Праздничная смеховая культура Древней Руси

 

Во все эпохи в жизни любого народа праздникам отводилась огромная роль. Потребность в праздниках присуща человечеству с самых ранних времен. Homo sapiens, по всей видимости был одновременно и homo ludens - человеком играющим, и homo firiens - человеком празднующим.

Важность и необходимость праздников доказана той ролью, которая отводилась им на протяжении истории. Праздники сопровождали наиболее значимые, существенные моменты и периоды природных циклов и жизни коллектива, будь то государство, народ, религиозная община или семья.

Нельзя забывать о том, что праздник социальное и культурное явление, в котором соединены две тенденции: возврата, неподвижности и обновления, динамики. Праздник одновременно ориентирован на прошлое и устремлен в будущее. Праздник исконно связан с традицией, всегда опирается на апробированное, устоявшееся, постоянно стремится к возрождению и актуализации традиционного. Однако, по природе своей нацеленный на обновление, на будущее, он всегда находится в оппозиции к той же традиции, способствуя ее развитию и обогащению. Поэтому праздник в значительной степени ритуализирован, обряден, но никогда не сводится к ритуалу или обряду, оставляя место новому, непредусмотренному, свободе проявления и сознательному выбору.

Праздник - это проявление всех форм и видов культуры коллектива, начиная от принятых форм поведения, кончая демонстрацией нарядов и исполнением популярных песен. «Еще одна важная особенность праздника: являясь неотъемлемой частью культуры, он всегда был, есть и будет идеологизирован, лежит ли в его основе мифологический взгляд на мир, религиозный, сугубо прагматический».

Знакомство с древнерусской смеховой культурой позволяет утверждать, что она прошла, по крайней мере, два этапа своего развития.

Первый, языческий этап русской смеховой культуры, связан с архаическим ритуальным смехом, абсолютизирующим телесность; второй, православный, характеризуется уже двойственным смехом, соединяющий в себе, как древние дохристианские, преимущественно телесные традиции. Так и духовно ориентированные каноны православия.

Архаический обрядовый смех является исторически первой парадигмой развития смеховой культуры, характерной практически для всех народов мира в доцивилизованный период.

На основе немногочисленных источников (сведений путешественников, указов и запретов христианских писателей, фольклора и данные этнографии) можно выделить ряд определенных характеристик этой смеховой культуры. Так, в наибольшей степени, архаический русский смех тесно связан с идеей круговорота времени, сменой времен года, солнечным циклом - вечным повторением и возвращением. Символ солнца - колесо, спускаемое с горки на праздник Купалы, круглые масленичные блины, хороводы - представляют собой смеховое начало. Солярный архетип связан с цикличностью, незыблемостью, предполагающий требование сохранения традиций, ритуально-моральных предписаний, нормативного поведения членов общины. Осознание того, что все идет как надо веселило, радовало славянина-язычника. С радостью и смехом совершал он освященные древностью обряды, символизировавшие собой космический порядок, порядок природы. Отголоски этих древних смеховых обрядов нашли свое выражение и в христианских праздниках, например, в так называемой, сырной неделе, или масленице: «На масленицу жгли костры, сжигали чучело зимы, скатывали огненное колесо в реку и т.п… Масленичное обрядовое печенье - блины удержалось в русском быту до наших дней. Давно уже высказано мнение, что блины являются символом солнца и их изготовление и коллективное поедание отмечало победу дня над ночью, света над тьмой». Все эти обряды для архаичного ритуального смеха славян-землевладельцев характерна аграрная символика - таковы обряды «посыпания» (оплодотворения земли), изготовление соломенных чучел (символ собранного урожая), общее приурочивание праздничного цикла к жатве, первым всходам, уборке и прочее.

