О соотношении эстетико-художественного и утилитарно-дидактического в культовом пении Древней Руси

 

В период распространения христианства на Руси византийские напевы в силу своего национального характера не могли найти тех откликов в душе русского человека, к которым стремились идеологи христианской религии. Поэтому первыми шагами русской церковной певческой школы были попытки «обрусить» звучание песнопений, внося свои мелодические обороты, переосмыслить их в своем духе. В дальнейшем это привело к подавляющему обрусению церковных напевов. Тем более что тенденция к русифицированию церковного пения сохранилась на протяжении всей «дониконовской» эпохи, распространяясь не только на мелодию, но и на тексты песнопений. Облачение церковных текстов в русскую мелодическую ткань диктовалось также и стремлением устранить логическую несовместимость, которая возникла от соединения славянских текстов с греческими мелодиями.

Мелодико-ритмический рисунок греческих песнопений, являясь эмоциональным сопровождением текста, в то же время служил средством выделения важных и значительных его мест. При соединении греческих напевов со славянским текстом эта структура расстраивалась. На преодоление этих противоречий в культовом пении и была направлена деятельность представителей русского православия в течение первых двух веков его существования.

На основании исследований русской и советской палеографии можно сделать вывод, что в основе культовой музыки Древней Руси лежал «знаменный распев». Свое название знаменное пение получило от слова «знамя» (славянское выражение слова «знак»), которыми нотировались мелодии этого распева, иначе этот род пения именовался еще и «столпом». Последнее название обозначает вообще церковное, гласовое пение, так как восемь гласов составляют «столп», т.е. «чин», последование его.

В результате развития знаменного пения выделились два стиля при его распевах: большой знаменный распев и малый. Мелодический рисунок большого знаменного распева строился из канонизированных попевок - «кокиз». Употребление тех или иных попевок, их чередование и количество в пределах указанного гласа не были определены уставом церкви. Построение мелодической строки определялось художественным замыслом распевщика, характером воспеваемого текста и значением песнопения в ходе богослужения. Таким образом, каждое песнопение большого знаменного распева имеет мелодическое выражение, свойственное ему одному.

Большой знаменный распев применялся к изменяемым песнопениям всех видов: стихирам, тропарям, ирмосам, прокимнам и т.п. В часто употреблявшихся песнопениях количество используемых попевок было небольшим. Зато в двунадесятые праздники и в дни «великих святых» песнопения украшаются мелодиями, состоящими из большого количества «кокиз». Причем попевки отбираются наиболее яркие и пространные в мелодическом отношении. В практике русской церкви большой знаменный распев именовался еще пением по «кокизам» (попевкам), а малый - по «подобным». В этом заключается их принципиальное различие.

Кокизы можно определить как мелодические стереотипы, выработанные в певческой практике церкви. Каждый глас имеет свой запас кокиз. Кроме того, существовали кокизы, общие для всех гласов. В зависимости от гармонического строя и мелодико-ритмического выражения кокизы имеют различное употребление. Минорное или мажорное наклонение, торжественность, скорбь, плавность или живость, величавость употребляемых попевок - все это должно было четко соотноситься с характером выпеваемого текста. Церковь стремилась к тому, чтобы усилить с помощью мелодии назидательно-дидактическую сущность песнопений. Подобное соотношение текста и мелодии предусматривалось как для отдельных песнопений, так и для целых циклов. Так, например, в напевах «страстной» и «светлой» седмиц кокизы резко отличаются друг от друга. Неодинаковы они в напевах литургии, утрени, вечерни, молебна, панихиды. Именно практика большого знаменного распева явилась той школой, благодаря которой русские распевщики смогли вырваться из рамок византийского осмогласия и создать свое национальное певческое искусство. Обращая внимание на этот факт, К.К. Розеншильд писал: «Знаменных распев с его изумительными мелодическими красотами восходит истоками не столько к религиозным гимнам Андрея Критского, сколько к русскому народному творчеству. К тому же не только при общенародном («людие»), но и при клиросном пении («лик») певчие из народа неизбежно привносили в мелос и хоровой стиль интонации и приемы, свойственные в той или иной мере мирской, главным образом крестьянской, песенности».

