ГЛАВА I Лица, занимавшиеся воспитанием детей

§ 50. Сознавая важность обязанности родите­лей и с родительской любовью заботясь о спасе­нии своих детей, родители большей частью сами занимались воспитанием и образованием детей своих. Преимущественно же обязанность воспи­тания брали на себя матери семейств, так как и природа положила в их сердце более нежности к детям, и внешние занятия не отвлекали их от обязанностей семейственных, и, следовательно, в их руках более средств к благоуспешному воспи­танию. Блаженный Иероним писал к одной бла­гочестивой матери: «Ты сама должна быть на­ставницей своей дочери; тебе должна подражать ее неопытная юность. Ни в тебе, ни в своем отце она не должна видеть ничего порочного».[117] Подоб­ное внушал отцам семейств и свт. Иоанн Злато­уст: «Иноверные говорят: если хочешь

оставь отца, мать, родных, старайся быть при царском дворце в трудах, в бедствиях, в разных занятиях, и пере­нося безчисленные неприятности; но Христос учит не так. Он говорит: будь в своем доме с же­ной и с детьми, наставляй их и учи добрым нра­вам».[118]

§ 51. Воспитание входило в состав собствен­ных благочестивых занятий отца и матери. Отцы Церкви поставляли отцам семейства в обязан­ность говорить и делать только то, через что мог бы назидаться в благочестии весь дом их, а мате­рям, — охраняя дом, преимущественно смотреть, как семейство делает то, что принадлежит к не­бу.[119] Мать, носившая в своем сердце христиан­скую жизнь, была истинной образовательницей детей, в христианском значении этого слова. Если Рим и Спарта славились великодушием не­которых матерей, то христианство далеко превос­ходит их домашними добродетелями матерей Оригена, Златоуста, Григория Богослова, Григо­рия Нисского, Феодорита, Августина, Климента Анкирского,[120] и других благочестивых мужей хри­стианской древности. «Посмотрите, — говорит свт. Иоанн Златоуст, — что произвело явление Иисуса Христа на земле! Жены превосходят нас в благородных нравах, в христианской теплоте чувства, в любви к Иисусу Христу, который снял проклятие с женского рода!»[121] Из наставлений этого пастыря к родителям, выражающих дух и обычаи древних христиан, видно, что матери се­мейств преимущественно и сообщали дух благо­честия своим домочадцам. «Муж, — говорит он, — который обращается на площади и в судеб­ных местах, непрестанно вращается то туда, то сюда мятежными волнами внешней жизни. Но жена, которая сидит дома, как в училище мудро­сти, всегда может быть собранной в своих мыс­лях и заниматься молитвой и чтением Священно­го Писания. Принимая к себе своего мужа, она может образовать его, отсечь дикие наросты его души, и таким образом опять отпускать в мир очищенным от зла, которое приносит он с собой с площади, и имеющим запас добра, которому на­учился в недрах семейства; поскольку ничто не может лучше образовать мужа и управлять его желаниями, как благочестивая и благоразум­ная жена. Я могу указать на многих кротких му­жей, которых нравы смягчены таким образом».[122] Если же благочестивые жены почитали для себя долгом иметь и имели такое влияние на мужей, то нельзя сомневаться, что они еще более и успешнее занимались своими детьми, неотлучно проводившими с ними все время. «Вам, жены, преимущественно нужно подражать древним свя­тым женам. У тебя родился сын, подражай свя­той Анне. Учись делать то, что она делала. Она, получив сына, тотчас отнесла его в храм».[123] Так блаженный Августин с благодарным чувством воспоминает о великих трудах и непрестанных заботах, понесенных его матерью при утвержде­нии веры и благочестия в его юном сердце.[124]

