Второй период «версальских мод»

(1661-1685)

 

В 1661 году умер Мазарини. К этому времени Людовику XIV было 23 года. Франция окончательно пришла к политическому лидерству в Европе в начале 80-х годов. В стране процветают мануфактуры и ремесленные мастерские, активно утверждаются капиталистические отношения.

Король поощряет науки и искусства. Он — первый меценат. Назначаются государственные пенсии артистам. Расцветает театр, для которого пишут Корнель, Расин, Мольер. В 1671 году открывается Опера. В том же году создается Академия архитектуры. Еще раньше, в 1666 году, начинает свою деятельность Академия наук. Отстраивается Версаль. Лучшие архитекторы, художники, мастера вкладывают в него свои знания и талант. Французский двор становится общеевропейским центром культуры, а вельможи являются образцом для подражания у всех современных аристократов.

Культ короля переходит всякие границы. Придворные льстецы сравнивают его с самыми прославленными героями и богами. Сен-Симон называет его «Абсолютный без возражения!». Придворные присвоили ему титул — «Король-солнце»! Сам о себе он сказал: «Государство — это я!». Его армия по обмундированию и обученности — лучшая в Европе (не считая России).

Драгоценные ткани, мебель, гобелены, зеркала, часы, кружево, замечательные ювелирные изделия пользуются грандиозным спросом во всем мире. В искусстве — кульминация стиля барокко, которым продолжают восхищаться в Европе, но который уже постепенно уступает первенство классицизму. Это блестящее царствование, однако, непосильно для французского народа.

Модный придворный костюм сохраняет жизнерадостную цветовую гамму и динамизм и, как прежде, служит юности, хотя заметно изменяется и «взрослеет» вместе с королем. Это и есть самая главная примета моды данного периода. Костюм проходит путь от пышного барокко до холодноватого раннего классицизма и от инфантильности к зрелости (рис. 75). Эволюция французской моды середины XVII века можно подробно проследить по придворным портретам Н. Ларжильера и других художников того времени, по работам К. Лоррена, Л. Леннена, по рисункам С. Леклерка, а также по издававшемуся в то время «Королевскому альманаху», где из года в год помещались портреты всех известных щеголей. И, конечно, по первому в мире журналу мод, появившемуся в 1672 году.

Многие авторы — Гутковская-Ришельевская (Польша), Э. Тиль (ГДР) и другие — считают, что в середине XVII века французская мода пережила свою кульминацию. Вот что о ней говорил Мольер устами своего персонажа крестьянина: «Бог ты мой! Никогда я не видывал, чтобы так одевались! Сколько там всего понакручено, да понаверчено, пуговиц сколько всяких у этих господ придворных!.. Волосы у них такие, что... они их напяливают на себя как колпак из кудели. На рубашках у них такие рукава, что мы с тобой, ты да я целиком бы в них влезли. Заместо штанов у них вроде как передник... заместо камзола кацавеечки какие-то, не доходят даже до пупа, а заместо воротника большой шейный платок... А еще у них воротнички совсем маленькие, на рукавах, а на ногах — бочки целые, обшитые позументом, и повсюду столько лент, столько лент, что просто жалость. Даже башмаки — и там понатыкано лент с одного конца до другого, и так они устроены, что я бы в них шею сломал»*. Э. Тиль отмечает, что мужской костюм напоминал мелочную лавочку, так он был увешан, украшен, перегружен, покрыт пуговицами, шнурами, бантами, лентами разных цветов в волосах, на штанах и других предметах одежды.

После смерти Мазарини Людовик стал фактическим главой государства и почувствовал необходимость в более представительном и строгом костюме, который соответствовал бы его новому положению. Не прошло и десяти лет после 1661 года, как моды во Франции и во всей Европе снова вернулись к строгости форм и даже приобрели лаконичность, не свойственную придворному костюму. Этому в немалой степени способствовало и то обстоятельство, что к 1670 году король ввел обязательную форму в армии. Армейский мундир не мог не поразить воображение и, конечно, его появление отразилось на моде.

В качестве мундира был принят длинный верхний кафтан, образовавшийся (по мнению историка старинных военных форм из ГДР Квинке) из венецианской шубки. В начале XVI века шубка превратилась в кафтан, перешедший в крестьянский костюм многих стран, а на плечах солдата этот кафтан снова пришел в город (рис. 77: 5). Подобный кафтан носился теперь не только солдатами-кавалеристами, но и просто горожанами в качестве верхней одежды и назывался он «кабан». Его кроили из сукна или грубой шерсти прямым или слегка раскошенным книзу в боковых швах. Посередине спины был шов, заканчивающийся длинной шлицей. Шлицу делали застегивающейся на пуговицы или прятали в глубокую встречную складку. Спереди «кабан» был распашной, застегивался на петлицы или на воздушные петли. Плечо, слегка удлиненное,— на естественном месте.

