Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Расширение старообрядческого “мятежа” В 1671—1682 годах

Поиск

 

Распространение старообрядческого “мятежа” и образование центров сопротивления “древлего благочестия” в 1670-х годах в значительной степени выясняется из переписки протопопа Аввакума. Несмотря на все меры предосторожности, принятые правительством, четыре старообрядческих учителя вовсе не были так изолированы от массы своих последователей, как это казалось и было желательно правительству и высшему церковному руководству. Мученическое пустозерское сидение самого протопопа и его товарищей завоевывало симпатии их стражей и местного населения. Из писаний Аввакума и его соузников видно, что сами стрельцы, охранявшие их подземные тюрьмы, помогали старообрядческим сидельцам сноситься с их единомышленниками на свободе. Так, например, пересылая уже в 1669 году на Мезень письмо своей семье, протопоп писал, что шлет его со стрельцом М. Машитиным и просил, чтобы его послания были пересланы дальше и, в частности, чтобы в Соловки его писания отвез его любимый последователь и ученик юродивый Федор[1]. Там, в Мезени, послания и трактаты, шедшие из Пустозерска, переписывались и размножались и оттуда до конца 1669 года они распространялись по всей России. Первая письменная связь с Соловками установилась у Аввакума во время его пребывания в Москве в 1664 году, когда он рекомендовал царю поставить в епископы будущего вождя соловецкого мятежа архимандрита Никанора. Сопротивление знаменитого монастыря церковным новшествам, естественно, вызвало энтузиазм среди пустозерских старообрядческих вождей, и когда монастырь пал, то они в своих письмах уверяли, что замученные соловецкие монахи на том свете наказывали умершего царя Алексея Михайловича, распиливая его тело и подвергая его другим мучениям[2].

 

Появление в 1669—1670 году в Пустозерске и Мезени стрелецкого полуголовы Елагина, где он повесил энергичного и непреклонного юродивого Федора, а семью Аввакума посадил в подземную тюрьму, очень усложнило связь пустозерского “центра” с внутренней Россией, но все же и после этого нашлось немало преданных людей, которые взяли на себя подвиг связи старообрядческих вождей с их единомышленниками.

 

Хотя юродивому Федору и не пришлось поддержать связь Аввакума с Соловками, вполне вероятно, что, несмотря на осаду, пустозерцам все же удавалось переписываться с соловчанами и они были в курсе дел соловецких событий. Первые годы осады блокада монастыря велась только с суши и не могла прервать сообщение обители с континентом. В течение нескольких лет поморскому населению удавалось доставлять в монастырь овощи и другие припасы и возможно, что им же поручалась старообрядческими заправилами передача писем и известий из Пустозерска и других мест России. Правда, переписка не сохранилась, но это немудрено, так как при взятии монастыря и истреблении его защитников взявшие его войска вряд ли интересовались какими-нибудь письмами или другими документами.

 

После разгрома мезенского этапа связи старообрядческие посланцы возили писания четырех пустозерских сидельцев уже прямо в Москву и другие области России. Среди этих посланцев особенно выделялся другой последовавший за протопопом на Север юродивый, Киприан, в 1660-х годах отличавшийся своей активностью в Москве и который в конце концов пострадал за свою преданность Аввакуму: 7 июля 1675 года он был казнен в Пустозерске, где ему по приказу из Москвы отсекли голову. Помимо Киприана значительную роль в поддержании связи играл инок Филипп, в миру Феодор Трофимов, бывший одно время подьяком при патриархе Никоне. В 1650-х годах он был сослан сначала в Тобольск, а затем, после собора 1666 года, в Пустозерск[3]. Филипп долгое время проживал на Кяткозере со знаменитым мафусаилом раскола, старцем Корнилием, и, видимо, оттуда и из других мест Поморья он наладил сношения пустозерцев с другими центрами раскола. После вступления на трон царя Феодора, то есть после 1676 года, он был арестован, отвезен в Москву и уже там “сожжен огнем бысть”. Ко времени казни Киприана относится не проведенный в жизнь проект перевода протопопа с “товарищи” из Пустозерска в Кожеозерский и Каменноспасский монастыри, находившиеся около Архангельска и Вологды[4]. Правительство, по всей вероятности, предполагало, что перевод на новое место, ближе к Москве, приведет к лучшей изоляции старообрядческих вождей. Приказ о переводе был послан, но не состоялся по каким-то, по всей вероятности, техническим причинам[5].