§ 52. Бытописатели церковные оставили нам многие примеры и образцы благочестивой рев­ности, с какой матери заботились о спасении сво­их детей и принесении их в святую жертву Иису­су Христу. Так, блаженная Евфросиния, мать св. Климента, епископа Анкирского, приближа­ясь к блаженной кончине своей и желая, чтобы сын ее (ему было тогда двенадцать лет) остался наследником не столько вещественного убогого ее стяжания, сколько духовного богатства добро­детелей, так говорила ему, лежа на одре болезни: «Чадо мое, чадо возлюбленное, чадо, от пелен осиротевшее! Хотя ты осиротел прежде, нежели узнал об отце своем, но ты не осиротел; ибо отец твой есть Христос Бог, обогащающий тебя Своими дарами. Я родила тебя плотью, а Христос Бог родил тебя Духом. Признавай же Его своим отцом, а себя Его сыном, и смотри, чтобы не на­прасно было твое усыновление Богу; служи единому Христу Богу, в Христе полагай твою на­дежду; ибо Он наше спасение и живот безсмерт-ный... Умоляю тебя, сын возлюбленный, сделай мне один дар за все болезни и труды, которые я претерпела за тебя. Так как настает лютое время и приближается жестокое гонение, то будь, как говорит Господь, веден пред владыки и цари Его ради. Сделай мне эту честь, сын мой! Стань сме­ло и мужайся за Христа, и сохрани непоколебимо Его исповедание: а я надеюсь на Христа моего, что вскоре процветет на тебе венец мученичест­ва в мою честь и во спасение многих душ. Приго­товь же сердце свое к страдальческому подвигу, чтобы время подвигов нашло тебя уже готовым. Знай, что полезно быть искушенным бедствиями, но не бойся: страдание временно, а награда веч­на; скорбь проходит скоро, а радость пребывает вечна; мало здесь безчестие, но вечна у Бога сла­ва; прощения мучителей и раны — только на один день; ярость земных царей бывает поругаема и слава их увядает; огонь, приготовленный ими на Христовых мучеников, угашается. Посему ничто подобное не должно отлучить тебя от Хри­ста Господа; взирай на небо и оттуда ожидай ве­ликой, богатой и вечной награды от Бога; бойся Его величия, ужасайся Его суда, трепещи всевидящего ока Его; ибо отвергшиеся от Христа гото­вят себе неугасимый огнь и червь неусыпающий; а тех, которые познали Его и никогда не отпада­ют от Него, ожидает невыразимое веселие, ра­дость и утешение со святыми исповедниками. Сын мой сладчайший, да будет мне от тебя награ­дой за подъятые мной в рождении твоем болезни и труды в воспитании, если ты, изшедший из мо­ей утробы, сделаешься исповедником Господним, и если я назовусь матерью мученика и прослав­люсь в членах сына, страждущих за Христа. Итак, потщись пострадать за Пострадавшего за' нас... Вот уже я стою, сын мой, при дверях кон­чины своей, и этот видимый свет не воссияет для меня завтра; но ты для меня свет о Христе и жи­вот мой о Господе; посему молю тебя, утроба моя, да не постыжусь в моей надежде на тебя, но да спасусь чадородия ради. Я родила тебя; пусть же и страдаю в тебе, как в истинном моем теле. Дай тело на раны, чтобы и мне возвеселиться пред Господом нашим, как бы я сама страдала за Него. Излей, не щадя, свою кровь, принятую от меня, чтобы и мне принять честь за нее. Вот ны­не я отхожу от тебя и предыду пред тобой к Бо­гу. Телом отхожу от тебя, но дух мой будет неразлучен с тобой, дабы мне сподобиться с то­бой припасть к престолу Христову, хвалясь пред Ним твоими страданиями и венчаясь твоими подвигами». Таким образом блаженная мать це­лый день, пред святой своей кончиной, наставляла своего сына, обнимала его и лобызала его гла­ву, глаза, лицо, уста, перси и руки.[125]

Префект Валентия увидел однажды женщину, которая так поспешно вышла из дому, что не за­перла дверей и не оделась надлежащим образом. Она несла с собой малолетнее дитя и, пробиваясь сквозь толпу народа, спешила с ним куда-то. Пре­фект приказал схватить ее и подвести к себе.

— Куда ты так бежишь, несчастная? — спро­сил он женщину, когда ее привели к нему.

— На поле, — отвечала она, — где собирает­ся народ православный.

— А разве ты не слыхала, что и префект идет туда же, чтобы предать смерти всех христиан, ко­торых найдет там?

— Слышала, потому-то и спешу, чтобы и меня умертвили вместе с другими.

— Но это дитя зачем несешь с собой?

— Для того, чтобы и оно удостоилось получитьмученичество.

