,» - вздохнула мама, - «запрещено знать, кто таков 101й советник. Каждый, кто пытался это узнать, умирал». Свой детский ужас и восторг я помню до сих пор…

Все неслучайно! Если мои предположения верны, то Декларация остановила Смутные войны, но война не закончилась. Враг лишь затаился, и ждет, пока исчезнут знающие правду, чтобы победить. И почему Звездные владыки, которые согласно пункту 8 Декларации обещали быть гарантом соблюдения перемирия, не препятствовали ни «Войне советников», ни этой, Албанской войне? Может быть, следует называть их «звездными захватчиками»? Может быть, не сумев победить людей, они подписали перемирие, чтобы выждать и обмануть? Может быть, они столетие за столетием убирают с шахматной доски наиболее сильные и неугодные им фигуры? Надо поделиться этими мыслями с Полем, и расспросить профессора Эккерта.

Я уже села переписать в тетрадку текст Декларации, когда в библиотеку вошел Гвадьявата.

Если бы посторонний человек увидел Гвадьявату, то весьма удивился бы тому, что этот юноша, почти подросток, занимает такую ответственную должность. Гвадьявата выглядит вызывающе молодо даже с точки зрения моих 17 лет, но на самом деле он гораздо старше, ведь он был секретарем еще у моего деда. Любой посторонний ошибется, но Гвадьявату не показывают посторонним. Это - один из секретов дома Кульчицких. Гвадьявата - великолепный аналитик с абсолютной памятью. Сам он считает себя биотехнологическим конструктом. Я ему верю и не верю, и отношусь к нему как к человеку со странностями. С одной стороны, он не ошибается в анализе, а с другой – его представления о себе так необычны. Он сам считает себя вещью. Мой отец и мой брат согласны с этим утверждением, но не я. Я не хочу так думать и ищу себе оправдания. За недолгое время нашего знакомства я заметила, что Гвадьявата способен чувствовать себя обиженным и язвить от обиды. И эти маленькие, вполне человеческие слабости, позволяют надеяться, что он все-таки скорее жив, чем мертв.

Гвадьявата воздвигся рядом со мною и невозмутимо сообщил:

- Пани Светлана, прощу прощения, но этот документ запрещено копировать.

Я досадливо отложила перо, и взялась за расспросы, раз уж он нарушил мой план:

- Вы знаете, что это?

- Инвентарный номер 6314 особого хранения, Пакт о перемирии.

- Вы знакомы с содержанием?

- Старый хозяин не приказывал мне ознакомиться, - Гвадьявата слегка свел густые брови и произнес голосом деда: «Тебе это не нужно знать».

- Ух, ты! – я даже на стуле подпрыгнула.

Секретарь пожал плечами:

- У меня абсолютная память.

Я подавила детское желание посмотреть фокус еще раз, смутилась, и вернулась к вопросам:

- А Георгий Севастьянович читал этот документ?

- Неоднократно, и четыре раза повторил запрет на копирование этого текста.

Я вздохнула и поднялась из-за стола:

- Что же, если запрещено, значит запрещено. Уберите его обратно в сейф.

Я решила попытать счастья, и задала вопрос, на который хотела узнать ответ:

- Гвадьявата, Вы ведь уже служили у пана Георгия, когда началась «война советников»? Отчего она началась?

Секретарь отвечал все так же неторопливо и развернуто:

- Решение о начале военных действий пан Георгий Севастьянович принял на шестой день сессии. Он не поставил меня в известность о причинах такого решения.

«Опять ничего не узнала», - подумала я, - «А ведь это так важно, узнать, почему советник Георгий Кульчицкий нарушил Декларацию!»

 

Рассказ профессора Эккерта

На следующий день я поделилась своими размышлениями с Полем, и мы решили посоветоваться с профессором Эккертом. Мы подстерегли декана в его кабинете, и вежливо попросили уделить нам немного времени. Профессор выслушал мои выкладки, хотя из осторожности, я не упомянула «Звездных владык», а ограничилась выражением «некие могущественные враги».

- Да, - протянул Эккерт, - Пожалуй я потрачу на вас некоторое время, чтобы в ваших молодых мозгах не завелась путаница. Значит, Вы, пани Светлана, утверждаете, что в архиве Дома Кульчицких хранится подлинный экземпляр Декларации?

