Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Воспитателей относительно тела
И внешнего состояния детей Область сердечных чувствований и движений простирается не на душевные только силы, но и на потребности, во-первых, тела и, во-вторых, внешней жизни. Поэтому древнее детоводитель-ство, имевшее целью насаждение страха Божия в детском сердце, обнимало в то же время и телесную и внешнюю сторону детской жизни. I. ОТНОСИТЕЛЬНО ТЕЛА § 32. В первом отношении воспитатели старались исключительно о том, чтобы образовать детское тело в достойное орудие духа, посвящаемого ими Иисусу Христу. Поэтому и детей приучали смотреть на тело, как на временное орудие духа, подчинять тело господству духа, оставлять на долю тела только удовлетворение его существенных потребностей, необходимых для поддержания и продолжения телесного существования, и соблюдать строгую умеренность и простоту в пище, питии, сне, одежде и вообще внешнем поведении. § 33. Относительно пищи и пития, — предохраняли детей от сластолюбия, лакомства, роскоши и неумеренности,[74] предлагая им пищу, легкую для желудка, простую, безыскусственную, не многосоставную, полезную для укрепления телесных сил, вообще более удовлетворяющую потребности поддержания жизни и здоровья, нежели прихотливому вкусу,[75] и безвредную для благочестивой деятельности духа.[76] Приучаемые к умеренности и воздержанию дети не скучали скудным столом и довольствовались овощами, рыбой, водой,[77] воздерживаясь от мяса и даже молока, сыра, яиц, яблок и других садовых плодов, которые более всего нравятся детям.[78] § 34. Такая же скромность, умеренность, простота и естественность наблюдаема была и в одежде. Одежда, по мнению древних христиан, имеет и должна иметь только две цели, с которыми и должна быть сообразна, именно: содержать тело в надлежащей теплоте, защищая его от вредного влияния воздуха, и прикрывать неприличные части тела и тот стыд, который грехи навлекли на человеческий род. Посему одежда для блеска и пышности не могла бытьдопущена и введена в употребление для детей.[79] «Смотри, — говорит один учитель Церкви матери семейства, — смотри, чтобы дочь твоя не привыкла играть золотом и пурпуровой одеждой. Ее одежда должна быть сообразна с достоинством Того, Кому ты посвятила ее как христианку. Лица, посвященного Христу, не украшай румянами и притираньями, не стесняй шеи золотыми и жемчужными ожерельями, не обременяй головы драгоценными каменьями, не подделывай цвет волос. У нее есть такие жемчужины, продав которые она купит жемчужину самую драгоценную».[80] «Мы в телесной красоте не поставляем добродетели; однако приятности от нее не отнимаем: поскольку скромность, изливая на лице стыд, делает его приятнее. Как художник искуснее живописует на материи хорошей, так и добродетель в красоте тела яснее выказывает свое сияние. Но это тогда, когда оная красота не притворная, природная, простая, когда мы облекаем ее не в драгоценную красивую одежду, но в простую и обыкновенную, дабы только честность или нужда не терпела никакого недостатка, а к красоте ничего бы не было прибавляемо».[81]
§ 35. Самый сон, живитель наших сил, допускаем был не для праздности, бездействия и удовольствия, но единственно как необходимое средство для восстановления и оживления сил, утомленных дневным бодрствованием, и только в такой мере, в какой он способствовал к достижению сей цели. Посему детское ложе было простое, не мягкое, чуждое искусственных и богатых украшений, способствующее к скорейшему пищеварению и легкому, непринужденному пробуждению. Сон дозволяем был легкий, не продолжительный и не простирающийся далее требования природы, да и тот был прерываем призыванием к молитве.[82] § 36. Воспитатели не оставляли без внимания и наружного вида и положения своих воспитанников. Они заботились, чтобы и в самой наружности детей выражалась христианская красота души, украшенной радостью, правдой, благоразумием, мужеством, умеренностью, любовью к добру и стыдливостью, которых приятнее нет ничего.[83] Ни «на лице, ни в другой какой-либо части тела юноши, — писал св. Климент Александрийский, — не должно быть ни малейшего признака изнеженности: ни в движениях, ни в положении тела его не должно быть ничего, что безобразило бы великий и возвышенный дух».