Материалом для построения мелодий малого знаменного распева являются те же кокизы, но в отличие от большого знаменного распева, свобода в выборе и возможном сочетании попевок абсолютно исключена. Все имеющиеся кокизы распределены по группам, в которых каждая кокиза имеет свое определенное место. Всякое перемещение попевок из группы в группу или внутри группы исключается. Эти канонизированные группы кокиз и составляют напевы малого знаменного распева, именуемые «подобнами». Таким образом, трафаретность в пении «на подобны» возведена в принцип, каноническое требование.

По своей музыкально-художественной значимости большой знаменный распев превосходит пение по «подобнам», но именно этот факт и не позволил ему получить широкую признательность в церковных кругах. Это произошло потому, что пение по кокизам предусматривало знание всех попевок и наличие элемента творчества, искусства, которым владел не каждый клиросианин. Кроме того, свободный распев песнопений затруднял контроль за исполнением со стороны церкви. Использование певцами распевщиками интонационного фонда народной песенности приводило к «обмирщению» культового пения. Перечисленные «недостатки» большого знаменного распева и определили тот факт, что в практике церковного пения малый знаменных распев занимает господствующее положение.

Пение по «подобнам» само по себе исключает элемент творчества, здесь можно обойтись без знания самой структуры напевов, достаточно их запомнить. И по форме и по содержанию эти напевы даны исполнителю заранее. Этим достигается легкость при исполнении песнопений и однообразие. Многократное прослушивание основных песнопений позволяло слушателям очень быстро запомнить несложные мелодические обороты малого распева, что облегчало процесс назидания и обеспечивало активное участие верующих в отправлении религиозного культа. Так что если в музыкально-художественном отношении знаменный распев предпочтительнее малого, то в утилитарном плане преимущество на стороне пения «по подобнам».

В конце XVI и начале XVII века в южных районах России возникает еще один вид распева, получивший название «киевского». Он является своеобразным видоизменением и упрощением знаменного распева, осуществленным южнорусскими певцами на местном мелодическом материале. Лиризм и мелодичность в сочетании с простотой изложения создали предпосылки для быстрого и широкого распространения киевского распева по всей России. Усилившаяся в первой половине XVII века провизантийская ориентация внесла в богослужебную практику еще два распева: греческий и болгарский.

Многообразие распевов, используемых в культовой практике русской православной церкви, продиктовано как этническими интересами, так и тем, что оно дает возможность тонко дифференцировать соответствие между литургической литературой и мелодическим сопровождением. Так, например, напевы большого знаменного распева отличались протяжностью мелодии, строгостью характера и бесстрастностью звучания. Именно поэтому «догматики», т.е. песнопения, в которых излагаются основы христианского вероучения, были распеты в этом ключе. Малый знаменный распев, отличавшийся простотой мелодий и печальным характером звучания, употреблялся в песнопениях, являвшихся олицетворением скорби, покаяния. Отличительными чертами греческого распева являлись торжественность, живость и приподнятость. Поэтому его напевы широко использовались в песнопениях, отражавших радостно-торжественные моменты религиозной жизни. Некоторые признаки универсальности несет в себе киевский распев, что давало возможность использовать его во всех видах богослужений.

Наличие ряда отличительных признаков в том или ином распеве не исключает их внутреннего родства на основе единого принципа построения и практического использования мелодического материала. Распевщик, используя мелодические попевки того или иного гласа, разрабатывает, строит мелодический рисунок, сопровождающий определенный текст. Однако это не механическое соединение гласовых попевок-мелодий, а процесс, в котором отчетливо прослеживается элемент творчества.

Сам факт создания новой музыкальной формы еще не определял ее жизнедеятельности. Только при условии, что она отвечает требованиям церковной мелодии давал ей право на признание. Следующий этап, стабилизирующий новорожденную музыкальную форму, нотирование, которое графически фиксировало самостоятельность мелодического рисунка. В дальнейшем происходила шлифовка этого рисунка и его художественно-выразительных средств в практике исполнителей.

