Международный фестиваль независимого кино Off Camera («За кадром»)

Международный фестиваль независимого кино Off Camera («За кадром»)

 Польша, Краков

Май 2015 г.

https://www.youtube.com/watch?v=WUUiGjxZ5oQ

(Аплодисменты в зале).

Вентворт Миллер (ВМ): Спасибо. Спасибо. Здравствуйте.

Ведущий (В): Хорошо, что я принёс воды плюс к этим четырём бутылкам. У меня с собой шпаргалка. Что ж, большое вам спасибо за то, что собрались здесь на встречу с единственным и неповторимым мистером Миллером. Чуть позже мы дадим вам возможность задать ваши вопросы, так что готовьтесь. Так, с чего же начать? Ты уже давно в этой профессии. Расскажи о том, как всё начиналось, – например, откуда у тебя возник стимул, появилась мотивация к актёрской деятельности? Ты случайно начал заниматься ею или всегда знал, что тебе это интересно?

ВМ: Знаете, в детстве меня очень захватывала актёрская игра, увлекал Голливуд, и я любил телевидение, любил фильмы. Но чем старше я становился, тем больше понимал, каким сложным бывает этот бизнес. Поэтому когда я закончил учёбу в колледже, я поехал на запад, в Калифорнию, с намерением найти работу в этой индустрии, но «за сценой», заниматься кинопроизводством. И, наверное, только через полтора года жизни в Лос-Анджелесе я понял, что переехал туда потому, что подсознательно хотел стать актёром. Мне просто надо было собраться с духом и решиться.

В: Как ты это понял, что за переключатель щёлкнул у тебя в голове?

ВМ: Актёрством я заразился ещё в детстве. И я понял, что задаю себе вопрос: «Что, если?» И я не хотел дожить до семидесяти лет и всё ещё спрашивать себя: «А что если бы я попытался?» «Что, если бы я попробовал стать актёром?» «Вышло ли бы что-то из этого?» «Достиг ли бы я успеха?» Я не хотел, чтобы меня преследовали такие мысли. И я подумал: «Даже если ничего не получится, я всё равно должен попытаться».

В: Что ж, расскажи о своей типичной истории бедствующего лос-анджелесского актёра. Догадываюсь, что между тем, как ты переехал туда, и до того, как получил свою первую большую роль на телевидении, прошло два или три года. Так каким же было это сложное, голодное время?

ВМ: Голодное время? Я долго проработал в этом бизнесе временным ассистентом – в агентствах, продюсерских компаниях, студиях. Я занимался этим шесть лет. В качестве временного ассистента я, в основном, просиживал штаны на чужих стульях по восемь часов в день, играя в «солитер» на чужих компьютерах. Но в конечном счёте это оказалось мне полезным, потому что, работая с агентами, режиссёрами и продюсерами, я смог узнать, как функционирует этот бизнес «за сценой», увидеть его с другой стороны, в отличие от большинства актёров. Поэтому когда я начал работать как актёр, я уже по-другому понимал, сколько труда вкладывается в каждый фильм – даже в плохой. Даже к такой работе всё равно нужно проявлять уважение.

В: Чтобы хотеть стать режиссёром, нужно быть просто мазохистом, как я всегда говорю.

ВМ: Это сложная работа. Меня спрашивали, не хочу ли я когда-нибудь в будущем заняться режиссурой, и мой ответ – нет. Если только я не буду настолько увлечён каким-то конкретным проектом, что мне не захочется, чтобы эту историю рассказывал на экране кто-то другой, если мне захочется, чтобы к ней действительно подошли с уважением и серьёзностью, – только в таком случае я бы за это взялся.

В: Что ж, давай вспомним, как ты впервые попал на телевидение и как тебя впервые увидела публика. Тебе удалось получить роль в сверхкрутом, многими любимом культовом сериале «Баффи – истребительница вампиров». Как прошли съёмки в нём?

ВМ: Вымотали мне все нервы. Всё это время я только и ждал, что сейчас в дверь моего трейлера постучат и скажут, что меня увольняют. (Смеётся.) Да! Кажется, до того я ещё никогда не бывал на съёмочной площадке, а тут вдруг раз – и я дерусь с Дэвидом Бореаназом в каком-то переулке в три часа ночи – мне это просто крышу снесло. К тому же, я сам страстно любил этот сериал и смотрел его каждую неделю. Но каким-то чудом я всё-таки справился с этой работой, и, к счастью, дальше у меня шаг за шагом начала складываться карьера.

В: А вскоре после этого случилась «Динотопия». Это был мини-сериал, и там у тебя оказалось больше экранного времени. Чем отличался этот опыт, если учесть, что в нём у тебя было не просто однократное появление?