[84] Скромность надлежит наблюдать и в самых телодвижениях наших. Похвальна походка, когда она имеет в себе вид важности и знак спокойного духа, и когда притом в ней нет притворства, когда она — чистая и прс тая. Движение должно быть управляемо самой природой. «Скорую походку я не считаю делом честным, разве когда требует того какая-либо опасность или нужда: ибо те, которые спешат, запыхавшись крив-ляют ртом, и если делают это без достаточной причины, то, справедливо, спотыкаются и падают... Некоторые и тихо ходя, подражают телодвижениям комедиантов, и как бы некоторому колебанию машин и статуй, так что при каждом шаге, по-видимому, наблюдают некоторую меру. Я не одобряю в последних как бы изображение статуй, а в первых как бы падение и разрушение вырезанных идолов».[85]
«Скромность и приятность должны быть наблюдаемы не только в делах, но и в словах, дабы ты в сих последних не превзошел меру и не высказал чего неприличного. Ибо слова наши суть зерцало нашего ума. Самое произношение должно быть растворено учтивостью, дабы грубо выговоренная речь не скучна была слуху другого. В самом пении первая наука есть скромность, как и во всяком роде речи».[86] «Самый голос должен быть не слабый, прерываемый подобно женскому, как многие привыкли подделывать его, чтобы придать себе более важности, но должен заключать в себе некоторый образец и правило мужества... Не одобряя излишней нежности и притворства в голосе и телодвижении, я не хвалю и грубости в оных: надлежит подражать природе... Более всего надлежит опасаться, чтобы из уст наших не вышло чего-нибудь срамного».[87] § 37. «Юная девица должна иметь лицо чистое, брови не нахмуренные (не опущенные вниз), взор ни потупленный, ни обращенный вверх; ее шея не должна быть слишком нагнута и склонена к спине; члены тела должна она иметь не в небрежении и расслаблении, но держать их прямо и в должном напряжении. Она должна быть каждую минуту готова слушать и хорошо помнить то, что ей говорят. В движениях и положении ее тела не должно быть ничего, что могло бы подавать какую-либо надежду нецеломудренным и безстыд-ным людям. На ее лице должна выражаться стыдливость и своим взором она должна держать мужчину в почтительном от себя отдалении. Она совсем не должна и знать тех модных лавок, в которых продаются благовония, золотые вещи, дорогие материи и тому подобное».[88] § 38. Заботясь о сохранении здоровья и крепости тела детей, о предотвращении духа от изнеженности и расслабления и постоянном сосредоточении и напряжении их внимания, воспитатели учили детей содержать тело в надлежащей деятельности. Предметом сей деятельности, кроме бдительного упражнения в молитве, исключительно служили домашние и общественные обязанности, нужды и отношения, соответствующие полу, состоянию, предположенному роду служения в обществе и будущему образу жизни частной.[89] Отличительным ее свойством была сообразность с здравым и целомудренным умом, строгая подчиненность правилам христианского благочестия и приспособленность к укреплению тела в той мере, в какой безвредно и даже полезно это для поддержания и укрепления благочестия в душе.[90] «Юношам нужно иметь телесное упражнение, — писал Климент Александрийский. — Не будет никакого зла, если они будут упражнять свое тело в том, что полезно для здоровья, питает желание и ревность к похвале, и не только образует тело, но украшает и дух, — лишь бы подобные занятия не отвлекали их отлучшего».[91] Сей детоводитель советует даже принадлежащим к благородному сословию не чуждаться и не считать неприличными простых занятий, относящихся к домашнему обиходству, как то: копать землю, ходить за водой, приготовлять дрова, — указывая в пример на святых патриархов, которые в молодых своих летах, несмотря на богатство и знатность, не считали для себя унижением пасти овец (Быт. 30: 36) и заниматься хозяйством (Быт. 26: 12). Не презирая так называемых черных работ и занятий, он в то же время не унижает и не возбраняет тех телесных упражнений, которые в его время были в употреблении образованного юношества, как то: борьбу, игру в шары, прогулку пешком и чтение книг вслух, «лишь бы эта борьба, которую я допускаю, — говорил он, — производилась не для безполезного состязания и не из желания суетной славы, но для укрепления жизненных сил. Нужно иметь телесные упражнения не для того, чтобы выказать свое искусство в этом, но чтобы доставить нужное движение и гибкость шее, рукам и чреслам».
