Специфика художественного метода Михаила Елизарова

 

Елизаров подчеркивает обыденную логику рассуждений своего героя. Виноватым оказывается система, которая не поддерживает жизнь, а губит ее, приближает Россию к катастрофе. Данные настольгические компоненты можно проследить в рассказе «"Киевский" торт». Это и делает ее (лирическую прозу Михаила Елизарова) по-настоящему трогательной и симпатичной. В ней много иронии, но еще больше компонентов откровенной сентиментальности: «Генерал попросил показать ему, что я с таким интересом читаю. Я протянул книгу и доложил, что выполнял наряды по уборке госпиталя - ведро и швабра, по счастью, стояли неподалеку - и вот теперь, в свободное время, повышаю свою боевую подготовку. Я видел, что Вильченко доволен моим ответом. Генерал бережно вернул мне учебник со словами: Ну, не будем, мешать, сынок», - а полковник, уходя, сказал Вильченко: «Вы этого солдата отметьте перед строем». На вечернем построения мне объявили благодарность, а я выкрикнул, как Игаев: «Служу Советскому Союзу!» Неважный получался из меня невидимка…» [47, 8].

Сюжет каждого рассказа Елизарова на глубинном уровне прочитывается как поединок героя со смертью: «В первый же день между вторым и третьим этажом мимо меня пронесли носилки, закрытые темно-зелёной клеёнкой, под которой угадывался труп. Мое притихшее было сердце, заколотилось с новой силой, и дурнота предчувствий ударила в голову» [47, 5].

Герой живет легко, не мучая себя размышлениями. В каждом из рассказов есть те или иные признаки неблагополучия, конечности существования. «Осознание бесконечной юности» центральная тема данного текста. Внимательный взгляд автора отмечает разнообразные детали. Деталей, которые бы совсем не устраивали героя, практически нет, но они могут не устроить читателя. Отсутствие кульминации стоит отметить как принцип повествования. Продолжающаяся жизнь в своем становлении интересует автора: «На полке среди откровенно скучных «Уставов» и «Конституций» я нашел потрепанный «Учебник сержанта мотострелковых подразделений» под редакцией генерал-майора Т. Ф. Реукова и в свободное время прилежно читал его: «Ориентироваться на местности - это значит определить стороны горизонта и свое место относительно окружающих предметов и элементов рельефа, выбрать нужное для движения направление и выдержать его в пути» [47, 8]. Героям Михаила Елизарова свойственна жадная потребность жить и действовать вопреки рассудку. Герой Елизарова деятелен и свободен и готов к открытой форме конфликта. Он готов к борьбе за жизнь, но всё равно выбирает статус-кво. Но и конфликта не избегает, хотя и сам не создаёт. Его лирический герой, который особенно не особо проявлен в этом сборнике, неоднозначен, часто подвержен ностальгии. От брутальности до нежности у него один шаг, который он и делает постоянно, поэтому его непрерывно «ведет и корчит», выражаясь словами Николая Семёновича Лескова.

Стихотворные строки используются как тон и настроение повествованию.

На вопрос петербургского журналиста «Собака» о том, как часто его прозе приписывают романтизацию советского времени, Михаил Елизаров счёл нужным прокомментировать, «это не ностальгия по Советскому Союзу». «Это та достойная форма поведения, которая при нынешнем капиталистическом строе совершенно утеряна» [118]. Итак: единственное, что бросается с первых строк чтения сборника «Красная плёнка», та избирательность проработки советской темы в рассказах. И хотя он докладывается как официальный документ обманчивым прозрачным слогом, так как всё, что им написано - под микроскопом. Стихи Михаила Елизарова в определённой мере схожи с его прозой, и он являются продолжением художественного текста.

Характер избирательности проработки советской темы в рассказах носит оформительный характер, правоверно приверженный моде и ориентации на успех. Тем самым сводя выраженность феномена капитализма через систему эмотивно - настроенческих компонентов, таких как «дружба, верность, благородство, жертвенность» [118].

