Изучение внешней формы актовых источников

Анализ внешней формы актов издавна был одним из важных методов дипломатики. Средневековая диплома тика фактически и началась с палеографических наблю дений над актами. Эти наблюдения дополнялись рас смотрением актовых печатей. Дипломатика рождалась как совокупность приемов изучения почерка, печатей и хронологии средневековых актов, Собственно формуляроведение возникло позже, чем палеографический под ход к актам. Именно поэтому в западноевропейских пособияхпо дипломатике очень большое место отводит ся палеографии, сфрагистике, хронологии. Сначала па леография служила только делу отличения подложных грамот от подлинных. В XIX в. перспективы палеографи ческого исследования актов были осмыслены по-новому. Т. Зиккель показал, что с помощью изучения и иденти фикации почерков можно установить канцелярское или внеканцелярское происхождение актов. Уже при послед них Каролингах возникла практика составления актов самими получателями. В канцелярии акты только удос товерялись: снабжались необходимыми подписями и печатями. С этой точки зрения в историографии изучено происхождение актов Карла II Лысого (843–877 гг.), Людовика IV Заморского (936–954 гг.), Лотаря (954–

[155]

986 гг.), Людовика V Ленивого (986–987 гг.)[6] и др., ко ролей из дома Робертинов – Роберта I (922–923 гг.) и Рауля (923–936 гг.)[7]. Изучавший акты Робертинов Ж. Дюфур пришел к выводу, что 8 королевских актов из 20 сохранившихся, т. е. 40%, были составлены самими получателями — духовными учреждениями. Среди этих 8 актов, большинство которых написано в соответствии с формуляром публично-правовых актов, имеется один документ, построенный по образцу частного акта[8].

Использование палеографии для исследования канце лярского происхождения документов свойственно и рабо там, которые посвящены актам Капетингов: Филиппа I (1060–1108)[9], Людовика VI Толстого (1108–1137), Лю довика VII Молодого (1137–1180) и Филиппа II Авгу ста (1180–1223)[10]. Ф. Гаспарри, исследовавшая доку менты трех последних, делит акты каждого царствования на три разряда: 1) группы актов, имеющих два общих признака – единство почерка и единство получателя; 2) группы актов, объединяемых только единством почер ка; 3) акты «изолированные» как в почерковом отноше нии, так и в смысле разнообразия их получателей (на писаны разными почерками, не отождествляемыми уве ренно с почерком грамот той или иной группы). С деятельностью собственно королевской канцелярии свя зываются группы актов второго разряда, которые разде ляются между несколькими писцами. Акты же первого и третьего разрядов являлись, как правило, документами внеканцелярского происхождения. Сравнивая почерки актов первого разряда с почерками документов, вышед ших из недр монастырей, автор приходит к выводу, что во времена Людовика VI акты по крайней мере 6 из 10 групп грамот, объединяемых единством почерка и получателя, были созданы в скрипториях этих монасты рей, т. е. самих получателей актов. Судя по наблюде ниям Ф. Гаспарри, при Людовике VI на долю королев-

[156]

ской канцелярии приходится 35 сохранившихся оригина лов, на долю самих получателей –

23, на долю третьих лиц – 6 (19 актов в смысле почерка не атрибутирова ны). В царствование Людовика VII удельный вес актов, составленных в королевской канцелярии, несколько воз рос, хотя и тогда часто прибегали к помощи известных монастырских скрипториев для составления актов, вы даваемых как самим учреждениям, имевшим эти скриптории, так и другим монастырям и частным лицам. Каче ственные изменения наступают только при Филиппе II Августе, когда акты, составленные получателями, стано вятся уже аномалией, исключением из правила.