«От телесных трудов и упражнений не нужно отклонять и женского пола. Но женщин не следует побуждать к упражнениям, свойственным мужскому полу. Их дело: прясть, ткать, готовить и подавать кушанье, смотреть за приличием и чистотой одежды, наблюдать за порядком дома, подавать милостыню нищим и этими занятиями поддерживать умеренное здоровье своего тела».[92] «Впрочем, во всех телесных упражнениях нужно знать меру: не нужно быть ни совершенно праздным и бездейственным, ни через меру предаваться трудам, поелику сколько похвален и полезен для здоровья труд умеренный, столько же вреден и неодобрителен труд неумеренный».[93] II. ОТНОСИТЕЛЬНО ВНЕШНЕГО СОСТОЯНИЯ § 39. Главные стороны внешней жизни суть: служение обществу, дружественные домашние сношения и утверждение личных прав и благосостояния в обществе. Не устраняя от всего этого, детоводители приучали своих питомцев искать тут не личного чувственного удовольствия и не низкого своекорыстия, но назидания для их собственной души и средств быть истинно полезными для других. Детская душа, можно сказать, сосредоточивала в себе внимание воспитателей. «Мы, — говорил свт. Василий Великий юношам, — не называем благом того, что приносит какую-либо пользу только в этом веке. Когда мы не имеем земных благ, тогда и не желаем их, а имея, не останавливаем на них внимания, но далее простираем свои надежды, и делаем все, что нужно, для стяжания другой жизни. Поэтому и говорим, что нужно всеми силами искать тех вещей, которые могут нам содействовать к достижению оной жизни; а что не относится к ней, то презирать, как не имеющее никакой цены».[94]
§ 40. Посему удовлетворения естественной человеку потребности общежития и дружелюбия учили детей искать в общественных молитвенных собраниях, на вечерях, которые именем и сущностью означали любовь,[95] в принятии в свой дом и угощении странных,[96] в жилищах бедности и несчастья,[97] в обществе людей добрых, благочестивых[98] и благоразумных.[99] Но языческие собрания и общества, которые имели целью услаждение чувственности и удовлетворение корыстных желаний, были воспрещаемы детям и юношам.[100] § 41. Обезпечение будущего земного благосостояния также не было главным предметом внимания при воспитании детей. «Мы должны думать не о том, — говорили воспитатели, — как бы оставить нашим детям золото и имущество, но о том, как бы сделать их благочестивыми и добродетельными».[101] «Если ты заботишься о приобретении своим детям более земного, нежели небесного наследства, — писали святые отцы Церкви родителям, — то вручаешь их более диаволу, нежели Христу, и делаешь сугубое преступление, именно: не предуготовляешь своим детям помощи Бога Отца и даешь им повод любить более наследство, нежели Христа». [102] «Передай Богу твое имущество, которое бережешь ты для наследников. Пусть Он будет для детей твоих и опекуном и надзирателем и защитником против обид временных».[103] «Всему нужно предпочитать воспитание детей в учении и наказании Господнем, — говорил свт. Иоанн Златоуст. — Если сын твой прежде всего научен быть любомудрым, то он приобрел богатство, большее всякого богатства. Ибо, научив его внешнему учению и искусству приобретать богатство, ты не доставишь ему такои пользы, какую доставишь, научив его искусству презирать богатство. Ибо богат не тот, кто обладает большим богатством, но тот, кто не имеет ни в чем нужды».[104] § 42. Наконец, и на все внешние достоинства, права личности, гражданские отличия, степени общественной жизни, уважение и честь в глазах других, детоводители учили смотреть своих питомцев как на вещи относительные, имеющие достоинство только при внутренней чести и совершенстве, и как на внешние средства христианских добродетелей, предпочитая им честь и славу перед Богом.