Барон сварливо поджал губы, и прошелся по кабинету:

- Довольно странно, что пан Георгий не сообщил мне об этом, зная мой интерес к историческому прошлому.

Было видно, что Эккерт удивлен и расстроен.

- Хм, странно... Поймите, пани Светлана, Вы хотите, чтобы я поверил Вам на слово, хотя Вы не можете предоставить ни документ, ни его копию, ни даже доказательств, что он существует.

Я смутилась и покраснела. Поль начал возражать, но Эккерт его остановил:

- Не будем сейчас о Декларации, поговорим о Ваших выводах. Они происходят от невежества, то есть от недостатка знаний. Сейчас я пополню ваши сведения, а выводы будете делать сами. Итак, первое. Есть данные, что отстранение советника Челышева произошло по причине его злоупотребления властью во вверенном ему округе, - тут профессор перешел к любимой им манере рассуждения, - Знаете, в молодые годы существования нашего государства случаи бывали дичайшие, есть об этом некоторые свидетельства. Новоназначенные советники в своих округах чего только не творили. Один всех крестьян в дворянское звание возводил, у другого грамотность каралась смертью. В каждом округе издавались свои законы, и некоторые были крайне неудачными, - барон прищелкнул пальцами, подыскивая подходящее слово, - нечеловеколюбивыми. Вот округ Челышева и оказался тем случаем, когда Совету пришлось вмешаться.

Далее. Второй пункт вашей логической схемы – о роде Дюбуа. Ну, подумайте сами, если «злокозненный враг» - эти слова Эккерт произнес с сарказмом – решил бы пресечь род Дюбуа, то и уничтожили бы коменданта вместе с семьей. Время было смутное, военное, в такое время человека убить как пальцами щелкнуть.

Теперь третий ваш пункт – Дом Оклиф…, - тут Эккерт взял паузу и несколько секунд хмуро на меня смотрел, а затем тяжело вздохнул:

- Пан Георгий Кульчицкий упоминал фамилию Оаклив, произнося ее на старый манер, не иначе чем с проклятием. Проклятие Вашего деда, Светлана, вес имело не шуточный. За полтора десятка послевоенных лет Дом Оаклив потерял всех своих мужских представителей в дуэлях, болезнях, и странных несчастных случаях. Я бы рискнул предположить, что пан Георгий причастен к этому мору, но никаких доказательств нет. Собственно, Оклифами они стали, когда породнились с Понятовскими, и изменили фамилию, стремясь уйти от проклятия. Мужская линия Дома Оаклив прервалась. Последняя девица Оаклив, бабушка нынешнего советника Оклиф-Понятовского, принесла Понятовским земли и богатства. Надеюсь, что рассказанное мною, пойдет на пользу вашим умам, - произнес Эккерт в завершении.

 

От Эккерта я вышла в расстроенных чувствах:

- Поль, похоже, я полная дура, - я стукнула кулаком о перила, растравляя себя, - Мне не историей надо заниматься, а коз пасти.

Поль все это время молчавший, видимо, думал о чем-то, очнулся:

- Эккерт не рассказывал на лекциях то, что рассказал нам сегодня, ни о коменданте Дюбуа, ни о Челышеве, ни об Оклифах. Я отучился четыре года, и ничего подобного не слышал. Почему? – Поль задал этот вопрос, и снова уставился в пространство.

- Да потому, что невозможно узнать все обо всем! – в сердцах высказалась я, - Надо сосредоточиться на одном эпизоде, и исследовать его подробно, тщательно, до мелочей.

- Да, - задумчиво согласился Поль, - Империя, смутные войны, декларация… сотни лет, тысячи событий… Версии возникают и исчезают, и нет уверенности в том, как было на самом деле. Ты права, надо искать в одном месте.

Мы переглянулись, как заговорщики, произнесшие всуе страшную тайну.

- «Война советников», - я с чего-то заговорила шепотом, - для тебя это история трагедии в твоем доме.

- А тебе, - откликнулся Поль, - загадки Жоржа Кульчицкого.

- О, да, - согласилась я, - Для меня три загадки. Почему пан Георгий Кульчицкий нарушил декларацию? Почему он мстил роду Оаклива? И третий вопрос – зачем дед создал исторический факультет?