 

Из весьма многочисленного кадра пустозерских “связистов” известен и московский священник Дмитрий, бывший в начале 1660-х годов настоятелем церкви Жен Мироносиц при палатах известной своими симпатиями к старой вере боярыни Анны Петровны Милославской. При патриархе Никоне Дмитрий было принял новый обряд, но затем раскаялся, вернулся к старой вере и поселился где-то вблизи Пустозерска, где и служил в неизвестной историкам церкви, посылал просфоры и запасные дары Аввакуму и помогал ему поддерживать связь с Москвой, где жила его жена Маремьяна Федоровна, упорная и твердая последовательница Аввакума. Сама Маремьяна, которая разошлась со своим мужем священником из-за его временной измены старой вере, долго оставалась в Москве, была одним из главных агентов протопопа в столице[6] и передавала его благословения, поручения и советы московским “верным”.

 

Вообще связи пустозерцев с Москвой и другими центрами, особенно в конце 1660-х и начале 1670-х годов, до гибели боярыни Морозовой, были настолько прочно организованы, что протопоп посылал целые бочки освященной им воды своим духовным детям, получал от них деньги, одежду, еду и даже малину, до которой он был большой охотник[7].

 

Московская группа последователей Аввакума и других вождей старого благочестия после казни Авраамия и смерти боярыни Морозовой осталась без авторитетного возглавления. Правда, в Москву часто наезжал игумен Досифей, но, боясь правительственных репрессий, он здесь никогда долго не оставался и, не будучи коренным москвичом, он, видимо, не смог объединить всех местных старообрядцев в единое сильное ядро. Тем не менее бывшие друзья и последователи Аввакума и Морозовой составляли в Москве центральную и наиболее влиятельную группу. Помимо Досифея к ней принадлежал и другой любимый ученик Аввакума, некий игумен Сергий, известный также под своим светским именем Симеона Крашенинникова[8]. Так же, как и Досифей, игумен Сергий, видимо, бывал в Москве только наездами и вместе с ним принадлежал к числу ревностных организаторов старообрядческого движения. Одно время он увлекся учением самосжигателей, о котором с энтузиазмом отзывался и сам Аввакум, и распространял письма протопопа, в которых тот оправдывал и хвалил самосжигание. Но, увидев на практике, в какие ужасные крайности впали проповедники “новоизобретенного способа самоубийственных смертей”, игумен Сергий разочаровался в гарях и вместе с Досифеем стал одним из решительных противников этого изуверства.

 

Третьим разъездным эмиссаром, нередко навещавшим Москву, был священник Иов Тимофеев, который перед смертью причастил боярыню Морозову, а позже вместе со старцем Корнилием и Досифеем вел проповедь раскола на Дону[9].

 

Из числа духовенства в Москве надо отметить еще двух корреспондентов протопопа, попа Козьму и попа Стефана, который позже, во время старообрядческой попытки 1682 г. вернуть Московское царство к старой вере, служил напутственный молебен о. Никите Добрынину, игумену Сергию и другим участникам этого заговора. Близок и дорог протопопу Аввакуму был и поп Козьма на Кулишках, один из первых эмигрантов из Москвы на юго-запад, в Стародубье, о котором Аввакум писал: “Козьма добрый человек, — я в его церкви и детей своих духовных причащал [в 1664 году]. Со мною говаривал; он обедню поет в алтаре, а я на клыросе у него певал”[10]. Хотя некоторые источники указывают, что священник Козьма с группой своих прихожан ушел на Стародубье уже в 1668 году, сейчас же после большого патриаршего собора, но, как указывал П. Смирнов, автор этой информации, видимо, ошибся, так как священник Козьма еще в 1676—1677 годах проживал в Москве и там платил окладные сборы[11], да и Аввакум упоминает его как жителя Москвы еще в конце 1670-х годов.