Широкие одношовные рукава кроились на 45—50 см длиннее мерки. Этот излишек после того, как рукав сшивали, сгибали пополам и заворачивали внутрь рукава, а затем подшивали. Низ подшитого рукава отгибали наружу на весь излишек длины и получался широкий обшлаг. Для того чтобы он не мешал движению, его пристегивали к рукаву на большую пуговицу. Для этой цели у края обшлага пришивали петлю из шнура или прорезали и прометывали петлю в самом обшлаге. Иногда рукав втачивался только сзади. Длина «кабана» варьировалась от нижней границы колен до середины икр.

Горловина вырезалась круглая, на 1—2 см больше мерки. Затем она обрабатывалась полукруглым отложным воротником с тупыми концами.

В середине 70-х годов Людовик XIV по случаю траура по своему тестю сменил кокетливое фигаро на новую одежду. Фигаро как бы вытянулось и достигло колен. Одновременно его начали слегка приталивать. Сначала застежки не было и полы свободно свисали, открывая рубашку. Появились прямые, почти длинные рукава. Через некоторое время талия обозначилась четче, спереди появилась застежка полы стали отделываться галуном. На свет появился камзол (рис. 78: 2, 3).

Камзол сначала носился поверх рубашки как верхняя одежда, и получил название веста (vesta). А после появления жюстокора* веста становится одеждой, поддеваемой под кафтан. Веста начинает повторять форму верхнего кафтана делается почти одинаковой с ним длины. Она слегка раскошена книзу и приталена. На ней карманы с клапанами и разрезы. Рукава прежде чем исчезнуть совсем, становятся укороченными. К концу XVIII века веста окончательно превратится в жилет.

Рингравы в это время начинают уступать одну позицию за другой. Сначала они сжались до оборки из лент а в 1682 году официально признано, что носить их с вестой и жюстокором невозможно. На смену им надолго пришли кюлоты, штаны нормальной ширины, длиной до колен. Правда, они почти полностью исчезали под юбкой жюстокора, так что с точки зрения щегольства они не играли почти никакой роли. Кюлоты под коленом иногда вместо пуговиц застегивались на пряжки, украшенные камнями, а у особенно богатых людей — бриллиантами.

В пару к камзолу в конце 60-х годов появляется новая форма одежды — приталенный кафтан, который получил название жюстокор (рис. 75: 6; рис. 80: 1). Что же в нем было нового? Покрой — с плотно прилегающим лифом, заниженной талией и расширенной юбкой. Рукава носили с широкими отогнутыми обшлагами, украшенными пуговицами и петлицами (брандебурами), постепенно заменившими обильные банты и петли из лент. К практичным изобретениям этого времени относятся и карманы с клапанами. Разрез сзади был необходим для удобства при езде верхом. Тогда же шпагу перестали носить на перевязи поверх одежды, а стали носить ее на поясе под кафтаном. Пришлось делать разрезы по бокам. Для того чтобы шпага, надетая под кафтан, не мешала, а также чтобы хорошо лежали и не распахивались полы, в боковые швы юбки вставлялись заложенные складками пластроны. И в них и делали разрезы для шпаги. Боковые разрезы иногда снабжали застежкой. Крой кафтана стал относительно простым и, безусловно, более рациональным, чем в прежних придворных модах, но щеголи не хотели отказываться от роскошных излишеств в костюме. Они учли упрощение формы костюма и обратили свое внимание на дополнения.

Особое пристрастие вызывали обувь, парики, трости, часы и пр. «Если у вас белокурый, искусно завитой парик, шляпа с перьями, платье, шитое золотом, да ленты огненного цвета...; может вы думаете, что от этого умней...»*,—говорит один из персонажей Мольера. Парики, действительно, были среди излюбленных увлечений дворянства. Они стоили очень дорого, поэтому обладание ими было доступно лишь очень богатым людям. Из-за огромного парика воротник еще сократился, да его, собственно, и не было видно, так как локоны с обеих сторон спадали каскадом с плеч на грудь и почти полностью его закрывали. Пришлось перед воротника, отделанный дорогим, часто венецианским кружевом, закладывать в складку и перевязывать. Так постепенно воротник превращается в галстук. Высокие каблуки туфель, которые стали не только предметом щегольства, но и социальным знаком остаются по-прежнему популярными. На подъеме туфель помещались изукрашенные модные пряжки. Также оставались по-прежнему любимыми и модными изящные шелковые чулки.

Вспомним господина Журдена, когда портной прислал ему узкие шелковые чулки, которые трудно было надеть.

К числу еще редких, дорогих, а потому особенно престижных дополнений к мужскому, костюму относились карманные часы. Были они в корпусах из посеребренной или позолоченной меди, которые украшались в стиле эпохи очень нарядно: делали их с чеканкой; со вставками из драгоценных металлов, черепахи, фарфора; отделывали эмалью (иногда вставляли миниатюрные портреты), жемчугом и драгоценными камнями.