 

Немного успокоившись, я попыталась упорядочить свои личные отношения с наукой историей. Надо признать, что на истфаке я оказалась почти случайно, но сейчас уже уверена, что мне повезло, и мое место именно здесь. Со временем мне все яснее становилось, что мой род и мои предки имели к деланию этой истории самое непосредственное отношение. Начать с того, что наша семья сохранила веру в Бога-Императора с древности. Сейчас мало кто знает о Боге-Императоре, за исключением разве что ученых. Но, если подумать, то все мы родом из империи. Те времена ныне представляются мне золотом веком, который закончился, когда Бог-Император покинул людей, и тогда началась смута. Мой пра-пра- какой-то предок Кульчицкий возглавлял одну из армий эпохи Смутных войн, и подписывал Пакт о мире, позже названный Декларацией. Предки так засекретили текст Декларации, что о нем до сих пор имеются весьма расплывчатые представления. Даже у Эккерта нет этого документа, о чем профессор весьма досадует. Надо думать, что запрет имел веские причины. Но какие? Декан упомянул, что новое государство отказалось от памяти о прошлом, и подозреваю предприняло изрядные усилия, чтобы принудить к тому подданных. Эта государственная политика "выбрось старое" явилась на деле промывкой мозгов населению. Но чем память о прошлом опасна? Возможным расколом? Новой конфронтацией? Но о бунтах Эккерт не упоминал. Их не было? Или даже профессор о них не знает? Когда правительство желает скрыть какие-либо события, то ни в чем нельзя быть уверенным.

Как бы ни были значительны деяния остальных моих предков, но дедушку Георгия Кульчицкого я без преувеличения могу назвать великим человеком.

Его называли великим путешественником. В молодости пан Жорж совершил две крупные экспедиции: трехлетнее плавание в Северные моря, и экспедицию в восточные земли, те самые, которые пострадали от "большой ошибки". Об этой экспедиции я знаю лишь то, что оттуда дед привез виноград "Аннабель" - сорт черного винограда, который положил начало новой линейке красных вин.

Его называли великим военачальником. Пан Жорж, тогда уже советник, начал и закончил «Войну советников» так, что его владения и владения его союзника пана Терещенко увеличились в разы. Впрочем, не всем повезло. Терещенко остались в прибыли, Дюбуа потеряли все кроме фамилии, а Оакливы потеряли фамилию, но сохранили власть и земли.

Его называют великим историком, и следует даже сказать, первым историком. Странно, что Георгий Севастьянович учредил не географическое, а историческое общество. Наша география - не самостоятельная дисциплина, а раздел природоведения, даже и в Университете. Впрочем, науки истории тоже не существовало в нашем государстве до учреждения исторического общества.

Люди, которые знали его лично, мой отец, профессор Эккерт, г-н Айворонский, г-н Белинский, и другие наши преподаватели, единогласно считают его великим человеком - умным, образованным, волевым, жестким, хитрым, оригинально мыслящим. Слуги, которые его помнят, искренне преданы ему и после его смерти.

Я же думаю, что дед Жорж был хранителем древнего знания. И то, что он совершил, преследовало определенную цель. Что это была за цель, и каким знанием он владел? Узнать это, и продолжить проложенный им путь, - вот достойная задача для меня, внучки Великолепного Жоржа.

 

Второе письмо Генриху

Я получила очередное письмо от Генриха и села писать ответ:

«Милый Генрих! Выражаю надежду, что Вы здоровы и благополучны. Ваши очерки о жизни в Тавриде я читаю с большим удовольствием. У Вас есть талант к литературе и изысканный вкус.

Чтобы развлечь Вас я опишу некоторые случаи из моей студенческой жизни. Довольно напряженные лекции, требующие от меня усердия и внимания, иногда расцветают будоражащими кровь практическими занятиями. Вот и сегодня мы прошли совершенно потрясающий практикум, о котором мне хочется немедленно рассказать.

Наш преподаватель практической истории Дагда Брюсович Черный – непредсказуемый человек. Сегодня он объявил нашему курсу, что предлагает состязание (кстати, после предыдущей практики я на занятия к Черному решила ходить в брюках, а не в юбке, и оказалась права).

