Глава восемнадцатая современная Куба. Новые друзья Фиделя

Июль 2006 года. До празднования 80–летнего юбилея Фиделя Кастро оставалось чуть более трех недель.

Бодрый и полный сил, он полетел в Аргентину на саммит организации латиноамериканского экономического блока «МЕРКОСУР». Накануне саммита Фидель встретился с лидером Венесуэлы Уго Чавесом, предложил ему поехать на родину Че Гевары, в городок Альта–Грасиа. Там, в доме Че, экскурсовод показал гостям детские фотографии боевого соратника Фиделя. Как вспоминали очевидцы, команданте эн хэфэ сильно расчувствовался: «Че плачет? Не могу поверить!»^[632]

Годы идут. На смену одним революционерам приходят другие. Экспрессивный и полный сил Чавес подхватил из рук стареющего Кастро знамя борьбы с империализмом. Для него Фидель и «брат по оружию», и «идейный отец», и наставник, и лучший друг. У них полное взаимопонимание по всем ключевым проблемам Латинской Америки и мирового устройства. Оба верят в свое «особое» предназначение. Оба считают, что северной империи нельзя противостоять в одиночку. И формируют организации и объединения на своем континенте, альтернативные североамериканским.

Венесуэлец – талантливый оратор, один из немногих, кто в этом отношении может сравниться с Фиделем. В 2007 году Чавес в своей передаче «Алло, президент» побил рекорд непрерывного в семь с половиной часов выступления Фиделя Кастро перед аудиторией. Венесуэльский президент говорил 7 часов 43 минуты!

Ни Фидель, ни Чавес не строят «коммунистических государств», что им приписывает западная пропаганда. В первую очередь они наследники героев Латинской Америки Хосе Марти и Симона Боливара, носители идеи борьбы за независимость. В честь Симона Боливара Чавес даже переименовал Венесуэлу в Боливарское государство Венесуэла. Слово «социализм» в главной кубинской газете «Гранма» сегодня встречается редко. Но в то же время Кастро признается: «Я был и остаюсь марксистом–ленинцем, – и это не странно, потому что я не догматик, я могу критиковать Маркса и Ленина. Но мне нечего критиковать у Маркса» ^[633].

Уго Чавес не приверженец теории о классовой борьбе.

8 экономической сфере он делает ставку не на социализм, а на социально ориентированную, но рыночную, по своей сути, экономику.

И Фидель Кастро, и Уго Чавес всегда в центре внимания всей планеты – а ведь они лидеры далеко не первых государств. Именно у Уго Чавеса Фидель отмечал свое 75–летие в 2001 году.

14 декабря 2004 года Фидель Кастро и Уго Чавес подписали в Гаване соглашение о сотрудничестве, которое отменило налогообложение на импорт между двумя странами. В соответствии с соглашением Венесуэла продает Кубе нефть по минимальной цене – 27 долларов за баррель, а та, продавая ее, получает необходимую ей валюту. Куба направляет в Венесуэлу врачей и медицинский персонал для работы в бедных городских кварталах, получая взамен, помимо нефти, продовольствие, строительные материалы. Благодаря помощи кубинских специалистов в Венесуэле полностью ликвидирована неграмотность.

Сегодня Венесуэла стала основным торговым партнером Кубы, на которую приходится примерно пятая часть товарооборота Острова свободы. Экономическая помощь Венесуэлы, оказываемая Кубе, оценивается в среднем в 2 миллиарда долларов в год. Кроме того, еще одна страна – Китай сегодня щедро платит за кубинский никель. Китайцы также предоставляют Кубе относительно дешевые кредиты. Теперь основной доход в кубинский бюджет дают не сахар, а никель и туризм.

Куба, несмотря на тяжелейший кризис начала 1990–х, постепенно интегрировалась в систему международной торговли, а дав «зеленый свет» иностранным инвестициям, стала членом группы стран Африки, Карибского бассейна и Тихого океана (ACP). Огромную нишу, которую на Кубе имел СССР, быстро заняли другие. Более 170 стран сегодня являются ее торговыми партнерами. Самые крупные из них – это Венесуэла, Испания, Китай, Канада.

Приход к власти левых во многих странах Латинской Америки (Бразилии, Боливии, Уругвае, Никарагуа, Эквадоре) пробудил у стареющего Фиделя Кастро давние мечты о создании радикальной оппозиции Вашингтону. Краеугольный камень этого проекта – Боливарианская альтернатива для Америки является противовесом объявленным Вашингтоном планам создания в Западном полушарии зоны свободной торговли и свободного рынка (НАФТА).