ВМ: Я провёл восемь месяцев в Лондоне, снимаясь в «Динотопии». Это мини-сериал в трёх частях, с огромным бюджетом, спецэффектами, экшном и приключениями. Он очень многому меня научил, потому что если твой партнёр по съёмкам – это что-то, чего на самом деле не существует, – в данном случае, динозавр, – то нужно постараться поверить в это, нужно иметь воображение, смелость и желание довести дело до конца. Нужно поверить в то, что, например, сейчас ты изображаешь страх, а потом в постпродакшне монтажёры добавят что-то в кадр и от этого станет понятно, почему ты испуган. И вот, прошло энное количество лет, а я до сих пор снимаюсь в экшне и приключенческом жанре, играю рисованных персонажей из комиксов, и тот опыт, который я получил в начале моей актёрской карьеры, мне хорошо пригодился.       

В: Комиксы и жанровое кино определённо вышли сейчас на передний план в популярной культуре. Чем они интересны тебе? То есть, заметно, что тебе нравится играть эти роли, но увлекаешься ли ты, как правило, именно такими жанрами?

ВМ: Я никогда даже не представлял себе, что у меня сложится именно такая карьера. Я думал, что буду играть адвоката в какой-нибудь процедурной драме. Никогда не предполагал, что буду бегать, одетый в парку и защитные очки, и стрелять из фальшивой пушки, которая замораживает людей. Это совершенно отличается от того, что я ожидал, но в глубине души я действительно верю, что мне суждено сыграть именно те роли, которые суждено. И не суждено сыграть те, которые не суждено. И именно так я и сохраняю какое-то душевное здоровье в этом бизнесе, где ты очень мало что можешь контролировать. Когда обычный актёр приходит на прослушивание, то результат не обязательно зависит от его таланта. Более важным может оказаться другое. Того ли ты роста? Тот ли у тебя цвет волос? Похож ли ты на ту картинку, которая сформировалась в голове у режиссёра, когда он представлял себе этого персонажа? Очень многое ты просто не можешь проконтролировать. Поэтому для меня полезнее, когда я не пытаюсь ничего контролировать и просто говорю себе: «Что бы ни предложила мне вселенная – я соглашаюсь».    

В: Если продолжить разговор об этом, например, о «Флэше» и «Обители зла» – там ты играешь персонажей, которых зрители уже любили, когда они существовали в другой форме. Как у тебя получается играть их, зная, что как только эти фильмы и серии начнут обсуждать в Интернете, твою работу станут рассматривать чуть ли не под микроскопом, потому что это культовые герои, потому что зрители этих проектов так страстно их любят?

ВМ: Да, они очень их любят. Но я считаю, что если тебя сильно беспокоит, что думают другие люди, то тогда плохи твои дела. У меня есть свои собственные художественные стандарты, своё представление о том, что хорошо, что искренне, что вдохновенно, и я пытаюсь обращать больше внимания именно на это, а не на то, как меня принимают или воспринимают зрители. У меня был потрясающий педагог по актёрскому мастерству, и однажды он сказал мне… это был совет по поводу прослушиваний: «Ты не можешь дать людям то, что они хотят. Ты можешь дать им только то, что ты делаешь. И если то, что ты делаешь, – это то, чего они хотят, тогда тебе найдётся место в этом бизнесе. Если нет – се ля ви».

В: Это очень и очень позитивный ход мыслей…

В: Сэр Энтони Хопкинс.

ВМ: Да, сэр Тони.

В: Ну, такое сыграть – это ж вообще проще простого. Не мог бы ты немного рассказать о том, как ты подходил к работе над ролью этого героя, который уже был самостоятельным персонажем, но дальше его должен был сыграть ещё и сэр Тони?

ВМ: Я посмотрел столько его фильмов, сколько смог. Но я сосредоточился главным образом на книге, на романе Филипа Рота, и на том, чтобы правильно передать его характеристику этого персонажа. В результате всё получилось очень хорошо, потому что мою часть фильма сняли первой, а потом, как мне сказали, Энтони Хопкинс просматривал то, что сняли со мной, и искал, какие моменты в моей игре он мог бы заимствовать и использовать в своей, – как если бы он смотрел какое-то старое домашнее видео.

В: Здорово, что и ты тоже в нём снялся. Не знаю, многие ли из вас смотрели этот фильм или читали книгу Рота и знаете, о чём она, но если вспомнить о твоём собственном происхождении, то… Боже мой, твои родители… посмотрим, получится ли у меня ничего не забыть: у твоего отца афроамериканские, еврейские, английские, немецкие, ямайские и чероки корни, у матери – русские, французские, голландские, сирийские, ливанские и шведские. Это же просто невероятно. Ты, совершенно точно, человек мира. Такое твоё мультикультурное происхождение как-то отражается на твоих ролях?