В этой символике прослеживается рождение и дальнейшее вычленение таких моральных ценностей, как близость к природе, чувство родной земли, патриотизм, трудолюбие. Древние славяне глубоко чувствовали серьезность этих ценностей, которые согревали, веселили их души, и вместе с тем, славяне позволяли себе над ними посмеяться, временно, как праздничное нарушение обычного хода трудовых работ, вывернув из наизнанку: «Одной из характерных черт святок и масленицы является ряженье, одевание тулупов шерстью вверх, ношение звериных масок и шумные карнавальные пляски в домах и на улицах. Рядятся в медведя, коня, быка, козу, гуся, журавля. Во время сборищ поют самые разнообразные песни из всего годового репертуара…» В собрании М.Забелина «Русский народ, его обычаи, обряды, придания суеверия и поэзия» подчеркивается маскарадная сторона русской масленицы, рассматриваемая как “подражание римскому карнавалу”. Мнение о карнавальной природе русского праздника исконно ничуть не противоречит его мрачным сторонам, столь привычным для старинной русской жизни. Другие авторы опровергают возможность определения (изображения) русского праздника как карнавального хронотопа - беззаботно-радостная атмосфера последнего несовместима с обстановкой русской жизни, сцены из которой столь же часто завершаются преступлением границ меж жизнью и смертью. Русский праздник, действительно, имел свою специфику, но, совпадая и, одновременно, не совпадая в своих сущностных чертах с карнавальным хронотопом, он органически входит к такую важнейшую сферу русского менталитета, как воля, предполагающая преступление всех и всяческих границ.

Праздник и праздничный смех - это иная сторона суровых будней и, вместе с тем, это реальная сторона полновесной и полноценной жизни. Аграрный цикл (посев - жатва) и круговорот времен года приводят к представлению о вечно умирающих и вечно воскресающих богах (таковы, например, Ярило и Купало, чучела которых ежегодно сжигались под общий смех и шутки, подозревающие будущее воскрешение).

Тема умирающих и воскресающих богов соединяет символы смеха и смерти в форме кощунственного осмеяния смерти. Таковы, к примеру, веселы похороны соломенных чучел, о которых говорилось выше. Такова и Славянская Тризна, где плач по покойнику сменялся смехом и бранью. Еще в начале XX века С.В. Максимов писал о веселой и жуткой одновременно «игре в покойника». Состоит она в том, что ребята уговаривают самого простоватого парня или мужика быть покойником, потом наряжают его во все белое натирают овсяной мукой лицо, вставляют в рот длинные зубы из брюквы, чтобы страшнее казался, и кладут на скамейку или в гроб. Предварительно привязав накрепко веревками, чтобы в случае чего не упал и е убежал. Покойника вносят в избу на посиделки четыре человека, сзади идет поп в рогожной рясе. Рядом с попом выступает дьячок в кафтане с косицей сзади, потом плакальщица в темном сарафане и платочке и, наконец, толпа провожающих покойника родственников, между которыми обязательно имеется мужчина в женском платье, с корзиной шанег или опекишей для поминовения усопшего. Гроб с покойником ставят среди избы, и начинается отпевание, состоящее из самой отборной, что называется, «острожьей» брани, которая прерывается только всхлипыванием плакальщицы, да хождением попа.

По окончании отпевания девок заставляют прощаться с покойником и насильно принуждают их целовать его открытый рот, набитый брюквенными зубами. «Кончается игра тем, что часть парней уносит покойника хоронить. А другая часть остается в избе и устраивает поминки, состоявшие в том, что мужчина, наряженный девкою, оделяет девиц из своей корзины шаньгами - кусками мерзлого конского помета».

Это, конечно, весьма специфический смех, но по современным понятиям - безусловно дикий, глумливый, но он также является реальной стороной архаической жизни, воспринятой жизнью, просвещенной христианством. По своей функции обряды умирания и воскрешения тождественны, их цель - нравственное воскрешение и перерождение индивида.