Палеографический анализ дает результаты, разуме ется, лишь при изучении оригиналов или тех копий, кото рые отражают какие-то внешние особенности оригинала. Палеографическое обследование оригиналов с целью установления канцелярского происхождения актов ве дется дипломатистами ряда стран. В начале XX в. под этим углом зрения изучались грамоты германских коро лей и императоров: Саксонской и Франконской (Сали ческой) династий: Генриха II (1002–1024)[11], Конрада II (1024–1039)[12], Генриха III (1039–1056)[13]. Один из сов ременных немецких исследователей, В. Шлёгель, прихо дит к выводу, что в XIII в. в целом увеличивается число актов, вышедших из германской канцелярии, по сравне нию с актами внеканцелярского происхождения: при Филиппе Швабском (1198–1208) в канцелярии было составлено ²/₃документов; при Фридрихе II, когда он был только королем (1212–1220), и при Генрихе VII (1220–1235) – неполных 50%; при Фридрихе II в импе раторский период (1220–1250) и при Конраде IV (1250–1254) – снова ²/₃; при Вильгельме Голландском (1247–1256) – свыше 80%[14].

Можно привести и другие примеры палеографическо го исследования грамот в современной европейской дипломатике. Так, Дж. Бэрроу, выясняя историю шотланд-

 

[157]

ской королевской канцелярии по почеркам писцов дошедших оригиналов королевских актов, сделал заключе ние о заметном количественном преобладании во второй половине XII – начале XIII в. документов, составлен ных в королевской канцелярии (70–80%), сравнитель но с грамотами, написанными по заказу самих получате лей посторонними писцами[15]. В Чехии и Моравии вплоть до начала XIV в. изготовление королевских грамот нахо дилось почти исключительно в руках духовенства. Ста рейшим центром канцелярской деятельности был цистерцианский монастырь в Пласах. В XIII в. его сменили новые центры – в Чехии при пражском соборном капи туле в Вышеграде, в Моравии – при оломоуцком собор ном капитуле[16]. Соотношение канцелярских и внеканцелярских актов рассматривается современными дипломатистами также на материале Англии, Польши, Хорватии и др.

В своей классической монографии о русских фео дальных архивах Л. В. Черепнин неоднократно пользу ется палеографическими наблюдениями для выяснения происхождения договорных и духовных грамот великих и удельных князей XIV–XV вв.[17] Применительно к жа лованным грамотам XVI в. вопрос о необходимости изу чения и классификации их почерков был поставлен на ми[18]. Исследуя соотношение внешних признаков оригина ла докладного судного списка от 7 июня 1536 г., выданного Троице-Сергиеву монастырю на некоторые его владения в Бежецком Верхе, с копией этого докумен та в составе троицкой копийной книги № 518, мы при шли к выводу, что оба текста написаны на бумаге с одинаковым водяным знаком, при этом основной текст оригинала и перечень судных мужей написаны одним из почерков бежецкого раздела копийной книги, а запись о решении дела великим князем написана другим почер ком того же раздела копийной книги. От этих почерков отличаются подписи судей первой инстанции и подпись дьяка в конце приговора. Следовательно, оригинал суд-

 

[158]

ного списка на всех этапах изготовлялся троицкими писцами, и только подписи должностных лиц являются следами письменной деятельности государственного ап парата. Это позволяет отнести судный список к числу документов внеканцелярского происхождения и считать его произведением монастырского скриптория.

В настоящее время палеографическое изучение рус ских публично-правовых актов XIV – первой половины XV в. ведется французским дипломатистом В. А. Водовым, грамот же второй половины XV–XVI вв. – авто ром настоящей работы. Поскольку русские грамоты XIV–XVI вв. написаны в основном на бумаге, исследо вание их внешней формы включает в себя и анализ фи­лигранен, или водяных знаков. Перед западноевропей скими дипломатистами эта проблема не стояла, ибо они исследовали канцелярское происхождение актов более раннего периода, не позже конца XIII в., когда бумага еще не вошла в употребление.