ВМ: Может быть. Сложно сказать, потому что я не присутствую при разговорах, которые ведутся за закрытыми дверями, где обсуждается, брать меня на роль или не брать. Но я точно знаю, что когда я начинал в этом бизнесе, я очень завидовал тем актёрам, учившимся вместе со мной на курсах актёрского мастерства, по которым было отчётливо видно, что, например, вот это «молодой Том Хэнкс», «молодой Дензел Вашингтон», потому что перед этими людьми легко открывались двери, ведь в Голливуде любят помещать актёров – да, в принципе, и всех остальных – в индивидуальные ниши, налеплять им на лоб конкретные ярлыки. И в Голливуде знают, что им делать с юным Томом Хэнксом, знают, что им делать с юным Дензелом Вашингтоном. Не думаю, что они точно знали, что им делать с юным Вентвортом Миллером. Поэтому я долго пытался быть своей версией юного Тома Хэнкса, своей версией юного Дензела Вашингтона – не то чтобы очень успешно. Я надеюсь, что япомог создать что-то, чего, возможно, не существовало раньше, и что лет через десять-пятнадцать кто-нибудь в Голливуде скажет (изображает голос): «Нам нужен такой актёр, как Вентворт Миллер в юности!» Может быть, это случится, может быть, нет, но я действительно понимал, что одна из моих профессиональных задач – это найти своё собственное место в этом бизнесе.

В: Не было ли когда-нибудь такого, что всё происходило наоборот: тебе предлагали участвовать в проектах – и, наверное, сейчас ты даже можешь в общих чертах рассказать о них – и ты думал: «Почему на эту роль вам нужен я?», потому что тебе казалось, что ты не подходишь для неё или что люди просто пытаются отыскать в тебе несвойственные тебе характеристики, потому что, опять-таки, ты не присутствовал, когда они обсуждали, брать тебя на роль или не брать?

ВМ: После «Побега» мне предлагали о-очень много ролей, связанных с тюрьмой. Мой персонаж должен был сидеть в тюрьме, или должен был попасть в тюрьму, или он только что вышел из тюрьмы. Может быть, у меня были татуировки, может быть, я занимался оригами. От многих предложений мне пришлось отказаться, потому что я не хотел связывать себя одним типажом. Но потом мне предложили сыграть в «Обители зла», и подход к этому персонажу, который, когда мы впервые встречаемся с ним в фильме, тоже находится за решёткой, отличался иронией и шутливостью, и я подумал: «Ага, поклоннику «Побега» это, наверное, понравится – это такой лёгкий намёк на кое-кого им знакомого… время подходящее, материал классный – пожалуй, соглашусь». 

В: Нехило.

ВМ: Спасибо.

В: Я хочу спросить – не хотел ли бы ты иметь больше возможностей контролировать этот творческий процесс? Ясно, что режиссурой ты заниматься не хочешь, но вот вышел твой первый фильм, и он не совсем совпадает с твоим сценарием, но существует уже сам по себе и нравится множеству зрителей – в том числе и мне.

ВМ: Спасибо.

В: Но, знаешь, в мире, где снимается так много франшиз, и сиквелов, и римейков и перезапускаются проекты, кажется, остаётся не так много новых идей. И если какое-то произведение продолжает какую-то историю, но, тем не менее, всё-таки даёт возможность ещё сильнее углубить эту историю, это о чём-то говорит.

ВМ: Конечно.

В: Поэтому не чувствуешь ли ты какой-то личной привязанности к этому тексту, не чувствуешь ли ты, что хотел бы проследить его дальнейшее развитие? Или ты просто написал его, написал его слова, на нём стоит твоё имя – а ты идёшь дальше?

ВМ: Думаю, это действительно сложная задача – отпустить от себя то, что ты сделал, когда оно закончено. Я считаю, что как у художника, как у творческого человека, у тебя действительно есть выбор, и он такой: «Хорошо, я это написал, я передаю его Голливуду и я знаю, что его изменят, его переделают. В этой кухне всегда работает целая команда шеф-поваров. Это коллективный процесс». Так что либо я спокойно отношусь к этому, либо настаиваю на том, что этот текст должен остаться священным и неприкосновенным, и кладу его в ящик стола, и тогда никто не сможет его увидеть. Поэтому я решил выбрать первый путь. Я был бы очень рад, если бы сняли этот приквел, потому что, как я считаю, это помогло бы углубить понимание этих персонажей, этих актёров. И мне нравится, что когда создаютсяфраншизыв кино, то они, если посмотреть с определённой стороны, пытаются следовать примеру телесериалов, которые позволяют зрителям провести с этими персонажами больше времени и по-другому вникнуть в эти истории. Телевидение позволяет глубже исследовать эмоции и персонажей, чем обычный двухчасовой фильм. В кино на первое место выходит, наверное, сюжет, а характеризация и эмоции остаются на втором плане, но в телесериалах есть время и возможность как следует преподнести их зрителям.   

