Особенности поэзии Томаса Стернса Элиота

 

В англоязычной культуре Томас Стернc Элиот (1888-1965) занимает особое место. Прежде всего он известен как поэт. Его имя заслуженно ставят в один ряд с именами выдающихся поэтов ХХ века: У.Б.Йейтса, Э.Паунда, П.Валери, П.Клоделя, Р.М.Рильке и др. Если в начале нашего столетия Элиот считался экспериментатором в области английского стиха, создателем авангардного искусства, то с середины 40-х годов он становится “мэтром” английской поэзии. Образованный читатель видит в нем автора программных для английской литературы поэтических произведений: “Бесплодная земля” (The Waste Land,1922), “Пепельная среда” (1930) и “Четыре квартета” (1943). Эти поэмы делают Элиота классиком еще при жизни.

Однако роль Элиота в англо-американской культуре не исчерпывается поэтической деятельностью. Он заявляет о себе не только как поэт, но и как видный литературный критик и культуролог. Его теоретические воззрения, высказанные в первой книге эссе “Священный лес” (1921), во многом помогли английскому и американскому литературоведению преодолеть, во-первых, ориентированность на эмпирические факты и, во-вторых, импрессионистичность и субъективизм, свойственный поздней викторианской критике. Более того, теория поэзии Элиота оказала заметное влияние на развитие отдельных направлений в американской “новой критике”.

Поэтому не удивительно, что литература, посвященная Элиоту, столь огромна. Она насчитывает многие десятки монографий и тысячи статей. На сегодняшний день наследие Элиота весьма досконально изучено. За 30 лет, прошедших со дня смерти поэта, элиотоведы собрали и опубликовали самые подробные сведения о его биографии, установили основные принципы и категории поэтической теории, проанализировали систему образов, метрику и ритмику его произведений. Было предложено множество концепций, подходов к творчеству Элиота. Сугубо частным проблемам посвящаются уже не статьи, а целые монографии, предлагающие разбор какого-нибудь мотива или образа в одном из произведений Элиота.

Слава Т.С.Элиота давно перешагнула границы англоязычного мира. В 1948 году ему была присуждена нобелевская премия. «Главная причина и до сих пор неослабевающего интереса к Элиоту в том, он великий обновитель английской поэзии, стилистический революционер» [Вовк,1986]. «The Waste Land» - поэма, создавшая Элиоту положение «литературного диктатора» Лондона, появилась в 1922 году. Это собрание фрагментальных символических видений, перенасыщенных туманными аллегориями, усложненными намеками, бесконечными заимствованиями из самых различных литературных источников, начиная от Библии и кончая Верленом и Гессе. Чрезмерная интеллектуальность оборачивается просто парадом эрудиций и мешает нормальному восприятию; Элиот с его сухим рационализмом почти недоступен для понимания. Поэма из социального документа превращается в камерное произведение.

В 1922 г. Элиот опубликовал поэму «Бесплодная земля» («The Waste Land»), которую его друг и наставник Эзра Паунд назвал «самой длинной поэмой, когда-либо написанной на английском языке». Своей гиперболой (поэма состоит всего из 434 строк) Паунд намекает на поэтическую концентрацию и обилие аллюзий в поэме. (Паунд, кстати, принимал участие в редактуре окончательного варианта поэмы, которую он сократил на треть.) «The Waste Land», лучшее, по мнению многих влиятельных критиков, произведение Элиота, наложившее отпечаток на последующее развитие поэзии, состоит из пяти частей, которые объединяются сквозными темами бесплодия и размывания ценностей. «The Waste Land», в которой отразились сомнения и разочарования послевоенного поколения, выразила интеллектуальный настрой целой эпохи.

Для крупнейшего метафизического поэта нового времени поэзия – это не прекраснодушная благость, открывающая человеку в его соприкосновении с миром, но «интимное таинство реальности», обнаруживающееся в недрах авторского «я» [Элиот,1994].

Элитарная, порой эзотерическая поэзия Элиота стала настолько популярной (стихи, написанные для нескольких близких людей, издаются миллионными тиражами), что каждый человек в большей или меньшей степени способен к самоосмыслению, рефлексии, трансцендетированию, потрясению. Великая поэзия и есть потрясение, в избытке наличествующее у Элиота. Старый Опоссум притягивает даже не апокалипсической эсхатологией, но виртуозными изображениями глубинного человеческого, выстраданного, экстатического. Эти спрятанные в подтекст чувства позволяют читателю ощутить собственную конгениальность - сопричастность, сострадание, сопереживание.

