Механизм возникновения субъекта

Как видно из материалов первого параграфа, в качестве основной характеристики субъекта всеми исследователями выделяется способность к постановке целей и их оценке, поэтому обратимся к соотношению цели и функции элементов системы. Как мы отмечали в наших прежних работах[53], наиболее целесообразным выступает понимание функции как смысла существования, назначения, необходимости сложной системы, ибо, по определению, функция отражает назначение системы, выступает фактором, образующим ее.

Функция задается системе извне и показывает, какую роль данная система выполняет по отношению к более общей системе, в которую она включена составной частью наряду с другими системами, взаимодействие с которыми выступает средой ее существования. Это положение имеет очень важные следствия: импульс к изменению, в том числе и развитию системы, может как генерироваться внутри системы, так и вызываться внешними факторами, но образуется система только за счет объективации, т.е. присвоения ей функции средой.

Если первый из вышеозначенных моментов достаточно обоснован еще в рамках материалистической диалектики, то второй нуждается в логическом обосновании.

Во-первых, любое изменение функции, производимое средой, вызывает смену механизма функционирования системы, а это приводит к изменению структуры системы и связей, которое может происходить как в направлении прогресса, так и в направлении регресса.

Во-вторых, с усложнением функции в пределах старого строения происходит дифференциация, которая в будущем может вызвать обособление новой части[54], т.е. развитие системы. Именно то, что функция определяет структуру, функционирование и развитие системы, дает основание говорить о ней как о главном системообразующем факторе.

Помимо функции, система может иметь цель. Цель в самом общем виде представляет собой «желаемое» состояние выходов системы, т.е. некоторое значение или подмножество значений интрасистемных функций[55]. Надо сказать, что в некоторых работах цель приравнивается к идеалу, однако, по нашему мнению, идеал – это некоторое состояние системы, которое является максимальной реализацией наличной области достижимости, тогда как цель – это не всякое состояние системы, а только интрасубъектно-желаемое. Следовательно, идеал шире понятия цели и не всегда сопоставим с ней.

Согласно классификациям мотивов психологов В.Г. Асеева, Р.С. Немова, П.М. Якобсона, цель является самостоятельным мотивом. Причем по мнению другого отечественного психолога, О.В. Люсовой, цель невозможно отнести ни к внешней, ни к внутренней мотивации, она находится в поле их пересечения[56].

Действительно, цель может быть как задана извне, так и поставлена системой самой себе; в последнем случае она будет выражать внутренние потребности системы. Но в любом случае она располагается на внешнем контуре взаимодействия среды и системы, также как и функция. Поэтому вопреки сложившемуся в литературе и в исследованиях по системному анализу мнению[57], цели подсистемы, если она, в свою очередь, является самоуправляемой целенаправленной системой, не могут (и не должны) быть подчинены целям системы, в которую она входит, в силу изначального различия потребностей и интересов. Их цели должны быть непротиворечивыми, взаимно не исключающими друг друга[58]. В то же время функция и цель могут и совпадать. В этом случае можно говорить об осознании элементом своего места в системе и совпадении его устремлений с потребностями в нем.

Учитывая вышесказанное, получается, что к субъектам можно отнести сложные системы (все вышесказанное относится только к такому типу систем), генерирующие цели внутри себя, а к объектам – системы, которым цели заданы извне. Таким образом, человека как социальную систему, также как и группы различной численности, можно отнести как к субъектам, так и к объектам.

Что касается функции, то необходимо отметить, что человек – уникальная сложная социальная система, у которой существует многообразие функций: одна задается обществом (человечеством), другая – группами членства, третья – референтными группами, а по сути самим человеком. Причем данные функции не только не совпадают, но зачастую выступают взаимоисключающими. Вышесказанное позволяет нам констатировать, что с точки зрения системного подхода, подтверждаемого наработками философов и эмпирическими данными психологов, субъект есть элемент системы, способный к самостоятельной, надситуативной активности, обязательным условием которой выступает самодетерминированная им постановка целей.