В: Меня немного беспокоит, что кино начало сейчас заимствовать эту телевизионную модель. Конечно, очень многие уже говорили о том, сколько за последние десять с чем-то лет появилось прекрасных телепроектов. Но телевидение – это также и реклама, и эти шоу продолжают снимать потому, что это выгодно корпорациям. Нельзя сказать, что все телесериалы снимаются именно ради этого, но, думаю, кино – это всё-таки совсем другое дело. Не обязательно нужно переделывать одну художественную форму на манер другой, потому что нет гарантии, что она удачно подстроится под эти рамки. Не знаю, насколько это хорошая тенденция.

ВМ: Если это хорошо сделано, то может получиться очень интересно. Я смотрел последние фильмы о «Мстителях». Я совершенно не запомнил, какие события произошли в последнем фильме, но это никак не помешало мне получить от него удовольствие. «Голодные игры» – еще один очень успешный киносериал. И да, он действительно похож на телесериал и позволяет вновь вернуться к этой истории и провести время с героями, которые уже стали вам небезразличны.

В: Конечно, не факт, что ты руководствуешься какими-то принципами, когда берешь в руки новый чистый лист, но всё-таки – что ты делаешь, когда начинаешь что-то писать? Делаешь ли ты что-то в начале – может быть, у тебя есть изображения персонажей… делаешь ли ты что-то, что помогает вдохновению?

ВМ: Знаете, обычно прежде чем сесть и её записать, мне приходится ждать, пока история словно не начнёт сама вырываться наружу, потому что оставаться один на один с этим чистым листом – это страшно. Но когда я пишу, я действительно задаю себе такой вопрос: «Получилось ли у меня рассказать о себе что-то, что мне слегка неудобно, немного стыдно открывать всему миру?» – и это также моя актёрская философия. Один мой преподаватель как-то прочитал нам небольшую лекцию на уроке по актёрскому мастерству одним утром в четверг. Он спросил: «Так, кто из вас хочет быть звездой?» И мы все, конечно, подняли руки: «Ясное дело. Поэтому мы и здесь, поэтому мы пока и работаем официантамии всё такое». А он сказал: «Хорошо, я хочу, чтобы дома вы написали два списка. Озаглавьте первый “То, что я не хочу, чтобы узнали другие, – никогда”, и запишите в него всё про себя. То, что вам в себе не нравится; может быть, что-то, что вы когда-то сделали и чем вы не слишком гордитесь; кем вы становитесь за закрытыми дверями и задёрнутыми шторами. Составьте длинный список из всего того, что вам не хочется, чтобы кто-то когда-то узнал. А потом второй список – назовите его “То, что сделает меня звездой”: возьмите всё, что вы написали в первом списке, и передвиньте это во второй список, потому что зрители хотят увидеть именно это». Они хотят видеть человеческие качества, они хотят видеть острые грани характеров, их тёмные стороны, ранимость, которые обычный зритель не может себе позволить проявить в настоящей жизни, потому что мы договорились, что есть определённый способ вести себя в обществе, взаимодействовать с другими людьми, – но взамен этого мы ходим смотреть фильмы, где персонажи делают и говорят всякие неуместные вещи, потому что это даёт нам возможность заочно пережить эти чувства, и этот опыт может нас освободить и излечить.    

В: Были ли какие-то примеры, когда ты сделал что-то такое, что потом отразилось на твоей собственной жизни? Написал что-то, что раскрыло тебе себя самого, и в результате ты смог сказать, что благодаря этому ты стал богаче как личность?

ВМ: По-моему, «Стокер» – это не тот фильм, где рассказывается какая-то нравоучительная история. Такие фильмы я не люблю, мне не нравится, когда мне пытаются навязывать чьи-то личные убеждения. Он задумывался как развлекательная история, но внутри него, если поискать, есть и что-то более глубокое. Если посмотреть под определённым углом, то это история самораскрытия – рассказ о юном человеке, который становится самим собой. Хотя, когда я её писал, в ней, конечно, были отсылки и к моей собственной жизни. Она отражала её, отражала тот этап на моём жизненном пути, где я тогда находился как человек, как личность.

В: Если говорить об этом – я аплодирую тебе за то, что ты сделал в отношении Санкт-Петербургского кинофестиваля. Не знаю, знают ли об этом зрители: ты отклонил приглашение на него и сделал это очень элегантно и очень публично – главным образом для того, чтобы поддержать протест против настроенного очень враждебно к ЛГБТ-сообществу в России… мы называем это «режимом», потому что, если честно, это так и есть. Что было после этого? Были ли у тебя ещё какие-то возможности – например, для активизма, для публичных выступлений?