Мур и Коллингвуд не преувеличивали, характеризуя Элиота как пророка, мировую фигуру невероятных размеров: Элиот прервал ренессанскую традицию воспевания человека, сказав эпохе всю правду о язвах и ужасах, разъедающих ее. Конечно, не он, - первый, но изобразительные средства, виртуозный язык, глубинный подтекст, изощренный интеллектуализм и утонченная интуиция в соединении с уникальной элитовской тайнописью сделали его вызывающе современными.

Каждое слово, каждый образ, каждая метафора - целое напластование: философий, религий, этик и одновременно — правд жизни со всеми ее грязнотами и вульгарностями. Здесь необходима даже не дешифровка, как у Джойса, а способность погрузиться в этот круто заваренный интеллектуальный мир, насытиться этим горько - соленым раствором.

Бесконечное напластование намеков, недомолвок, реминисценций, открытые и замаскированные цитаты, сложнейшая система отсылок, тщательная имитация разных поэтических техник, виртуозные ассоциации, полифилосовские метафоры, парафразы, речитативы, ассонансы, расширенные виды рифм, смешение арго сакральных текстов, увеличенная до крайних размеров (пределов) суггестивность слова- вот из какого «сора» сделаны его стихи. При всем при этом – редкостная ограниченность, необыкновенная глубина, связь с традицией. Как у великих предшественников, усложненность и зашифрованность - не нарочиты, а естественны, адекватны нарастающему хаосу мира [Элиот,1998].

Основная тема поэзии Элиота- скорбь, переживание убожества мира и человека, неизбежность возмездия за растрату жизни. Великое ничтожество природы, суини эректус, творит тщетную историю, где все-ложь и обман. Нет не неверие в человека, тем более не мизантропия - поэтическое предупреждение, метафизический Римский клуб. Не навязчивая идея гибели мира, не распад человечности - вопль отчаяния, попытка остановить бодромарширующих к трагическому концу [Ионкис,1980].

Мифологический фон необходим Элиоту как декорация безвременья - вечности, на подмостках которой жизнь повторяет одни и те же фарсы. Но миф не только фон – сущность происходящего и тайный смысл скрытого, иррационального человеческого бессмысленность великого.

Дабы постичь хаос происходящего, необходимо разглядеть прах произошедшего. И наоборот: настоящее вынуждает переосмыслить прошлое
[Элиот,1994].

Творчество Элиота и есть переосмысление философии, истории, культуры, содержание сознания. Как считал он сам, появление нового произведения искусства влияет как на все будущее, так и на прошлые творения.

Центральная проблема творчества Томаса Стернса Элиота – кризис духа. Подобно Валерии и Шпенглеру, он остро ощутил симптомы смертельной болезни современной буржуазной цивилизации. Будучи настроен враждебно по отношению к ней, Элиот, однако, не испытывает удовлетворения от сознания ее заката, ибо в нем он прозревает возможную гибель европейской культуры, не измельчавшей буржуазной, которую он оценивал не иначе, как суррогат, а подлинной культуры, пришедшей от эллинов, обогащенной веками. Подыскивая точку опоры для спасения культуры, Элиот остановился на христианской религии вере. Это «откровение» и последовавшее «обращение» произошли не сразу. По мере того, как перед Элиотом прояснилось его «истина», поэзия его меняла лицо.

Отчаяние, ужас бездуховности, жажду человечности и любви, обретение их в лоне христианства, голгофу сомнений и пафос смирения он выразил не в экспрессионистском крике, а в более сдержанных формах. Разрабатывая их Элиот в отличии от Паунда, новации которого ему импонировали, не увлекается экспериментом ради эксперимента. Найденные им формы свидетельствуют о большой эмоциональной силе поэта и о способности передать сложность, противоречивость не только его мироощущения, но и того действительного мира, в котором он жил.

Наиболее значительным достижением элиотоведения последних двух десятилетий в области текстологии стала публикация чернового варианта поэмы “Бесплодная земля”, считавшегося утерянным[Eliot, 1980]. Это издание, снабженное подробнейшими комментариями, открыло исследователям-аналитикам последовательные стадии работы над поэмой, все нюансы элиотовского замысла, что позволило во многом уяснить как толкование поэмы в целом, так и трактовку отдельных образов. Также немаловажным событием стал выход в свет в 1988 году полного откомментированного собрания писем Элиота [Eliot, 1988].

