ВМ: Это был первый сценарий, который ты написал?

ВМ: Да, первый – я только что закончил сниматься в «Обители зла», и тут оказалось, что мне, в общем-то, нечем пока заняться. Я не знал, что будет дальше, и сел писать эту вещь.

В: Почему? Зачем, что тебя заставило, было ли что-то…

ВМ: На самом деле, я думал над этой идеей четыре года. Но так как я не рассматривал себя как сценариста, так как я закрывал себя в свою собственную нишуи навешивал себе на лоб ярлык, на котором было написано «актёр», то я не верил в свои силы, не думал, что смогу написать сценарий. Но я хотел сыграть плохого парня. Я четыре года играл Майкла Скофилда в «Побеге», и мне хотелось выйти за рамки имиджа хорошего парня, и поэтому я долгопытался убедить нескольких сценаристов написать для меня такой сценарий, но не встретил понимания. И тогда я подумал: «Если я сам не напишу такой текст, его никогда не напишут». И вот однажды вечером, когда у меня закончилось всё, что было заранее записано на DVR, ну, то есть, не осталось вообще ничего посмотреть, а спать ложиться было рано, я подумал: «У меня вертится в голове одна конкретная сцена, я точно знаю, как она должна выглядеть, – давай-ка я сяду и попытаюсь написать её. Если ничего не получится, говорить об этом кому-то необязательно (смеётся) –тогда я просто не стану никому её показывать». Но через месяц весь текст был готов. Он словно медленно закипал, четыре года мариновался у меня в голове, и когда я наконец-то разрешил себе сделаться писателем, тогда я его и написал.

В: Я мог бы попробовать догадаться, какой именно фрагмент сценария это был, но хотелось бы узнать от тебя.

ВМ: Это сцена, когда дядю Чарли выпускают из больницы, и его брат приезжает, чтобы его забрать, и говорит ему: «Я люблю тебя, но ты не можешь жить в нашем доме».

В: Я слышал, что есть планы снять приквел этой истории. Не знаю, это просто слухи или...

ВМ: Да, действительно, я написал приквел. Когда мы обговаривали продажу сценария «Стокера», я придумал, чем были заняты эти персонажи за полгода до того, как начинается действие фильма, и начал писать дополнительный сценарий. И сначала я подумал: «Может, выйдет двадцать, может, тридцать страниц», но в конечном счёте получилось столько, что я решил: «Надо показать их актёрам, играющим в этом фильме, потому что это те события, которые происходят с их персонажами до тех событий, которые мы видим на экране». В конце концов я написал целый сценарий, Fox Searchlight тоже его купили, поэтому права на экранизацию, на этих персонажей, на эту вселенную – у них. Снимут по нему фильм или нет – я не знаю. Я думаю, что многое здесь, наверное, зависит от того, насколько успешным был в прокате «Стокер», но я целенаправленно решил не обращать на это внимание, потому что в этом не было смысла. Так что я надеюсь – но это не в моих руках. 

В: Я хочу спросить – не хотел ли бы ты иметь больше возможностей контролировать этот творческий процесс? Ясно, что режиссурой ты заниматься не хочешь, но вот вышел твой первый фильм, и он не совсем совпадает с твоим сценарием, но существует уже сам по себе и нравится множеству зрителей – в том числе и мне.

ВМ: Спасибо.

В: Но, знаешь, в мире, где снимается так много франшиз, и сиквелов, и римейков и перезапускаются проекты, кажется, остаётся не так много новых идей. И если какое-то произведение продолжает какую-то историю, но, тем не менее, всё-таки даёт возможность ещё сильнее углубить эту историю, это о чём-то говорит.

ВМ: Конечно.

В: Поэтому не чувствуешь ли ты какой-то личной привязанности к этому тексту, не чувствуешь ли ты, что хотел бы проследить его дальнейшее развитие? Или ты просто написал его, написал его слова, на нём стоит твоё имя – а ты идёшь дальше?