ВМ: Ну да, были возможности поработать с общественными инициативами и благотворительными организациями, которые важны и значимы для меня, – например, «Кампания за права человека», например, «Проект Тревор». Не могу сказать, повлияло ли это действительно на мою карьеру на личностном, артистическом уровне – потому что, опять-таки, я не присутствую при обсуждениях, когда решается, брать меня на ту или иную роль или не брать. Но надо сказать, что одно из качеств, которое я ценю в персонаже, которого я сейчас играю во «Флэше», Капитане Холоде, злодее из серии комиксов, – это то, что это такой человек, который день и ночь всегда остаётся полностью самим собой. Он абсолютно в согласии с собой. Под согласием я имею в виду, что я говорю то, что я думаю, и делаю то, что я думаю. Если спросить Капитана Холода, кто он, он ответит: «Я Капитан Холод». Он всегда остаётся Капитаном Холодом. И, я считаю, в этом отношении он героичен, ведь он говорит правду о себе. В отличие от того парня, главного героя этой истории, который носит полумаску и с трудом справляется со своими тайнами и своей двойственной сущностью. И это всё усложняет. Если спросить его, кто он, то он, вероятно, не скажет вам правду. И в этот момент этот герой действует не совсем по-геройски. И, я думаю, это частично объясняет, почему комиксы привлекают читателей из ЛГБТ-сообщества, особенно более юных. Им кажется близкой история о ком-то, кого вынуждают чувствовать себя так, будто бы его отличие от других – это недостаток, помеха, что-то, за что могут наказать, за что будут преследовать. Но потом они принимают это отличие, признают его и понимают: «Да, оно действительно необычное, уникальное, и благодаря ему я чувствую себя сильнее».   

В: Красиво сказано. Думаю, сейчас мы можем дать зрителям возможность задать вопросы.

ВМ: Жаль, мне вас всех не видно.

ВМ: Здравствуй.

Девушка: Прежде всего, я рада, что ты здесь...

ВМ: Спасибо.

Девушка: …в Кракове. У меня вопрос о фильме «Лофт». Как на него повлияла твоя личная жизнь, было ли… какое-то влияние?

ВМ: Я не уверен, что на эту конкретную роль повлияла моя личная жизнь, но я действительно по достоинству оценил возможность сыграть что-то отличающееся от роли Майкла Скофилда в «Побеге». Майкл Скофилд всегда был такой… непреклонно серьёзный. И за те четыре года, что я играл эту роль, я говорил со сценаристами и о том, что по вине Майкла пролилось много крови, он ответственен за многочисленные беспорядки – и всё потому, что хочет вызволить своего брата из переделки. Так, может быть, дадим ему шанс проявить не лучшие свойства характера, сделать что-то плохое? Но они отвечали: «Да, но он всё равно главный положительный герой этой истории». А в «Лофте» у меня как раз появилась возможность сыграть персонажа, который не был главным положительным героем, и это позволило мне почувствовать настоящую творческую свободу, потому что играть главного героя – это определённая ответственность. В «Лофте» у меня её не было, и это дало мне ощущение свободы.

В: Сейчас ты и играешь, и пишешь, и, конечно, никто не принуждает тебя выбирать только что-то одно, но, безусловно, оба этих дела позволяют удовлетворять разные творческие потребности. Интересно, что работа актёра вся подчинена некоему общему командному видению, не только ты сам контролируешь её. Но, получается, что и когда пишешь, происходит то же самое – текст принадлежит тебе, но только пока ты не отдал его в чужие руки. Как ты примиряешь эти два занятия, как понимаешь, что именно тебе хочется делать дальше?

ВМ: В обоих этих занятиях есть свои творческие трудности, недостатки и проблемы, связанные в моём случае с контролем над творческим процессом и с тем, как отпускать этот контроль и спокойно к этому относиться. Когда я начал писать сценарии, то понял, что нуждаюсь в людях. В те два года, когда я писал эти сценарии, сидя у себя в гостиной, мне было очень одиноко. Быть писателем – значит изолировать себя. Я мог делать это только в одиночестве – и начал скучать по человеческим отношениям, по работе, на которую надо ходить, по участию в коллективе. На съёмочной площадке фильма, на съёмочной площадке сериала ты работаешь вместе с другими по двенадцать-четырнадцать часов каждый день пять дней в неделю, иногда много месяцев без перерыва. Между вами образуется некая связь и единение, потому что есть ощущение, что вы воюете плечом к плечу. Вот по ним я действительно скучал, и потому сейчас я так сильно сосредоточился на актёрской работе. Может быть, я буду писать дальше, а может быть, и нет, но на личностном уровне я знаю, что мне надо быть рядом с людьми, поэтому в ближайшее время я собираюсь заниматься только актёрской работой.    

Девушка: Да. Здравствуй.

ВМ: Здравствуй.

Девушка: Хорошо, и тогда ещё вопрос: принимал ли ты участие в процессе подбора актёров на роли, потому что, мне кажется, в «Стокере» были потрясающие актёры. Это были именно те люди, о которых ты думал? Эти актёры были именно теми, о ком ты думал, когда писал сценарий, или же это зависело не от тебя?