Все вышесказанное может привести к мысли, будто элиотоведение себя исчерпало, и я могу внести в науку новое лишь в том случае, если обратится к частной, узкой проблеме, но это не так. 2.2.«The Waste Land»: основные темы поэмы и принципы ее построения.

Вершиной раннего творчества Элиота историки литературы единодушно признают поэму «The Waste Land». Это сравнительно небольшое по своему объему произведение создавалось им на протяжении более чем семи лет. Элиот терпеливо и кропотливо работал, выверяя каждую строчку, и лишь финал был написан стремительно, на одном дыхании.

В первоначальном варианте поэма представляла собой большое по своему объему сочинение, озаглавленное «Он управляет при помощи различных голосов» («He Doеs the Police in Different Voices»). Помимо пяти частей, составивших окончательный вариант «The Waste Land», поэма включала большое число стихотворных отрывков, которые в сущности представляют собой самостоятельные поэтические произведения: «Смерть святого Нарцисса», «Элегия», «Смерть герцогини», «Погребальная песнь», «Фреска» и др. Кроме того, Элиот планировал включить в поэму стихотворение «Геронтион» в качестве пролога. По-видимому, он сам - а не только его исследователи - рассматривал будущее детище как грандиозный итог своего творчества.

Завершив поэму, Элиот обратился с просьбой к Эзре Паунду ее отредактировать, и Паунд охотно согласился. Он сократил произведение почти втрое, беспощадно вычеркнув из текста все, что ему казалось лишним или слабым в художественном отношении. Именно Паунд, как отмечают некоторые исследователи, «разубедил Элиота использовать стихотворение «Геронтион» в качестве пролога к поэме» [цитата по: Bradrook, 1972: 12]. Элиот учел большую часть замечаний и исправлений мэтра, и в знак глубокой признательности посвятил ему свою поэму. Выправленный Паундом текст «The Waste Land» был опубликован в 1922 году в октябрьском номере издаваемого самим Элиотом журнала «Критерион». В ноябре того же года она появилась в журнале «Циферблат» («Dial») и вскоре вышла отдельной книгой в США. Именно в американском издании Элиот впервые опубликовал свои комментарии к поэме.

Автор «Бесплодной земли» в знак благодарности отослал все черновики известному литератору Куинну, который вел от его имени переговоры с «Dial». Так материалы оказались в архиве Куинна, где они хранились в течении пятидесяти лет, будучи практически недоступными для исследователей. Ученые даже приблизительно не могли составить представление о первоначальном объеме поэмы и о тех исправлениях, которые внес в ее текст Паунд. После смерти Элиота Куинн передал находившуюся в его распоряжении рукопись издательству «Фабер энд Фабер». В 1971 году она была опубликована. Это событие стало настоящей сенсацией в филологическом мире. Сам элиотовский текст и замечания на полях Э. Паунда были подробнейшим образом прокомментированы как в самом издании, так и в статьях, которые за ним последовали. Современное исследование «The Waste Land» уже немыслимо без использования так называемой «рукописи Куинна», то есть первоначального варианта поэмы и без учета тех замечаний Э. Паунда, с которыми согласился Элиот.

Необходимо учитывать общий характер изменений, внесенных Паундом.

Итак, каким же принципом он руководствовался, исправляя стихи своего друга и ученика? Большинство исследователей, как правило, обходят этот вопрос, предпочитая конкретные факты абстрактным обобщениям. Однако уже сам факт, что один поэт, исходя из собственных априорно субъективных представлений, исправляет произведение другого поэта, и второй поэт с его исправлениями соглашается, конечно же требует комментария. Ведь два поэта - это всегда два совершенно разных мира. Когда речь заходит о таких выдающихся творческих индивидуальностях, как Элиот и Паунд, то полного единства взглядов, вкусов и пристрастий здесь быть не может, даже при всей близости их эстетических концепций.

В данном случае интерес представляет отношение Паунда к творчеству
Элиота. Паунд никогда не одобрял элиотовской «метафизичности», его интереса к христианской этике, столь очевидного во многих стихах Элиота. Паунду было совершенно чуждо увлечение Элиота театром. Его замечания на полях рукописи «Бесплодной земли» показывают, что некоторые эпизоды он вообще не смог понять. Почему же он взялся редактировать поэму? На этот вопрос, весьма убедительно отвечает Питер Акройд. Исследователь признает, что Паунд «совершенно не понимал природу элиотовского гения» [цитата по: Akroyd,1984:119]. Но в то же самое время он отмечает «тонкий поэтический слух Паунда» [там же], его способность услышать стержневой ритм, основную мелодию произведения и отбросить все то, что эту мелодию заглушает. Объяснение Акройда, на первый взгляд, может показаться субъективным, ненаучным. Но оно точно определяет основную черту критического сознания Паунда. Действительно, принимая во внимание отношение Паунда ко многим современным ему молодым поэтам и прозаикам, Т. С. Элиоту, Р. Олдингтону, Э. Хемингуэю и многим другим, нельзя не поразиться его критическому чутью, умению распознать в новом произведении литературный шедевр. В данном случае заслуга Паунда состоит в том, что он превратил огромную массу разрозненного поэтического материала в художественное целое. «Бесплодная земля» стала более лаконичным, точным выражением элиотовского мировидения.