В январе 2004 года, закрывая в Гаване торжества по случаю 45–летия победы кубинской революции, Фидель подверг жесткой критике продвигаемый Соединенными Штатами проект НАФТА, заявив, что он является «последней атакой на экономическое развитие, единство и независимость латиноамериканских народов»: «Если эта попытка аннексии будет успешной, экономический порядок станет невыносимым как для народов Латинской Америки, так и для народа самих США, который будет видеть угрозу в избытке дешевой латиноамериканской рабочей силы».

Уго Чавес, Фидель Кастро и боливийский президент Эво Моралес задумали создать систему латиноамериканской интеграции, свободной от влияния США. Они заключили трехстороннее соглашение, которое предусматривает постепенную отмену торговых пошлин. Венесуэла обязалась поставлять Боливии нефть по сниженным ценам, а Куба – врачей–офтальмологов, которые будут бесплатно лечить бедных боливийцев.

Слова о солидарности латиноамериканских народов Чавес и Кастро подкрепляют мощными социальными проектами по всей Латинской Америке. 24 июня 2005 года в Каракасе прошла презентация нового телевизионного латиноамериканского канала «Телесур» – совместного проекта Венесуэлы, Кубы, Уругвая, Аргентины и Бразилии. В сентябре 2005 года Уго Чавес и Фидель Кастро сообщили, что собираются заложить основы новой антиамериканской революционной дипломатии. Они пообещали провести в ближайшие десять лет шесть миллионов операций на глазах. В рамках плана «Чудо», разработанного Кубой, клиники двух стран в состоянии ежегодно проводить операции по восстановлению зрения, в том числе по удалению катаракты, 600 тысячам пациентов из Латинской Америки. «Мы предлагаем этот путь Латинской Америке во имя сближения наших народов, чтобы гарантировать зрение и жизнь латиноамериканцам и жителям Кариб», – заявил Фидель Кастро. По его словам, еще более масштабных результатов позволит добиться создание в Венесуэле центра по подготовке медиков, аналогичного Латиноамериканской медицинской школе (ELAM) в Гаване^[634].

Латиноамериканская медицинская школа, основанная в 1999 году в Гаване, рассчитывает к 2009 году подготовить вместе с аналогичным учебным заведением в Венесуэле 100 тысяч иностранных медиков. Студенты, зачисленные в нее, будут получать бесплатное жилье, питание и образование в течение шести лет.

Впервые мир услышал имя Уго Чавеса 3 февраля 1992 года, когда отважный подполковник–десантник в красном берете пытался при помощи своих боевых товарищей свергнуть тогдашнее венесуэльское правительство. На следующий день Чавеса арестовали, и он провел в тюрьме два года – вышел оттуда благодаря амнистии, объявленной новым венесуэльским президентом Рафаэлем Кальдерой.

В 1994 году мятежный подполковник прилетел на Кубу к своему кумиру Кастро. Пройдет четыре года, и Уго Чавес законным путем займет кресло главы Венесуэлы, набрав в первом туре голосования 56,29 процента голосов.

11 апреля 2002 года в результате государственного переворота, который возглавил глава Федерации торгово–промышленных палат Венесуэлы Педро Кармона Эстанга, Уго Ча–вес был отстранен от власти. Группа высокопоставленных военных обратилась к Чавесу с требованием уйти в отставку, обвинив его в «уничтожении безоружных гражданских лиц». Это произошло после того, как не менее 10 человек погибли и 80 получили ранения в ходе разгона демонстрации противников Чавеса в Каракасе, когда неизвестные лица открыли огонь по толпе. По информации из окружения президента Уго Чавеса, это была тщательно спланированная провокация, предпринятая его противниками. За несколько дней до путча с противниками Чавеса за пределами Венесуэлы встретился американский посол в этой стране Чарлз Шапиро, а в штабе заговорщиков с первых минут находились два офицера ВС США – подполковник Джеймс Роджер и полковник Рональд Маккаммон.

Представители путчистов, прибывшие в президентский дворец Мирафлорес, заявили, что они намерены бомбардировать это здание, возле которого находились тысячи сторонников Чавеса, если тот откажется уйти со своего поста. Тогда Чавес позвонил Кастро. «Я очень ясно представлял себе разницу между ситуацией Альенде 11 сентября 1973 года и ситуацией Чавеса 12 апреля 2002 года, – рассказывал Фидель. – У Альенде не было ни одного солдата. Чавес располагал большим количеством солдат и офицеров армии, особенно молодых. „Не уходи с поста! Не отказывайся от президентства!“ – повторял я.

