Глава 3. Духовная жизнь братии

 

Этот раздел посвящен рассмотрению и анализу дошедших до нас крупиц информации о духовной стороне монашеской жизни.

Как отмечается в «Соловецком патерике», «иноческая жизнь, и по назначению и по свойству своему, есть внутренняя, сокровенная. Хотя и внешние события, совершавшиеся с какой-либо обителью, и привлекают, главным образом, внимание повествователей; но для истории монашества они имеют значение второстепенное, так как главной целью подвижнической жизни служит спасение души. Не борьба с внешними врагами, не успехи материальной и промышленной жизни, не деятельность исключительно среди мира для целей земных - назначение иноков, а борьба с внутренними врагами спасения, совершающаяся в тайной храмине души, успехи жизни нравственной, деятельность в высшей степени духовная - вот призвание инока. Подвиги на этом поприще большею частию остаются известны одному Богу».

Так, «подчиненный строгому монастырском уставу относительно пищи и беспрекословного повиновения подчинения настоятелю, смиренно проходящий свое звание без особых подвигов, инок часто сходил в могилу неведомым никому». Тем важнее является попытка на основании данных списков монашествующих и агиографических источников рассмотреть не только общие особенности духовной жизни монашествующих Соловецкого монастыря, но и отметить конкретные примеры подвижнической жизни иноков и послушников.

Списки монашествующих содержат в себе краткие характеристики монашествующей братии, ежегодно составляемые настоятелем монастыря. Именно в них содержатся определенные «оценки» духовности жизни каждого монаха. Каким же образом появлялась подобная оценка?

Каждый монах монастыря, помимо ежедневных послушаний, был обязан вычитывать монашеское молитвенное правило, ежедневно посещать богослужения, исповедоваться у духовника монастыря и причащаться Св.Таин. Настоятель по своей должности обязан был следить за каждым монахом обители (при помощи благочинного и духовника, также «по долгу службы» имевшими постоянный контакт со всеми монахами и доводившими до сведения настоятеля собственные наблюдения) и, в свою очередь, докладывать вышестоящему начальству о внутреннем настроении братии. И опять же, все вышеописанные обязательные действия монаха - лишь верхушка айсберга понятия духовного делания.

Мы знаем о том, что соловецкий инок, как и монах любого другого монастыря, должен был постоянно читать тайную Иисусову молитву, являющуюся основой всего монашеского молитвенного подвига. В идеале эта молитва должна была стать его основным умным деланием, концентрируя экстравертную деятельность ума, стремящегося к разнообразному знанию, на постоянности молитвенного делания. После чего, став «умной молитвой», по учениям Отцов церкви, она должна была превратиться в «молитву сердечную», т.е совершаемую в сердце непринужденно, непроизвольно и непрестанно - без какого либо усилия.

В сочетании с молитвой, чаще всего келейной, каждый монах, исходя из собственных сил (или благословения духовника), совершал ежедневно определенное количество земных и поясных поклонов, соединяя в этом действии духовную сторону молитвенного делания с физической. Вот что сообщается о ежедневном келейном правиле соловецкого монаха в «Патерике»: «Иноческое правило, совершаемое в некоторых обителях в храме, в Соловецком монастыре читается, как и на Афоне, каждым иноком в келье<…>Кроме поклонов и упражнения в умственной молитве, каждый инок и послушник обязаны ежедневно прочитать известное число кафизм, с поминанием на «славах» живых и умерших братий и сродников; некоторые имеют в обычае неопустительно читать по нескольку зачал из Евангелия и Апостола и разные каноны и акафисты. Число, мера и время келейных молитвенных упражнений зависит от усердия к Богу подвижника, от воли и назначения духовного его отца».

Одним из основных обетов, которые дает человек при совершении над ним монашеского пострига является обет абсолютного послушания, воспринимаемый наряду с обетами девства и нестяжания.

«Со дня пострижения начинается обязательное выполнение обетов, данных при пострижении, к которым намеревавшийся быть иноком приучал себя с самого поступления в монастырь. Особенно обет послушания настоятелю и братству управляет всеми мыслями, всеми душевными и телесными силами соловецкого инока до конца его жизни», - отмечается в «Соловецком патерике».