ВМ: Думаю, это действительно сложная задача – отпустить от себя то, что ты сделал, когда оно закончено. Я считаю, что как у художника, как у творческого человека, у тебя действительно есть выбор, и он такой: «Хорошо, я это написал, я передаю его Голливуду и я знаю, что его изменят, его переделают. В этой кухне всегда работает целая команда шеф-поваров. Это коллективный процесс». Так что либо я спокойно отношусь к этому, либо настаиваю на том, что этот текст должен остаться священным и неприкосновенным, и кладу его в ящик стола, и тогда никто не сможет его увидеть. Поэтому я решил выбрать первый путь. Я был бы очень рад, если бы сняли этот приквел, потому что, как я считаю, это помогло бы углубить понимание этих персонажей, этих актёров. И мне нравится, что когда создаютсяфраншизыв кино, то они, если посмотреть с определённой стороны, пытаются следовать примеру телесериалов, которые позволяют зрителям провести с этими персонажами больше времени и по-другому вникнуть в эти истории. Телевидение позволяет глубже исследовать эмоции и персонажей, чем обычный двухчасовой фильм. В кино на первое место выходит, наверное, сюжет, а характеризация и эмоции остаются на втором плане, но в телесериалах есть время и возможность как следует преподнести их зрителям.   

В: Меня немного беспокоит, что кино начало сейчас заимствовать эту телевизионную модель. Конечно, очень многие уже говорили о том, сколько за последние десять с чем-то лет появилось прекрасных телепроектов. Но телевидение – это также и реклама, и эти шоу продолжают снимать потому, что это выгодно корпорациям. Нельзя сказать, что все телесериалы снимаются именно ради этого, но, думаю, кино – это всё-таки совсем другое дело. Не обязательно нужно переделывать одну художественную форму на манер другой, потому что нет гарантии, что она удачно подстроится под эти рамки. Не знаю, насколько это хорошая тенденция.

ВМ: Если это хорошо сделано, то может получиться очень интересно. Я смотрел последние фильмы о «Мстителях». Я совершенно не запомнил, какие события произошли в последнем фильме, но это никак не помешало мне получить от него удовольствие. «Голодные игры» – еще один очень успешный киносериал. И да, он действительно похож на телесериал и позволяет вновь вернуться к этой истории и провести время с героями, которые уже стали вам небезразличны.

В: Конечно, не факт, что ты руководствуешься какими-то принципами, когда берешь в руки новый чистый лист, но всё-таки – что ты делаешь, когда начинаешь что-то писать? Делаешь ли ты что-то в начале – может быть, у тебя есть изображения персонажей… делаешь ли ты что-то, что помогает вдохновению?

ВМ: Знаете, обычно прежде чем сесть и её записать, мне приходится ждать, пока история словно не начнёт сама вырываться наружу, потому что оставаться один на один с этим чистым листом – это страшно. Но когда я пишу, я действительно задаю себе такой вопрос: «Получилось ли у меня рассказать о себе что-то, что мне слегка неудобно, немного стыдно открывать всему миру?» – и это также моя актёрская философия. Один мой преподаватель как-то прочитал нам небольшую лекцию на уроке по актёрскому мастерству одним утром в четверг. Он спросил: «Так, кто из вас хочет быть звездой?» И мы все, конечно, подняли руки: «Ясное дело. Поэтому мы и здесь, поэтому мы пока и работаем официантамии всё такое». А он сказал: «Хорошо, я хочу, чтобы дома вы написали два списка. Озаглавьте первый “То, что я не хочу, чтобы узнали другие, – никогда”, и запишите в него всё про себя. То, что вам в себе не нравится; может быть, что-то, что вы когда-то сделали и чем вы не слишком гордитесь; кем вы становитесь за закрытыми дверями и задёрнутыми шторами. Составьте длинный список из всего того, что вам не хочется, чтобы кто-то когда-то узнал. А потом второй список – назовите его “То, что сделает меня звездой”: возьмите всё, что вы написали в первом списке, и передвиньте это во второй список, потому что зрители хотят увидеть именно это». Они хотят видеть человеческие качества, они хотят видеть острые грани характеров, их тёмные стороны, ранимость, которые обычный зритель не может себе позволить проявить в настоящей жизни, потому что мы договорились, что есть определённый способ вести себя в обществе, взаимодействовать с другими людьми, – но взамен этого мы ходим смотреть фильмы, где персонажи делают и говорят всякие неуместные вещи, потому что это даёт нам возможность заочно пережить эти чувства, и этот опыт может нас освободить и излечить.    