На этом мелодические построения того или иного распева не прекращают свое эволюционирование. В дальнейшем мелос церковных напевов совершенствуется в развитии штрихов, деталей и мелодических фраз, а в графической символике вырабатываются новые формы наглядности для понимания нюансов развивающегося мелодического материала. Одновременно происходит процесс синтезирования канонизированных мелодических структур с музыкальным мышлением этнического порядка. В результате в певческой практике русской православной церкви появляется большое количество различных этнических и региональных распевов, основанных на местном музыкальном материале. Значительное место занимали такие распевы, как берсеневский, владимирский, кирилловский, монастырский, никодимов, новгородский, псковский, радилов, русский, скитский, смоленский, соборный, софийский, тихвинский, черниговский, чудовский, ярославский, христианинов или московский и другие, образованные от основного знаменного распева.

Столь обильное многообразие различных этнических и региональных распевов на основе знаменного пения не случайно. Это явление вытекает из тех исторических и социальных условий, которые сложились на Руси в XIII-XV веках. Феодализация оказала существенное влияние на церковную организацию. Византийские церковные нормы, присущие Киевской Руси, к концу XIII века сохранялись лишь номинально, и «…под их этикетками сложилось чисто местное содержание; форма церковного господства приобрела феодальный характер и совершенно спаялась в одно органическое целое с формами светского феодального господства». «Местное содержание» не только определяло отличительные признаки той или иной феодальной церкви, но и обуславливало разнообразие средств, входящих в культовую практику той или иной церковной общины. Это и явилось одной из причин возникновения многообразных церковных распевов, основанных на мелодическом материале этнического и регионального порядка.

Пение по церковной книге было делом очень трудным. Не каждый певец владел этим искусством. Поэтому канонизированные напевы заменялись довольно вольной импровизацией, которая весьма отдаленно напоминала образцы, находящиеся в нотных обиходах. В крупных административных центрах при архиерейских службах в знаменитых церквах пение исполнялось еще более или менее по «чину», а в отдаленных районах и глухой провинции, где не было порой и церковных книг, да и сам священник был зачастую безграмотен, богослужение совершалось весьма приближенно к уставу. Если нарушения устава наблюдались при обычных службах, то в двунадесятые праздники не обходилось без импровизации не только в мелодиях песнопения, но и в его текстах. Характеризуя культовую практику этого периода Н.М. Никольский писал: «Попы и причетники путали чины, молитвы и возгласы самым бесцеремонным образом не только по безграмотству, но также и потому, что вплоть до конца XIV века многие церкви, и не только в селах, но даже и в таких центрах, как Псков, не имели надлежащих богослужебных книг, а выученные на память чины, конечно, быстро забывались».

Певческий канон, представленный византийским церковным осмогласием, был прямым отражением идеологии средневекового христианства. Так называемое «двоеверие», возникшее на почве русского православия, значительно отличалось от идеологической ориентации византийской церкви. Даже «книжные люди» и монахи имели самое отдаленное представление об основной идее византийского богослужения. Восприятие религиозного действа осуществлялось на интуитивном уровне. Своеобразие этнического и регионального музыкального языка делало богослужебную практику понятной для прихожан.

Возникновению различных распевов способствовало и несовершенство крюковой нотации. Стараясь облегчить ее изучение учителя пения, добавляли к крюкам свои «пометы», тем самым, вызывая разночтение музыкального материала. Распространению этого явления способствовало и то, что развитие церковного пения в период феодальной раздробленности и нашествия монголо-татар носило малоуправляемый, стихийный характер. Отсутствие контактов и регулирующих начал в развитии культовой музыки привело к весьма вольным толкованиям мелодического материала, наполнявшего русское осмогласие, но и к фонетической вольности в отношении текстов церковных песнопений.