Некоторые монахи проявляли особое усердие в посещении церковных богослужений, не пропуская ни одной - кроме случаев болезни. При этом надо отметить, что в Соловецком монастыре «всякое богослужение совершается с должным благоговением и без малейшей поспешности, почему даже в простые дни на все церковные службы приходится 7-8 часов».

Некоторые брали на себя обязанность соблюдения особо строгого поста, старались воздерживаться от любых материальных излишеств, проявляли страннолюбие, совершали предстояние престолу Божию во время богослужений «с умилением», стяжали дух «смиренномудрия, терпения и любви» и, таким образом, являлись носителями множества добродетелей, присущих настоящим подвижникам.

Анализ кратких настоятельских характеристик выявил большую тонкость и многогранность оценочного суждения - в списках насчитывается около ста различных оценочных формулировок (не считая их комбинаций). Однако, после соотнесения друг с другом всего множества стало возможным четкое выделение семи основных групп, каждая из которых содержит оценочные формулировки описания монаха, соответствующего некоторому «уровню» духовной жизни.

Разумеется, описываемое ниже деление также очень условно и является исключительно результатом авторского подхода.

Рассмотрим подробно основные критерии для определения категорий, и какие оценочные формулировки им соответствовали.

категория. К ней относились все монахи «недобрых качеств жизни», «революционного настроения», «революционеры в душе», «немирного настроения», «крайне немирного настроения», монахи, упомянутые «враждебными настоятелю». Говоря попросту, это были монахи-бунтари. Эта категория относится только к спискам 1913 года (когда, как уже упоминалось, на Соловках произошло монашеское возмущение).

категория. Монахи «жизни не трезвой». К таким относились монахи, абсолютно не желающие жить по монастырскому уставу.

категория - монахи «посредственных качеств жизни». Это могли быть люди, подверженные каким-то греховным страстям или порокам (например, пьянству) или просто неадекватные. Обычно формулировка звучала именно так, иногда сообщалось что «человек не заявляет себя ни с какой стороны», «болен хандрою», «мнив».

категория - монахи «довольно хороших качеств жизни». Формулировки этой категории: «старается вести себя исправно», «сдержанно ведет себя». Так чаще всего характеризовались монахи либо просто ничем особо не примечательные, либо имеющие какие-то не столь значительные и легко исправимые недостатки.

категория - иноки просто «хороших качеств жизни». Чаще всего к ним относились следующие оценочные формулировки: «ведет себя хорошо», «благоприлично ведет себя», «хорошей жизни». А также часто применялись следующие эпитеты: «миролюбив», «послушлив», «услужлив», «благонравен», «привержен к церкви», «простодушен», «неукоризненного поведения», «старателен», «трудолюбив», «незлобив», «простой и прямой», «благонадежный», «верный», «благопокорливый»; уточнялось, что человек совершает богослужение «спокойно и благоговейно». К последней категории относилось значительная часть иноков монастыря - соблюдающих все правила монастырской жизни и предписания Устава.

категория - монахи «очень» и «весьма хороших качеств жизни». Эти иноки аттестовались также жизни «трезвенной», «благочестной», «благочестивой», «богобоязненной», «скромной», «смиренной», «кроткой», «монашеской». Также часто сообщалось, что инок «настроения благочестивого» и «благоговейного», «кроткого и тихого нрава», «доброй души», «ко всем приветлив», «страннолюбив», «боголюбив» и «набожен», «тихого и мирного жития», «добрый» (в смысле - добрый инок (прим.)), «честен и верен», «твердой воли и ровного характера», «служит благоговейно и с умилением» и «к церкви усерден». Таким образом характеризовались очень достойные иноки, известные своими добродетелями и вполне «благонадежные» во всех отношениях.

категория - монахи «отлично хороших качеств жизни». Также о них говорилось: «примерных качеств жизни», «отличных нравственных качеств», «жизни строгой и воздержанной», жизни «внимательной», «подвижнической», «старческой», «аскетической», «духовной монашеской», «духовной опытной», «назидательной», «благостной». О многих монахах этой категории говорилось: «имеет стремление к духовному самосовершенствованию», «неупустительно выслушивает все богослужения», «ревностен к службам», «молчалив», «благоговеен», «имеет память смертную», «занимается умной (или сердечной (прим.)) молитвой». Людей, входящих в эту группу можно смело характеризовать настоящими подвижниками благочестия - они все были людьми пожилого возраста, прожили в монастыре несколько десятилетий и достигли очень высокой духовной жизни.