В качестве одного из подтверждений наших умозаключений упомянем об эмпирических результатах, полученных группой исследователей под руководством К.А. Абульхановой[59], согласно которым, движущие силы личности оказываются зависимыми не от самих по себе мотивов и потребностей, и даже не от их уровня и выраженности, а от композиции целого ряда личностных составляющих, в которые включается и способность (возможность), и удовлетворенность (а тем самым эмоциональная движущая – или тормозящая сила), и ориентация на успех/неудачу (как позитивное или негативное предвосхищение и «проигрывание» своих действий). Сочетание, способ связи этих составляющих образует источник активности (движения) личности (или причину ее застоя, регрессии, консерватизма). Не трудно заметить, что все вышеперечисленные характеристики выступают необходимыми условиями целеполагания. Таким образом, можно с полной уверенностью говорить о базовом отличии субъекта от объекта, заключающемся в источнике целей. В случае субъекта цели выступают инициативой самого элемента.

Тогда возникает вопрос, за счет чего появляется и развивается субъект, а точнее: за счет чего у элемента системы возникает способность к самостоятельной постановке целей?

По нашему мнению, ответ заключается в том, что субъектность формируется за счет присвоения внешней среды. Так, к примеру, одним из первых моментов проявления субъектности у человека выступает момент присвоения своего отражения в зеркале. Воистину «индивид направляет свою деятельность на расширение жизненного пространства с помощью превращения в свое орудие чего угодно»[60]. Целым рядом психологических исследований доказано, что исходя из своих потребностей, используя собственные возможности и создавая разнообразные вспомогательные средства, человек так или иначе преобразует объект, воздействует на него, включает в новые связи и отношения, т.е. в известном смысле его ассимилирует[61]. Гегель в «Феноменологии духа» (дух у Гегеля тождествен субъекту) отмечает, что дух возвращается к самому себе, проходя через ряд ступеней опредмечивания (отчуждения) и распредмечивания (снятия отчуждения). В результате этих метаморфоз дух осознает объект как свое творение. Предметная форма объекта оказывается только видимостью. Осознанием того, что и в предметной форме сознание находится «у себя», снимается отчуждение сознания от предмета, субъекта от объекта.

Это позволяет нам заключить, что процесс развития (институционализации) субъектности в своем основании имеет процесс возникновения собственности (в самом широком смысле). Видимо, именно таким способом формируются границы субъектности: то, что является частью «Я» (или «Мы») – внутренняя среда субъекта, а то, что субъективно принадлежит другим субъектам – внешняя среда субъекта. Не случайно психологическое пространство личности в психологии рассматривается через призму категории «суверенность»[62], сущностно совпадающей с экономическим содержанием абсолютной собственности.

Надо сказать, что при рассмотрении психологического пространства личности особенно выделяются исследования соотношения внешнего и внутреннего в субъекте. В подходе к решению этой проблемы выделяются две основные позиции:

§ с одной стороны, субъект считается результатом интериоризации общественного опыта, где деятельность рассматривается как звено между человеком и миром с признанием приоритета объективной реальности[63];

§ с другой стороны, акцент делается на значимости внутренней детерминации деятельности субъекта, что предполагает признание не только «преломления» внешнего через внутреннее при решающей роли внутреннего, но и внутренней обусловленности, спонтанности этого развития[64].

В качестве претензии на третью позицию можно выделить относительно новый субъектно-средовой[65] подход, постулирующий, что человек – как обладающее психикой и сознанием существо – живет не в объективной среде, а в психологическом пространстве, построенном им как субъектом в соответствии со своими потребностями и возможностями, представляющим собой уникальное явление и поэтому именно субъекту принадлежит право на суверенное владение этим пространством.

В то же время рассмотрение данной проблемы практически не затрагивает такой традиционной экономической категории как собственность[66]. Хотя, по нашему мнению, междисциплинарность подхода к её решению могла бы быть очень продуктивной. Пока же психологи больше рассматривают причины интериоризации, а не сам процесс возникновения суверенности, который явно содержит в себе категорию собственности.

Помочь созданию искомого решения может выделяемый в современной науке феномен проекции, который представляет собой мысленное движение от субъекта к объекту, процесс «переноса» внутреннего образа вещи из сознания на внешний мир. Благодаря «активности сознания субъективный образ объекта и сам объект субъектом отождествляются»[67]. Это неизбежно следует за процессом присвоения образа, т.е. после присвоения последнего в поле субъектности начинает попадать сам объект. Исследования российских психологов показали, что на основе интеграции разных уровней психического отражения времени развивается способность психики к регуляции взаимодействия человека с миром во времени.