Мы отправились в университетский парк, где он показал нам строение, с виду похожее на обыкновенный фермерский сарай. Некоторые из нас позволили себе улыбнуться. Уж больно неказистое строение – заброшенная сараюшка размером с коровник. Узкие оконца без стекол, доски почернели, створки ворот перекосило. Ох, зря мы смеялись! Наш преподаватель холодным голосом, при совершенно бешенном взгляде, объявил, что перед нами задание по практической истории – пройти этот сарай из конца в конец за сорок минут, при этом запрещены любые словесные изъяснения. Кроме того, г-н Черный объявил, что через час он этот сарай подожжет, что впоследствии и сделал.

Г-н Черный предупредил, что можно отказаться сейчас и получить взамен письменную работу. Тон его не обещал ничего хорошего. Знай мы Дагду Брюсовича лучше, многие из нас отказались бы от практики в пользу многочасовой работе в мирной библиотеке.

Мы, студенты, вошли внутрь и оказались в темноте. Несколько вспышек света позволили нам разглядеть полосу препятствий - ямы, колья, движущиеся колеса, и, судя по звукам, внутри сарая прятались рычащие и завывающие чудовища.

Я отчаянно пожалела, что ношу с собой только кинжал. Пожалуй, я это исправлю и буду носить пистолет.

Моими спутниками оказались Вахтанг (посмотрев на практики, он решил, что одну меня не отпустит. Я его прекрасно понимаю. Но к чести нашего преподавателя на его практиках до сих пор никто не пострадал), а также Поль, Франтишек и Салман. Салман Самохвалов – сын одного из вассалов Кульчицких. Если Вы уже знакомы с его родителями, то передайте им, что я ценю преданность их сына, и полагаюсь на него как на каменную стену.

Вернусь к рассказу. Франтишек не удержался от восклицания и немедленно выбыл из игры. Вы больше меня знаете об организации дружины Кульчицких. Оказывается, есть «боевой свист» - условный язык наших дружинников. Салман применил это умение и, к сожалению, тоже выбыл из игры. Оказалось, что запрет касался любого, в том числе и условного языка.

Однако, наша поредевшая команда все-таки смогла преодолеть препятствия. Пришлось прыгать, ползти, выбирать время. Мужчины отстреливались. А мне пришлось поработать кинжалом, отбиваясь от выскакивающих на нас мерзких тварей. Но мы вышли победителями из этого состязания! Я в полном восторге! Никогда еще мне не доводилось участвовать в такой совершенной имитации боевых действий.

Оказалось, что для тех, кто не смог справиться с заданием на маршруте существовали аварийные выходы. И, я повторюсь, хоть опасности и казались смертельными, на этом практическом занятии никто не пострадал. Состязание было игрой, но напряжение сил, работа в команде, стремление победить были настоящими.

Стоит ли говорить о том, что как представитель победившей команды и как дочь Кульчицких я не могла не пригласить моих сокурсников и нашего драгоценного преподавателя отпраздновать победу студенческой пирушкой?

Надеюсь мой рассказ развлек Вас. Если так, то я готова описывать иные забавные истории, которые случаются в нашей студенческой жизни, и думаю, что впереди еще множество таковых.

Остаюсь всегда благосклонной, и моя благодарность всегда с Вами, милый Генрих.»

 

Зажигательная практика

Взявшись описывать нашу сегодняшнюю практику, я увлеклась, и опять вспомнила всю эту игру до последней минуточки. О том, что происходило в сарае, я изложила в письме кратко и по существу. Но было кое-что, о чем я не написала, и сейчас, вспоминая, еще раз обдумывала это «кое-что».