Разделив, таким образом, всех монашествующих мы имеем возможность изобразить некую картину оценки настоятелем духовной жизни всей монашествующей братии, а также сравнить созданные различными настоятелями картины между собой.

При этом сразу отметим, что данные списков послушников не содержат в себе необходимой информации для заключения об общем уровне духовности этой части монашеской братии. Оценочная информация присутствует - однако в 90% случаев о человеке лишь сообщается, что он «хороших качеств жизни». Практически нет оценочных характеристик, отмечающих какие-то именно духовные добродетели послушника. Иногда встречаются упоминания о характере человека - о послушнике Фоме Иванове в списках 1895 года настоятель сообщает «очень хороших качеств, веселого характера и доброй души, ко всем милостив». Также и о послушнике Иване Сергиевском (в том же списке): «очень хороших качеств, бойкого характера и словоохотлив, но рассудителен и внимателен к своему делу». Таким образом, в данном случае вывод средней оценки «духовности» представляется еще более условным, чем в случае с иноками, где все же присутствует информациях о духовных добродетелях (или недостатках) большинства монахов. Отметим также субъективный характер оценок.

Перейдем к анализу списков в отношении «показателя» духовной жизни.

Как оценивалась духовная жизнь братии настоятелем в списках 1865 года? (Табл.14)

 

Таблица №14

 

Как мы видим на графике - в 1865 году к самой высшей группе «духовности» настоятель отнес 4 человека, к следующей - 12, к 5-ой категории - 101 человека и лишь один человек был отмечен «довольно хороших качеств». Таким образом, средняя «оценка» (при всей условности ее как таковой) составляет чуть более 5.

Перейдем к следующему списку, 1875 года (Табл.15).

 

Таблица №15

 

В списках 1875 года настоятелем не отмечено ни одного выдающегося подвижника, но существенно увеличилось количество монахов, относящихся к 6 категории - до 30 человек. К 5 категории были отнесены 78 монахов и 12 к четвертой. Судя по всему, критерии оценки тогдашнего настоятеля архимандрита Феодосия были достаточно строги, о чем говорит отсутствие монахов 7 категории и большое количество монахов 4 категории. Средняя «оценка» - также около 5. Рассмотрим список 1886 года (Табл.16).

 

Таблица №16

 

Архимандрит Мелетий в 1886 году отметил 8 человек очень высокодуховной жизни, 49 человек характеризовал также весьма «трезвенной и благочестной жизни». 83 монаха были отнесены к 5 категории, 5 монахов были «довольно хорошей жизни», иеромонах Герман (Соколов) относился к категории монахов «посредственных качеств» (о нем сообщалось - «болен хандрою и мнив»). Наиболее негативную оценку заслужил иеромонах Никодим (Минин), оцененный «не трезвой жизни» (и находящийся в наказание «в Савватиевой пустыни на послушнических работах»). Средняя оценка - между 5 и 6.

 

Таблица №17

 

В списках 1895 года (Табл.17) впервые характеристику монахов отмечал архимандрит Иоанникий (Юсов). Оба оставшихся списка начала ХХ века также отмечены его подписью - что позволяет говорить о единой системе оценочных координат во всех трех списках и обеспечивает большую стабильность показателей. 17 монахов были отнесены к высшей категории, 83 к шестой, 49 к пятой. Таким образом настоятель не отмечает в монастыре на тот момент ни одного инока который бы серьезно не соответствовал, по крайней мере, представлениям о подлинном иноческом служении самого предстоятеля монастыря. Средняя оценка близка к 6, что говорит об очень высоком среднем «уровне» духовности монахов в представлении настоятеля.

В списке 1903 года (Табл.18), наблюдаем в целом ту же картину. К 7 категории можно отнести 16 человек, к 6 категории - 107 человек, к 5 категории- 80 человек. «Довольно хороших качеств» отмечен иеромонах Исихий (Карпов), перемещенный в Соловецкий монастырь в 1902 году из Екатерининской пустыни «под особый надзор настоятеля и с запрещением священнослужения» и исполнявший клиросное послушание «рачительно». Что касается трех монахов «посредственных качеств жизни» - это были иеродиакон Николай, также сосланный на Соловки в 1902 году под надзор настоятеля, и двое монахов Соловецкого монастыря - Агафангел (Павлов) (принявший постриг в 1893 году и ранее отмеченный «хороших качеств») и Софроний (Савин) (пострижен в 1896 году, будучи послушником оценивался «хорошей жизни»). Однако средняя оценка - также между 5 и 6.