Ювелирное искусство Франции заняло ведущее положение в Европе, но этим оно было обязано гранильщикам алмазов Амстердама и Антверпена: благодаря тому, что они изобрели огранку алмазов в виде розы, бриллианты стали главным камнем для роскошных украшений. В XVII веке появились броши (вместо булавок), которые носили и мужчины. То же касается подвесок, задача которых всегда была оттенить какую-то важную деталь или особенность в костюме.

Во времена Людовика XIV вошли в моду подвески и в виде креста. Кольца делались с большими гранеными камнями, на обручах колец чеканился и гравировался или делался на эмали узор. Очень любили кольца с сюрпризами: например, если надеть два или три таких кольца, из камней образовывался крест или еще какая-нибудь фигура. Именно такие кольца чаще всего применялись как обручальные, иногда в кольце помещалась капсула для благовоний.

К костюму в качестве дополнения носили шелковый шарф, который раньше встречался только в офицерских костюмах. Его по краям отделывали позументом или тяжелой густой бахромой. Шарф надевали как кушак, обертывали им бедра, завязывали и оставляли спереди, ближе к бокам, два расправленных конца (рис. 75: 5). Элегантный костюм, как и раньше, был немыслим без надушенных кожаных перчаток с раструбами, отделанными бахромой, шнуром или вышивкой.

При Людовике XIV модники носили преимущественна шелк, бархат и парчу. Шерстяные ткани за небольшим исключением оставались уделом горожан и крестьян, так как считались непрестижными. Парадные одежды покрывались золотыми и серебряными вышивками и иногда так густо, что трудно было определить цвет ткани. И всё это делалось несмотря на систематически повторявшиеся призывы и указы ограничить роскошь. Вернулось в костюм и драгоценное кружево. Открытый книзу рукав жюстокора как бы специально был создан для пышных кружевных манжет сорочки. Даже офицеры постоянно носили кружево. Шейные платки, концы галстуков также делались из кружев. Галстуки получили название «cravate» от кроатского полка, бывшего на французской службе. Ленты вышли из моды и встречались очень редко. Из них иногда делали на плечах украшение, напоминавшее эполеты, но к концу периода и этого не стало.

Итак, в основном мужской костюм теперь состоял из сорочки, камзола-весты, кафтана-жюстокора, штанов-кюлот, треугольной шляпы и закрытых туфель на каблуке с пряжкой или розеткой на подъеме. Кроме этого, костюм дополнялся множеством различных аксессуаров.

С помощью нового костюма кардинально менялся облик «идеального» мужчины более чем на сто лет. Разумеется, в нем происходили за такое длительное время незначительные изменения, но они не были принципиальными. По существу, появление этого костюма отразило поворот в человеческом сознании в сторону рационализма, хотя нельзя сказать, что рациональность победила окончательно: мода еще слишком зависела от придворной эстетики, для которой отсутствие рациональности в костюме, видимое «ничегонеделание» во все времена было главным классовым признаком. Но решительный шаг в сторону рационализма был сделан, хотя до его полной победы оставалось еще около ста лет. Однако и королевский указ об обязательном изготовлении и ношении одежды в соответствии с временами года также весьма рационален. Для каждого сезона предназначались специальные ткани. И появление специального, неофициального облегченного костюма типа «неглиже»* (о них речь еще пойдет ниже) — это тоже шаг в направлении рациональности. Словом «неглиже» тогда обозначались не обязательно интимные одежды, как, скажем, ночная рубашка, а часто скромные, неофициальные одежды.

Основа выразительности главного французского костюма этого периода — новое понимание формы и силуэта. Силуэтная линия и форма, которую она обозначает, стали более ясными, четкими, «читаемыми». Большую роль играла «фронтальность» костюма, шедшая от придворного этикета: придворные не могли поворачиваться к королю ни боком, ни спиной. Силуэт без шляпы — треугольный, со шляпой — трапециевидный. Ширина низа кафтана 1:1,5; отношение верхней части фигуры к нижней (при опущенной талии) 1:1,2. Несмотря на контрастное отношение объемов тела и костюма, последний не производил впечатление тяжелого. Это происходило из-за цельности формы и сокращения объемов кверху. Немалое значение имеет и активная вертикаль передней застежки (рис. 75: 6; рис. 78:1—4; рис. 80: 2). Хотя основные направления линий в костюме — и вертикальное и диагональное, главная линия — передняя застежка. Главным декоративным элементом являются белые воздушные жабо и манжеты. Дополнения, особенно шпага и трость, играют важную роль в костюме, усиливая динамику. Очень важен и парик со всей массой светлых подвижных локонов.

Этот костюм — закат барокко и начало классицизма, который завоевывает потихоньку Францию. Он уже довольно ярко проявляется в планировке городов, в новых цельных архитектурных ансамблях и в садово-парковом искусстве.