<…> У Чавеса было три варианта: окопаться во дворце Мирафлорес и сопротивляться до смерти, покинуть дворец и попытаться встретиться с народом, чтобы поднять волну национального сопротивления, с минимальными возможностями добиться успеха в тех условиях или выехать из страны, не отрекаясь, не уходя с поста, чтобы возобновить борьбу <… > Мы предложили третий вариант.

Суть моих заключительных слов в том телефонном разговоре была следующей: «Спаси ценных людей, которые находятся вместе с тобой в этой сейчас ненужной битве». Идея заключалась в том, что такого популярного и харизматического руководителя, как Чавес, свергнутого в этих обстоятельствах в такой предательской форме, если его не убьют, народ – в данном случае при поддержке лучших представителей вооруженных сил – потребует вернуть, и это будет неизбежно. Поэтому я принял на себя ответственность предложить ему то, что предложил»^[635].

Уго Чавес, желая избежать кровопролития, позволил себя арестовать. Он был под конвоем доставлен на одну из военных баз Каракаса, где в итоге провел два дня. Но информация об этом тщательно скрывалась от жителей страны. Военные перевозили его с места на место, пытаясь убедить его подписать заявление об отставке, но Чавес не соглашался на это. 12 апреля один из сочувствующих Чавесу офицеров дал на несколько минут арестованному президенту свой мобильный телефон. Чавес позвонил жене и одной из дочерей, сообщил им, что не подавал и не подаст в отставку. Но ни одно из международных агентств не передало этой информации.

И тогда вмешался Фидель: «Я превратился в некоего журналиста–репортера, который получал и передавал сообщения и публичные заявления, используя просто сотовый телефон. Я был свидетелем грандиозного контрпутча народа и Боливарианских вооруженных сил Венесуэлы»^[636].

Он лично связался с одним из лидеров путчистов генералом Васкесом Веласко и сказал ему, что из–за этих событий в Венесуэле может пролиться море крови и что единственный человек, который может успокоить людей, – это Уго Чавес. Однако мятежный генерал отказался отпустить президента. И тогда Фидель решил пообщаться с западными журналистами, зная о том, что они мгновенно растиражируют его слова на весь мир. В итоге корреспондентка американской телекомпании Си–эн–эн из Каракаса, столицы Венесуэлы, передала благодаря содействию Фиделя в прямой эфир рассказ дочери Чавеса Марии Габриэлы о событиях и о том, где на самом деле находится президент Венесуэлы. Путчисты, которые уже намеревались вывести Чавеса с военной базы на самолете одного из местных олигархов, дрогнули и освободили президента.

14 апреля он вернулся на президентский пост при поддержке лояльных частей армии и десятков тысяч сторонников и сообщил, что не подавал в отставку, а переворот был организован администрацией Буша.

Дальнейшее известно. Уго Чавес провел радикальные реформы в своей стране, национализировал ключевые отрасли промышленности, принадлежавшие североамериканцам, чем вызвал гнев Белого дома.

Именно Латинская Америка и противодействие политике Белого дома стали приоритетами не просто внешней, а всей политики Фиделя Кастро во второй половине 1990–х и в 2000–е годы.

Прошло совсем немного времени после возвращения на свой пост Уго Чавеса, как на пост президента Боливии, самой бедной страны континента, уже в первом туре был избран представитель коренной народности – индеец Эво Моралес, которого Кастро также называет своим другом, «исключительной личностью и выдающимся человеком». «Он (Моралес) воплощает собой гибель прежней политической системы в регионе и решимость народных масс завоевать подлинную независимость. Его избрание означает, что политическая карта Латинской Америки меняется. Новые ветры дуют на этом полушарии»^[637], – констатировал Фидель.

Кризис доверия к Соединенным Штатам, ставшие популярными левые политические течения, приход к власти в ряде стран континента политиков, поддержанных народом, наконец, репутация самого Фиделя – все это позволило Кастро выдвинуться в Латинской Америке на роль беспрекословного морального авторитета. А также лидера в борьбе с глобализацией и североамериканским влиянием. «Когда в мае 2003 года стали известны результаты выборов в Аргентине и было объявлено о победе Нестора Киршнера и поражении Карлоса Менема, я испытал большое удовлетворение. Почему? Этому есть важная причина: самое худшее в неолиберальной глобализации в латиноамериканской стране, превратившейся в яркий символ неолиберализма, потерпело поражение»^[638], – говорил Фидель Кастро.