Когда мы стартовали – я, Поль и Вахтанг, намечая путь в нерегулярных вспышках света, которые оставляли в глазах картину грядущего пути, и двигаться приходилось по памяти и на ощупь в полном мраке по воспоминаниям о лестницах, ямах и веревках, тогда я услышала мыслеречь Поля. Мы бежали, лезли, прыгали. Поль и Вахтанг держали меня в середине, сами же периодически менялись местами, нащупывая дорогу. Какие-то мохнатые твари выпрыгивали на нас, и мы отбивались. И я слышала в уме голос Поля: «…десять шагов вперед, яма, два шага влево, лестница, семь ступеней вверх, доска, перейти на ту сторону, спрыгнуть вниз, нападают, отбиться….» Это было как пожатие пальцев. Но времени думать не было, надо было двигаться, вертеться… Я в азарте тоже говорила ему мысленно: «впереди яма, отбиваюсь, Вахтанг отстал, ждем, вперед…»

Иногда нам приходилось останавливаться спиной к спине, отражая атаки тварей, то волосатых, то липких, которые внезапно нападали волной, и также внезапно исчезали. Я видела, как Гранде, растерявшая всех своих напарниц, бросилась в яму, пытаясь спасти последнюю свою спутницу. Из ямы они не вышли.

Пот щипал глаза. До заветной двери оставался какой-то десяток метров, но путь к ней преграждала хитрая яма-ловущка, поигрывая железными челюстями. Мы сгруппировались на краю, надеясь, что очередная вспышка света поможет найти обходной путь. Вспышка! С тем же успехом мы могли бы стоять на краю пропасти. Неужели мы зашли в тупик, сейчас, когда выход уже так близко?

Вахтанг толкнул меня к Полю и прыгнул вниз. Железные челюсти со скрипом начали закрываться. Поль потащил меня вперед по ходящим железным пластинам. Его голос звучал в моей голове: «Вперед! Вахтанг дал нам шанс добраться до дверей!» Опять пала темнота. Железо под ногами душераздирающе скрипело и раскачивалось. «Я не могу бросить Вахтанга!» - в отчаянии думала я, - «Мы только добежим до дверей, и я вернусь за ним».

Мы распахнули дверь. Я развернулась, чтобы рвануть обратно, и была уловлена за руку Дагдой Брюсовичем:

- Уложились в срок, - невозмутимо сообщил наш преподаватель. Я попыталась освободиться, но безуспешно. Дагда Брюсович остался неколебим как скала.

- Победитель определен, занятие закончено, - г-н Черный щегольски затянулся сигарой и бросил окурок в сторону сарая. Вспыхнуло мгновенно и жарко. Сарай загорелся весь и сразу. Я перестала вырываться из железной хватки Дагды Брюсовича, увидев идущих к нам Вахтанга и Гранде с подругами.

- Глупостей делать не будете, - изрек Дагда Брюсович, отпуская мою руку, - Объявляю победителей: Поль Дюбуа и Светлана Кульчицкая, зачет.

Сокурсники бросились нас поздравлять. Наши соученики лезли обнимать, целовать нас, и даже возникла идея качать победителей. Никого не интересовал этот скучный зачет. Важно было, что кто-то из нашей группы смог справиться с испытанием.

- В кабак! – заорала я, - Мы, победители, всех угощаем!

Я была пьяна от победы. Восторженной гурьбой мы повалили в сторону университета, оставляя за спиной зарево полыхающего сарая.

 

Потом мы долго сидели в любимой «Зеленой кружке». Наши сокурсники уже перестали обниматься и хлопать нас по плечам, но в кабаке все еще стоял радостный гвалт. Выпив, и немного расслабившись, мы с Полем взялись обсуждать сегодняшнее практическое занятие.

- Поль, как он это делает? Я имею в виду Черного. Ну, предположим, он неделю готовил этот сарай, механизмы хитрые туда ставил, зверушек запускал, выходы тайные обустраивал… А потом – раз, и сжег его, не пожалел. И вспыхнуло так сразу, будто горючим облито было. Странно все это.

- Г-н Черный вообще странный, - ответил Поль, - Может быть, у него есть помощники? Без помощников такое сооружение не построить.

- Если у него и есть помощники, то они не показываются. Помнишь минометный обстрел?

- Такое и захочешь – не забудешь, - Поль зябко передернул плечом.

- Вот, - я подняла вверх палец со значительностью, - Из-за холма стреляли, и из кустов тоже, но никто не показался. Почему?

- Можно придумать объяснения, - сказал Поль, - Например, г-н Черный нанял помощников-ликантропов. Тогда понятно, почему они студентам не показываются. Представляешь, какой скандал учинила бы Яночка?