Элиот, всегда осуждавший в своих эссе усложненную поэтическую риторику и фразеологию и ратовавший за простоту и точность художественной речи, был глубоко убежден, что язык его собственных стихов предельно прост. Тем не менее «Бесплодную землю», насыщенную аллюзиями, реминисценциями, вряд ли можно отнести к тем произведениям, которые читаются легко. Однако, несмотря на всю сложность и шифрованность текста, поэма сразу же завоевала популярность не столько у представителей литературной элиты (их отклики не всегда были хвалебными), сколько у рядовых читателей.

Успех поэмы объясняется тем, что она воспринималась современниками поэта чисто эмоционально, то есть как произведение «злободневное», отразившее актуальные социальные проблемы. Ее ставили в один ряд с литературными сочинениями, раскрывающими умонастроение «потерянного поколения». Впоследствии сам Элиот решительно отвергал такого рода интерпретацию «Бесплодной земли». «Мне не нравится слово “поколение”, которое превратилось за последнее десятилетие в талисман. Когда я написал поэму “Бесплодная земля”, то некоторые доброжелательные критики утверждали, что я выразил разочарование поколения. Но это - чистейший вздор. Возможно, я и выразил, как им кажется, их иллюзию разочарования, но это не было главным моим намерением» [цитата по: Маттиссен, 1958:106]. Смысл данного высказывания вряд ли стоит сводить к отрицанию Элиотом связи «общего настроения» поэмы и атмосферы времени. Речь идет о другом. Поэт, во-первых, утверждает, что он ни в коей мере не стремился потрафлять вкусам своего времени, избрав для обсуждения «модные», актуальные темы. Кроме того, Элиот всегда осуждал и осуждает в данном случае попытку читателя навязать произведению искусства собственные эмоции и полное неумение читателя воспринять «Бесплодную землю» как эстетический феномен. Согласно его собственной теории внеличностной литературы, он не выражал чувства, идеи, проблемы поколения 1910 годов, а использовал их в качестве материала, находящегося под рукой, для создания произведения искусства. Этот материал получил предельную конкретизацию и предельное обобщение, трансформировавшись в эстетическую реальность. А вот уже эстетическая реальность подчинялась законам искусства и действительно не имела прямого отношения к чувствам, разочарованиям поколения. Поэтому, с точки зрения Элиота, говорить об их связи – «чистейший вздор».

Перед искусством, в особенности когда оно находится в состоянии кризиса, стоят иные цели. И главной задачей своего произведения автор считает восстановление литературной традиции, разрушенной позднеромантической поэзией. Таким образом, цель «Бесплодной земли» – устранить разрыв между прошлым и настоящим и вернуть языку былую эмоциональную и смысловую насыщенность.

Рассмотренные выше основополагающие принципы литературно-критической теории Элиота касаются главным образом проблемы поэтической формы, но в их основе лежат некие общие идеи о мире и человеке. Несомненно, «Бесплодная земля», являясь высшей точкой философских и творческих исканий раннего Элиота, дополняет понимание этих общих идей. Но если в критике они реализуются в виде рассуждений частного порядка, то в поэме они воссоздаются при помощи сложной системы художественных образов.

Элиот, создавший весьма оригинальную литературно-критическую теорию, не был новатором в области этики и философии. Он не разработал собственной этико-философской системы и его воззрения отличались крайним эклектизмом. Общее понимание проблемы бытия, вселенной и человека не выходило в его представлениях за рамки традиционной христианской этики, которая была опосредована некоторыми философскими (Бергсон, Брэдли), культурологическими (И.Бэббит, П.Э.Мор, Ш.Моррас) и антропологическими (Дж.Фрэзер, Л.Леви- Брюлль) теориями. Элиотовскую картину мира, конечно, усложняло его увлечение восточными верованиями, в частности, буддизмом и индуизмом.