В проблемах своего региона Фидель разбирается не хуже, чем во внутренней жизни Кубы. Он давно понял, что время экспорта революций и боевых действий в латиноамериканской сельве ушло. Теперь настало время «экспорта идей», всего того хорошего, что наработала Куба в плане своих социальных достижений.

Фиделя нередко называют и националистом, и антиглобалистом, и антиимпериалистом. Но его национализм заключается в желании сделать Кубу страной, с которой бы считались мировые колоссы. Антиглобалист Фидель не против глобализации как явления: «…папа Иоанн Павел II, пользовавшийся всемирным уважением, посетив в 1998 году нашу страну, говорил о „глобализации солидарности“. Кто–нибудь мог бы возражать против такой глобализации в самом точном значении этого слова, которое охватывало бы не только отношения между теми, кто живет в одной стране, но и людей всей планеты, и чтобы завтра в мире настоящей свободы, равенства и справедливости солидарность проявляли также те, кто сегодня транжирит, разрушает и тратит попусту природные ресурсы и обрекает на смерть жителей этой планеты?»^[639]

Он – антиимпериалист, но выступает не против граждан США. Он против непреложной гегемонии этой страны в мире, против того, чтобы другие страны выполняли американские установки под угрозой наказания, как строптивая Куба, Иран, Ирак и др. Не случайно у Фиделя Кастро такое отторжение вызывает политика администрации Джорджа Буша–младшего, при которой неоконсерваторы–республиканцы получили возможность захватить, например, Ирак.

Дональд Рамсфелд, Джон Болтон, директор ЦРУ Джеймс Вулси и, особенно, идеолог и главный вдохновитель войны в Ираке, первый заместитель главы Пентагона Пол Вулфо–виц, впоследствии глава Всемирного банка, – это современные «неоконы», новые «ястребы», которые определяли внешнюю политику США с 2000 по 2008 год. Этих людей, которых Джордж Буш–старший не допускал в коридоры власти и которых называли в Белом доме бешеными, Буш–младший сделал своими ближайшими советниками.

В феврале 2003 года, за несколько недель до начала войны, он был в Малайзии в Куала–Лумпуре на саммите Движения неприсоединения и там долго беседовал с членами иракской делегации и с тогдашним вице–президентом Ирака Таха Ясином Рамаданом. «Я им сказал: „Если у вас действительно есть химическое оружие, уничтожьте его, чтобы облегчить работу инспекторов ООН“, – вспоминал Фидель Кастро. – Это было для них единственной возможностью избежать нападения. И думаю, они это сделали, если оно действительно когда–нибудь у них было. Нападение было уже решено, даже если бы у них не было этого оружия»^[640].

Фидель убежден, что еще с 1991 года, после вторжения в Кувейт, Саддам «замкнулся на логике, которая вела к серьезному кризису». «Мы проголосовали за резолюцию ООН, осуждавшую это вторжение. Я послал ему (в 1991 году) два письма с персональными посланцами, рекомендуя начать переговоры и вовремя уйти из Кувейта, – рассказывал Кастро. – В первом письме, датированном 2 августа 1990 года, я ему писал: «Обращаюсь к Вам, испытывая большую боль из–за полученного сегодня известия о вступлении войск Вашей страны в государство Кувейт. Независимо от причин, побудивших принять столь драматичное решение, не могу не выразить Вам нашу озабоченность в связи с серьезными последствиями, которые это может иметь для Ирака и для Кувейта, в первую очередь, и для всех стран третьего мира. Несмотря на узы дружбы, связывающие Кубу с Ираком, она не может не возражать против военного решения конфликта, возникшего между Ираком и Кувейтом. Незамедлительная реакция международной общественности, узнавшей об этом из сообщений транснациональных информационных агентств, создает очень опасную и уязвимую для Ирака ситуацию.

Я считаю очень вероятным, что Соединенные Штаты и другие союзники воспользуются случаем, чтобы военным путем вмешаться в конфликт и нанести Ираку сильный удар. Кроме того, Вашингтон будет стремиться укрепить взятую им на себя роль международного жандарма в районе Персидского залива. В такой ситуации решающим является фактор времени, и я призываю Вас, используя добрые услуги Лиги арабских стран или Движения неприсоединившихся стран, к кому мы обращаемся с этой целью, выразить свою готовность вывести иракские войска из Кувейта и немедленно найти путем переговоров политическое решение этих разногласий. Такие шаги содействовали бы укреплению международной позиции стран третьего мира перед лицом выступающих в роли жандарма Соединенных Штатов и одновременно укрепят позицию Ирака в глазах международной общественности. <…> Ясная позиция Ирака и его решительные и немедленные шаги в направлении политического урегулирования помогли бы нам предотвратить и сорвать агрессивные и интервенционистские планы Соединенных Штатов. Куба готова сотрудничать в любых действиях, которые способствовали бы достижению такого урегулирования»»^[641].