ВМ: Прекрасный вопрос. Я никак не участвовал в процессе подбора актёров для «Стокера», но, как ни странно, когда я писал роль дяди Чарли, одним из актёров, которых я себе при этом представлял, был именно Мэттью Гуд. Когда я перестал рассматривать себя как кандидата на эту роль, то именно о нём я подумал: «А не выйдет ли из него замечательный дядя Чарли?» В писательской работе мне сильно помогает очень чётко представлять, кто смог бы сыграть роль в той части текста, которую я пишу, потому что тогда я могу писать словно для их голоса и их характера.  

Девушка: Спасибо.

Девушка: Вот, я здесь.

ВМ: …вижу... А, вот ты где.

Девушка: Здравствуй ещё раз. Вот мой вопрос: по твоему мнению, как могут публичные люди помочь улучшить ситуацию с правами ЛГБТ-сообщества в таких странах, как, например, Россия?

ВМ: Думаю, это прекрасный вопрос. На него можно дать много ответов. Конечно, это ещё и очень сложный вопрос. Можно открыто что-то защищать. Можно посещать определённые события, высказываться в поддержку конкретных общественных инициатив. Для меня это важно. Но можно также просто продолжать работать. Если ты актёр, можно оставаться на экране. Я много размышлял о том, что значит играть в телесериалах и быть при этом открытым геем. И, думаю, в таком случае у меня появляется уникальная возможность – потому что если я чей-то поклонник, если я смотрю, как какой-то актёр играет роль на телевидении, то этот человек приходит в мой дом неделю за неделей, год за годом, и постепенно начинаешь чувствовать, что он стал членом твоей семьи. И если этот актёр решает открыто рассказать, что он гей, то тогда перед вами, по-моему, встаёт сложная задача: принять это признание так же, как вы бы сделали это, если бы член вашей настоящей семьи решил сообщить вам: «Эй, знаете, я гей», «Эй, я лесбиянка», «Эй, я трансгендер». Поэтому те, кто растёт в сообществах, где нет никаких людей нестандартной ориентации или «как бы нет» (изображает жестами кавычки) никаких людей нестандартной ориентации… если они видят по телевизору человека-открытого гея или, может быть, персонажа-гея, или лесбиянку, или кого-то ещё, то тогда они начинают осознавать, что такие люди существуют. И, я думаю, это заставляет их научиться принимать этих людей и изменять свои взгляды в сторону большей открытости, что, возможно, обычно не было им свойственно.  

Молодой человек: Ну, да, действительно: твоя ли это была идея? Или, если бы у тебя было какое-то влияние на неё или если бы ты мог написать другой финал, как бы ты закончил сериал, если бы Майкл Скофилд не должен был умереть? Какой бы ты предложил финал сериала? Этот вопрос не даёт мне покоя уже целый год или около того.  

ВМ: Ясно. Один из вопросов, как я понял, был о том, мог ли я как-то повлиять на то, как закончился «Побег». Ответ – нет. Не думаю, что у кого-то из актёров есть такая возможность – повлиять. Но я действительно обсуждал это со сценаристами, у нас периодически возникала эта тема: Майкл натворил всех этих дел, из-за него погибли люди – имеет ли он право просто уехать в закат вместе со своей девушкой и их будущим ребёнком? Достоин ли он радостного финала? Или всё-таки для него будет логично сделать что-то, чтобы уравновесить эти чаши весов? И, по-моему, пожертвовать собой ради других – это очень в духе Майкла Скофилда… тем, кто ещё не видел сериал, я сейчас порчу всё удовольствие от просмотра, извините. Так что концовка была для меня логичной с точки зрения характера этого персонажа и с точки зрения развития сюжета, но я могу понять, что зрителям было трудно принять её и, может быть, она их даже расстроила. Но у меня есть для вас хорошая новость – сейчас ведутся разговоры о том, чтобы снять продолжение «Побега». Пока что всё находится на начальной стадии, ещё многое нужно уладить, прежде чем это воплотится в реальность, но это продолжение действительно обсуждается, и, кажется, поклонники тоже заинтересованы в нём. Но главным станет всё-таки то, сможем ли мы придумать интересную историю. Ведь если по уровню она не дотянет до того, что мы уже создали, тогда нам даже не стоит задумываться о каком-то продолжении, ведь тогда оно только всех разочарует. Но да, действительно есть вероятность, что будет снято несколько новых серий «Побега» или состоится какое-то возвращение – увидим.

Девушка: Я здесь.

В: Вон она.

ВМ: А! Привет.

Девушка: Да, точно, я сейчас сама пишу магистерскую работу, и моя тема – шекспировские злодеи. И поэтому я хочу узнать твоё мнение, если оно у тебя есть, о злодеях Шекспира. Кого ты им считаешь, кто самый большой злодей, самый злодейский персонаж шестнадцатого века?