Таблица №18

 

В последнем списке монашествующих за 1913 год (Табл.19) мы видим большое количество полярных оценок. Множество негативных характеристик объясняется монашеским восстанием, произошедшем в 1912 году, когда, как отмечается в характеристике бывшего казначея монастыря иеромонаха Анатолия (Осипова), несколько человек иеромонахов «составили тайный бунтовской заговор против своего настоятеля» и «возмутили против него 36 человек братии» Значительное количество монахов «жизни подвижнической» объясняется большим числом схимников в монастыре на тот момент, в подавляющем большинстве оцененных подлинно старческой жизни.

Если перейти к конкретным цифрам, мы отмечаем 18 иноков относящихся к 7 категории, 97 иноков - к 6 категории, 88 - к 5 категории.

К третьей категории относилось 19 человек - в основном это были молодые монахи принявшие постриг уже в новом столетии (некоторые из них уже имели сан иеромонахов (7 человек) и иеродиаконов (4 человека) и, скорее всего по ошибке (с точки зрения настоятеля) влились в число бунтующих - для них подобная характеристика звучала некоторым сигналом о необходимости задуматься и покаяться в содеянном. Хотя были и другие ситуации - такую же оценку получил иеромонах Ефрем (Малфеев) который в 1903 году состоял строителем Савватиевского скита (после чего с 1907 по 1913 год исполнял должность наместника монастыря), и был отмечен очень положительной характеристикой (6 категория). В данном случае надо предполагать, что настоятель решил, что «повинную голову меч не сечет» и дал не самую худшую характеристику, хотя, по-видимому, наместник принимал далеко не стороннее участие в монашеском восстании. Иеромонах Илиодор (Розанов) относился к этой категории за повторное церковное взыскание (единственный случай по всем спискам). В 1896 году он был переведен в Соловецкий монастырь из Калужской Тихоновой пустыни за «нетрезвое поведение» с запрещением священнослужения, однако уже в 1897 году запрет был с него снят (по ходатайству архимандрита), однако в 1909 году снова был подвергнут запрету «за необоснованные жалобы начальству». Впрочем, в характеристике настоятель отмечает: «смягчился в своем упорном сопротивлении власти, есть надежда на полное исправление»

К последней группе первой категории, как уже упоминалось выше, появившейся только в последнем, «бунтовском» списке монашествующих, относились 10 человек монахов. Среди них было 4 иеромонаха (Модест(Бабкин), Аверкий (Палицын), Викториан (Иванов) и Сергей (Дурягин)) 4 иеродиакона (Стефан (Кудрявцев), Виктор (Поликин), Вячеслав (Берестенников) и Макарий (Лебедев)) и 2 монаха - Архип (Баранчугов) и Дамиан (Куташев). Все они были признаны активными участниками восстания и характеризовались архимандритом «недобрых качеств» и даже более - «революционного настроения», что особенно настораживает, учитывая эпоху. Большинство из них приняли постриг после 1903 года и были сравнительно молоды (по меркам монастыря) - в среднем около 40 лет с небольшим. Однако крайне негативная оценка духовной стороны жизни не мешала настоятелю во многих случаях положительно оценивать их способности к послушаниям. Например, в случае с иеромонахом Модестом отмечалось: «Недобрых качеств, а довольно способен к послушаниям». Иеромонах Аверкий, бывший ризничий монастыря и один из основных зачинщиков бунта также указывался «к послушаниям способен».

Не все принимавшие участие в бунте и питавшие к настоятелю «враждебные чувства» попали в последнюю категорию. О иеромонахе Трифоне (Тюрикове) настоятель сообщает: «хороших качеств, способен; к сожалению питает враждебные чувства к настоятелю, хотя наружно и примирился с ним». О 83-летнем старце иеромонахе Антонии (Фомичеве) настоятель указывает: «только несоответственно своему старческому возрасту и положению помощника духовника подпал искушению, которым нанес соблазн братии, в чем искренно признался и раскаялся»

Тем не менее, средняя оценка настоятеля - также между 5 и 6.

Таблица №19

 

Подведем некоторый итог данного раздела, посвященного оценке настоятелем духовной стороны жизни иноков обители.