Однако Саддам не прислушался к доводам кубинского лидера, с которым был знаком с 1973 года. Тем не менее тот не переставал призывать иракского президента изменить его позицию: «Не следует допускать, чтобы всё, что построил народ Ирака в течение многих лет, а также его большие будущие возможности были разрушены новейшими видами оружия империализма. Если бы для этого существовали оправданные и неоспоримые причины, я был бы последним, кто просил бы Вас избежать этих жертв. Уступить требованию огромного большинства государств—членов Организации Объединенных Наций, просящих вывести войска из Кувейта, никоим образом не должно считаться ни бесчестием, ни унижением для Ирака»^[642].

Вторжение американцев в Ирак стало неизбежным. «Мы с большим вниманием следили за этой войной с марта по май 2003 года. Почему Ирак не сопротивлялся? Загадка. Почему не взорвал мосты, чтобы задержать продвижение американских сил? Почему не взорвал склады боеприпасов, аэропорты, до того как те попали в руки интервентов? Все это большая загадка. Несомненно, были военачальники, предавшие самого Саддама», – убежден Фидель. Он считает, что «народное сопротивление будет усиливаться, пока не прекратится оккупация Ирака». «Это будет адом и продолжит быть адом. Поэтому первой задачей должна быть немедленная передача реального контроля Организации Объединенных Наций, начало процесса восстановления суверенитета Ирака и установление законного правительства в результате решения иракского народа. Но подлинного, законного решения, а не выборов, проведенных в условиях неоколониалистской военной оккупации. Также следует немедленно прекратить скандальный дележ богатств Ирака»^[643].

Фидель Кастро не случайно уделяет такое внимание ситуации в Ираке. Он уверен, что «формулы атак на Кубу и на Ирак аналогичны. Сначала администрация выдвигает ряд ультиматумов, затем переходит к активным действиям»^[644].

Куба к 2007 году потеряла уже более 89 миллиардов долларов в результате торгово–экономического эмбарго со стороны США. В американской администрации, которая сделала некоторые исключения для экспорта на Кубу пищевых продуктов и медикаментов, а также телеоборудования, полагают, что эмбарго является «успешной мерой по борьбе с коммунистическим режимом, нарушающим права человека», и совершенно серьезно утверждают, что санкции не направлены против простых кубинцев.

В последние годы более 180 стран—членов ООН постоянно призывают Вашингтон снять эмбарго. В самих США некоторые высокопоставленные чиновники тоже понимают, что эмбарго является пережитком прошлого. Однако ситуация не меняется.

Несмотря на то, что главный враг Америки нынче – международный терроризм, призрак коммунизма никуда не испарился. Этот фантом необходим американской администрации, чтобы обыватель, запуганный им еще в колледже, не расслаблялся, для того, наконец, чтобы оправдать выделение денег на новые акции против Фиделя. И неважно, что распался Советский Союз, а Кастро уже далеко не тот коммунист, что братался с врагом Америки Никитой Хрущевым.

Сам Фидель не кровожаден, и его нельзя обвинить в тотальных репрессиях против инакомыслящих и травле диссидентов. В январе 2008 года кубинская Комиссия по правам человека и национальному примирению объявила, что количество заключенных, содержащихся в кубинских тюрьмах по политическим мотивам, сократилось в 2007 году с 283 до 234 человек. Они получают полноценное питание и медоб–служивание, имеют возможность почти каждую неделю общаться с родными, могут писать статьи и передавать их за пределы тюрьмы. Наконец, их семьи вполне свободно получают деньги, и причем немалые, от «благотворительных» организаций из США.

Кроме того, кубинские власти приняли решение присоединиться к двум международным конвенциям ООН – о гражданских и политических правах, а также об экономических и социальных правах. Их планируется подписать к марту 2009 года.

Фиделя нередко сравнивают с Давидом, одолевшим всесильного Голиафа. Кастро выиграл у североамериканцев все локальные битвы. Сверг марионеточный режим Батисты, расправился с наемниками в Заливе Свиней, с честью вышел из Карибского кризиса, унизил Белый дом Мариэль–ской переправой, выжил после сотен попыток покушения на него, не дал Кубе разрушиться в условиях жестокой блокады и на фоне распада СССР.