Пестрота православного богослужения проявляла себя на уровне эмоционально-художественного оформления, в чинопоследовании, и в текстуальной основе. Таким образом, изменения коснулись не только мелодического материала византийского осмогласия, но и текста богослужебных книг, который за период с Х по XVI век претерпел большие изменения. Исходя из этого, русское богословие и отечественная филология делят развитие певческого искусства «дониконовской» эпохи на три периода: от XI века до середины XIV - период «старинного истиноречия», с половины XIV века до середины XVII - период «раздельноречия» («хомонии») и с середины XVII века - период «нового истиноречия» или «праворечия».

Административное объединение русской церкви, завершившееся в XVI веке, было чисто формальным актом. Феодальная раздробленность и удельная изоляция в свое время служили серьезным препятствием для духовных, культурных контактов.

Унификация церковной обрядности, предпринятая на Стоглавом соборе, коснулась всех компонентов православного культа, и церковного пения тоже. Но решения собора носили слабое отражение в реальной жизни, и культовая практика на местах была все еще прямым выражением феодальной самостоятельности предшествовавшей централизации государственной власти. Необходимо было заменить удельную богослужебную пестроту московским единообразием.

Реорганизация церкви, определившая ее подчинение монархической власти, явилась в сложившейся исторической ситуации таким политическим актом, который устраивал представителей как светской, так и духовной иерархии.

Качественно новые политические взаимоотношения духовной и светской власти привели к определенной идеологической перестройке русского православия. Главной задачей церкви становится насаждение такой идеологии, которая не противоречила сложившемуся государственному строю и социальному укладу. С этой целью церковно-правительственные организации приступают к радикальной перестройке православного богослужения. Реформаторская деятельность церкви коснулась всех сторон религиозного культа. Не обошла она и культовое пение.

Для деятелей русской православной церкви становится очевидной недопустимость тех форм богослужебных песнопений, которые сложились в исторической практике предшествующего периода. Для нормализации создавшегося положения в 1652 году выходит царский указ: «…ете бы всякое пение было во истинноречном пении, везде во градех, честных обителех и селех устроено равночинно и доброгласно», вслед за которым была организована церковно-правительственная комиссия по исправлению богослужебного пения, деятельность которой коснулась почти всех аспектов этой проблемы: текста нотно-богослужебных книг, нотации, методики использования мелодического материала.

Характеризуя течение этого процесса, один из видных теоретиков XVII века по вопросам культуры А. Мезенец писал: «По тех временех начаша царствующаго града Москвы, во всех градех и монастырех и в селех, знаменного пения мало искуснии мастеры кийждо всяк от себе исправляти на правую речь и во единогласие не приидоша. Ово же грубии и зело мало учении на сие великое дерзнуша, и от того их дерзновения везде, во всех градех и селех учинилося велие разногласие, что и во единой церкви не токмо трием или многим, но и двема пети стало невозможно». Такое положение вещей служило препятствием для единения церковной общины при отправлении религиозного культа.

Кроме того, существовало несовершенство крюковой нотации, которая не обеспечивала абсолютной преемственности мелодического рисунка, так как он, преломляясь через творчество исполнителей, терял свою устойчивость.

Эволюционируя таким образом, церковная мелодия постепенно теряла те признаки, которые в ней были заложены в соответствии с каноническими требованиями, то есть приобретали звучание, весьма отдаленное от христианско-православного идеала.

Кроме того, «хомония» с ее широкой распевностью, значительно увеличивавшей время исполнения песнопений, интенсивная канонизация русских святых и внесение их в структуру православного культа привели к практике очень затяжных служб. Появилась необходимость сокращения времени, употребляемого на богослужение. Так как весь объем текстов и характер их исполнения был утвержден церковным уставом и отклонения от установленных норм не допускались, то оставалась одна возможность сокращения времени на отправление богослужений - исполнение молитв и песнопений одновременно. Одни представители клира читали те или иные молитвы, а певцы в это время исполняли дополняющие их песнопения. Таким образом, присутствующий в храме слышал одновременно несколько повествований различного содержания. При сохранении всех компонентов религиозного культа была утрачена их информативная функция.