В: Были ли какие-то примеры, когда ты сделал что-то такое, что потом отразилось на твоей собственной жизни? Написал что-то, что раскрыло тебе себя самого, и в результате ты смог сказать, что благодаря этому ты стал богаче как личность?

ВМ: По-моему, «Стокер» – это не тот фильм, где рассказывается какая-то нравоучительная история. Такие фильмы я не люблю, мне не нравится, когда мне пытаются навязывать чьи-то личные убеждения. Он задумывался как развлекательная история, но внутри него, если поискать, есть и что-то более глубокое. Если посмотреть под определённым углом, то это история самораскрытия – рассказ о юном человеке, который становится самим собой. Хотя, когда я её писал, в ней, конечно, были отсылки и к моей собственной жизни. Она отражала её, отражала тот этап на моём жизненном пути, где я тогда находился как человек, как личность.

В: Если говорить об этом – я аплодирую тебе за то, что ты сделал в отношении Санкт-Петербургского кинофестиваля. Не знаю, знают ли об этом зрители: ты отклонил приглашение на него и сделал это очень элегантно и очень публично – главным образом для того, чтобы поддержать протест против настроенного очень враждебно к ЛГБТ-сообществу в России… мы называем это «режимом», потому что, если честно, это так и есть. Что было после этого? Были ли у тебя ещё какие-то возможности – например, для активизма, для публичных выступлений?

ВМ: Ну да, были возможности поработать с общественными инициативами и благотворительными организациями, которые важны и значимы для меня, – например, «Кампания за права человека», например, «Проект Тревор». Не могу сказать, повлияло ли это действительно на мою карьеру на личностном, артистическом уровне – потому что, опять-таки, я не присутствую при обсуждениях, когда решается, брать меня на ту или иную роль или не брать. Но надо сказать, что одно из качеств, которое я ценю в персонаже, которого я сейчас играю во «Флэше», Капитане Холоде, злодее из серии комиксов, – это то, что это такой человек, который день и ночь всегда остаётся полностью самим собой. Он абсолютно в согласии с собой. Под согласием я имею в виду, что я говорю то, что я думаю, и делаю то, что я думаю. Если спросить Капитана Холода, кто он, он ответит: «Я Капитан Холод». Он всегда остаётся Капитаном Холодом. И, я считаю, в этом отношении он героичен, ведь он говорит правду о себе. В отличие от того парня, главного героя этой истории, который носит полумаску и с трудом справляется со своими тайнами и своей двойственной сущностью. И это всё усложняет. Если спросить его, кто он, то он, вероятно, не скажет вам правду. И в этот момент этот герой действует не совсем по-геройски. И, я думаю, это частично объясняет, почему комиксы привлекают читателей из ЛГБТ-сообщества, особенно более юных. Им кажется близкой история о ком-то, кого вынуждают чувствовать себя так, будто бы его отличие от других – это недостаток, помеха, что-то, за что могут наказать, за что будут преследовать. Но потом они принимают это отличие, признают его и понимают: «Да, оно действительно необычное, уникальное, и благодаря ему я чувствую себя сильнее».   

В: Красиво сказано. Думаю, сейчас мы можем дать зрителям возможность задать вопросы.

ВМ: Жаль, мне вас всех не видно.