Американцам не хватает решимости поменять свою политику в отношении постреволюционной Кубы. Это уже вопрос государственной психологии.

Президентские выборы в новейшей истории США неизменно показывают, что голоса электората в «антикастров–ском» штате Флорида являются решающими в битве республиканцев и демократов за кресло главы Белого дома. Любой компромисс с Кастро или его режимом автоматически грозит соискателю президентского кресла в Белом доме потерей голосов более миллиона кубинских эмигрантов.

Этим, в частности, объясняется резкая антикастровская риторика Джорджа Буша–младшего во время его избирательных кампаний на пост президента США.

В 2000 году при подсчете голосов во Флориде оказалось, что 81 процент жителей штата проголосовали за Буша, тем самым обеспечив ему крошечный перевес над Альбертом Гором. То же самое случилось и в 2004 году, когда, получив меньше, чем Джон Керри, голосов в целом в стране, но опять победив во Флориде и получив решающие 27 голосов, Джордж Буш был избран президентом Соединенных Штатов на второй срок. И каждый раз Буш «по–своему благодарил» кубинских избирателей – ужесточая санкции против Кубы и щедро финансируя кубинских эмигрантов в их борьбе с кастровским режимом.

Личное противостояние Кастро и представителей американской политической элиты давно переросло в антагонизм систем, образов и, если хотите, философий жизни. США и Куба не сходятся в рукопашной схватке, не проливают кровь, не воюют друг с другом. На совести Белого дома десятки интервенций и переворотов в Латинской Америке, которые всегда сходили ему с рук. И только на маленькой Кубе он потерпел сокрушительное поражение.

Однако следует признать, что отношения между США и Кубой зашли в тупик не только по вине Белого дома. Фидель, образно говоря, «повелся на конфликт» с американцами и в 2000–е годы сделал антиамериканизм фактически основой своей политики. Едва ли не в каждом своем выступлении, в каждой статье он поминал недобрым словом северную империю и особенно своего оппонента Джорджа Буша.

Но еще 5 января 1999 года президент Клинтон предложил смягчить политику эмбарго. Впрочем, он имел в виду не межправительственные отношения, а расширение связей с неправительственными организациями и рядовыми гражданами Кубы. В октябре 2000 года сенат США принял поправку к закону, которая сняла запрет на торговлю продовольствием и медикаментами с Кубой. Клинтон подписал указ «об ограниченном снятии санкций с Кубы» и разрешил ввозить на остров товары первой необходимости.

В своей книге «Моя жизнь» Билл Клинтон посвятил несколько страниц Фиделю Кастро и рассказал о своей встрече с Габриелем Гарсиа Маркесом в Белом доме в первой половине 1990–х годов, когда кубинцы в массовом порядке эмигрировали в США: «Гарсиа Маркес не поддержал эмбарго против Кубы, введенное Соединенными Штатами, и пытался убедить меня его отменить. Я ответил, что не стану отменять эмбарго, добавив при этом, что являюсь сторонником Акта в поддержку демократии на Кубе, который давал президенту право улучшать отношения с Кубой, если на острове будут укрепляться свобода и демократия. Я также попросил Гарсиа Маркеса сообщить Кастро, что, если поток беженцев не прекратится, наши ответные меры станут еще более жесткими, чем те, которые Соединенные Штаты предприняли в 1980 году под руководством президента Картера. „Кастро уже стоил мне одних выборов, – сказал я. – Больше этого не повторится“. <…> Вскоре Соединенные Штаты и Куба достигли соглашения, по которому Кастро обязался остановить исход беженцев, а мы пообещали каждый год принимать дополнительно еще двадцать тысяч кубинцев в рамках нормального процесса допуска в страну иммигрантов. Кастро соблюдал это соглашение до конца моего президентского срока. Позже Гарсиа Маркес шутил, что он – единственный человек, который дружит одновременно и с Фиделем Кастро, и с Биллом Клинтоном»^[645].

В сентябре 2000 года в ООН состоялся так называемый «саммит тысячелетия», который должен был продемонстрировать добрую волю лидеров даже враждующих друг с другом государств. Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан пригласил их на торжественный обед. «По его окончании я, как обычно, стоял у своего стола и обменивался рукопожатиями с теми лидерами, которые, прощаясь, подходили ко мне, – вспоминал Билл Клинтон. – Я думал, что последним будет представитель Намибии – человек огромного роста, возвышавшийся надо мной. Но, когда он отошел, я увидел еще одного руководителя, которого до того момента заслоняла широкая спина намибийца, – это был Фидель Кастро. Он протянул мне руку, и я ее пожал, став первым американским президентом, обменявшимся с ним рукопожатием более чем за сорок лет. Фидель сказал, что не хотел меня беспокоить, но подошел, чтобы выразить мне свое уважение, перед тем как я покину президентский пост. Я ответил: „Надеюсь, настанет день, когда наши страны прими–рятся“»^[646].