ВМ: Самый злодейский?

Девушка: Да.

ВМ: Ну, я не специалист по Шекспиру. Да, в колледже у меня действительно была пара занятий по Шекспиру, и, конечно, я ценю его произведения. Я был рад, что меня пригласили на эту работу, что заплатили за неё гонорар, но… Опять-таки, если задуматься, если посмотреть с определённой стороны, то Париса можно назвать злодеем, но, конечно, это зависит от интерпретации. Он злодей, он такой персонаж, которого нам нравится ненавидеть. И, я думаю, нам всегда нужны персонажи, которых нам нравится ненавидеть, – они очень занятные. Почему он так поступает, и как он это оправдывает перед самим собой, какие у него патологии, какие заблуждения? У нас всех есть патологии, есть заблуждения. Мы все, бывало, убеждали себя в чём-то, что соответствовало или не соответствовало действительности, чтобы как-то продолжать жить дальше. И таким образом, когда это обнаруживаешь, этот злодей превращается в человека. Может быть, он не вызывает сочувствия, но его можно понять.

В: Давайте тогда в продолжение этой темы я задам последний вопрос. Так как ты работаешь в кино и на телевидении, тебя, конечно, спрашивают о твоих привычках в этой области. Но если вспомнить, что ты играл в постановке по Шекспиру, что ты сам пишешь и специализировался на английской литературе, то, скажи – что ты читаешь, что тебе нравится, какие у тебя любимые авторы, что ты прочитал недавно и тебе понравилось, и так далее?

ВМ: Грустно об этом говорить. В колледже я читал классику… Я изучал английский язык, это были мои основные предметы.Сейчас я читаю в основном журналы – внимания и интереса у меня хватает, кажется, только на них. Я большой поклонник «Нью-Йоркера». Если говорить о том, что я смотрю… люблю документальные фильмы, и сегодня мне больше нравятся реалити-шоу, чем сериалы с заранее прописанными сценариями. Большинство «реалити»-шоу (изображает жестами кавычки), конечно, тоже снимается по сценариям, но… Очень люблю шоу вроде «Шеф-повар», «Проект Подиум»… ещё смотрю шоу «Вмешательство», и оно каждый раз разбивает мне сердце. Чем старше я становлюсь, тем больше мне интересен мир, как он есть, и тем больше мне нравятся истории, которые повествуют о нём, а не такие,которые уводят далеко от реальности и ничего не рассказывают об окружающей меня повседневной жизни. 

В: Что мне показалось интересным в тех программах, которые ты назвал… Я не сильно увлекаюсь реалити-шоу, но все те, которые ты перечислил, – они о том, как что-то создаётся или достигается.

ВМ: Верно.

В: И вот такие шоу – над тем, что показывают в них, действительно можно поразмышлять…

ВМ: Да.

В: …не то что над глупыми сериалами про всяких людей с несносными характерами.

ВМ: А что, их я тоже раньше смотрел. (Смеётся.) Это мой маленький грязный секрет! Но…

В: (смеётся). И закончилось всё реалити-шоу про семейку Кардашян.

ВМ: (смеётся).

Camera on: Wentworth Miller

May 2015

https://www.youtube.com/watch?v=WUUiGjxZ5oQ

(Audience’s cheers and applause.)

Wentworth Miller (WM): (enters, mouths): Thank you. Thank you. Hello.

Host (H): (Enters.)

WM and H: (Shake hands, sit down.)

H: Glad I brought my own water with the four of the ones here … I got my cheat sheet. Hey, thank you so much for coming out to this special edition with the one and only Mr. Miller here. We will be able to turn this over to you guys for some questions partway through this, so be prepared. Er, where do we begin? You’ve been performing for a long time. I’d love to know about the early days, like what was the impetus, what was the motivation? Did you fall into it accidentally or did you always know that was something you were always interested in?

WM: You know, as a kid I was fascinated with acting, with Hollywood, and I loved TV, I loved films, but the older I got the more I understood how difficult the business can be. So after I graduated from college, I drove west, California, with the idea of getting involved with the industry behind the scenes as a producer. And it wasn’t for maybe a year and a half after arriving in Los Angeles that I realized I’d unconsciously moved there to act. It was just a matter of working up the nerve.

H: How did you know, what was that… that switch that went off for you?

WM: Well, I’d had the acting bug as a kid. And I realized that I had this “What if…” question. And I didn’t want to be 70 years old still asking myself, “What if I’d given it a shot?” “What if I’d tried to be an actor?” “Would that’ve worked out?” “Would I have found success?” I didn’t wanna be haunted by that. So I thought, “Even if it doesn’t work out, I gotta give it a shot.”

H: So, tell me about the quintessential struggling Los Angeles actor stories. So, I guess it was probably two or three years between when you moved out there to when you got your first big TV role, so what were the struggling years, the lean years like?