Согласно воззрениям Элиота, отразившимся в его эссеистике и поэтическом творчестве, причиной вечной трагедийности бытия людей является их собственная человеческая природа. Первородный грех разделил человека и Бога. Возможность приблизиться к Богу заложена в смирении, в осознании человеком своего места в системе мироздания по отношению к Богу. Однако история человечества, как ее мыслит Элиот, представляет собой не движение к Богу, а извечное повторение первородного греха. Человек подчиняет свою жизнь земным желаниям, отказываясь признать власть Бога, внеположенных абсолютных ценностей над собой. Греховное начало вытесняет в его душе божественное. Он сам стремится к власти, к обладанию миром, т. е. принимает на себя роль Бога. Пренебрежение этическими нормами приводит к распаду внутренней целостности. Человек замыкается в сфере собственных обыденных чувств, иными словами в сфере своего сугубо человеческого «я», отчуждаясь от Бога, первоосновы всего сущего, от мира и от людей. Его речь перестает быть адекватным выражением восприятия мира.

Такими Элиот видит своих современников. Именно человек начала ХХ века, эпохи распада всех ценностей, и то состояние, в котором он пребывает, становятся предметом размышлений автора «The Waste Land». Перед читателем последовательно развертывается сознание человека и художника, принадлежащего постромантической культуре. В этом смысле поэма неотделима от своего времени. И, несмотря на категорическое нежелание Элиота быть причисленным к тем писателям, которые говорили о проблемах «потерянных», по своему духу, настрою, определенным мотивам поэма все же неразрывно связана с литературой «потерянного поколения». Конфликты эпохи за счет смещения временных планов перерастают у Элиота во вселенскую катастрофу, в универсальные проблемы бытия человека, и этот момент всегда следует иметь в виду при анализе «The Waste Land».

Человек (художник) как субъект культуры оказался предоставлен самому себе. Романтизм уничтожил традицию (систему устойчивых эстетических принципов), которая была для художника источником творчества. Современный художник пытается обрести вдохновение, обращаясь к своему обыденному «я», но подлинное творчество связано не с обыденной личностью, не с импульсивным вдохновением, а с традицией. Последняя же разорвана в сознании героя «The Waste Land». Прошлое и настоящее культуры изолированы друг от друга. Прошлое замкнуто на себе самом и возникает в поэме в виде обрывочных воспоминаний, бессвязного нагромождения вырванных из контекста цитат и образов. Настоящее в свою очередь не несет в себе прошлого, ибо герой не ощущает и не осознает из глубинной тождественности той метафизической основы, которая их объединяет. Следовательно, и прошлое, и настоящее лишены для него смысла. Е.Ганнер полагает, что возникающие в пятой части «Бесплодной земли» видения повествователя, которые символизируют крушение западной культуры заставляют его искать истину в восточной мудрости. Идеи буддизма и индуизма создают, по мнению исследовательницы, нравственную основу для возрождения героя[цитата по:Ганнер,1958:133]. С этим утверждением вряд ли можно согласится, ибо поэтический текст делает очевидным, что постулаты «Бхагават-гиты» и Упанишад превратились в современном мире в пустые абстракции и утратили всякий смысл. Восточная мудрость - такая же бесплодная пустыня для героя, как и западная.

Распад европейской культуры Элиот мыслил не только в историческом, но и в синхроническом срезе. Ее жизненность заключена в единстве всех ее составляющих, т. е. национальных культур. Такое единство, по мнению поэта, со всей очевидностью демонстрировало позднее средневековье. Однако с течением времени произошло обособление национальных культур, поскольку у европейцев исчезло ощущение актуальности для современной жизни основы всей европейской культуры – античности. Идея распада европейского древа передается Элиотом в «The Waste Land» при помощи смешения различных языков. Цитаты на семи языках, которые включаются в английскую речь повествователя, создают ощущение языковой сумятицы, Вавилонского столпотворения, которое достигает кульминации в финале поэмы: London Brige is falling down falling down falling down Poi s’ascose nel foco che gli affina Le Prince d’Aquitaine a la tour abolie This fragments I have shored against my ruins Why then Ile Fit you. Hieronimo’s mad againe. Datta. Dayadhvam. Damyata.Shantih Shantih Shantih

Весь этот комплекс идей представлен в поэме двумя центральными темами.