Вернувшись на Кубу с «саммита тысячелетия», Фидель Кастро заявил в интервью катарскому телеканалу «Аль–Джа–зира»: «Мы готовы к примирению с США, но это зависит не только от нас. Куба хочет жить в мире со всем миром, вне зависимости от политических и религиозных убеждений». Впрочем, Фидель уточнил, что речь идет о «цивилизованном соседстве» с США и что сам он исключает «любое взаимодействие с капиталистическим режимом».

Что же касается проблемы кубинских беженцев, хочу привести здесь историю, которой на протяжении многих месяцев мировые СМИ уделяли особое внимание. Речь идет о так называемом «деле Элиана Гонсалеса».

25 ноября 1999 года недалеко от берегов Флориды потерпело крушение судно с нелегальными кубинскими эмигрантами. Из 14 человек в живых остались двое – мужчина и шестилетний ребенок Элиан Гонсалес Бротонс. Мальчик был тайно вывезен с Кубы матерью и ее гражданским мужем без согласия отца, который постоянно поддерживал отношения с сыном, выполняя все отцовские обязательства. Отец Элиана обратился в МИД Кубы с просьбой оказать содействие в возвращении сына. К его просьбе присоединились бабушки и дедушки как по отцовской, так и по материнской линии.

27 ноября 1999 года министерство иностранных дел Республики Куба предъявило США две ноты. Ко второй ноте прилагалось письмо отца ребенка. Однако от правительства Соединенных Штатов не последовало никакой реакции. Хотя с юридической точки зрения право отца Элиана было неоспоримо и находилось под защитой как кубинских, так и международных законов.

В результате в двух странах развернулись массовые кампании. Кубинские эмигранты в США требовали оставить мальчика «в свободной стране» у своих непрямых родственников. Тысячи демонстрантов в Гаване негодовали по поводу удержания Элиана на чужбине. Тогда Фидель Кастро сам занялся этим делом. Говорили, что случай с Элианом напомнил ему о личной трагедии, когда он был разлучен со своим сыном Фиделито, который в таком же возрасте был в 1950–е годы увезен матерью в США после развода родителей. Кастро стал буквально сражаться за мальчика.

Один миллион 826 тысяч долларов – в такую сумму обошелся американским налогоплательщикам процесс по «делу Элиана Гонсалеса». Только Верховный суд США в июне 2000 года постановил отправить мальчика на Кубу.

До аэропорта Дьюлз, штат Вирджиния, Элиана довез полицейский эскорт, за которым следовали многочисленные автомобили, вертолеты, набитые представителями СМИ. Элиан улетел на родину на чартерном самолете с отцом Хуаном Мигелем Гонсалесом, мачехой, сводным и двоюродным братьями, школьным учителем. Во втором самолете на Кубу возвращались одноклассники, учителя и друзья мальчика, которые специально прилетали в США, чтобы поддержать его во время судебных слушаний. В аэропорту Гаваны Элиана встречали многочисленные родственники и 800 школьников, которые размахивали кубинскими флажками и пели песни. Ликование кубинцев и самого Фиделя после возвращения Элиана Гонса–леса на родину сравнивали с празднованием победы над наемниками в Плайя–Хирон в 1961 году.

Несмотря на негодование кубинских эмигрантов президент США Билл Клинтон выразил удовлетворение исходом дела. Он сказал, что много раз проигрывал в уме эту ситуацию и хотел, чтобы «события были менее драматическими и травматическими». Возможно, это признание Билла Клинтона стоило демократам голосов выборщиков во Флориде, где они в тот год во время президентской кампании потерпели сокрушительное поражение.

Эмигранты, выйдя на улицы Майами, размахивали кубинскими флагами и выкрикивали оскорбительные слова в адрес Билла Клинтона и министра юстиции Джанет Рино, выступивших за возвращение мальчика на Кубу, поджигали мусор и автомобильные шины, нападали на полицейских с палками и дубинками. А на Кубе продолжалось ликование. Фидель Кастро заявил, что день возвращения мальчика – это первый за 40 лет день перемирия с США, «возвращение Элиана отцу – это победа и успех, достигнутые совместно с правительством и общественным мнением США».