При изучении оригиналов королевских и император ских грамот и классификации их по почеркам в западной дипломатике анонимные писцы обозначаются обычно либо латинскими литерами, либо арабскими цифрами, которые ставятся после имени монарха. Например, «Kon rad А»[19]означает: «писец А Конрада IV»; «notâř Otaka-rus 5»[20] – «нотарий № 5 Пржемысла Отакара II». От дельные нотарии и писцы известны не только по почер ку, но и по именам. В. Шлёгель составил и сопоставил между собой два параллельных списка нотариев немец кой королевской и императорской канцелярий конца XII – первой половины XIII в. Один из списков основан на прямых упоминаниях имен нотариев в документах, другой базируется на сравнении данных о написании и «диктате» (сочинении, диктовке) текста документа. Ано нимные нотарии второго списка лишь в редких случаях идентифицируются по первому списку[21].

В литературе иногда встречается различение между писцами (stribes) и собственно нотариями (notaires). Так, современный испанский дипломатист А. Канеллас Лопес разделяет писцов в общем смысле (escribas) на нотариев (notarios) и фактических писцов-исполнителей

 

[159]

(amanuenses efectivos)[22]. Ф. Гаспарри указывает, что при Людовике VI составитель (dictator) и писец (scriptor), возможно, были разными лицами, а не соединялись в одном лице[23]. Методика выявления «диктата» по палео графическим данным разработана пока еще явно недо статочно, хотя многие авторы говорят о «диктате», имев шем место в канцелярии при составлении актов. В сред ние века существовало понятие ars dictaminis, под которым подразумевалось искусство составлять (диктуя) текст письма, грамоты.

Особенный интерес при рассмотрении внешней фор мы источника представляют изобразительные элементы. Среди них на первом месте может находиться символическая инвокация, которая передается крестом или хризмоном. Хризмон (по-гречески – христограмма) образуется из комбинации греческих букв «X» и «Р», символи зирующих имя Христа и соединяющихся иногда с другими элементами – крестом, буквами А и со. Хриз мон обычно встречается в раннесредневековых латинских грамотах, в то время как в русских актах символическая инвокация чаще всего дается в форме креста. Крест или хризмон сопровождает иногда и подписи.

Монограмма свойственна византийским и латинским актам. Она представляет собой рисунок более или менее правильной геометрической формы, в котором искусно соединяются несколько букв, обозначающих слово или несколько слов. При поздних Меровингах, Каролингах и королях Западной Франции монограмма играла роль подписи королевского имени (signum) в актах, именуе мых дипломами. В грамотах германских государей она символизировала несколько слов. Монограмма могла заменять формулу «Bene valete», выполнявшую перво начально функцию папской подписи, и формулу «manu propria» («собственной рукой») в актах германских им­ператоров Генриха III, Генриха IV и Генриха V[24].

Еще одним изобразительным удостоверительным зна ком в латинских актах главным образом раннего сред невековья был так называемый рюш (la ruche – бук-

 

[160]

вально: улей, рой пчел; с XIX в. рюш — гофрированная ткань; первоначально – кора, кожура). «Рюш» пред ставлял собой сложную фигуру, ограниченную широко закругляющейся кривой, внутри которой проводились горизонтальные линии и орнаментальные черточки, а также делались пометки, обозначавшие подпись нотариев. Кривая, образующая «рюш», первоначально слу жила обрамлением королевской печати, накладывавшей ся прямо на «рюш» или на продолжающие его линии. Эта кривая обычно рисовалась связанно с одним из «S» слова «subscripsi» («подписал»).

Другим удостоверительным знаком являлся параф (le paraphe) — более или менее вычурный орнаменталь ный рисунок, начертанный единым росчерком пера и сопровождающий подпись, которую он скреплял и в из вестной мере предохранял от подделки. В греческой дипломатике византийского и послевизантийского пери одов знак аналогичного предназначения назывался monocondylion.