Я хихикнула, представив себе возмущенную Яну. Это видение развлекло меня на несколько мгновений, но поговорить с Полем я хотела о другом.

- Поль, ты заметил, что в сарае мы с тобой обменивались мыслями?

Мыслеречи меня научил Гвадьявата. Не знаю, можно ли это назвать словом «научил». Однажды он заговорил со мной мысленно, а я услышала и смогла ответить. Гвадьявата сказал, что у меня есть способности. Я думаю, что эти способности передаются в нашем роду, поскольку дед в своих дневниках описывал некие странные умения, и даже называл их «магией». Я хотела, чтобы Поль тоже овладел этим искусством. Мы пробовали уже несколько раз, но пока получалось не то. Однажды Поль увидел меня во сне, другой раз я увидела его сон. Но вот сегодня, кажется, получилось так, как нужно.

Я с нетерпением ждала его ответа. Поль задумался, а потом покачал головой:

- Нет, не заметил. Странно, что не заметил. Я просто знал, что ты делаешь, и до сих пор не задумывался над этим. Действительно странно. Вокруг темнота, вспышки, видимость отвратительная, а я точно знаю где ты, где Вахтанг, куда вперед идти, когда остановиться…

- Эх, - разочарованно протянула я, - я-то уверена, что мы мыслями разговаривали, у меня опыт есть, а у тебя нет, поэтому ты не заметил. Но ты постарайся вспомнить свои ощущения. Это была мыслесвязь, я уверена. Если один раз у нас получилось, то мы сможем это повторить.

Бал

Предисловие к балу

Каждая сессия Совета по традиции завершается городским балом, куда бывают приглашены советники со своими семьями, и наиболее значительные люди столицы. Некоторые девушки вроде Яночки вообще полагают, что в жизни столицы есть всего два важных события – это осенний и весенний балы Совета, а остальное всего лишь заполняет промежуток между ними.

Для меня грядущий бал Совета должен стать моим первым выходом в свет. Конечно, я начала к нему готовиться с самого приезда, так считали отец и мать. Это не совсем правда. Я была слишком увлечена столицей и подготовкой к экзаменам, встречей с братом, знакомством с Ясей и Генрихом, сложными отношениям с Полем и попытками осадить г-на Лео. И лишь прямое указание отца ввергло меня под суровую опеку г-жи Владилены Зборовски, которая внушала мне необходимость взяться за создание бального наряда. Сумбурными мыслями моими в это время владела эльфийская поэзия, и неудивительно, что к портному я явилась, имея на руках зарисовки старинных эльфийских платьев, почерпнутые из антикварной книжки. Шелк, тафта, бархат разных оттенков зеленого цвета – все это было преобразовано модельером в проект платья по моей фантазии, и создано, сшито в кратчайшие по столичным меркам сроки. Матушка, приехавшая вместе с отцом к началу осенней сессии, одобрила мои идеи, и завершила этот ансамбль заказом соответствующих драгоценностей. Изумруды в золотой оправе – колье, серьги и кольца, - должны были оттенять зелень ткани.

Когда г-жа Владилена предположила, что платье будет стоить не меньше миллиона, она не сильно ошиблась. Вместе с драгоценностями расчет вышел почти в два. Впрочем, эти нюансы не волновали ни меня, ни батюшку.

Быть моим кавалером, человеком, который выведет юную пани Светлану в ее первый бальный круг, был приглашен барон Эккерт, старый друг отца.

Тут случилось дарование дворянства Генриху Зборовски. Генриха наградили и услали в Тавриду. В его отсутствие Яся, его сестра, на балу должна нести герб своего брата. Я попросила Поля стать ее партнером.

Неожиданно на бал собралась и загадочная г-жа Ольга. Она существовала в нашем столичном особняке на каких-то особых правах, и иногда мне казалось, что она подчиняется лишь собственным прихотям. Ольга могла быть резкой, язвительной, чопорной или строгой, но я не помню случая, чтобы г-же Ольге кто-либо рискнул бы возражать, начиная от слуг и заканчивая моими родителями. Как-то я спросила у отца о статусе г-жи Ольги, но он отказался отвечать, мотивировав тем, что если я сама не догадалась, то об этом мне еще рано знать. Отец потребовал, чтобы я уважительно отнеслась к г-же Ольге, которой он обязан жизнью жены и дочери. Из этой подсказки я сделала вывод, что г-жа Ольга либо врач, либо специалист по безопасности Дома Кульчицких, а вероятнее, и то, и другое. Однажды отец послал ее сопровождать меня, и я убедилась, что Ольга – телохранитель высочайшего класса. Однако, это не объясняло ее особого положения в Доме Кульчицких.