Услышав это, префект приказал везти себя к императорскому дворцу. «Император! — сказал он, войдя во дворец. — Если повелишь мне уме­реть — я готов; но порученного тобой дела не мо­гу исполнить». Рассказав о женщине все, что ви­дел и слышал от нее, он укротил гнев императора.[126]

§ 53. Первое место после родителей в деле вос­питания занимали восприемники, как это можно видеть из учрежденного в те времена и неизмен­но сохраняющегося доселе порядка церковного. Священные обряды, соединенные с совершением Святых Таинств, служат лучшим памятником обычаев, господствовавших в первенствующей Церкви. Эти-то памятники свидетельствуют, что восприемники имели большое влияние на воспи­тание детей.

Восприемники занимали в деле воспитания первое место после родителей. Воспринимая младенцев от купели крещения, они ручались пред лицом Самого Бога за будущую веру и хри­стианскую жизнь крещаемых, когда они достиг­нут времени самосознания.[127] Поэтому Церковь возлагала на них обязанность учить восприня­тых ими от святой купели истинам веры и дея­тельности, и не только примером, но и словами наставлять их на всякое благое дело.[128] Эту высо­кую и святую обязанность Церковь поручала ли­цам известным ей по своей вере и христианской жизни, и потому способным к исполнению этой обязанности и, особенно, посвятившим себя на служение Богу и Церкви, как то: диаконам и диакониссам,[129] монахам и посвященным Богу де­вам.[130]

§ 54. В некоторых семействах, кроме родите­лей и восприемников, в воспитании детей участ­вовали и такие лица, которыми родители окру­жали своих детей, частью для удовольствия и развлечения детей, частью для большей пользы и назидания, частью для облегчения своих забот. Таковы были домашние учители, няньки, корми­лицы, товарищи и подруги, даже слуги, и вообще все лица, находившиеся в близких отношениях к детям. В сих отношениях поставляемы были ли­ца, способные назидать детей в вере и христиан­ском благочестии.

§ 55. В домашние учители избирали обыкно­венно людей зрелых лет и строгой жизни, чуждых честолюбия и гордости, не преданных чувственным похотям, не увлекавшихся гневом, терпеливых, великодушных, смиренных, благоче­стивых, трудолюбивых и, преимущественно, же­лавших детям спасения души.[131]

§ 56. Далее, в кормилицы избирались жен­щины трезвого поведения, целомудренные, скромные, не изнеженные; в няньки, подруги и прислужницы — женщины не такие, которые бы нравились детям по убранству платья, благообра­зию, веселости и искусному пению приятных песен, но степенные, воздержной жизни, не забо­тившиеся о внешнем украшении, известные по чистоте веры, доброму нраву и невинности; женщины, которые своим учением и примером приучали бы детей к молитве и пению псалмов в ночное, утреннее и вечернее время.[132]

§ 57. Ревностно заботилась о воспитании детей и Святая Церковь. Свое участие в этом воспи­тании она выражала четырьмя способами, а именно:

§ 58. а) Она имела непосредственный надзор за родителями и детьми, наблюдала за точным ис­полнением ими взаимных обязанностей и отно­шений в духе учения Христова, и употребляла де­ятельные меры для побуждения их к исполнению сих обязанностей, предавая нерадивых клятве. Так, например, Церковь предавала клятве тех ро­дителей, «которые, под предлогом отшельничест­ва, оставляли своих детей, не питали их и не при­водили, по возможности, к подобающему благоче­стию»;[133] предавала клятве и детей, которые, «под предлогом благочестия, оставляли своих родите­лей и не воздавали им подобающей чести».[134]

§ 59. б) Когда языческое правительство дало христианам некоторую свободу, появились там и здесь благочестивые мужи, которые принимали к себе христианское юношество для образования в предметах христианства. Отсюда впоследствии образовались христианские училища, состоявшие под надзором епископов.[135] Таковы, например, бы­ли огласительные училища, в которых оглашен­ным всякого возраста преподавали христианское учение.[136] Во многих церквах находились училища, учрежденные собственно для наставления юно­шества в предметах веры.[137] Григорий, просвети­тель Армении, обратив эту страну в христиан­скую веру, в каждом ее городе учреждал учили­ща и поставлял в них учителей, которые учили армянских детей читать Библию.[138]