Кроме парафа в западной дипломатике уделяется внимание так называемому собственноручному знаку (le seing manuel, signum manuale, Signum manus consuetum), который прикладывался публичным нотарием или профессиональным писцом для удостоверения написанного им документа. Эти знаки могли быть весь ма разнообразны по форме, но каждый нотарий всегда пользовался одним и тем же знаком, свойственным толь ко ему. В Италии начиная с XVI в. рукописный знак стал заменяться штемпелем, который смачивался крас кой. В Англии sign manual появился с конца XIV в. и был королевским удостоверительным знаком, обычно автографом, состоявшим из буквы R (rех, roi – король) в сопровождении инициала королевского имени до или после R. Заверения, подобные парафам или личным зна кам дьяков, можно найти и в русских княжеских актах XV в. В наших публикациях они неточно определяются как монограммы. И. А. Голубцов видел в таком знаке «монограмму имени дьяка», хотя к монограммам приб лижаются только единичные знаки. Он определял «моно граммы» русских актов следующим образом: «Дьячьи особые подписные знаки, иногда подписи», «Замена под­писи»[25]. Голубцов отметил их расположение либо на обо-

 

[161]

роте после подписи имени князя, либо внизу на лицевой стороне, «на самом затылке места прикрепления печа ти», либо «на других местах». Надо сказать, что далеко не все из этих знаков написаны единым росчерком пера. Некоторые из них имеют довольно сложный рисунок.

Еще один изобразительный удостоверительный знак – крест (signum crucis), употреблявшийся в качестве авто графа людьми, которые не умели или не могли писать. Он использовался также в функции символической инвокации перед субскрипцией или подписью (об их разли чии см. § 3). Кардиналы, епископы, а иногда и другие лица подписывали документы, имевшие торжественную форму (привилегии, синодальные акты и т. п.), неболь шим крестом, который являлся их персональным удостоверительным знаком.

К числу изобразительных элементов акта относится «рота» (rota – буквально «колесо», «диск»), кругооб разная фигура, которую рисовали внизу акта для прида ния ему большей торжественности и юридической силы. Вот примеры разновидностей актов, снабженных «ро­той»: папская привилегия; «privilegio rodado» в странах Пиренейского полуострова. «Рота» употреблялась в пап ской канцелярии, некоторых других церковных канцеля риях, норманской канцелярии Сицилии и в канцеляриях западноиспанских королевств. Папская «рота» появилась при Льве IX (1049–1054). В середине ее находился крест. Он был обведен двумя кругами, между которыми поме щался папский девиз, предшествуемый крестом. Девиз первоначально писался папами собственноручно, а крест перед девизом и в дальнейшем сохранил функцию пап ского автографа. Внутренний круг делился центральным крестом на четыре части. Наверху писалось: «S. Petrus et S. Paulus», т. е. «Св. Петр и св. Павел». Внизу писа лось имя папы, разделяемое крестом на две части и со провождаемое буквами «РР» (Piesanctissimus Papa – «Святейший папа» и порядковым номером папы того или иного имени. Такой порядок оформления «роты» утвер­дился после понтификата Пасхалия II (1099–1118).

Знак «комма» (comma – запятая) представлял со бой изображение, похожее на запятую, но значительных размеров. Эта увеличенная запятая сопровождалась точ ками. «Комма» употреблялась как знак, придающий документу торжественность. Она ставилась в папских при­вилегиях середины XI – начала XII в. справа от заклю чительной формулы «Веnе valete» (пожелание благопо лучия).

 

[162]

Сама формула «Bene valete» могла быть выражена монограммой, образованной из некоторых букв, входя щих в эти слова. Моиограмматическое «Bene valete» употреблялось в папской канцелярии вместо первона чального словесного и помещалось в правой нижней час ти привилегий.

В меровингских королевских дипломах аналогичное благопожелательное выражение «Bene valeat» писалось в виде двух наложенных друг на друга спиралей, иду щих в двух противоположных направлениях: одна спи раль состояла из буквы В и сопровождающих ее ENE, другая — из буквы V в сопровождении aL. Этот знак изображался внизу листа справа и служил для печат ника сигналом о том, что все предшествующие формаль ности выполнены и грамоту можно запечатывать. Печат ник накладывал на «спирали» воск и делал на нем от тиск печати.