На всем временном промежутке, начиная с 60-х годов XIX столетия и заканчивая первым десятилетием ХХ, можно отметить устойчивую тенденцию в оценке настоятелем духовного «настроения» монашествующей братии - оно постоянно колеблется между определением среднестатистического монаха «хороших качеств жизни» и «весьма хороших качеств жизни». Настоятелями монастыря были разные люди, но все они имели большой духовный опыт - и у нас нет оснований сомневаться в адекватности их субъективных оценок. Некоторые были более сдержаны в оценочных характеристиках (как архимандрит Феодосий), некоторые считали своей обязанностью более подробно описать духовные добродетели или недостатки каждого инока - однако результат оставался прежним. В обители встречались иноки «не трезвой жизни», однако это в большинстве своем были ссыльные монахи, попавшие в далекую северную обитель в наказание за совершенные проступки, или же единичные случаи монахов из числа монастырской братии, однако, как известно, исключения только подтверждают правило.

Все вышеизложенное дает основания говорить о Соловецкой обители в этот период как о подлинном духовном центре, продолжавшем совершать делание, начатое еще преподобными Зосимой и Савватием - общинного восхождения по пути добродетелей.

Еще раз подчеркнем, что проведенный анализ является в немалой степени субъективным и не может дать безусловно верных выводов, однако позволяет определить основную и достаточно устойчивую тенденцию, на основании которой делается соответствующее заключение.

Проведя анализ духовных характеристик монахов и получив общий вывод, вернемся к частным вопросам.

Кто были люди отмечаемые настоятелем подлинными старцами и подвижниками благочестия? Каково было их место в среде монастырской братии? Какие особые их добродетели отмечал настоятель?

Относительно монашеских категорий определим сразу: чаще всего отмечался особый подвиг иноков, принявших великую схиму. Также нередко «отличных качеств жизни» отмечались некоторые представители высшей монастырской власти (чаще всего - духовники). В отношении остальных случаев нельзя определить четкую принадлежность человека к той или иной категории - склонность к подвигу, особые добродетели и духовный настрой были присущи как некоторым монахам в духовном сане, так и простым монахам. Некоторые из них жили в монастырских скитах. Как уже упоминалось выше - некоторые послушники также отмечались «высокой духовной жизни».

Таким образом, необходимо разделить последующее повествование на две части:

.Рассказ о схимонахах обители и частных случаях упоминания в списках особого монашеского подвига.

.О скитах монастыря.

Перейдем к рассказу о схимонахах Соловецкой обители.

В великую схиму чаще всего постригались пожилые монахи (старше 60 лет), прожившие в монастыре долгое время (часто 30-40 и более лет). Причем монахов, соответствующих подобной характеристике в Соловецком монастыре по каждому из списков можно найти не мало, однако пострижения удостаивались лишь те, кто получил на это особое благословение и имел твердое намерение искать особого духовного подвига, т.к принятие схимы предусматривает полный отказ человека от «мира» и всего с ним связанного. Иногда монаху благословлялось принятие схимы вследствие тяжкой болезни и возможной скорой кончины.

Схимонахи Соловецкого монастыря традиционно жили в Филипповой пустыни, питались и снабжались всем необходимым отдельно. Все хозяйство велось силами самих схимонахов и специально назначенными иноками из братии - также пожилыми и отмеченными «высокой духовной жизни» (они также могли назначаться для помощи особо старым и больным схимникам). Таким образом, получалось, что жили схимники очень уединенной жизнью, хотя и не уходили в окончательный затвор. Чаще всего схимники не исполняли какого-то особого послушания, вследствие старости или болезней (хотя были и другие случаи), однако, как отмечает Соловецкий патерик, «схимники по усердию занимаются каким-либо делом: иной, вооружась очками, действует иглой; другой вяжет новую сеть; немощнейший щиплет старые веревки на конопатку судов»

Во многих воспоминаниях современников схимники описывались очень мрачно. Немирович-Данченко так вспоминает встреченного схимника: «Весь в черных покровах, усеянных изображениями гробовых крестов и адамовых голов, в капюшоне, полузакрывавшем лицо, он производил крайне мрачное впечатление. Из под савана, надетого на него, глядели совершенно неподвижные, безцветные глаза. Это были глаза не только без блеска, но и без взгляда» Это описание на первый взгляд несколько отторгающее, на самом деле хорошо отражает суть схимнического подвига - отречение от мира во всех его проявлениях, полную погруженность в себя, свой внутренний мир, непрестанное творение «умной» молитвы.