Первая из них традиционно обозначается в как «смерть-в-жизни». Герой «Бесплодной земли» утратил жизненные силы: его бытие лишено смысла. Оно бессознательно, автоматично. Такого рода существование связано не с миром жизни, а с миром смерти. Смерть в контексте поэмы перестает быть освобождающей силой и становится формой зкзистенции. Эта идея задана уже в эпиграфе, где говорится о умской Сивилле, которая от старости превратилась в горсточку пыли, но тем не менее не прекратила своего земного существования.

В «The Waste Land» Элиот демонстрирует различные вариации темы смерти-в- жизни. Мария Лариш с ее беспредметными воспоминаниями; сам повествователь поэмы, переживший любовный экстаз в гиацинтовом саду; мадам Созострис; толпа безликих людей, движущаяся по Лондонскому мосту; великосветская дама, вульгарная девица Лил, клерк и машинистка и другие персонажи поэмы – существование всех этих героев есть смерть-в-жизни.

Этический смысл, который данная формула подразумевает, также чрезвычайно важен для понимания проблематики «Бесплодной земли». В III главе поэмы («The Fire Sermon») читатель оказывается свидетелем любовного свидания клерка и машинистки. Оно наглядно демонстрирует концепцию Элиота. Читатель видит, что любовь превратилась для современных людей в своеобразное телесное упражнение, вошедшее в привычку. Здесь нет ни животной страсти, ни осознанного зла, ни любви и добра. Акт живой природы напоминает нам скорее механический процесс, работу раз и навсегда заведенных автоматов. Итак, согласно Элиоту, неспособность людей различать добро и зло неизбежно связана с формой их существования, смертью-в-жизни.

К сожалению, в элиотоведении, как правило, упускается из виду актуальнейший вопрос о возможных литературных источниках центральной темы поэмы, которую Элиот сам называл «смерть-в-жизни». Из всех известных исследователей эту проблему рассматривает в своей работе лишь Е.Ганнер.

Она полагает, что основная тема «The Waste Land» была подсказана автору знаменитой поэмой С.Т.Кольриджа «Сказание о старом мореходе». Элиот, как указывает Ганнер «заимствует у Кольриджа образ жизни-в-смерти и переосмысляет его в тему смерти-в-жизни» [цитата по: Gunner:143].

Исследовательница подробнейшим образом аргументирует свое предположение, проводя сопоставление центральных тем двух поэм. Однако конкретных фактологических доказательств того, что Элиот взял образ именно у Кольриджа нет. Мотив жизни-в-смерти был широко распространен в литературе XIX века, и вполне мог быть заимствован Элиотом у Гофмана, Шелли, Э.По, Т.Готье и др.

Вторую важнейшую тему поэмы исследователи определяют как тему метаморфозы, изменения или возрождения. Метаморфоза, что с очевидностью демонстрирует «The Waste Land», согласно Элиоту, есть сущность бытия и искусства. В материальном мире все изменяется, происходит непрерывная смена одних форм другими. Здесь нет ничего устойчивого, сущностного. Постоянен только сам процесс метаморфоз. Тема представлена в “The Waste Land” многочисленными образами, ситуациями, цитатами реминисценциями и имеет в поэме два плана: реальный и идеальный. Последний ориентирует читателя на “норму”, показывая, каким образом герой способен вновь обрести жизненные силы. Идеальный план темы, как правило, непосредственно связан с контекстом того источника, откуда заимствована цитата или реминисценция, вводящая данную тему. Реальный план представляет собой трансформацию идеального в событийном контексте «The Waste Land», демонстрируя читателю то, что происходит с героем на самом деле.

Прежде всего необходимо выяснить, что же составляет содержание идеального плана. Оно связано с целью, к которой стремится герой поэмы, - преодолеть собственное бесплодие (физическое и духовное), выйти из состояния смерти-в-жизни, возродиться к новой, подлинной жизни, наполненной смыслом. Герой должен завершить свое существование в качестве единичного, отчужденного субъекта и приобщиться к некоему вечному началу в мире. Такого рода предельно упрощенная схема идеи возрождения лежит в основе элиотовского понимания древних ритуалов. Кроме того, схема объясняет, согласно Элиоту, два литературных памятника: «Метаморфозы» Овидия и «Бурю» Шекспира. Реминисценции и цитаты из этих двух произведений постоянно возникают на страницах «Бесплодной земли». Особое значение для понимания поэмы имеет упоминание мифа о Филомеле, заимствованного из «Метаморфоз» и фразы «жемчужинами стали глаза», взятой из «Бури» Шекспира. Овидиевский миф и песня Ариэля объединены в представлении Элиота общей идеей: человек умирает и одновременно возрождается в новой форме. Он преодолевает собственную ограниченность телесным началом, отчужденность от мира и сливается с природой. Напомню, что метаморфоза всегда была для Элиота метафорой истинного искусства. Она очень точно воссоздает логику его рассуждений в поэтической форме. Согласно теории Элиота «частные идеи человека, личностные эмоции возрождаются и обретают универсальный смысл в искусстве, трансформировавшись в новые единства» [цитата по:
Элиот,1953:146].