Особым удостоверительным изображением было написанное большими буквами киноварью слово «Legimus» (буквально «мы прочитали», «мы прослушали»). Оно располагалось по обеим сторонам разделяющего его креста и писалось поперек текста византийских импе раторских дипломов и наиболее торжественных западнокаролингских прецептов, когда они скреплялись металлической буллой в подражание практике византий ской канцелярии.

В Византии был обычай удостоверять малые приви легии и административные документы менологием (mеnologemma), t. е. указанием месяца и индикта. Так же удостоверялись грамоты императоров константинополь ской Латинской империи. Менологий писался киноварью. С конца XIV в. указание месяца и индикта стало дополняться другими элементами даты[26].

К внешним особенностям актов относятся печати, удостоверяющие акт, и способы их прикрепления. Изу чение печатей составляет предмет специальной истори ческой дисциплины – сфрагистики. Поэтому здесь мы ограничимся только некоторыми сведениями о печатях русских грамот. В X–XIII вв. печати на Руси были ме таллическими, что явилось результатом усвоения визан тийского сфрагистического обычая. Большинство метал лических печатей, или булл, делалось из свинца. Свинцо вые печати в науке принято называть моливдовулами,

 

[163]

серебряные – аргировулами, золотые – хрисовулами. Свинцовые печати изготовлялись из цельного куска мяг кого металла, в котором было сделано отверстие для шнура (нити, кожаного ремешка и т. п.). Когда шнур вдевался, свинцовая заготовка с двух сторон стискива лась щипцами (буллотирием). При изготовлении аргировулов и хрисовулов брались две серебряные или две золотые пластинки и между ними пропускался шнур, а затем пластинки вместе со шнуром зажимались щипца ми матрицы. На матрице были вырезаны изображение и надпись, или только изображение, или только надпись на одной из двух или на обеих оттискивающих сторонах. Изображение и надпись на буллотирии, или матрице, должны были быть зеркально противоположными полу чаемому оттиску.

В. Л. Янин отмечает немногочисленность серебряных и золотых печатей. Только одна «крохотная булла оттис нута в золоте и является единственным в русской сфра гистике X–XV вв. хрисовулом в полном смысле этого слова. Остальные печати, к которым часто в литературе применяется этот термин, в действительности серебря ные и лишь позолочены»[27].

Дошедшие русские металлические печати по своей принадлежности делятся на несколько групп: 1) княже ские буллы; 2) печати церковных иерархов и духовных учреждений; 3) печати органов республиканской власти в Новгороде и Пскове; 4) печати княжеских должност ных лиц; 5) печати должностных лиц церковных иерар хов. Интересно, что печатей частных лиц до конца XV в. практически не было. С конца XIII в. в Пскове, а затем в Новгороде наблюдается обычай скрепления частных актов печатью князя или должностного лица, представ лявшего светскую или духовную власть. По предположе нию В. Л. Янина, дошедшие буллы XI–XII вв., сохра нившиеся сами по себе, без актов, «в большинстве сво ем... являются остатками многочисленных частных ак тов (купчих, раздельных, жалованных грамот, духовных и т. д.)»[28]. Однако существование частных актов в XI–XII вв. нуждается в доказательствах. В составе опубли кованных берестяных грамот, судя по наблюдениям Л. В. Черепнина, духовные и мировые встречаются с XIII–XIV вв., купчие – с XIV в., а XI–XII веками не

 

[164]

датируется ни один частный акт[29]. Бесспорный документ XIII в. – духовная новгородца Климента (около 1258–1268 гг.) – не имеет ни печати, ни признаков ее при крепления[30]. Лишена печати и вкладная Варлаама Хутынского[31], которую большинство исследователей отно сят к XII в., а С. Н. Валк – к XIV в. Таким образом, ранее конца XIII в. (рядная Тешаты и Якима)[32] у нас нет примеров частных актов, скрепленных печатью, в том числе и печатью какого-либо института власти.