Перейдем к обсуждению частных случаев проявления особого монашеского подвига, отметим какие особые эпитеты использует настоятель, описывая духовную жизнь настоящего инока - подвижника. Соотнесем данные списков с материалами важнейшего источника, описывающего жизнь отдельных подвижников благочестия Соловецкого монастыря в середине XIX- начале XX века, информация о которых была собрана митрополитом Мануилом (Лемешевским) - «Соловецкого цветника», явившегося как бы продолжением «Соловецкого патерика» (доводящего повествование только до середины XIX века).

Характеризуя 90-летнего схимонаха Иоанна (Дмитриева) в 1865 году, настоятель отмечает - «жизни подвижнической».

-летний иеросхидиакон Памва (Михаилов), проживший в монастыре 55 лет, характеризуется настоятелем в 1886 году «жизни старческой», о нем же в 1895 году уже архимандрит Иоанникий говорит «истинный монах: имеет стремление к духовному самосовершенствованию, строгий безмолвник, склонен к затворничеству, мало с кем беседует». В «Соловецком Цветнике» о нем также сообщается, что «старец был подвижник, его называли пустынником».

О иеросхидиаконе Михаиле (Смирнове) в 1895 году настоятель сообщает: «отличных качеств, жизни внимательной, подвижнической; усердный молитвенник и в келье и в церкви»

Схимонах Авраам (Колосов) в том же году характеризуется следующим образом: «Отлично хороших качеств, кроток, смирен, послушлив и благоговеен», схимонах Моисей (Иванов) - «отлично хороших качеств, строгий безмолвник, занимается внутренней сердечной молитвой, к церкви рачителен».

В списках 1903 года жизнь иеросхимонахов Иоанна (Попова) и Илии (Родионова) описывается так: «тихую и благостную проводит жизнь, занимается молитвой и памятью смертною».

Об иеросхимонахе Иоанне в «Соловецком цветнике» сообщается: «Отец Нестор (имя до принятия схимы - С.М.) был одним из немногих учеников и собеседников Голгофского подвижника монаха Даниила<…> Любил читать Псалтирь, особенно в летнее время на улице, лежа на своей шубе».

Иеросхимонах Георгий (Соколов) - «посещает церковь, занимается умной молитвой и чтением». О сильно больном иеросхидиаконе Мисаиле (Быркове) настоятель сообщает: «телом очень немощен и слеп, но духом бодр, утешается частым причащением Св. Хритсовых Таин и занимается умной молитвой и слушанием слова Божия»

Схимонахи Анания (Низовцев) и Азария (Ганюшев) отмечены особо полной настоятельской характеристикой: «примерный старец - подвижник, неупустительно выслушивает все дневные и церковные службы, в келие занимается рукоделием и умной молитвой».

О схимонахе Анании в «Соловецком цветнике» сообщается: «Окружающая братия считала его человеком высокой духовной жизни и, несмотря на малограмотность, просвещенным в ее тайнах, изведавшем и испытавшем многое на себе. Он служил живым примером всегдашней уравновешенности, безропотности, терпения болезней. Был безмерно нестяжательным <…> Нестяжательность и полное безразличие к окружающей обстановке, а также строгое соблюдение заветов преподобного Зосимы, основателя монастыря, - ничего снедного не иметь и не вкушать в келии своей,- вот что украшало его жизнь. Он довольствовался исключительно общей братской трапезой. Был творцом Иисусовой молитвы. Церковные богослужения посещал неустанно».

Есть в «Цветнике» краткое упоминание и о схимонахе Азарии: «В записи синодика о.Флавиана значится творцом Иисусовой молитвы. Был старец великой духовной жизни».

О иеросхимонахе Зосиме (Федосиеве) в списках 1913 года также дается особая характеристика - «аскетической жизни, постоянно занят молитвой и богомыслием». В «Соловецком цветнике» отмечались многие особые духовные дары иеросхимонаха Зосимы: «Еще задолго до первой мировой войны о.Зосима притчно, загадочно говорил грядущем великом кровопролитии, о низложении Царя и о скорбях для России». Отец Зосима «избегал говорить об этом подробно, и только последующие события - наступление всемирной войны и разразившаяся в связи с ней великая и грозная русская революция - стали обнаруживать исполнение его общих пророчеств». Предвидя будущую судьбу обители старец предрекал, что «и стены задрожат, и камни-то преворотятся» и т.д. Известны его пророчества и о второй мировой войне. Также в «Цветнике» приводятся многочисленные рассказы современников старца, также говорящие о его удивительном даре прозорливости..