 

Более холодные, а порой и неприятные отношения были у протопопа Аввакума с известным московским старообрядческим священником Исидором, который фанатически враждебно относился к духовенству, поставленному после начала реформ Никона, нередко выступал против брака как явления неподобающего в мире, обреченном на господство Антихриста, осуждал чадорождение, да и вообще занял крайнюю религиозно-пессимистическую позицию среди московских ревнителей древлего благочестия[12]. Так же, как и с Исидором, протопопу приходилось бороться и с представительницей старой дворянской семьи Еленой Хрущевой, которая, впав в эсхатологический ужас, тоже возмущалась, что в их апокалиптическое время люди смеют еще жениться и рождать детей, настояла на расхождении некой Ксении Гавриловой с ее вторым мужем и чуть не уморила их ребенка[13]. Возможно, что в данном случае некоторую роль играла и вражда разных аристократических семей. И Елена и Ксения принадлежали к высшей московской аристократии, и обе были в свое время близкими друзьями погибшей боярыни Морозовой. Елена Хрущева даже была наставщицей в бывшей морозовской обители, которая или в Москве, или в окрестностях столицы сохранилась и оставалась после смерти Морозовой под руководством все той же инокини Маланьи. Около обители инокини Маланьи группировались и другие друзья Аввакума из среды морозовского круга. В числе их следует упомянуть племянниц Морозовой, княжон Анастасию и Евдокию Урусовых; некоего Бориса, одного из редких представителей боярства, оставшихся верными старому обряду; Ксению Ивановну, бывшую казначею Морозовой и ее брата Игнатия; Марию и Андрея, сестру и брата Исайи (погибшего на костре дворецкого Салтыковых) и вышеназванную Маремьяну Феодоровну. Было среди них и много других из числа той “всей тысящи”, о которой пишет Аввакум[14], но имена их и положение теперь уже очень трудно установить.

 

Немало этих неизвестных или малоизвестных старообрядческих исповедников стали жертвой преследований в 1670-х и 1680-х годах. Так, например, наряду с уже упомянутыми старообрядческими вождями из Москвы — иноком Авраамием, дворецким Исайей, иноком Филиппом (Феодором Трофимовым), Морозовой, ее сестрой Урусовой и другими, старообрядческий синодик упоминает в числе жертв того времени каких-то Максима, инока Иосафа, Михаила, Никиту, инокиню Иустину и несколько десятков других стояльцев за веру, погибших в Москве от руки палача[15].

 

Конечно, многие из этих друзей Аввакума только изредка бывали в Москве, да, по всей вероятности, и обитель Маланьи, уехавшей из дома Морозовой накануне ареста боярыни, была уже в начале 1670-х годов перенесена куда-нибудь в подмосковное селенье. Некоторые же из них, как, например, Феодора Нарышкина, урожденная Хамильтон, вообще скрылись от преследований из Москвы и жили в провинции[16], или же, даже оставаясь в Москве, старались не попадаться на глаза правительству и не афишировать свои взгляды на веру.

 