WM: The lean years? Well, I spent a long time as a temp, as a temporary executive assistant, working within the business, at agencies or production companies, studios, and I did that for six years. And essentially, as a temp I was warming strangers’ chairs (laughs), for eight hours a day, playing “Solitaire” on their computers. But in the end that served me because working for agents, working for directors, working for producers, I got to see how the business works behind the scenes, from a different perspective than, I think, your average actor gets to enjoy. So, when I started working as an actor, I had a different appreciation for how hard it is to make a movie, even a bad one – respect must still be paid.

H: You have to kinda be a masochist to wanna be a filmmaker, I’ve always said.

WM: It’s a hard job and I’ve been asked, you know, do I wanna direct at some point, and the answer is no. (Laughs.) Not unless I felt deeply passionate about one particular project and hated the idea of anyone else telling the story – that would be the only reason to really approach that with a certain amount of respect and seriousness.

H: So, let’s talk about when you first got into television and your first getting out there in the public eye. You managed to get onto a supercool, beloved cult series…

WM: Yeah.

H: …“Buffy the Vampire Slayer.” What was that experience like?

WM: Nerve-wracking. I spent the entire time waiting for the knock on the door on my trailer that I was fired. (Laughs.) Yes! I don’t think I’d been on a film set before and suddenly I’m doing fight choreography with David Boreanaz in the back alley at 3 a.m. – I mean, it just blew my mind. This was also a show that I was feverishly devoted to as a fan and watching every week. But I made it through by the skin of my teeth and was lucky enough to start piecing a career together in the years that followed.

H: For “Buffy,” though, for those who don’t know, could you just describe the role that you played?

WM: I was a fish monster. (Laughs.) I was on a high school swim team. And I think the story line was that our coach was spiking the water with shark DNA so that we would swim faster (laughs), with the unfortunate side effect that we all became monsters.

H: Then “Dinotopia,” that wasn’t too long after that. And that was a mini-series, so there was more longevity to it. How different was that experience up at that point, just for the fact that it wasn’t just a one-off thing?

WM: Well, that was eight months in London of shooting “Dinotopia,” that’s three part mini-series, huge budget, special effects, action adventure. It was real education for me because to work opposite something that’s not actually there – in this case, a dinosaur, takes a leap of faith, it takes a certain degree of imagination and bravery and commitment. You wanna believe that, you know, you gonna act scared, and that the editors in postproduction are gonna put something there that justifies you acting scared. And here we are, X number of years later, and I’m still doing action adventure, cartoon comic book characters, and that early experience has served me well.

H: You know, comic books and genre – this has certainly become… come to the front of popular culture. Where do your own interests lie, I mean, like, you’re clearly having fun with these roles but are these the kinds of things that you are ordinarily attracted to?

WM: I never imagined that I would have a career that looks the way that it does. I thought I’d be playing a lawyer on some procedural drama. Never imagined that I’d be (laughs) running around in a parka with ski goggles and shooting a fake cold gun that freezes people. It’s quite different than anything I’d expected, but I do believe in my heart of hearts that I’m meant to play the parts that I’m meant to play. I’m not meant to play the parts that I’m not meant to play. And that’s how I hold on to a degree of sanity in a business where you have so little control. The average actor walks into an audition, and it’s not necessarily about your talent, it’s about, you know, are you the right height? Do you have the right hair colour? Are you what the director had in mind when they are envisioning this character? So much is beyond your control. So, it’s been helpful to me to surrender as much of that control as possible and to say, “Whatever the universe provides, I say yes.”

H: So, you know, kinda continuing with some of these things like “The Flash” or “Resident Evil” movies where you’re playing a fictional character that is already beloved in another form. You know, what is that experience like as far as knowing that once the Internet gets hold of it, you’re gonna be under such scrutiny because the cult… that, you know, the audiences for these projects are very passionate people?

WM: Yes, they are passionate people, and I think if you care a lot about what other people think, you might be in trouble. I have my own artistic standards, I have my own creative sense of what is good, what is authentic, what is inspired, and that’s what I try and pay attention to more than how I am received or perceived by an audience. I had a great acting coach, once upon a time he told me that… and this was advice as far as auditions: “You cannot give people what they want, you can only give them what you do. And if what you do is what they want, then you’re in business. If it’s not, c’est la vie. ”

H: That’s very, very positive thinking.

(Audience laughs.)

H: One of your… one of my favourite projects of yours is an underrated movie called “The Human Stain”…

WM: Thank you.

H: …in which you get to play, you play a role that… you play the younger version of a role that is then played by…

WM: Anthony Hopkins.

H: Sir Anthony Hopkins.

WM: Yeah, Sir Tony.

H: (exhales) Man, that’s no pressure or anything. Could you talk a little bit about how you app