Реальный план темы возрождения, существенно корректирует идеальный.

Элиот дает читателю понять, что все благое в мире обретает противоположный, зловещий смысл. Герой проходит стадию возрождения. Он умирает для своей прежней жизни и обретает новое существование в и иной качественной форме. Однако смерть героя, поэтически воссозданная Элиотом, полностью лишается высшего смысла. Она представляет собой естественный, бессознательный процесс, который свойственен органической природе. Читатель видит не возрождение к подлинной жизни, не слияние с божественным началом. Он становится свидетелем внешних изменений, происходящих с героем.

Так в IV главе поэмы («Death By Water») Элиот описывает смерть Флеба- финикийца, где метаморфоза затрагивает лишь облик героя: некогда он был красив и юн, теперь от него остались лишь кости. Сущность его экзистенции не изменилась, ибо земная жизнь Флеба, подчиненная эфемерным, корыстным целям, нисколько не отличается от его существования «под водой» в виде разрозненных костей.

Одна форма смерти-в-жизни сменяет другую, и происходит возрождение-в- смерть. Идея повторяемости различных форм смерти определяет понимание Элиотом истории человечества. Последняя предстает в поэме как бесконечный процесс чередования различных форм смерти-в-жизни. Вырваться из этого круга дурной бесконечности человеку не дает его греховность, его неспособность признать, что высшие ценности существуют вне его «я».

В окончательном варианте «The Waste Land» греховная интенция субъекта очевидна в сцене любовного свидания в Гиацинтовом саду, которая завершается утратой чувственных способностей индивида:

I could not speak, and my eyes failed,

I was neither Living, nor dead, and I knew nothing,

Looking into the heart of light, the silence.

Она возникает и в конце первой главы, где герой опасается собаки, которая может откопать труп.

Стремление преодолеть свою изолированность от мира (возродиться) выплескивается у великосветской дамы (глава «A Game Of Chess») в импульсивный порыв: «What shall I do?/ I shall rush out as I am/ walk the street with my hair down». Глубинный смысл, заложенный в этой фразе, легко объяснить в контексте другой цитаты из финала поэмы:

.... I have heard the key Turn in the door once and turn once only We think of the key, each in his prison Thinking of key, each confirms a prison.

Обе цитаты имеют внутреннее тождество. Гипертрофированная страсть, проявляющаяся в попытке человека внутренне освободиться (возродиться), лишь усугубляет его страдания. Чувственная (греховная) по своей природе страсть к возрождению оказывается причиной еще большей замкнутости, смерти-в-жизни: думая о ключе (т.е. об освобождении), субъект, согласно Элиоту, сам строит себе тюрьму.

Итак, рассмотренные выше две центральные темы «The Waste Land», отразившие христианское мировидение Элиота, определили художественный принцип воссоздания облика современного человека в поэме, лирический герой Элиота по мере творческой эволюции поэта предстает все более и более деиндивидуализированным. «The Waste Land» со всей очевидностью подтверждает эту мысль.

«The Waste Land» – это набор голосов, порой не имеющих конкретных субъектов, которые переходят друг в друга, сливаются с событиями и предметами. Человек, живущий не подлинной эмоцией, а эмоцией толпы, превращается в функцию и занимает место в мире, равноправное по отношению к бездушным предметам, которые его окружают.

Необходимо отметить, что в процессе работы над поэмой Элиот сам стремился к предельной деперсонализации своих персонажей. Он согласился с редакцией Эзры Паунда, который вычеркивал из «The Waste Land» все то, что давало бы читателю возможность воспринимать кого-либо из действующих лиц как цельную личность, т. е. Паунд изымал из текста те куски, где дается характеристика героя или описание обстоятельств его жизни.

Многие исследователи творчества Элиота стремятся идентифицировать повествователя, связать его роль с каким-то конкретным персонажем в поэме. Чаще всего функции повествователя и главного героя приписываются Тиресию, персонажу древнегреческой мифологии, слепому прорицателю, который появляется в III главе поэмы («The Fire Sermon»). Фигура Тиресия действительно важна для понимания поэмы в целом, поэтому следует остановиться на ней несколько подробнее.