Одним из важных районов для постоянного или временного исхода из Москвы, видимо, было Пошехонье, область к северу от Волги в пределах бывшей Костромской губернии. Известный старообрядческий деятель того времени, Евфросин, основатель Курженской пустыни, которого некоторые исследователи смешивают с умершим в 1660-х годах другим иноком Евфросином, другом старца Епифания, соузника Аввакума[17], пишет, что в пошехонских пределах около города Романова сожглись две инокини из морозовской обители, что там проживала преданная Аввакуму Маремьяна Феодоровна и что там бывала и сама Морозова со своей сестрой княгиней Урусовой. Так как Евфросин говорит, что Морозова пришла в ужас от картины обгоревших трупов участников гарей, можно думать, что он упоминает о самосжиганиях конца 1665 года, о которых писали в своих донесениях воевода С. А. Зубов и другие участники экспедиции 1665 года против “лесных старцев”, или даже о более ранних гарях, оставшихся неизвестными историкам. Уже сам факт этой карательной экспедиции 1665 года в Пошехонье[18] показывает, что апокалиптические проповеди “лесных старцев” вносили большое смущение в умы тамошнего населения и, вероятно, вели к широкому распространению самоубийственных смертей. Там же в Пошехонье в 1670-х годах организовывал своих последователей и распространял письма Аввакума, в которых последний хвалил самосожжения, и самый любимый из находившихся еще на воле учеников Аввакума, вышеупомянутый Симеон Крашенинников, ставший в 1670-х годах игуменом Сергием[19]. В 70-х и начале 80-х годов Пошехонье стало одним из главных районов распространения гарей. Здесь помимо Сергия, который выступал скорее в роли советника, чем организатора гарей, “работали” Поликарп, главный затейник огненных смертей в этом крае, который в своих проповедях постоянно ссылался на писания Аввакума[20]. Кроме него чуть ли не на каждой странице Евфросиньева трактата постоянно упоминаются его многочисленные последователи-проповедники: Семен-“пророк”, подьячий Иван Григорьев, сын последнего Иван, некий “звероподобный” Андрей, Тихон Юродивый, чернец Иосиф Поморский[21], Иван Кондратьев, Иван Коломенский, Корнилий, в данном случае, вероятно, известный старообрядческий мафусаил, основатель Выговской пустыни, старица Капитолина, которая в 1660-х годах обитала в Вязниковских лесах[22] и многие другие. Число гарей и жертв этих проповедников точно неизвестно, но Евфросин говорит о четырех или даже пяти тысячах погибших в Пошехонье на кострах самосжигателей только в 1670-х и 1680-х, а возможно, даже уже и в 1660-х годах. Наоборот, другой современник этих гарей, старец Игнатий, рассказывал Дмитрию Ростовскому, что к началу 1680-х годов было “всего” 1920 жертв[23]. Помимо старообрядческих писателей и Дмитрия Ростовского официальные документы тоже подтверждают распространение гарей в Пошехонских лесах, в частности в окрестностях сел Холм и Кузьмо-Демьянск[24].

 

Нетрудно понять, почему именно Пошехонье, через двести лет после гарей “прославленное” М.Е. Салтыковым-Щедриным, стало одним из главных районов проповеди самосжигателей. Этот край был всегда одним из наиболее отсталых и заброшенных в Средней России, и здесь уже в 1630-х годах старец Капитон начал свою проповедь аскетического изуверства. Его ученики могли легко скрываться в пошехонских дебрях, и сведения об их проповеди с трудом доходили до Москвы. Возможно, что сюда собирались из Москвы старообрядцы, желающие спастись очистительным огнем, а само Пошехонье, может быть, служило местом добровольных auto-da-fe благочестивых москвичей. Участие в гарях морозовских инокинь как бы подтверждает это предположение. С другой стороны, именно через этот край пробирались посланцы из Пустозерска в Москву, которые нередко доставляли письма Аввакума, прославлявшие гари. Недаром один из проповедников гарей, некий Иван, в своей проповеди, сохранившейся в пародийной передаче Евфросина, прямо ссылается на авторитет пустозерского учителя. Обращаясь к своей пастве, он говорил:

 

Елице есте добрии, яко же вы возлюбите

 

себе и спасение свое, со женами и з детми в Царство

 

[Божие] теките.

 

Полно вам плутати

 

и попом откуп давати.

 

Скорым путем,

 

да в Царство совсем;

 

добро сие и сладко, да вам

 

а не намь.

 

А намь еще пожити на волном свету

 

нас попы не видят, за вами

 

что за стенами.

 

Так нам и свободно,

 

да вам сие негодно —

 

добро вам згореть

 

да не будет вам наветь;

 

уже мы вас утвердили

 

только бы вы не ослабели.

 

А мы себе поищем иных учеников,

 

и там нам место будет

 

и с наш век избудет.

 

О, братие и сестры радейте

 

и не ослабейте!