Смех над покойником обозначал, в сущности, преодоление смерти, толчок к воскрешению (воскрешение было необходимым элементом «Игры в покойника»). Роль смеха «в новом рождении» раскрывает В.Я. Пропп в своей интерпретации сказки о Царевне Несмеяне, приходя к выводу, что смех есть магическое средство создания жизни, где переполненность новыми жизненными силами и оптимизм приобретают нравственное значение. В.Я.Пропп обратил внимание на то, что характер пародии и фарса носят многочисленные разновидности похоронного обряда, наличествующие почти во всех праздниках аграрно-календарного цикла: «Одна из особенностей состоит в том, что похороны обставляются не трагически, а наоборот, комически. Имитация горя носит характер пародии и фарса, а похороны иногда кончаются бурным весельем».

В архаических обрядах и их рудиментах в христианской культуре смех становится символом жизни, однако такой жизни, где радующимся выступает тело, переполненное эмоциями, силой, здоровьем, самодовольством. Архаический смех - скорее заразительный, всеочищающий хохот плоти.

Здесь же отметим, что телесный, возрождающий, аграрный смысл смеха приводит к широкому пласту праздничной культуры - любовно-эротическим, шутливо-непристойным обрядам, к которым архаическая культура относилась весьма серьезно. Дохристианским праздникам свойственна сексуальная свобода, которая часто вводит в обряды множество непристойных шуток и песен.

Подобное поведение не считалось безнравственным - все, что способствовало рождению новой жизни представлялось высшей ценностью.

Вышеперечисленные так или иначе определяют русскую языческую смеховую культуру.

Дохристианские праздники в Древней Руси и сопровождавший их ритуальный смех группируются вокруг дней летнего и зимнего солнцестояния (25 декабря и 22 июня),а также дней весеннего и осеннего равноденствия (21 марта и 23 сентября). Символизируют они смену времен года и аграрных серий: цикл зимних и весенних празднеств (святки и масленица) посвящен Велесу, изначально богу охоты, представавшему в виде медведя (отсюда, видимо, обычай ряженых, переодевающихся в медвежью шкуру). С переходом от охоты к скотоводству Велес становится богом скота, а затем - богатства и благополучия (от его имени происходит глагол «володети - владеть»). С этим связано также изменение моральных воззрений: от «охотничьих» (смелость, мужество, сила, ловкость) до «оседлых» (трудолюбие, справедливость и др.)

Святки (25 декабря - 6 января) связаны с переходом солнца «на весну» - с начальной даты праздника дни удлиняются. Первый день святок должен пройти с весельем и смехом - с этим связана магия первого дня (как проведен первый день года, так и пройдет весь год). Обряд святочного «посевания» - рассыпания по дому пшеничных зерен - пожелание плодородия и благополучия в новом году. В течение двух недель устраивают игрища - «вечерки со сценами, играми, хороводами и песнями. Ряженые с харями, лаврами и страшилами устраивают веселые, полные юмора бытовые сценки. Молодежь придается святочным шалостям, иногда не очень безобидным, так в каком-либо доме заваливают вход снегом, дровами, бревнами, сопровождая это бранью и непристойными шутками над беспомощными хозяевами». Важное место на святках занимают гадания. Для святочного гадания смех предвещает удачу: «Бросали в чужой дом лаптем. Если хозяева засмеются, попадешь в веселую семью, если будут ругаться - в сварливую».

С весельем и смехом проводился праздник посвященный богу посевов - Ярило. Отмечался же он 22 июня. Когда солнце в зените. В наивысшей точке, и посевы входят в силу. Он олицетворяет также безрассудную удаль и силу (его имя этимологически родственно словам «ярость», «ярый»), усматривая параллели в культах обоих умирающих, воскресающих богов. Действительно, яростный смех Ярилы сродни дионисийскому. Наиболее яркое его воплощение - хохот зрителей, наблюдающих за кулачным боем - ритуальным символом борьбы, жизни и смерти, света и тьмы, добра и зла. Этот Бог - покровитель таких истинно славянских добродетелей, как мужество, смелость, открытость. К имени «Ярило» также восходят такие слова как «ерник» - насмешник, «ерничать» - насмешничать.

сентября - в день осеннего равноденствия отмечается праздник в честь Рожаниц - народных женских богинь, благодатных покровительниц рода, плодородия и рождения, отгоняющих от людей «лихо» и «кривду».