О возможности употребления публично-правовых булл именно при частных актах свидетельствуют, по мне нию В. Л. Янина, три момента: 1) частое соответствие атрибуции булл местам их находок («места обнаруже ния булл в основном совпадают с местами употребления их матриц»); 2) микротопография новгородских находок («обычный городской квартал» древнего Новгорода); 3) «самое обилие булл XI и особенно XII в.»[33]. Обсуж дая эти доводы В. Л. Янина, мы высказывали мысль, что горожане могли хранить не столько частные акты или жалованные грамоты, сколько различные судебные постановления по имущественным тяжбам (не обяза­тельно земельным). Частных актов с печатями XI–XII вв. мы не знаем, а жалованные грамоты в XII в. выдавались некоторым монастырям, но не частным ли цам. Вместе с тем среди новгородских берестяных гра мот, как показал Л. В. Черепнин, есть довольно ранние судебные документы – судный список XII–XIII вв., бес судные начиная с XIII в.[34] Печати могли употребляться и не при документах, а для вызова в суд. Этот обычай известен в Чехии и Венгрии. Печать вызова в суд назы валась там sigillum citationis. Оттиск печати, посылае мый без грамоты, удостоверял полномочия судебного агента, непосредственно осуществлявшего вызов в суд. С. Душкова по этому поводу пишет: «Собственно кня жеская (герцогская) печать (так называемая Святовац-

 

[165]

лавская) имеет древнюю, фактически даже доактовую традицию, уходящую корнями в те времена, когда она служила в качестве «sigillum citationis»[35]. Употребление оттисков печати в качестве знаков вызова в суд или на грамотах, вызывающих в суд (позовницы, позднее – приставные), лучше всего, на наш взгляд, объясняет оби лие булл XI–XII вв. в жилых кварталах Новгорода того времени.

Обычай металлической буллы сохранился в Новгоро де и на подвластной ему территории до XV в. включи тельно. Да и в Москве в XIV в. печати великих князей были сначала металлическими. Духовные грамоты мос ковских великих князей в течение всего XIV века и даже в начале XV в. скреплялись серебряной позолоченной печатью. Только на третьей духовной великого князя Василия Дмитриевича 1423 г. впервые встречаем желто-восковую печать. Еще к жалованной грамоте Дмитрия Донского новоторжцу Микуле (около 1363–1389) была привешена серебряная позолоченная печать. Зато дого ворные грамоты между великими и удельными князьями уже в середине XIV в. удостоверялись восковыми печа тями. Вообще восковые печати возникают как печати удельных князей. Так, на духовной великого князя Семе на Ивановича (ок. 1358) наряду с серебряной позоло ченной печатью самого завещателя имеются две желто-восковые печати его братьев – удельных князей Ивана и Андрея Ивановичей. В XVI–XVII вв. «золотые» (т. е. позолоченные) печати привешивались в ряде случаев к жалованным грамотам, шедшим на Афон, где сохраня лись обычаи византийской дипломатики[36].

В Судебнике 1497 г. уже устанавливались размеры пошлин, взимавшихся за приложение печати должност ными лицами к грамотам некоторых разновидностей: правой, докладному списку, приставной (все связаны с судом и вызовом в суд). В Судебнике 1550 г. кроме этих разновидностей упоминались также грамоты с «красной» печатью – льготные, уставные, полетные. Пе чать на красном воску – явление более позднее, чем желтовосковые и черновосковые (коричневые печати). Красновосковая печать с государственным гербом (всад-

 

[166]