 

Великий страдалець Аввакум благословляет

 

и вечную вам память любезно воспевает:

 

тецыте, тецыте,

 

да вси огнем сгорите[25].

 

В этой древнейшей русской стихотворной пародии Евфросин, конечно, высмеивал тех проповедников гарей, которые в последнюю минуту уходили из пламени своих костров, оставляя на сожжение своих последователей. Но они делали это, чтобы дальше нести свою страшную проповедь, стараясь спасти от Антихриста как можно больше душ своих учеников. В конце концов они сами сгорали в особенно больших гарях, может быть, даже состязаясь, кому удастся сжечь наибольшее число “верных”.

 

Проповедники самосжигания не являлись единственными представителями церковного раскола в Пошехонье. Кроме этих последователей Капитона там были и подлинные старообрядцы, последователи Неронова, Потемкина, Аввакума и других ранних борцов за старый обряд. За исключением Аввакума никто из них не одобрял проповедь гарей, и поэтому игумен Досифей, инок Мина, сам Евфросин, жена попа Лазаря, видимо, жившая тогда в Заволжье, и многие другие неустанно боролись с этими необузданными апокалиптическими миссионерами. Линия разделения между апокалиптическими миссионерами-пессимистами и подлинными старообрядцами-оптимистами, верившими в победу старой веры, сказавшаяся уже в вопросе о “последнем отступлении”, об Антихристе и о священстве, делалась все более и более ясной и резкой. Только отсутствие отчетливой доктрины, чувство общего негодования против правки книг и оскорблений русского православия собором 1667 года все еще спаивали эти совсем различные составные части движения протеста против иерархии и против грецизации русской церкви. Все же Евфросин упоминает о серьезном столкновении “у Тройцы” — в Сунарецкой обители — между игуменом Досифеем и самосжигателем Иваном Коломенским по поводу поминания жертв самосожжения. Иван Коломенский попросил игумена Досифея помянуть погибших самосжигателей. Досифей “рассуждал, отложил поминать. Сами-де себе убили, а не законно пострадали”. Тогда Иван Коломенский снова запросил Досифея, на этот раз прося его благословения на самосожжение. На это Досифей снова ответил отрицательно, в чем его поддержал и Евфросин. Оба ссылались на слова Христа: “Аще исповесть Мя кто пред человеки, исповем его и Аз пред Отцем Моим небесным. И ведени будете пред цари и владыки имени моего ради, и глаголю вам другом своимь: не убойтеся от убивающих тело, души же не могущих погубити”, а также на слова Его: “Буди верен до смерти, — дам ти венец живота”[26].

 

Не менее энергично, чем в Пошехонье, пропаганда самосожжения и религиозного радикализма велась в Вязниковских лесах, уже хорошо известных по событиям 1660-х годов и начала 1670-х годов. Здесь заправилами гарей эсхатологического миссионерства были прежние ученики Капитона, оставшиеся на свободе после “похода” 1666 года. Во главе их стоял все тот же Василий Волосатый, которого Евфросин явно по ошибке считал “первым законодавцем” самоубийственных смертей[27]. На самом же деле, как уже отмечалось, гари начались раньше или при самом Капитоне, или же при его главных учениках Вавиле и Леониде.

 