Они - также покровители родовой коллективной морали, отвечающие за справедливость, близость к родной земле, патриотизм, взаимовыручку в пределах племени.

Со смехом, песнями и шутками отмечались и другие языческие праздники - Купала (в июне, с ритуальным очищением от болезней и пороков - купанием в воде, прыжками через костер), Лада и Леля (в апреле, с выборами женихов и невест, с хороводами и песнями).

Христианизация Руси в 988 году знаменует новую эпоху в развитии праздничной обрядности, в том числе, в культуре смеха.

Суммируя научные исследования в области культуры смеха, можно выделить следующие характерные черты борьбы язычества с православием:

· Введение православного календаря на Руси встречает противодействие со стороны развитого и устоявшегося языческого мироощущения, еще не пережившего свой упадок, в результате на Руси складывается двоеверие, пережитки которого встречаются и в наши дни;

· Прочно укорененные языческие обряды скорее подчиняют себе христианство, перенимая его символику только на внешних, видимых уровнях, образуя своеобразный сплав, именуемый «бытовым православием»;

· Древней Руси, ввиду этого, свойственен живой и развитый смеховой элемент, наполненный смыслами архаики и ритуальности.

Для «бытового православия» характерно наложение языческого и христианского календарей, святки и коляда становятся праздничной основой Рождества и Богоявления. Перунов день - Ильиным, масленица включается в предпасхальный цикл и т.д. Во многих случаях меняется только имя покровителя: дни Иоанна Богослова - Пшеничника. Иконная же суть праздника остается прежней. Сохраняются даже такие мелкие божества как домовые, кикиморы, лешие - они лишь уходят «вниз», превращаясь в бесов и пополняя, тем самым, христианскую демонологию.

Постепенно христианство все же вводит в народную обрядность свою, как прямую (крест, молитва, просфоры), так и косвенную (переосмысление устойчивых языческих символов) и религиозно-этическую символику. Языческие ритуалы купания как очищения от болезней наполняется символикой крещения, очищение от грехов и т.д.

Полная и всесторонняя христианизация праздничной обрядности оказалась, однако, чрезвычайно сложной для русской культуры. Вплоть до XVII века борьба церкви с ритуальным языческим смехом заканчивалась поражением первой. О неискоренимости праздничного веселья говорит упорство, с которым оно обличалось, начиная с повести «Временных лет» и жития «Феодосия Печерского», до указов XVII века. Затем «обличение» церкви (царская грамота 1648 г.; указ патриарха Филарета; «Память» 1649 г. Рафа Всеволожского и др.) становятся более жесткими: церковь занимает весомую позицию в общественной жизни, языческое мироощущение практически вырождается.

Смех отождествляется с бесовством за него накладываются епитимьи. К XVII-XIX столетиям полые сил языческие праздники превращаются в веселые, шутливые обряды - развлечения молодежи и игры детей, переходя от широкого культурного явления к повседневности и быту. Само по себе это является свидетельством серьезной трансформации русской смеховой культуры.

В русском православном праздничном смехе есть элементы, объединяющие его с карнавалом в Западной Европе: языческо-христианское двоемирие, универсальность, амбивалентность и прочее. Однако широкой карнавальной культуры на Руси в отличие от католической Европы, не было. М.М. Бахтин пишет об этом следующим образом: «…различные формы народного праздничного веселья как общего, так и местного характера оставались не объединенными и не выделили какой-либо преимущественной формы. Аналогичной западно-европейскому карнавалу».

При рассмотрении праздничной смеховой культуры можно выделить ряд характерных ее черт, таких как:

· Телесное восприятие мира;

· Полнота жизни и безграничный оптимизм;

· Трудолюбие и любовь к родной земле;

· Апология мужества, открытости и силы, подчеркнутая солярной символикой;

· Вечное нравственное возрождение, воплощенное в традициях архаического смеха.

Позднее эта традиция была во многом переработана христианской религией, внесшей в ритуал свою этическую символику, образовав, таким образом, своеобразный органичный мировоззренческий сплав - «народное православие».