Общая направленность этой регуляции – приведение человека в соответствие с объективным временем и его особенностями. Однако это всего лишь одна – видимая – функция регуляции.

Вторая состоит в том, что, начиная с движений и действий, деятельность приобретает свою траекторию, амплитуду и временную архитектонику, отвечающую объективной темпоральной организации человека и его субъективным целям, имеющим свои временные параметры[68]. Следовательно, два аспекта субъектной регуляции на уровне личности – это, во-первых, регуляция относительно системы, в которую включается данная личность, и, во-вторых, регуляция интрасубъектного процесса относительно целей личности. Очевидно, что второй аспект осуществляется внутри степеней свободы, заданной первым, однако существует возможность «девиации», т.е. выхода за них.

Таким образом, можно заключить, что развитие субъектности происходит посредством присвоения бессубъектного, которое возможно двумя путями: через присвоение того, что не принадлежит другим субъектам, либо через отчуждение того, что есть у других субъектов, и присвоения себе. В рамках антропологии, истории, культурологии можно найти фрагменты подобного понимания субъектности. Особенно отчетливо они проявляются в концепции диффузионизма, ключевым постулатом которой выступает утверждение о том, что «внешние заимствования являются главным двигателем развития народов»[69].

Представляется вполне очевидным положение о том, что социальные субъекты (т.е. субъекты, возникшие преимущественно вторым способом – через присвоение элементов общества), к которым, безусловно, относятся любые группы, организации (собственно, только они и есть чистые социальные субъекты), возникают за счет отчуждения человеческой субъектности (т.е. превращения, по определенным параметрам, участников данных субъектов в объекты). Однако не менее очевидно и то, что в процессе присвоения чужой субъектности формируется некое новое образование, которое, как мы уже отмечали, в современной философии чаще всего обозначается понятием «дух»[70].

Особым чистым социальным субъектом выступает организация, которая возникает только за счет присвоения человеческой идеальной субъектности (т.е. субъектности, не привязанной к материальной среде), не отчуждая при этом других форм субъектности (надо сказать, что деньги тоже являются идеальным конструктом, не имеющим связи с материальной формой)[71]. Возможно, что именно поэтому предприниматели (которые и есть создатели-родители организаций) достигают успеха только в случае подчинения своих личных целей целям созданного им дела. Как гласит девиз лучших из них: «Не бизнес для тебя, а ты – для бизнеса»[72]. По сути, тут наличествует даже не подчинение, а растворение целей внутри нового субъекта. Следовательно, предприниматели отчуждают собственную идеальную субъектность (мировоззрение, цели, ценности) создаваемой ими организации, превращаясь по этому параметру в объектов (слуг организации), теряя при этом свободу выбора, личное время, бесфункциональность собственного существования.

Кстати, именно в бесфункциональности и лежит, по-видимому, корень потребности в присвоении/отчуждении субъектности, а значит, и источник самодетерминации цели.

Действительно, изначальное отсутствие функции (читай – независимость) у человека приводит к отсутствию у него ориентиров собственного развития. Соответственно бесфункциональность вызывает стремление к присвоению данного качества теми, у кого функция уже есть, как освобождение от «долга», и одновременно стремление бесфункционального элемента к появлению функции. Вопрос только в том, в какой системе этот элемент будет искать функцию (внутренней, т.е. в себе самом, или внешней).

Таким образом, можно заключить, что формирование субъекта проистекает из возникновения некоего институционального контракта. Причем обязательным условием для последнего выступают две встречные тенденции: 1) появление у элемента функции относительно формирующегося субъекта, то есть субъективная полезность; 2) субъективное осознание элементом того, что его индивидуальные цели и интересы относительно дешевле реализовать за счет потери части собственной субъектности. Эту ситуацию можно описать следующим образом: новый субъект нуждается в элементе, а элемент знает, что выгода от включения в новый субъект превышает выгоду от самостоятельного развития.