§ 60. О благотворном влиянии Сих училищ на образование юношества свидетельствуют образ жизни и служения наставников, предметы обра­зования и плоды получаемого здесь воспитания. Они находились под смотрением епископов[139] и об­разование здесь юношества поручаемо было ли­цам, исключительно посвятившим себя на служе­ние Богу и Церкви Божией, как то: пресвитерам, инокам или лицам, хотя не принадлежавшим к клиру, но тем не менее известным по своей вере и подвижнической жизни.[140] Некоторым основате­лям христианских училищ за ревностное и благоуспешное служение Церкви усвоено даже имя просветителей.[141] Первым предметом наставления здесь было христианское учение; первой учебной книгой — Библия,[142] по которой учили детей чи­тать, писать, затверживать на память нужнейшие для них места из Апостольских писаний и Боже­ственные изречения.[143] Наконец, первой и единст­венной целью — христианское благочестие. С ка­кой ревностью стремились и с каким успехом приближались к сей цели — это видно из того, что в сих училищах, по свидетельству историков, многие дети с их родителями обращены были в христианство, и вышло отсюда множество испо­ведников, мучеников, проповедников Евангелия и просветителей язычества.[144] Из этого можно за­ключить, что наставники в сих училищах занима­ли место истинных родителей для своих учени­ков, и родители могли безпрепятственно вверять им воспитание своих детей.

§ 61. Другой род общественных заведений ос­нованием своим обязан был состраданию древних христиан к несчастью ближних. В сих заведени­ях воспитывались обыкновенно дети, отвержен­ные жестокостью родителей, сироты, дети языч­ников и иудеев, по воле невидимо действующего Промысла попавшие в руки благочестивых хри­стиан, взятые в плен у неприятеля во время за­конной войны, выкупленные из неволи и рабства, и тому подобные.[145] Эти несчастные приносимы бы­ли к святой купели и воспитываемы были или частными сострадательными лицами или всем обществом верных.[146] Каждый из верных обыкно­венно поставлял для себя в обязанность полагать в известные времена посильное подаяние в обще­ственное казнохранилище; часть суммы, накопив­шейся от сего подаяния, употребляла Церковь на содержание и воспитание детей, принятых ею под свое покровительство.[147] Сих усыновленных чад своих она помещала то при монастырях, в особо устроенных для сего зданиях,[148] то в домах частных благочестивых лиц.[149] Воспитание их она поручала то посвятившим себя Богу девам,[150] то монахам, старейшим других возрастом и опыт­ностью и известным по своей кротости.[151] «Да бу­дем, подражая Иову, отцы сиротам», — говорит Василий Великий инокам, давая им повеление принимать к себе сирот для воспитания в благо­честии, в наказании и учении Господнем, и для обучения некоторым художествам, нужным для телесной жизни,[152] и между тем безвредным для _#жизни духовной.[153] Сколько были они верны высо­кому званию отцов сиротам и ревностны к испол­нению долга любви христианской; об этом всего более свидетельствует то доверие и уважение, какое питали к ним отцы семейств; ибо самые да­же родители отдавали сюда детей своих на вос­питание.[154]

§ 62. Наконец, важнейшую часть воспитания детей Церковью составляло ее богослужение, так что, говоря словами свт. Иоанна Златоуста, — места богослужения были местом учения.[155]

В этом случае она преимущественно являлась как истинная мать детей. Она начинала воспита­ние, она же неослабно следила и за его продол­жением. Первые действия материнских забот ее относились не ко времени зрелого возраста детей и не ко времени проявления в них разума и сво­боды, ни даже к первым минутам земной их жиз­ни. Дело воспитания она начинала еще при брач­ном соединении мужа и жены, приготовляя их через таинство брака к благословенному рожде­нию чад истинной Церкви. При самом вступле­нии человека в жизнь, она принимала его в свои распростертые объятия, возрождала и укрепляла в духовную христианскую жизнь, через соверше­ние над ним таинств Крещения[156], Миропомазания[157] и Евхаристии.[158] Напутствовав благодатными дара­ми при самом вступлении детей на путь жизни, Церковь не переставала и в продолжение стран­ствования их по этому пути питать и укреплять их Телом и Кровью Иисуса Христа.[159] «Детям, еще не умевшим ходить, она давала ноги других, что­бы ходить, чужое сердце, чтобы веровать, чужой язык, чтобы молиться»,*[160] преподавая в таинствах благодатные силы, необходимые для жизни хри­стианской, Церковь делала при этом и все нуж­ное для развития сих сил, усвоения их детям и для соделания детей святыми, для созидания те­ла Христова, для приведения их в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова, дабы они не были младенцами, колеблющимися всяким ве-