 

3.2 Рассказ «"Киевский" торт»

 

Капитализм (а в представлении каждого человека в непрерывной связи с социализмом) обаятелен и притягателен по природе своей, даже если само слово отстранённо близко к нахлынывшему, выбитому в сознании формулировки «определенные психосоциальные установки, содержащие особый маркирующий фермент» сообщается Алисой - героиней рассказа «Не больно», как тайное «дефицитное» знание. Сборник Михаила Прилепина «Красная плёнка» книга действительно чрезмерно неравнозначная, рассказы и повести в ней разного художественного плана. Так, к примеру, движущим конфликтом на протяжении всего сборника остаётся конфликт любви и насилия (тема капитализма разворачивается вскольз и носит обрамляющий характер), где одно противостоит другому. Для чего автору насилие? Зачем изображать его в таком количестве и разнообразии, постоянно, монотонно иллюстрируя однотипными, с каждым последующим разом, становящиеся всё более выхолощенными живыми примерами? Лексический состав и функционирование слов в художественном стиле речи имеют свои особенности. В число слов, составляющих основу и создающих образность этого стиля, прежде всего, входят образные средства русского литературного языка, а также слова, реализующие в контексте свое значение. Это слова широкой сферы употребления: «Это, верно, дочь моя, разлюбезная заявилась! А я уже думал, признаться, что ты совсем домой не придешь» [47, 54].

В рассказе «"Киевский" торт» Михаила Елизарова движущий конфликт всего сборника конфликт любви и насилия тоже есть. В рассказе «"Киевский торт» конфликт имеет скорее нравственную и философскую подоплёку, потому основная часть произведения раскрывается далеко не во внешних событиях. Он, конфликт выражен на куда более высоком уровне метафизическом: борьба с энтропией. Капитализм подаётся скорее с иронической стороны. И, что самое важно - жизнеутверждающая сторона не совсем затушёвана. Не понятно, как к этому относиться, приписать это к «заслугам» Михаила Елизарова или же, скорее всего, к недостаткам: «В одном свадебном салоне, даже представить страшно - платья розовые, голубые, с тесьмой, на поясе сзади банты, аппликации какие-то из кружев… Катастрофа! Продавщица что-то зачитывает, я смотрю - полностью атласное платье. Мало того что цветное, так еще и атласное» [47, 54].

О жизнеутверждающей силе внушения, как именно гипнотического воздействия: «А к платью сережки купила и колье. Из циркония, но выглядят на сто карат. Смотри. И босоножки. Каблук - одиннадцать сэмэ, но удобные - хоть кросс бежать [47, 54].

«Здорово! Я с ним как Элвис Пресли. Набриолиненного кока еще не хватает.- Ты в сто раз лучше всех Элвисов Пресли» [47, 55]. Интертекстуальность как стиль. «Набриолиненный кок» как пространство, где «разное» возможно. В этом возгласе «Здорово!» не только пафосный призыв (хотя есть и он), но и заявленная открытость повествования, избранная автором эпичность, ироничность. Михаил Елизаров рассказывает нетипичную историю как типичную историю (для предания большей типизации в рассказе не звучит имя главного героя ни разу), скорее типичного героя, героя с радикальными взглядами на жизнь. Эпический потенциал присутствует, но, как нам предстоит увидеть ниже, Елизаров не всегда его использует: «Знаешь, Дашка, а у меня последнее время наш ялтинский вечер никак из головы не выходит. Тебе тогда три годика исполнилось, ты у меня всю зиму проболела и полвесны, такая слабенькая была… Я на диссертацию плюнул, взял в июне отпуск, и мы с тобой в Ялту махнули. Погода была исключительная, народу мало» [47, 55].

При этом гипнотический компонент приближен к потустороннему мистицизму (характерная черта всего творчества Михаила Елизарова). Как хочется, кажется, порой обмануться. Обмануться, даже вопреки общепринятому проверенному и утверждённому временем мнению. Но нам ведь известно, что «пустая оболочка» смысла или идея «мыльного пузыря» что - то внешнее как деталь или черта. Основный смысл рассказа забивается кричащей лексикой, с ломкой обычного стереотипного смысла.

Не хотелось бы соглашаться с критиком Н. Ивановой, так перефразируя её фразу «У Книг не было Смысла, но был Замысел», данный рассказ «"Киевский" торт» имеет и «Смысл» (неоднозначный) и «Замысел». По нашему мнению основной смысл рассказа - борьба с энтропией, воплощением которой в рассказе является капитализм. Но Н. Иванову можно вполне понять, смысл стихотворения, как бы сказать и правда «коверкается» в сопоставлении с общим текстом рассказа, тем самым он приобретает двусмысленность граничащий с бессмысленностью и эротизмом. Н. Иванова пишет: «Без каждой из этих книг не могло бы свершиться духовное преображение читателя (У Книг не было Смысла, но был Замысел)» [61].Строки стихотворения Михаила Елизарова можно трактовать как тоску по утраченной свободе и молодости:

Папа начал стариться, На соседок больше не зарится.