Необходимо заметить, что наше понимание социального развития во многом созвучно с подходом П. Бурдье, призывающего к пониманию социального мира как океана взаимодействий «автономных микрокосмов»[73] (полей) или аутопойэтических систем[74], самостоятельно творящих и абсолютизирующих собственные номические структуры. По нашему мнению, «автономные микрокосмы», аутопойэтические системы могут быть объединены понятием «субъекты», так как именно субъект – элемент, способный (в противовес объекту) творить самостоятельно и абсолютизировать себя. «Субъект, познавая мир, не только воспринимает, но и «творит» его. Информацию, полученную извне, он перерабатывает и вновь возвращает во внешний мир, тем самым объективирует. Объективация представляет собой проекцию внутреннего образа на внешний мир»[75]. Мы также утверждаем, что субъект – это более комплексное понятие, нежели «индивид» в концепции О.В. Шимельфенига, поскольку включает в себя не только отдельного человека, но группы людей, организации и государства. Только субъект может выйти за пределы игры (правда, с последствиями), быть свободным от сценария и тем более от сюжета. Другое дело, что стоимость подобной свободы будет настолько высока (в степени ответственности), что подавляющая масса субъектов полностью соответствует понятиям «игры», «сюжета» и «сценария», ежемгновенно борясь за формирование своего поля взаимодействия, где правила игры, сценарий и сюжет будут находиться в заданных победителем степенях свободы. Именно это взаимодействие и есть диффузия субъектности, как взаимопревращение, взаимоперетекание субъектности в пространстве взаимодействия.

Таким образом, мы считаем, что основной характеристикой субъекта выступает самодетерминация целей, в основе которой лежит поиск функциональности (смысла) существования, а механизмом возникновения функции и цели – движение ответственности[76]. Причем ответственность увеличивается по мере присвоения элементов, т.е. расширения субъектности, и, наоборот, уменьшается по мере отчуждения данных компонентов, окончательно исчезая при передаче права инициации целей.

Проведенный анализ позволяет констатировать присутствие в современной науке осознания процесса дробления мира, упорядочивающей силой которого является особый элемент, который чаще всего обозначается как субъект, одновременно с де-факто присутствующим разграничением субъектов, затемняющим процесс их взаимопревращения. Мы в свою очередь предлагаем рассмотреть субъекта как основу понимания взаимодействия элементов общественного развития. По нашему глубокому убеждению, именно субъект (а не элемент, агент и т.д.) как основное звено современного общества может выступить в качестве того ключа, который позволит открыть глаза исследователям на новую социально-экономическую ситуацию, которую сейчас чаще всего называют постиндустриальной, «основанной на знаниях» и т.д.

Более того, со всей определенностью можно утверждать, что понятие субъекта шире, чем понятие личности, и включает в себя не только отдельных индивидов, но и их группы. И не только группы, но и организации, регионы, государства. В этой связи мы предлагаем рассмотреть всю совокупность элементов, которые по своим характеристикам могут быть обозначены общим термином «субъект», как основу социального развития. В качестве методологической платформы для оного, по нашему мнению, может быть использован системно-эволюционный подход. Именно он позволяет представить социальную действительность в качестве совокупности элементов, находящихся во взаимосвязи и взаимопревращении, а каждый элемент, в свою очередь, как систему. Кроме того, исходя изначально из включенности всех этих элементов в общую среду (систему), можно провести градацию их на субъекты и объекты, а также – по степени субъектности в соответствии с вышеозначенными характеристиками. Ну и, наконец, системно-эволюционный подход является одним из ведущих в психологии и экономической теории, а наша концепция, как уже отмечалось, носит интегративный, синтетический характер, базируясь, прежде всего, на достижениях данных отраслей науки.

Подводя итог настоящему параграфу, необходимо отметить, что экономическая система может быть рассмотрена как совокупность субъектов различного уровня, обладающих различной степенью субъектности, причем изменение последней возможно лишь в процессе их взаимодействия.

Возникает вопрос: за счет чего возможно взаимодействие субъектов? По мнению социальных психологов, социальные отношения возможны только благодаря занятию субъектами определенных позиций в общей среде (поле, групповое пространство и т.п.). Они же выступают ключевым фактором для формирования субъектности, особенно при рассмотрении групповых субъектов. Например, по мнению отечественных ученых Ю.Л. Качанова и Н.А. Шматко, социальная группа как субъект возникает в качестве «пучка» отношений и «проявляется в воспроизводстве различий/различений, понимаемых как воспроизводство определенной системы практик (оформляющейся в социальный гештальт – стиль жизни), различающейся и различной от другой системы практик»[77]. Анализ социальных отношений здесь, по свидетельству авторов, сведен к изучению социальных позиций. Поэтому перейдем к рассмотрению данной категории.