Но у Фиделя не было никаких иллюзий относительно администрации Клинтона. Пожалуй, ни одно из международных событий, напрямую не затрагивающих интересы Кубы, не вызвало такой гневной реакции Кастро, как бомбардировка Белграда в марте 1999 года. Во всех выступлениях того периода Кастро так или иначе затрагивал тему бывшей Югославии. По горячности и риторике они напоминают речи Фиделя перед миллионами кубинцев времен революции.

«Когда я говорю о сербском народе, я говорю о миллионах мужчин и женщин, детей и стариков, но в особенности детей, беременных женщин, ни в чем не повинных гражданских лиц, если не считать преступлением их способность к самопожертвованию, их отвагу перед лицом смерти и способность петь патриотические или веселые песни, в то время как своими телами они защищали мосты, уже ставшие жизненно важными, которые соединяли две части столицы, – говорил Фидель Кастро на встрече с членами Национального союза студентов Бразилии в июле 1999 года. – <… > Когда Запад, и в первую очередь Европа, расчленил Югославию, начались войны и взаимные побоища между народами, составлявшими Югославию, которая на протяжении почти полувека жила в мире <…> я сказал некоторым европейским руководителям: никакая этническая чистка, никакое преступление не оправдывает геноцида, направленного против целого народа, миллионов безвинных людей, и потому мы требовали политического решения проблемы. <…> И если когда–нибудь град бомб обрушится на наш маленький остров, я уверен, что поведение нашего народа будет таким же героическим, каким было поведение сербов»^[647].

Именно после событий в бывшей Югославии антиамериканская риторика стала преобладающей в выступлениях Фиделя, а в вопросах внешней политики акцент почти полностью переключился на Северную Америку. Основания для беспокойства у Кастро появились после того, как он понял, что в Белом доме скоро будет править бал команда неоконсерваторов–республиканцев, идейные истоки которой восходят к небезызвестной доктрине Монро. Фиделя возмутило заигрывание Буша–младшего с кубинцами из Майами.

Неангажированные американские аналитики прогнозировали, что позиция Буша по кубинскому вопросу окажется значительно более жесткой, чем позиция Клинтона. Так и произошло. С этого момента началось личное противостояние Фиделя и Джорджа Буша. Фидель принялся иронизировать над новым главой Белого дома с присущим ему сарказмом: он выразил надежду на то, что Буш–младший все же «не так глуп, как кажется», заявил, что «руководство великой империей, соседями которой мы являемся, принял на себя какой–то весьма странный тип, от которого многого ожидать не приходится», и так далее в таком же духе.

Буш, в свою очередь, обвинял Фиделя во всех смертных грехах и на полном серьезе пытался убедить мировое сообщество в том, что Куба является одним из центров международного терроризма.

Однако в западном мире у Фиделя были не только противники, но и друзья. Многие из них – поистине великие люди – Эрнест Хемингуэй, Грэм Грин, Гарсиа Маркес. О Хемингуэе вообще речь особая. Он впервые приехал на Кубу в 1928 году для участия в соревнованиях по ловле рыбы–меча, полюбил этот остров и стал считать его своей второй родиной. На вилле под названием «Финка Вихиа», расположенной к югу от Гаваны, Хемингуэй жил с 1939 по 1960 год, пока проблемы со здоровьем не вынудили его вернуться в США. После самоубийства писателя в 1961 году его вдова передала виллу Фиделю Кастро, и в 1962 году в ней открылся музей. Хемингуэй, что называется, с натуры написал на Кубе одно из самых пронзительных своих произведений «Старик и море», за которое получил Нобелевскую премию. Уезжая с Кубы, Хемингуэй не взял из дома почти ничего. На «Финке Вихиа» с тех пор хранятся его охотничьи трофеи, коллекция мокасин и библиотека в девять тысяч томов.

До революции Хемингуэй не поддерживал никаких контактов с властями Кубы, избегал приемов и протокольных мероприятий, считая их бессмысленной тратой времени. А вот Фиделя Кастро очень уважал, говорил, что на острове впервые пришло к власти честное, некоррумпированное правительство, понимающее нужды народа. В 1960 году Хемингуэй пригласил Фиделя Кастро на турнир рыболовов, названный именем писателя. И надо же, Фидель, который до этого не жаловал рыбалку, победил на соревновании профессиональных рыбаков, выловив самую крупную рыбу!

Однажды Фидель рассказал, что прочитал «По ком звонит колокол» первый раз, когда был студентом. Потом перечитывал это<