ником на одной стороне и двуглавым орлом — на дру гой) появляется только в конце XV в. [37]Диаметр этой печати достигал 40 мм[38], что значительно (в 1,5–2 ра за) превосходило диаметры желтовосковых и черновосковых печатей. В 70-х годах XVI в. возникла большая государственная печать со многими эмблемами, построен ная по образцу польских королевских печатей[39]. Ее диа метр равнялся уже 112 мм, что ставило русскую госу дарственную печать в один ряд с большими печатями западноевропейских государств. Так, диаметр большой печати французских королей Карла IX и Генриха III, современников Ивана Грозного, был равен 111 мм (пе чати 1566, 1584 гг.), а печать 1589 г. Карла X (кардина ла Бурбонского) имела 112 мм в диаметре. Правда, во Франции такой большой размер печати был достигнут постепенно, а не скачкообразно, как в России. Уже диа метр печати Филиппа I 1068 г. составлял 74 мм. На протяжении XI–XII вв. «печать величества» (sceau de majesté) имела от 70 до 75 мм в диаметре, в XIII в. – от 75 до 88, в XIV в. – 90–100. в XV в. – 93–115 мм. Диаметр печати Карла VIII 1483 г. равнялся 112 мм, а его печать для Сицилии 1495 г. обладала диаметром в 115 мм. Впрочем, размер 115 мм появился впервые еще при Людовике XI в 1461 г. Диаметр больших печатей Людовика XII 1498 г. и Франциска I 1517 г. не превосхо дил 95–97 мм. При Генрихе II печать 1548 г. достигала 115, а печать 1556 г. – только 90 мм в диаметре. Диаметр печати Франциска II и Марии Стюарт был равен 95 мм. Несколько меньшего размера были печати регентства. Печати «в отсутствие большой», введенные Филиппом Валуа в XIV в. и просуществовавшие до середины XVI в. (последние – при Генрихе II), первоначально отлича лись меньшим размером, чем большие, но затем практи чески приравнялись к ним. Диаметр печатей «в отсутст вие большой» составлял в 1343 г. 60 мм, в 1376 г. – 80, в 1380 г. – 76, в 1444 и 1458 гг. – 92, в 1498 г. – 95, в 1518 г. – 97 мм.

 

[167]

Сравнительно небольшой размер имели «секретные печати». Их диаметр равнялся в 1331 и 1334 г. 25 мм, В 1353, 1362 и около 1387 г. – 35, в 1374 г. – около 40, в 1505 г. – 44 мм. Совсем маленькими были секретные контрпечати. Contre-scel du secret 1371 г. составляла 12 мм в диаметре. «Печатка» (cachet) короля Иоанна II середины XIV в., служившая для удостоверения королев ских деловых писем (lettres missives), имела диаметр 18 мм[40].

Русские желтовосковые и черновосковые печати, по явившиеся в XIV–XV вв., приближались по своему раз меру к самым небольшим королевским печатям того времени. Красновосковая великокняжеская печать Ива на III по величине весьма близка к французской «сек ретной печати» XIV—XV вв., а печать, созданная в 70-х годах XVI в., – к печати de majesté 60–80-х годов XVI в.

Во Франции для большой государственной печати – «печати величества» (с изображением короля на тро не) – использовался зеленый воск, для секретной пе чати – красный. Вероятно, русская сфрагистика в конце XV в. не случайно усваивает красный цвет государевой печати, которая и по своему типу, и по диаметру не соот ветствовала зеленовосковой «печати величества». Кроме того, «печать величества» была печатью канцелярии, секретная же печать больше употреблялась по приказу непосредственно короля. В Москве конца XV в., где кан­целярии как таковой не было и определяющую роль в выдаче документа играл приказ монарха, функция секретной печати могла быть понята лучше, чем функция «печати величества».

Печати красного воска на Руси были вислыми, а чер ного и желтого – как вислыми, так и прикладными (в XVI в. – чаще всего прикладными).

Изучая внешнюю форму актов, необходимо уделять внимание конкретным способам прикрепления вислых и прикладных печатей[41], так как это может дать важный материал для выводов о канцелярском происхождении акта.

В России XIV–XVI вв. централизованной государст-

 

[168]

венной канцелярии не было, и акты выдавались разными ведомствами — главным образом Казной, Большим дворцом, в первой половине XVI в. – также областными дворцами, а со второй половины XVI в. – и приказами. Судебные документы удостоверялись теми судьями, ко торые вели процесс. На местах грамоты «по слову» или «по приказу» великого князя или царя могли выдавать писцы, воеводы и дьяки.