Если в Пошехонье и Вязниковских пределах были главные гнезда пионеров радикального крыла церковного мятежа, то соседняя с ними область вокруг Нижнего Новгорода, особенно по реке Керженцу и в Чернораменских лесах, стала прочным и влиятельным приютом более консервативных старообрядцев, которые сохраняли большую верность духу русского православия, чем “лесные старцы” Капитона. По Керженцу, этому небольшому левому притоку Волги, уже с начала 1660-х годов, когда здесь поселились игумен Сергей Салтыков и инок Евфрем Потемкин, все больше и больше умножалось число старообрядческих скитов и починок. После ареста Салтыкова и Потемкина в 1666 году деятельность керженецких старообрядцев не прерывалась. В начале 70-х годов главенствующее положение на Керженце приобрел скит Смольяны, в котором после ареста Салтыкова и Потемкина поселился священник Дионисий из города Шуи. Так как он имел немало запасных Даров и исполнял требы, то в Смольяны стекались массы народа[28]. Несколько позднее, но не позже 1678 года некий старец Онуфрий основал на Керженце свой скит, ставший известным под его именем. Так как Дионисий был в очень преклонных летах, а следующим за ним по влиянию был старец Онуфрий, то он, как человек энергичный и хороший организатор, сумел сосредоточить у себя поступление всех средств, приходивших от жертвователей на Керженец, чем, конечно, приобрел большую власть в этом районе[29]. Немалое влияние скиту придавал и любимый Аввакумом игумен Сергий (Симеон Крашенинников), часто живавший у Онуфрия. Недалеко от него был тоже славившийся своим благочестием скит старца Сафонтия Соловецкого и, кроме того, целый ряд других монашеских пустынь.

 

Примечания

 

[1] Аввакум. Сочинения... С. 913—916; ЛЗАК. Т. 24. С. 14.

[2] Житие протопопа Аввакума... С. 229; Материалы для истории раскола... Т. VI. С. 220; Т. I. С. 198, 338.

[3] Материалы для истории раскола... Т. I. С. 434—435; Т. II. С. 113—114, 440—441; Житие Корнилия цит. по: Смирнов П.С. Внутренние вопросы в расколе... С. CXIV.

[4] Малышев В.И. Новые материалы о протопопе Аввакуме // ТОДРЛ. 1965. Т. 21. С. 327.

[5] Государев указ от 25 августа 1676 г. см.: Там же. С. 330—332.

[6] Аввакум. Сочинения... С. 880, 931—938, LXXI, прим. 4.

[7] Там же. С. 915, 934 и т. д.

[8] Материалы для истории раскола... Т. V. С. 249, прим.; Аввакум. Сочинения... С. 829, 845, 860, 929.

[9] Житие боярыни Морозовой... С. 154—175; Аввакум. Сочинения... С. 908, 945; ДАИ. Т. XII. С. 130; Алексеев И. История о бегствующем священстве // Братское слово. 1889. Т. II. С. 55.

[10] Аввакум. Сочинения... С. 850.

[11] Забелин И.Е. Материалы для истории московских церквей. М., 1884. С. 493.

[12] Аввакум. Сочинения... С. 939— 946.

[13] Там же. С. 858.

[14] Там же. С. 829—830.

[15] Сводный старообрядческий синодик. Второе издание Синодика по четырем рукописям XVIII – XIX веков А.Н. Пыпина (ПДПИ. Т. XLIV). С. 21 (Далее: Синодик.).

[16] Pascal P. Op. cit. P. 524.

[17] Робинсон А.Н. Жизнеописания Аввакума и Епифания... С. 303.

[18] См. выше, гл. 27 этой книги.

[19] Евфросин. Указ. соч. С. 15, 20, 22—24, 104, 110, 114.

[20] Там же. С. 11, 18, 93.

[21] Это, видимо, был будущий вождь похода 1693 года на Пудожский погост. См.: АИ. Т. V. № 223.

[22] Евфросин. Указ. соч. С. 24, 109.

[23] Дмитрий [Туптало, митрополит] Ростовский. Розыск о раскольничьей брынской вере, о учении их, о делах их, и изъявлении яко вера их неправа, учение их душевредно и дела их не богоугодны. М., 1824. С. 585.

[24] Разрядный приказ, 901—2051. См.: Сапожников Д.И. Самосожжение в русском расколе во второй половине XVII века до конца XVIII // ЧОИДР. 1891. С. 8—9.

[25] Евфросин. Указ. соч. С. 3.

[26] Там же. С. 13.

[27] Там же. С. 11.

[28] Мельников П.И. Полн. собр. соч. Т. VII. С. 35; Курносый Иона История о бегствующем священстве // Есипов Г.В. Указ. соч. Т. II. С. 185.

[29] Материалы для истории раскола... Т. VIII. С. 248.

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-04-08; просмотров: 184; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.219.247.59 (0.01 с.)