*Примечание. Церковь требовала от всех верующих,[161] а следовательно и от детей, чтобы они приступали ко Святому Причащению не изредка только, но как можно чаще.[162] Некото­рые приобщались Святых Даров каждый день,[163] другие четыре дня в неделю, кроме дней праздничных,[164] а иные, по крайней ме­ре, каждый воскресный день.[165] Если кто из верующих (следова­тельно, и из детей) не присутствовал по какой-либо уважитель­ной причине при богослужении, таковым Церковь посылала Святые Дары на дом.[166]

 

тром учения, но истинной любовью все возраща-ли во Христа (Еф. 4: 12-15). Призывая каждый день всех верующих в храм Божий, она деятель­ным образом, вместе с возрастными, учила детей молитве, озаряла ум их и сердце чтением Слова Божия; устными наставлениями научала детей и родителей обязанностям, как вообще христиани­на, так и, в частности, обязанностям, свойствен­ным зрелому и детскому возрасту, родителям и детям, воспитателям и воспитанникам.[167] Одним словом, все, что нужно знать и делать, чтобы быть христианином, все, что дети слышали и изу­чали от ближайших своих наставников и воспи­тателей, имело свое начало в Церкви, как сокро­вищнице Христова учения, и через Церковь пере­ходило в умы и сердца родителей и детей.

§ 63. Когда святая вера покорила себе царей и царства, тогда не одни пастыри Церкви, но вслед за ними и гражданские правители стали при­нимать деятельное участие в воспитании христи­анского юношества. Это участие гражданских правительств выражалось, главным образом, в со­действии по этому предмету правительству цер­ковному, в подкреплении прав и постановлений Церкви властью светской, и в тщательном смот­рении за выполнением сих постановлений. Зако­ны гражданские, с одной стороны, утверждали безопасность детей от жестокости неограничен­ного самовластия (деспотизма) родителей, усво­енного ими не человеколюбивыми законами пра­вительства языческого, с другой — определяли должными границами зависимость детей от своих родителей.[168] Ограждали целомудрие юношей и дев узаконением строгого наказания как похитителям дев и лицам, прямо или не прямо содействовав­шим похищению, так и девицам, склонившимся на обольщение, и даже самым воспитателям их, обличенным в небрежном присмотре за благонра­вием своих воспитанников.[169] Заботились о чисто­те и православии веры верных сынов Церкви, преграждая неправомыслящим путь к распростра­нению своих заблуждений,[170] охраняли свободу, благосостояние и воспитание детей истреблением безчеловечного обычая вести торг людьми, кото­рый делал родителей бездетными сиротами при жизни их детей.[171] По воле царей закрывались пуб­личные зрелища в воскресные и другие празднич­ные дни, дабы не препятствовали христианам свято чтить дни Господни.[172] Во всех городах, куда только проникала проповедь Евангелия, являлись училища для образования детей в предметах веры;[173] отверзались государственные казнохрани­лища и собственные сокровищницы царей для по­мощи бедным родителям, не имевшим состояния питать и одевать своих детей;[174] дети, проданные бедными своими родителями в рабство за недо­статком средств к содержанию, по христиан­скому человеколюбию попечительного правитель­ства снова получали свободу и соединялись со своими родителями.[175]

ГЛАВА П

Средства, употребляемые родителями при образовании детского ума и сердца

§ 64. Так как первыми и главными предметами попечения для всех перечисленных лиц были: во-первых, внушение детям истин веры и деятельно­сти, и, во-вторых, вкоренение в них добрых нра­вов, то по различию этих предметов, естественно, долженствовал быть различен и самый способ образования.

I. СПОСОБ УМСТВЕННОГО ОБРАЗОВАНИЯ

§ 65. Истины веры и правил деятельности со­общаемы были детям:

I

Через научение. Дети слышали их и под кро­вом отеческого дома из уст своих восприемников и родителей;[176] и в училищах из уст церковных учителей,[177] и в храмах Божиих из уст пастырей, проповедников и служителей Церкви. Но не один слух был проводником Божественного учения в детские умы и сердца. Под руководством своих воспитателей дети и сами изучали его в книгах Божественных,[178] писаниях святых отцов[179] и посла­ниях, нарочно для них писанных некоторыми учителями Церкви.[180] Когда наступало время учить детей грамоте, им давали для упражнения в чте­нии Библию. Сажая за письмо, им давали в руко­водство прописи, состоящие из изречений Священного Писания. Когда после сего доходила очередь до устного катехизического изучения догматов веры и обязанностей христианина, в руководство по этому предмету опять давали де­тям Священное Писание, задавая из него уроки для изучения на память.[181] Таким образом, все умственное их образование начиналось изучени­ем Слова Божия и все чувственные органы: слух, глаза, язык и руки, назначенные для служения душе сообщением ей внешних впечатлений и вы­ражением внутренних ее состояний, первую дань служения приносили облагодатствованной душе сообщением ей впечатлений Слова Божия и вы­ражением первых ее ощущений, произведенных в ней этим Словом. Зато и детская душа, начинав­шая ряд своих ощущений и мыслей изучением Слова Божия, скоро свыкалась с этим благочес­тивым занятием, находила в нем для себя высо­кое наслаждение и предпочитала его другим за­нятиям и удовольствиям. Блаженный Иероним рассказывает об одном христианском муже, что в детстве своем он никогда не садился за стол, не прочитав наперед какой-нибудь главы из Библии: никогда не ложился спать прежде, нежели кто-нибудь из окружающих его прочтет ему из нее какое-либо место; то же делал поутру: едва окончит свою молитву, тотчас принимался за чте­ние Библии.[182] По приказанию своего отца, он вы­учивал из нее некоторые места наизусть и так по­любил занятие, что не довольствовался одним чтением Библии, старался проникнуть в собст­венный и полный смысл читаемых мест и спра­шивал своего отца, какое собственное значение того или другого изречения.[183] Подобных примеров много представляют древние писатели,[184] и из всех сих примеров видно, что Библия была для детей, как и для всех христиан, предметом тщательного и благоговейного изучения и была предпочитаема всем другим книгам.

§ 66. Внутреннее отличительное свойство сего наставления в истинах веры состояло в приспо­соблении к «лицу, времени, возрасту», степени развития умственных способностей детей.[185] Детям сначала преподавали устно и позволяли читать в письмени не все, что Божественная вера содер­жит в себе высокого и таинственного; но начина­ли с истин веры и правил деятельности, прибли­зительных к разумению детей, способствовавших к наполнению детского сердца святыми чувство­ваниями и имеющих приложение к детской по­вседневной жизни. Блаженный Августин, излагая восприемникам младенцев (а между восприемни­ками нередко были и сами родители)[186] обязанно­сти их к духовным своим детям, убеждает их учить детей — «хранить чистоту, блюсти девст­во до вступления в супружество, удерживать язык от злословия и ложной клятвы, не петь постыдных или страстных песен, удаляться суевер­ных гаданий, не носить на себе и на других не возлагать филактерии (ладанок) и других вещей, выдуманных суеверием, избегать сообщения с колдунами, как служителями диавола, хранить веру вселенскую, чаще ходить в церковь, внима­тельнее слушать чтение Божественных Писаний, принимать странников, умывать им ноги, хранить мир со всеми, мирить враждующих, чтить и лю­бить священников и родителей».[187]

§ 67. В основание такого приноровления к дет­скому возрасту при изложении детям закона Божия, свт. Иоанн Златоуст указывает на детоводи-тельство Апостола, который в наставлении своем к детям не говорит им ни о Христе, ни о Царст­ве и ни о чем возвышенном, но о том, с чего удобнее начать воспитание детей в духе веры и чего преимущественно желает детский дух, имен­но: о повиновении родителям и долголетии: «Ча­да, послушайте своих родителей о Господе: сие бо есть праведно. Чти отца твоего и матерь: яже есть первая заповедь в обетовании, да благо ти будет и будеши долголетен на земли» (Еф. 6: 1). В этой заповеди — о повиновении родителям и о почтении к ним — свт. Иоанн Златоуст видит благое и твердое основание, на котором с боль­шим удобством можно созидать дальнейшее образование детского ума и сердца.[188] Самое наставле­ние в истинах и обязанностях, свойственных пер­вому возрасту, по замечанию того же Златоуста, должно иметь отличительным свойством крат­кость; ибо нежные умы не могут усвоить прост­ранного учения.[189]

С окончанием младенческого и отроческого возраста, детям внушали «обязанности, принад­лежащие юношескому возрасту, дабы с возра­стом возрастала охота и усердие к добрым делам. Эти обязанности — иметь страх Божий, родите­лям воздавать честь, к старшим иметь почтение, хранить чистоту, не презирать смирение, любить стыдливость, что служит украшением низшему возрасту. Ибо как в старых важность, в отроках живость и проворство, так в юношах стыдливость почитается за некоторый дар природы».[190]