Он пугается и сутулится, Когда переходит улицу. Дома по листику [47, 55].

Можно ли назвать рассказ «"Киевский" торт» трагической историей? С обычной точки зрения нет, но всё же это именно трагическая история (обыденность с которой подаётся эта история и является трагичной), потому

что главный герой (как и все остальные герои данного рассказа) погружён в атмосферу повседневной жизни, в которой жизнелюбие и стойкость уже не сталкиваются и не борятся с окружающим насилием: «Один единственный раз совершеннолетняя дочь на час задержалась. Мне же нужно было пробежаться по магазинам. На базар потом съездила, помидоров набрала, картошки, зелени. Это понятно, а где мы до базара шлялись? А то ты не знаешь! Платье подыскивала. Хорошо еще, что Светка согласилась помочь, мы с ней полгорода облазили, пока подходящее выбрали. Скажи, пожалуйста…» [47, 54]. Ирония - доминирующее чувство, проходящее через все тексты сборника. Но было бы неверно говорить о поверхностном характере этой иронии. В рассказе есть обращение к проблеме смерти, проблеме старости, которая приобретает лейтмотивный характер. Помимо самой ситуации ощущения «дыхания смерти» много ситуаций, связанных с разного рода опасностями, как для тела, так и для души.

Отметим также отсутствие в рассказе сюжета, который можно было бы назвать «делом жизни». Герой в настоящем времени не делает ничего, что можно как-то определенно обозначить. В этом можно увидеть «законсервированность» героя на прошлом, отсутствие желания обустроиться и начать взрослую жизнь в настоящем. В каждом из рассказов есть те или иные признаки неблагополучия, абсурдности существования, как и в этом рассказе. «Осознание конечности жизни» центральная тема данного рассказа.

Сказанные слова Михаила Елизарова по поводу романа фантасмагории в интервью «Газете» как нельзя, кстати, подходят в данной ситуации, «Я сам родом из провинции и очень ее люблю. Она печальна и прекрасна. Ее населяют очень хорошие, интересные люди. Они полны героизма. Они могут самозабвенно бухать, но и самозабвенно сражаться, если им дать смысл. А сейчас смысла нет, и они самозабвенно убивают себя. Но если им подарить возможность делать что-то другое, то они будут это делать замечательно. А столичный человек мне просто не знаком, а я не пишу про то, чего не знаю. Я уверен, что судьбу каких-то глобальных вещей решают маленькие люди. Их можно представить себе как маленьких демиургов. В каком-то крошечном городе беседуют дворники и как они захотят, так и будет» [100].

Таким образом, можно сказать, что герои Михаила Елизарова находят более активный выход своему несогласию. Они наделены активностью, и их недовольство миром находит выражение в конкретных, но бессмысленных действиях (или же противодействиях) против не устраивающей их действительности:

Читает беллетристику, На вопросы вежливенько отвечает, Тоненько режет лимон к чаю [47, 55].

Попытавшись исследовать рассказ «"Киевский" торт» со сборника рассказов «Красная плёнка» мы пришли к следующим выводам:

Стиль, избираемый М. Елизаровым, соответствует разговорной норме. В отношении автора чувствуется способность и желание не только судить, но оценивать и осуждать. Писатель выявляет своеобразную негативную динамику, которая определяет путь персонажа как нисхождение, выпадение из жизни.

Любовь в семье, к матери, к себе, к жизни, любовь как таковая - тот самый «грааль», которого всем не хватает, тот лейтмотив, который связывает весь рассказ «"Киевский" торт» (и все рассказы в единый сборник «Красная плёнка»). Движущим конфликтом на протяжении всего сборника остается конфликт любви и насилия, где одно противостоит другому.

С одной стороны, насилие - это часть окружающего мира, это его объективная черта, без которой не обойтись. Это часть человеческой природы, которая зачастую неполноценна и неуправляема.

С другой стороны, наличие насилия в разы увеличивает ценность любви: невозможно оценить одно без другого. Счастье становится счастьем только тогда, когда известна его цена. А эта цена становится очевидной через насилие: счастье, имеющее разные формы и цвета, становится доступным и видным только на фоне жестокости.

Данный нами вывод легко может экстраполироваться на весь сборник рассказов «Красная плёнка».