Перед балом у меня состоялся примечательный разговор с отцом, из которого я сделала некоторые выводы о г-же Ольге. В тот вечер батюшка расспрашивал меня об учебе, я ответила на его вопросы и уже собралась откланяться, когда отец внезапно спросил меня:

- Ты к балу готова?

- Да, батюшка, все готово. Платье вчера привезли, и украшения мы с мамой подобрали.

Отец продолжил:

- Вот к слову пришлось, потому и вспомнил. Эккерта я предупредил. А еще приглашен этот ваш новый преподаватель – г-н Черный. Он будет сопровождать г-жу Ольгу, - отец хмыкнул, - Да… г-жу Ольгу. Она находит это возможным! Похоже, ваш профессор – необычный человек…

Отец помолчал, испытующе глядя на меня, и ожидая моих замечаний. Конечно, я удивилась.

- Они знакомы, - пробормотала я, - г-н Черный был представлен у нас во время студенческой вечеринки. Помните, батюшка?

- С памятью у меня все в порядке, - сухо отозвался отец, - И еще я помню твои рассказы о практических занятиях.

- Г-н Черный, безусловно, выдающаяся личность, - я хмыкнула. Не рассказывать же папе, что студентки нашего курса яростно спорят, кто милее Черный или Айворонский. Поклонницы были и у того, и у другого, но Дагда Брюсович портил женское восхищение своими резкими замечаниями и ядовитым сарказмом, - Подходящая пара для г-жи Ольги, - наконец изрекла я.

- Ну, посмотрим, - пожал плечами отец, - Впрочем, я доверяю Ольге.

 

Перед балом

В субботу был назначен последний урок танцев перед балом, можно сказать генеральная репетиция. Поэтому мы с Ясей надели бальные платья. Прибыли Поль и Франтишек – наше великолепие их изрядно смутило. А я со свой стороны заподозрила неладное:

- Поль, - шепнула я ему, - а почему ты не надел фрак?

Мои подозрения подтвердились – Поль посмотрел на меня недоуменно и покраснел.

- О, небеса! – всплеснула я руками, - у тебя нет фрака? Ничего не говори, я и сама вижу.

- Г-на Яцека позови, - бросила я лакею, - Срочно!

Когда г-н Яцек прибыл, то я жалобно воззвала к нему:

- У нас проблема – надо достать бальный костюм для г-на Дюбуа. А бал уже завтра! – простонала я.

Яцек участливо покивал мне, и воззрился на Поля с неодобрением:

- Шить на заказ уже поздно. Но подобрать из готового платья вполне возможно. Я сейчас распоряжусь, чтобы сняли мерки. А к вечеру доставят несколько образцов, из которых, я надеюсь, мы выберем подходящий.

- Г-н Яцек, вы – мой добрый гений! Распорядитесь.

Мы дождались пока закройщики отпустят Поля, чтобы начать занятие. Г-н учитель был сегодня особенно строг. Он сам танцевал Ясю, позволяя Франтишеку перехватить партнершу только когда уделял внимание нам с Полем.

- Завтра г-же Ясе предстоит танцевать с другими партнерами, и никто не будет ее кружить в воздухе, как Вы, Франтишек, это делаете. Поэтому позвольте уж мне преподать девушке урок нормального танца.

Франтишек мрачнел, Поль ухмылялся.

- Не будь ты моим другом, - проворчал Франтишек, -то я тебе навалял бы тумаков за то, что ты танцуешь мою девушку.

- Остынь, Франтишек, - отозвался Поль, - у меня та же проблема. Но не могу же я накостылять нашему декану!

Я прыснула. Поль, однако, оставался серьезен:

- Франтишек, обещаю, что я буду беречь Ясю как девушку своего друга. Ты мне веришь?