О всех прочих схимниках (не имеющих сана), в 1913 году настоятель дал один и тот же отзыв, еще раз характеризующий глубину схимнического служения - «живет безмолвно, исполняя каждый молитвенный долг свой по мере сил пред судом собственной совести».

В «Соловецком цветнике» особо упоминаются еще несколько схимников Соловецкого монастыря.

Иеросхидиакон Арсений (Помазкин) (в списках 1913 года иеродиакон Антоний), «по прозвищу Хромой, по причине хромоты своей», был известен особой любовью к молитве, «вставал задолго до полунощницы и начинал свое келейное правило многими поклонами, несмотря на больную ногу».

Иеросхимонах Феодор (Трофимов) (в списках 1895 года иеромонах Филарет), который более 20 лет состоял духовником монастыря, также имел особые дары от Бога. «Некоторые из его сверстников и сослужителей у престола Божия, а также его ближайшие наставляемые и ученики считали его великим старцем». Иеросхимонах Феодор «был кроткий, смиренный. Милостивый - так звали его братия за нищелюбие». Известны случаи прозорливости этого старца. К примеру одному монаху настоятель благословил принять священный сан, монах же стал отказываться. Присутствоваший при этом «о.Феодор, строго взглянув ему в глаза, сказал: «Великим будешь иеромонахом. Будешь духовником, да еще на моем месте»». Данные списков дают основания предполагать, что этим монахом был духовник монастыря в 1913 году иеромонах Геронтий (Чурилов), принявший диаконский сан незадолго до смерти старца Феодора в 1899 году.

Таковы были схимники Филипповой пустыни, своеобразном «святом святых» Соловецкой обители.

Однако и в списках монашествующих, и в «Соловецком цветнике» мы находим свидетельства и о простых монахах и послушниках, также отличавшихся высокой духовной жизнью. И, надо отметить, не всегда настоятельские оценки соответствовали тому, что говорили о некоторых иноках и послушниках современники.

Одним из ярких примеров «скупости» настоятельских оценок является приведенный в «Соловецком цветнике» рассказ о старце Дионисии (монахе Данииле), который большую часть жизни в монастыре (41 год из 44) прожил послушником и оценивался настоятелями наряду с другими послушниками «хороших качеств» жизни.

«В подробностях жизнь его в описаниях не запечатлена, и сохранилось очень мало сведений о его подвигах и благодатных случаях великого дара прозорливости, передаваемых среди братии изустно» - отмечается в «Соловецком цветнике». Там же приводятся несколько явных случаев прозорливости старца. Старец «проходил в монастыре немало послушаний, но не долго бывал на них - не уживался и явно блажил<…> В 1884 или 1885 году его перевели на Голгофу, в Распятский скит (отчасти как неисправимого), где он и прожил остаток дней своих, предавшись всецело молитвенному подвигу и духовному деланию». Монастырская братия «считала отца Даниила истинным подвижником благочестия и свято чтят его память и по сие время. Никого он не боялся по-человечески, ни перед кем не пресмыкался, никому не льстил, а правду говорил всем в лицо. Бывали случаи, что и обличал кого следует, но делал все это под маской юродства. Подвиг такой взял он на себя не сразу, сначала братия замечала в нем только странности, но от времени это выявилось определенно, и он во мнении богомольцев и братии слыл за «блаженненького»».

Рассказ «Соловецкого цветника» о другом подвижнике, который также отмечался в списках несоответственно своему настоящему духовному уровню, также очень примечателен.