Элиот дает характеристику своему герою в комментариях: «Tiresias, although a mere spectator and not indeed a ‘character’, is yet the most important personage in the poem, uniting all the rest. Just as the one-eyed merchant, seller of currents, melts into the Phoenician Sailor, and the latter is not wholly distinct from Ferdinand of Naples, so all the women are one women, and the two sexes meet in in Tiresias. What Tiresias sees? In fact, is the substance of the poem».

При всем разнообразии исследовательских трактовок их, как можно понять, объединяет общий недостаток. Элиотоведы оставляют без внимания то, что данный эпизод несет в себе иронический подтекст. Действительно, само по себе комично уже то, что свидетелем банальнейшей любовной сцены оказывается не какой-нибудь лондонский зевака, а мудрый прорицатель. Перед Тиресием некогда трепетали даже могущественные цари. Именно он разгадал страшную тайну Эдипа. Даже после смерти, в Гадесе он не утратил свою силу и предсказал Одиссею его судьбу. В поэме читатель видит, что прошлое Тиресия иронически противопоставлено его настоящему. В самом тексте «The Fire Sermon» воспоминания прорицателя выделены синтаксически и стилистически: они заключены в скобки и переданы возвышенным слогом: «And I Tiresuas have foresuffered all Enаcted on the same divan or bed; I who have said by Thabes below the wall Or walked among the lowest in the dead».

Тиресий в «The Waste Land» не лишен способностей прорицателя. Но он тем не менее - обитатель современного мира, вовлеченный в круговорот жизни/смерти и возрождений-в-смерть. Проникнуть в сущность мира, то есть возвыситься над миром, Тиресию не дано. Он, подобно другой прорицательнице, героине «The Waste Land», шарлатанке мадам Созострис, видит только внешние формы жизни. Поэтому представляется неправомерным рассматривать его как пророка, которому открыта высшая истина.

Образ Тиресия сложен еще и потому, что он выполняет а поэме чисто формальную функцию. С одной стороны, передо нами - как бы карикатура на неискушенного читателя, который теряется в лабиринтах “The Waste Land”, с другой - дополнительный уровень текста - конвенция между поэмой и ее читателем.

Одним из важнейших факторов, сыгравших немаловажную роль в том, что поэма воспринималась как реальное воссоздание переживания человека, был ее автобиографизм.

Внешний план повествования зачастую отражает личный опыт поэта. Толпы людей, переходящих Лондонский мост и изображенные в финале «The Burial of the Dead», - одно из самых ярких воспоминаний Элиота о его жизни второй половины 1910-х годов. Будучи клерком банка Ллойда в те годы, он мог ежедневно в девять часов утра наблюдать, как одинаково одетые клерки спешат по Лондонскому мосту в Сити, чтобы занять свои места в конторах.

Разговор неврастеничной дамы с ее приятелем («A Game OF Chess») во многом, как установили биографы Элиота, передает сложный характер взаимоотношений самого Элиота с его первой женой Вивьен. Встреча повествователя с мистером Евгенидом («The Fire Sermon») - реальный эпизод из жизни самого Элиота, к которому однажды на улице пристал какой-то коммерсант из Сирии.

Уже не раз отмечалось, что «The Waste Land» стала итогом раннего творчества Элиота. Поэма синтезировала открытия в области поэтической формы, сделанные им в первом и во втором стихотворных сборниках.

Прежде всего, в поэме я наблюдается предельное усиление рефлексии, которая теперь приобретает в творчестве Элиота тотальный характер. Поэт реконструирует разные способы видения мира (с этим связано разделение повествователя на множество масок и голосов), языковые и эстетические практики, представляющие различные ментальности. При этом он охватывает всю европейскую культуру, начиная с ее истоков. Элиот обнажает генезис различных форм ментальности, эксплицирует их внутренние интенции.

Способы языкового освоения мира, соответствующие различных культурным эпохам, представлены в поэме в виде многочисленных цитат, аллюзий, реминисценций из произведений авторов, принадлежащих этим эпохам.
Интертекстуальность, предполагающая ситуацию «текста-в-тексте», становится отличительной особенностью поэтики Элиота. Повествователь «The Waste Land» вовсе не делает попытки скрыть заимствованные цитаты. Напротив, он маркирует их; во-первых, он сохраняет особенности стилистики цитируемых текстов; во-вторых, он указывает в комментариях на их источник; в-третьих, неоднократно повторяет их в тексте поэмы.

Цитата, заимс<