- Тебе верю, - Франтишек хлопнул Поля по плечу так, что тот пошатнулся. Ты уж смотри там, чтобы никакие светские хлыщи к Ясе не приставали.

- Обещаю, - кивнул Поль.

 

На балу

В воскресенье утром мы погрузились в автомобили – отец с матерью, барон Эккерт и я, Поль и Яся, г-жа Ольга и г-н Черный, - и отбыли на бал. По дороге отец посмеивался, что вот наконец они с матерью отступят на задний план, выдвинув вперед молодежь. Юрий Казимирович проворчал, что в молодежь он уже не годится, и выведя дочь пана Севастьяна в первый танец, затем с удовольствием присоединится к старшему поколению.

 

Бал! Бал Совета справляли в центре города. Вокруг особняка стояло оцепление городской стражи в парадных мундирах. Выходя из авто мы были встречены гвардией репортеров. Пан Севастьян под руку с женой открыл шествие дома Кульчицких. Мы вошли внутрь, и мажордом-распорядитель объявил прибытие советника Кульчицкого.

Центральная бальная зала, белоколонная, со многими высокими зеркалами, отчего пространство ее казалось больше, чем было на самом деле, приняла нас. Мои первые впечатления складывались в пеструю картину - калейдоскоп лиц, гул голосов, звяканье бокалов, музыка. При появлении очередных гостей шум слегка стихал, а затем вновь набирал силу.

Батюшка шествовал по залу, раскланивался со знакомыми, не забывая представлять и меня. Из многочисленных новых лиц я запомнила лишь г-жу советницу Гершензон, моложавую и экстравагантную даму в красном, единственную женщину в Совете, и мадам Румянцеву, совсем ветхую старушку, которая даже на бал явилась со своей собачкой.

Какое-то время мы еще следовали за паном Кульчицким в качестве его свиты, а затем распорядитель объявил танец. Это был вальс, как и предупреждал наш учитель. Барон Эккерт галантно принял мою руку, и мы протанцевали этот круг. К счастью, я не опозорилась. А Эккерт действительно прекрасно танцует. После танца барон принес шампанское и, оставив молодежь, присоединился к родителям.

Я, Поль и Яся, - мы немного постояли, а затем отправились осмотреть особняк. Дворец как шкатулка открывал нам свои внутренние покои. Центральная зала имела несколько выходов в гостиные, и мы обошли их все. Гостиные называли по цвету убранства: «голубая» – стены забраны голубым атласом с серебряной вышивкой, «зеленая» – зеленая парча с позолотой, «розовая» – розовые драпировки и мебель с накладками из слоновой кости, «желтая» – вся солнечная от желтых занавесей и янтарных медальонов по стенам. Больше всего мне понравился зимний сад. Там веерные листья пальм заслоняли широкие окна, журчал ручеек, сбегая каскадом по веренице раковин, а посередине сада стояла малахитовая жаба в половину человеческого роста. Я восхищенно провела ладонью по ее глянцевой спинке.

Мы вернулись в центральную залу. Бал шумел вокруг меня как море. Я с любопытством смотрела вокруг, а прибой доносил до меня обрывки разговоров.

- А Вы слыхали, что…

- Чистая фикция эта война, я вас уверяю…

- Неужели Вы нас оставите, ах…

- Служба, сударыня…

- Военные поставки… большая удача их получить…

- А Вы знаете сколько удалось приподнять пану Калашникову? Вы не поверите!

- Дочка на выданье, такая блестящая партия…

- Жаль, очень жаль…

- Давайте выпьем за юную красавицу, которая озарила своим присутствием наше скромное общество. Официант, шампанского!

- А что же мадам Розенфельд? Ах, какое несчастье… Возраст, знаете ли…

- И вот, представьте, в последнем забеге, этот великолепный гнедой сбивается с ноги!

- Здесь важна выездка. Если брать, то из конюшен Кульчицкого…

- Орловская порода тоже хороша, но не сравнить…

- Вы мне обещали следующий танец, коварная...

- Маман, Вы меня уверяли, что зеленое на бал не надевают, и что я вижу!

- Ну что ты, милочка, это же дочь Кульчицкого! При таких деньгах они могут не обращать внимания на приличия.

Это обо мне. Не сдержавшись, прячу смешок за веером.