[105] Один мучитель, осудив на мученическую смерть юную девицу, которая происходила от благородных и богатых родителей, спрашивал ее: «Если ты знаменитого рода, то зачем носишь худую одежду, как рабыня?» Святая отвечала: «Я Христова рабыня, и потому ношу рабский образ». Кинтиан (имя мучителя) сказал: «Как же ты называешь себя рабыней, если происходишь от благородных родителей?» — «Наше благородство и свобода состоит в том, — отвечала мученица, — чтобы работать Христу».[106]
§ 43. Вообще при воспитании детей было руко-водительным началом достоинство и имя христианина, «порядок жизни, пристойный летам, приличие лица и пола».[107] Так, рассуждая об одежде девицы богатого состояния, блаженный Иероним говорил ее матери: «Ее одежда должна быть сообразна с достоинством Того, Кому ты посвятила ее, как христианку».[108] «Во всяком действии, — говорил другой учитель юности, — должно наблюдать, что прилично лицу, времени и возрасту. Ибо часто что одному прилично, то другому несвойственно: одно прилично юноше, а другое старику; одно прилично в бедствиях, а другое в благополучии».[109] § 44. Впрочем, строгость благочестия и христианская духовная деятельность не были простираемы до совершенного безчувствия, презрения к благам внешним, до совершенного подавления естественной человеку потребности телесного благосостояния. Боялись только преобладания сей потребности над требованиями духа. Воспитатели не чужды были законной снисходительности относительно детского возраста, не простирая ее до поблажки и делая строгое различие между удовольствиями позволительными и не позволительными. «Должно любить правду, — говорит один учитель Церкви, — но в этой любви есть степени. Первая степень — не предпочитать любви к правде ничего приятного. Ибо, по самому устройству нашей природы, услаждают нашу слабость некоторые предметы, например, пища и питие услаждают алчущих и жаждущих; услаждает нас свет солнца, луны, звезд; услаждает звучный голос, сладкая песнь, хороший запах. И между предметами, доставляющими удовольствие чувствам телесным, есть предметы позволительные. Ибо взорам нашим доставляют удовольствие, например, величественные явления природы. Слух услаждается приятным пением священной песни: это позволительно. Обоняние услаждается цветами и ароматами, — это творение Божие; но то же обоняние услаждается фимиамом на жертвенниках демонов; то позволительно, это не позволительно. Вкус услаждается незапрещенной пищей и услаждается пирушками от святотатственных жертвоприношений. Первое позволительно, второе не позволительно. Видите, что для самых чувств тела есть позволительные и не позволительные удовольствия. Правда должна услаждать нас так, чтобы препобеждала и самые позволительные удовольствия».[110] Таким образом, благочестивые воспитатели не оставляли в детях ни одной силы, ни одной способности, ни одной стороны собственному ее стремлению, случаю и вредному влиянию языческих обычаев, но проливали свет веры и благочестия на самые сокровенные изгибы их сердца, дабы наследственная сила греха не могла каким-либо незаметным образом пустить отрасли и заразить своим влиянием те силы детской души, на которые не был бы обращен взор воспитателей. Христианское дитя первых времен Церкви можно уподобить музыкальному орудию, струны которого детоводители настраивали так, чтобы они издавали стройные торжественные звуки христианского гимна, выражающего веру, надежду и любовь с самоотвержением.
|
|||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2019-04-27; просмотров: 86; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 54.173.221.132 (0.02 с.) |