§ 68. Наполнив таким образом детское сердце святыми чувствованиями и расположениями, вос­питатели постепенно возводили детей и к выс­шим христианским истинам, смотря по степени развития их ума и разумения истин менее возвы­шенных. Порядок этого постепенного возведения детей к высшему христианскому образованию мы видим в наставлении блаженного Иеронима к одной благочестивой женщине, касательно воспита­ния ее дочери: «Сперва, — говорит он, — пусть она изучает псалмы, в притчах Соломоновых назидается к благочестивой жизни, из Екклесиаста научается попирать ногами блага мира сего, в Иове подражает образцам добродетели и терпе­ния. Потом должна читать Евангелие и напечат­левать в своем сердце деяния и послания Святых Апостолов и, наполнив сокровищницу своего сердца этим богатством, изучать Пророков, Пяти­книжие, книги Царств и Паралипоменон. После можно уже без опасения позволить ей читать и Песни Песней; иначе, если она будет читать их сначала, то под чувственными изображениями не поймет духовного смысла».[191] После Божественных книг давали детям читать сочинения святых отцов.[192].

II

§ 69. Те же истины веры и правила жизни пре­подаваемы были детям деятельным образом че­рез совершение молитв домашних и обществен­ных. Молитва имеет две стороны: нравственную и поучительную (догматическую); ибо в основа­нии молитвенных чувствований, выражают ли они прошение, или благодарение, или хвалу, — всегда лежит какая-либо истина веры или прави­ло деятельности.

Посему, действуя на сердце, молитвы, по само­му свойству своему, назидают и ум присутству­ющего при богослужении, озаряя его светом бо-гопознания. Но в молитве древние христиане проводили наибольшую часть времени. Можно сказать, что вся их жизнь была непрестанная мо­литва или, как говорит Климент Александрий­ский, «торжественный и святой праздник».[193] На­чиная с первого часа дня, когда вставали от сна, до последнего, когда отходили ко сну, они непре­станно молились. Молитвой начинались и окан­чивались все их занятия, начиная от важных и до самых незначительных; так что когда обувались, надевали одежду и раздевались, учили детей, воз­жигали огонь, садились или вставали с места, прогуливались и отдыхали, принимались за руко­делье, садились за стол, вкушали пищу и выходи­ли из-за стола, входили в дом и выходили из до­ма, вообще при всяком действии и состоянии, да­же среди безмолвия ночи, вставая от сна, ограж­дали себя крестным знамением и творили молит­ву.[194] И в этой непрестанной молитве пребывали не одни возрастные, но призывали и детей участво­вать в богослужении как общественном, совер­шаемом служителями Церкви,[195] так и домашнем, совершаемом главой семейства в присутствии всех обитателей дома;[196] заставляли их затвержи­вать известные молитвы на память, петь гимны и псалмы при обыкновенных их занятиях,[197] вставать на молитву ночью.[198] После этого нельзя не согла­ситься, что молитва как в общем составе воспи­тания занимала важное место, так, в частности, имела большое влияние и на образование ума в истинах веры и правилах деятельности. Она даже имела большее влияние, нежели простое чтение или слушание Божественного учения; ибо древ­ние христиане мало знакомы были с той созерца­тельной или ученой деятельностью, которая идет путем, отдельным от пути нравственной деятель­ности; напротив, знание и жизнь, познание истин веры и приложение сих истин к жизни у них совпадали вместе и составляли одно благочестие. Потому самое даже наставление в Божественном учении, или изучение его через слушание и чте­ние Слова Божия более входило в состав молитвы, нежели было обыкновенным занятием ума празднолюбивого или любознательного.

