Проявление внимания к атеизму

 

Socratic Club К. С. Льюиса активно функционировал в период расцвета новой философии, и принцип Сократа, который, как я видел, играл там немаловажную роль (следование за доказательствами, куда бы они не вели), стремительно становился ведущим принципом, обуславливающим развитие, совершенствование, а порой и полное изменение моих собственных философских взглядов. Это и происходило на встречах Socratic Club, где «лингвистические» философы, которых обвинили в том, что они опошлили некогда глубокую дисциплину, начали исследовать то, что Кант удачно охарактеризовал как три великих вопроса философии: Бог, свобода и бессмертие. Мой вклад в обсуждения на этом форуме был представлен в виде работы под названием «Теология и фальсификация».

Как я уже говорил, оснований для выбора атеизма в возрасте пятнадцати лет было определённо недостаточно. Эти основания строились на том, что я позднее описывал как два случая «подросткового упрямства»: (1) проблема зла была убедительным опровержением существования всеблагого и всемогущего Бога; и (2) «апеллирование к свободной воле» не освобождает Создателя от ответственности за явные проблемы с Его творением. Однако, оставив позади школьные годы, я уделил намного больше внимания причинам за и против построения атеистических умозаключений. Моим первым шагом в этом исследовании стала работа «Теология и фальсификация».

«Теология и фальсификация» была впервые представлена в Оксфорде летом 1950 года на встрече Socratic Club, а затем в октябре её опубликовали во временно выпускаемом студенческом журнале под названием «Университет». Первое переиздание появилось в 1955 году в сборнике «Новые эссе по философской теологии», редакторами которого были я и Аласдер Макинтайр. «Новые эссе» внесли существенный вклад в философию религии с точки зрения новой философии. Журнал The Times Literary Supplement* описал тогда этот сборник как «обладающий определённой девственной свежестью».

Моей главной целью в работе «Теология и фальсификация» было стремление прояснить природу утверждений, сделанных религиозными верующими. Я спрашивал: приводят ли многочисленные уточнения, сопутствующие теологическим высказываниям, к тому, что эти высказывания разрушаются под воздействием тысячи уточнений? Если вы делаете утверждение, то оно имеет смысл только в том случае, если оно исключает определённые вещи. Например, утверждение, что Земля является шаром, исключает вероятность того, что она плоская. И хотя она может казаться плоской, это видимое противоречие можно объяснить огромными размерами Земли, ракурсом, с которого мы на неё смотрим, и т. д. Таким образом, как только вы добавляете подходящее уточнение, утверждение может быть успешно согласовано с явлениями, которые кажутся противоречащими ему. Но если противоречащие явления и связанные с ними уточнения продолжают умножаться, то само утверждение становится сомнительным.

Если мы говорим, что Бог любит нас, тогда мы должны спросить, какие явления исключает это утверждение. Очевидно, что факт существования боли и страданий становится проблемой для подобного утверждения. Теисты говорят нам, что при наличии соответствующих уточнений, эти явления можно согласовать с существованием Бога и Его любовью. Но тогда возникает вопрос, почему мы не можем просто сделать вывод о том, что Бог не любит нас. Теисты, судя по всему, не позволяют никаким явлениям свидетельствовать против утверждения, что Бог любит нас. Это должно означать, что и в пользу данного утверждения также ничто не свидетельствует. Фактически, оно становится пустым. Я сделал вывод, что «блестящая дерзкая гипотеза может таким образом умереть медленной смертью – смертью от тысячи уточнений».

И хотя моё стремление поднять этот вопрос казалось понятным, я неоднократно сталкивался с утверждениями, что я излагаю свои собственные убеждения о смысле (или чаще о бессмысленности) всего религиозного языка. Столь же распространенными были утверждения, что я явно прибегал к известному принципу проверки (или, по крайней мере, считал его само собой разумеющимся) и полагался на него. Данный принцип использовался логическими позитивистами «Венского кружка» в начале его образования, и его смысл заключался в том, что имеют значение только те утверждения, которые можно было проверить с помощью научных методов.

Но на самом деле я никогда не поддерживал ни одного универсального тезиса о смысле или бессмысленности всего религиозного языка. Моей основной целью в работе «Теология и фальсификация» было стремление оживить угасающий диалог между логическим позитивизмом и христианской религией, а также направить спор между верой и неверием по другому и более продуктивному курсу. Я не предлагал ни одной универсальной доктрины в отношении всей религиозной веры и религиозного языка. Я не говорил, что утверждения религиозной веры являются бессмысленными. Я просто потребовал от религиозных верующих объяснить, как нам следует понимать их утверждения, особенно в свете противоречивых данных.