Речь идет о монахе Тихоне (Кошелеве), который в списках 1886 и 1895 года отмечен следующей характеристикой настоятеля: «послушания не несет по душевному расстройству» и «находился в Архангельской городской больнице на излечении и признан врачами страждущим манией величия». Однако все было не так просто. Вот что пишется о нем «Цветнике»: «Последние десятилетия его продолжительной соловецкой жизни прошли в утеснениях, гонениях, насмешках и великих скорбях. Жизнь он вел странную, загадочную, взяв, очевидно на себя подвиг юродства. Имел особую дерзость, независимо от должности и положения, занимаемых иноками, обличать их в неприличном и неподобающем монаху поведении. Даже и отцам настоятелям доставалось выслушивать от него обличения, упреки и слова назидания, если он замечал у них какое-либо отступление от установленного благочиния. В последние 20-25 лет своей жизни он упорно, несмотря на настойчивые увещевания о.настоятеля и старшей братии, стал себя называть «Тихоном, Патриархом Московским и всея Руси» и при этом обеими руками благословлял всех встречающихся ему. За это он по приказанию о.настоятеля был изолирован от братии и помещен в одну из келий в то время уже нежилого казенного монастырского помещения». Приставленный к нему монастырский служка сердился на старца «запирал его на день и более; были случаи, когда о.Тихон был под замком и по неделе, без всякой пищи. Но никогда крепкий старец не выговаривал ему за это, всегда молчал, и даже в таких случаях не упоминал о пище. Поэтому был как бы по необходимости и постником. Никто не знал его келейного молитвенного правила. Но часто видели его с воздетыми руками и с горящим взором, устремленных горе влажных глаз». Известны случаи предсказания им различных событий. Почил старец в 1901 году и во время его отпевания «некоторые из братии ощущали исходящее от него благоухание. Один из братии так говорил: «За всю жизнь ощущал благоухание только от двух старцев: духовника отца Филарета и от сего блаженного монаха»». Таков был этот старец, признанный врачами душевнобольным, в действительности же принявший на себя тяжкий подвиг «юродства Христа ради».

Также в «Соловецком цветнике» упоминаются отмеченные в списках монах Тарасий (Трофимов), больничный иеромонах Дорофей (Лебедев), монах Евфимиий (Осипов), иеромонах Иов (Редников), иеромонах Питирим (Татауров), слепец-звонарь монах Михей (в списках - еще только послушник Максим Киселев), монах Евлогий (Филипповский), монах Наркисс (Чупин) и послушник Иван (Каточигов), которые также считались братией монастыря подвижниками - за свое удивительное духовное рвение.

Подводя итог этому рассказу о подвижниках Соловецкого монастыря нужно отметить, что большое количество монахов особо высокой духовной жизни в Соловецком монастыре подтверждает тот результат, к которому мы пришли на основании анализа настоятельских оценок - Соловецкая обитель, несмотря на все сложности рассматриваемого исторического периода как для церкви так и для самого монастыря в частности, по-прежнему оставалась настоящим духовным центром Русского Севера. В монастыре не было таких известных старцев, какие были в то время в Оптиной пустыни и в некоторых других монастырях, однако было много тайных подвижников, информация о жизни которых крайне скудна, но тем не менее присутствует и является достаточным основанием для общего заключения.

Перейдем к рассказу о скитах Соловецкого монастыря.

Некоторая часть братии Соловецкого монастыря жила и проходила послушание в скитах. В чем же состояло отличие скитской жизни? Некоторые скиты жили по своему, отличному от монастырского, более строгому уставу. Некоторые были местами особого монашеского уединения. В отдельных случаях скиты строились для проживания монастырской братии, проходящей послушание в каком-то определенном месте, при монастырских хозяйственных учреждениях и промыслах. Количество иноков в скитах обычно не превышало 10-15 человек.

Всего в монастыре было 10 скитов (некоторые также иногда назывались пустынями) построенных в разное время на протяжении XVI-XIX вв.

На Большом Соловецком острове находились Савватиевский скит, Свято-Вознесенский скит на Секирной горе, Филипповская, Макарьевская и Исаакиевская пустыни.

На острове Анзер находились Свято-Троицкий и Голгофо-Распятский скиты, а также Елеазарова пустынь.

На острове Большая Муксалма находился Свято-Сергиевский скит, на Заяицком острове - Свято-Андреевский.

Кроме того, при архимандрите Иоанникии был построен новый скит на острове Кондострове (переданном монастырю в 1897 году) - Никольский. «За несколько лет на этом диком клочке суши было создано образцовое монастырское хозяйство с жилыми корпусами и хозяйственными постройками, различными мастерскими, лесными питомниками, каменоломнями, хорошими дорогами и морским причалом.В 1908 году в скиту был торжественно освещен храм в честь свт.Николая на 500 молящихся».