§ 70. Внутреннее, отличительное свойство де­ятельного (практического) или, правильнее ска­зать, молитвенного наставления в истинах веры и правилах деятельности преимущественно состоя­ло в приспособлении тех или других истин, тех или других мест Священного Писания к извест­ным видимым предметам, окружавшим христиан, состояниям, в коих они находились, и, наконец, к обстоятельствам и происшествиям, случавшим­ся с.ними и возбуждавшим дух их к излиянию перед Богом соответственных молитвенных чув­ствований. С восходом, например, дневного све­тила, пробуждаясь от сна, они благодарили Бога за сохранение их в протекшую ночь и просили у Него благодати и помощи как на наступающий день,[199] так и на все будущее время, и притом как для себя, так и для всех верных и для готовящих­ся ко вступлению в общество верных, и наконец для всего мира.[200] При этом пели так называемый утренний, шестьдесят второй псалом: «Боже, Боже мой, к Тебе утренюю...»,[201] выражающий со­стояние духа и чувствования Псалмопевца при пробуждении его от сна, и веру его в промышле-ние Божие, которое бодрствует над человеком и во время сна его; пели также пятидесятый, пока­янный псалом: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей...»,[202] в котором Псалмопевец, пере­носясь к утру жизни своей, когда он зачат был своей матерью в беззакониях и рожден во грехах, молит Бога окропить себя иссопом, дабы очис­титься ему, и омыть, дабы убелиться паче снега; наконец, пели псалом восемьдесят девятый: «Гос­поди, прибежище был еси нам в род и род...», ко­торый напоминал молитвенникам о краткости жизни человеческой, скоротечности ее и зависи­мости от Промысла, и который от непрерывного изменения явлений природы возвышал их к со­зерцанию вечного и неизменяемого бытия Боже­ства, как прежде, так и теперь сохраняющего жизнь людей, несмотря на их беззакония.[203] Подоб­ным образом вид вечернего заходящего солнца переносил взор христиан к созерцанию невечер­него и незаходимого Света святыя славы Отца Небесного.[204] Другие часы дня напоминали христи­анам различные события из земной жизни Иску­пителя и апостолов, или имеющие тесную связь с таинством искупления человеческого рода, или просто назидающие к благочестию и пр. Во всем богослужении древних христиан как обществен­ном, так и домашнем, видно мудрое сближение видимого с невидимым, чувственного с духовным, земного с небесным, настоящего с прошедшим и будущим, человеческого с Божественным. Посе­му все видимое и духовное, настоящее и буду­щее, Божественное и небесное ясно изобража­лось для детей, как бы видимыми знаками в ле­жащих перед ними предметах, и находилось пе­ред их глазами. Таким образом, сама природа как бы занимала для них место наставника в Божест­венной вере. Приучаемые от самых юных лет к участию в богослужении дети каждый раз при ви­де известных предметов и при известных состоя­ниях повседневной жизни необходимо должны были припоминать те истины веры и правила дея­тельности, которые соединяемы были с этими предметами и состояниями в понятии пастырей и учителей Церкви, благочестивых родителей и на­ставников, — и, повторяя каждый день, при каж­дой встрече с теми предметами и обстоятельства­ми, естественно должны были глубже и глубже напечатлевать в своем уме и сердце соответству­ющие истины.

П. СПОСОБ НРАВСТВЕННОГО ОБРАЗОВАНИЯ

§ 71. При нравственном образовании детей воспитатели употребляли средства частью отри­цательные, частью положительные.

а) Средства отрицательные

§ 72. В первом отношении тщательно стара­лись предохранять детей от сближения со всеми предметами и обстоятельствами, которые, будучи соблазнительны или сами по себе, или по отно­шению к детскому чувству и разумению, могли произвести на детское сердце вредное впечатле­ние и расположение к не христианскому образу мыслей, чувствований и желаний, именно:

I

§ 73. Со стороны внешних предметов, они уда­ляли детей от всего, что могло возбудить в них нецеломудренные мысли и движения. Так, во-пер­вых, они ни под каким видом не позволяли при­сутствовать детям на свадебных пиршествах, об­щественных зрелищах и играх;[205] скрывали от них соблазнительные сочинения языческих стихо­творцев, трагедии, комедии, оперы и другие по­добные;[206] предохраняли от знакомства со светски­ми песнями и сладострастной музыкой.[207] Святые отцы употребляли всю силу слова, чтобы пока­зать вред, происходящий от подобных удовольствии, и охладить к ним начинавших охладевать к благочестию.[208] Укажем между ними на св. Киприана, порицавшего некоторых девиц за их привыч­ку ходить на свадебные пиршества, на которых можно видеть неприличные поступки и слышать непристойные разговоры.[209] Напротив, в пример це­ломудрия блаженный Иероним указывает на дру­гих дев, которые в праздничные дни постоянно находились у себя дома, удалялись от шума и смятения народного и никогда не имели обыкно­вения являться в такое время в обществе, если не могли сделать этого без опасности для своей чести.[210]