Подобное состояние дел не могло не тревожить идеологов русского православия. Первые указания о несовместимости «многогласия» с задачами религиозного культа прозвучали уже на Стоглавом соборе, который выработал и практические рекомендации по реорганизации православного культа. Но постановления Собора очень мало отразились на практике культового пения, так как крестьяне выступали против восстановления «единогласия», удлинявшего период пребывания в церкви.

Перед церковно-правительственной комиссией встали три первоочередные задачи:

) исправить текст нотно-богослужебных книг по древним образцам;

) добиться единообразия в графическом изображении крюковых знамен;

) исключить из культовой практики многогласие как способ исполнения песнопений.

Комиссия, возглавляемая Александром Мезенцем, выполнила возложенные на нее задачи. Но плоды ее деятельности не успели получить практического воплощения. Дело в том, что искусство Древней Руси определялось в своем развитии требованиями церкви. Русские распевщики внесли большой вклад в становление национального певческого искусства. Они сумели расширить рамки византийского осмогласия. Но разрастание фит и попевок постепенно принимает уродливые формы, приводящие к полной гипертрофии. Количественное разбухание попевок привело к тому, что система гласовых попевок в конце концов стала изживать себя. Поступательное движение системы попевок прекратилось. Произошла остановка развития самой попевки как основы знаменного пения. Тем самым определился и конец всего знаменного распева. Началось разложение его как официальной государственной системы. Столь тщательно оберегаемая церковная музыкальная система стала постепенно терять свое господствующее положение как не соответствующая исторически сложившимся требованиям нового времени. Это и явилось одной из причин того, что начавшее свое распространение в XVII веке «партесное» (многоголосное, гармоническое) пение не встретило в лице древнерусского церковного пения достаточно серьезного конкурента. С расширением сферы партесного пения применение древнерусского пения становится все меньше. Почти двухвековое увлечение новоявленным пением привело к постепенному забвению его предшественника, верность которому сохранили лишь в особо консервативных монастырях и старообрядческих скитах.

При оформлении религиозных обрядов церковь, как в прошлом, так и в настоящее время уделяет основное внимание соответствию текста и сопровождающего его мелодического рисунка. В результате взаимоотношений между музыкальным искусством и религией вырабатывались четкие требования и правила, которые определяли необходимое, с точки зрения церкви, соотношения этих двух компонентов культового пения.

Церковь боялась расширения художественных средств, увеличения и усложнения музыкального материала, так как песнопения становились недоступными для участвующих в религиозном действии прихожан. В этом случае присутствующие в храме становились пассивными созерцателями.

Церковь не заботилась о музыкально-художественном впечатлении на слушателей. Если эстетическое чувство, рожденное в процессе восприятия «церковной музыки», будет преобладать, то оно заслонит и религиозное чувство. Поэтому церковь стремилась догматизировать и канонизировать сложившиеся формы религиозно-обрядовой музыки, разумно сбалансировать соотношение в ней религиозного и эстетического содержания.

Как только музыкальное певческое искусство пыталось выйти за церковную ограду, осуществить собственные идеалы, сделать свои произведения более сложными по мысли, форме, - церковь протестовала, не принимала этого и снова ставила его в положение одного из средств, с помощью которого она совершает свое дело.

Особую опасность церковь видела в проникновении в культовую музыку светского звучания. История певческого искусства - это запреты, постановления и реформы, направленные на ограждение церковной музыки от элементов светскости. Проникновение в культовое пение звучаний, являющихся отражением реальной действительности, вызывает у прихожан ассоциации, связанные с внецерковной жизнью.

И все же музыкальное искусство Древней Руси - это высокохудожественные образцы. Подчеркивая утилитарный характер культового пения, надо сказать и о том, что церковная музыка решала и эстетико-художественные задачи. Так как при всем старании ограничить церковное пение от реалистического, это не всегда удавалось, ибо народное музыкальное богатство проникало через самые плотные заслоны церковной цензуры.

Было бы огромной ошибкой отвергать огромный раздел национального музыкального искусства только потому, что оно использовалось церковью.

 

Стили и жанры