В XVII в. была сделана попытка централизовать одну из функций государственной канцелярии – скреп ление грамот печатью и взимание печатных пошлин. Эту функцию выполнял Печатный приказ, известный с 1613 г. и просуществовавший до 1722 г. В XVIII и XIX вв. канцелярская деятельность оставалась, как и прежде, децентрализованной. В это время существовало много учреждений с названием «канцелярия». Канцеля рия при монархе, известная на Западе со времен ранне го средневековья, появилась в России в конце XVIII в. как личная канцелярия Павла I. Она превратилась за тем в высшее государственное учреждение под именем Собственной его императорского величества канцелярии (с 1812 г.). Функции ее отличались от функций средне­вековых канцелярий. В 1826 г. канцелярия состояла из трех отделений, к которым в 1828 г. присоединилось IV, в 1836 г. – V, в 1842 г. – VI. К началу 80-х годов XIX в. в составе канцелярии осталось только I отделение, уна следовавшее название Собственной его императорского величества канцелярии (с 1882 г.). Оно ведало главным образом назначением, наградами, увольнениями и пенси онными делами высших чиновников империи. Это уч реждение было упразднено после Февральской револю ции 1917 г.

Выше были изложены вопросы внешней критики актов, разработанные преимущественно на раннесредне-вековом актовом материале. Они применимы и к русским актам XIII–XVI вв., когда актовая документация еще не стала массовой. В XVI в. даже в моменты наибольшей интенсивности выдачи жалованных и указных грамот число их ненамного превосходило 50 в год, а чаще не достигало этой цифры. Особенно широко грамоты вы давались в 1534, 1547 и 1548 гг. Их известно соответст венно 45, 51 и 30 актов (включая и упоминания). Если прибавить сюда акты всех других разновидностей и условно все неизвестные несохранившиеся акты, едва ли число всех актов за год превзойдет 100. В XVII в. ак тивность выдачи документов возрастает. Так, по данным

 

[169]

К. Д. Федорина, Печатный приказ в 1613 г. выдавал в день от 5 до 17 грамот. К этому надо приплюсовать и письменную продукцию других приказов. Бурный рост делопроизводства происходит в XVIII в.

В королевских канцеляриях Западной Европы в XIII–XIV вв. стало производиться огромное количество документов, велись регистры с полными и сокращенными записями содержания актов. По подсчетам и расчетам Р.-А. Ботье, в первой половине XIV в. из французской королевской канцелярии исходило за королевской пе чатью в день до 150 документов, в год – до 60 000. В ар хиве Арагонского королевства в Барселоне отложилось 6500 регистров, содержащих 4 млн. актов.

В связи с превращением в эпоху позднего средне вековья документальных материалов в массовый источ ник Ботье ставит вопрос о том, возможно ли их изучать теми же методами, что и акты раннего средневековья, к которым применяется более или менее индивидуаль ный подход — сочетание палеографической и диплома тической критики. Расширение штатов канцелярии и наличие в ней десятков и даже более сотни писцов, ис пользование наряду с этим писцов вне канцелярии, стан дартизация формуляра документов – все это, по мне нию автора, делает целесообразность палеографического подхода к актам столь же спорной, сколь спорна необ­ходимость изучения особенностей письма машинисток современных администраторов. В то же время именно в период позднего средневековья резко возрастает коли чество поддельных документов. Многочисленность пис цов и стереотипность документов облегчили возможность составления фальшивок, а выявить их методами палео графии и дипломатики затруднительно. Выход из поло жения Ботье видит в перенесении центра тяжести иссле дования в область истории учреждений. Впрочем, такого рода рекомендации пока еще недостаточно конкретны. Конечно, изучение многотысячных источников в опреде ленных аспектах потребует и применения ЭВМ. Однако мы не думаем, что методика исследования больших комплексов актов должна совершенно оторваться от на следия «классической» дипломатики.