Часть третья как мыслят философы

Чтобы разобраться в том, какой вид умственной работы проделывают философы, прежде всего важно отличить мысль от не-мысли. Мысль, порождающая философские идеи, не есть чувство, воля, воображение, расчет... Нередко споры и недоразумения возникают из-за того, что путают одно с другим.

Но есть и такая задача: отличить философскую мысль от нефилософской. Если рациональность - это инструмент науки, воображение - искусства, воля - морали, то что остается философии? Критики философии говорят, что она - всего лишь "поэзия понятий", а то и хуже - злоупотребление языковыми неточностями и двусмысленностями. Избавившись от неопределенности естественного языка, говорят они, мы избавимся и от философии. Во всяком случае, можно уступить критикам в том, что наука и философия обращаются с понятиями различным образом.

Философия не может быть освобождена от условия логичности и от тех основных требований к сообщению, которые выработал опыт человеческой коммуникации (нам надо понять то, что сообщается, и мы требуем, чтобы философ отвечал за свои слова, был готов разъяснять их, в отличие, например, от поэта, который может нам сказать: "Понимайте меня как хотите"). В то же время надо признать, что философские доказательства никогда не доказывают в точном смысле слова, подобно доказательствам математическим. Чаще всего они играют роль подготовки к передаче идеи, которую воспринимающий может принять или не принять; последний шаг зависит от него, а не от автора концепции.

Если попытаться перечислить основные элементы философского синтеза, может получиться следующее. Первый шаг - это усмотрение новой связи явлений, привнесение в нее смысла. Часто это называется идеей. Проследить, каким образом она появляется, так же трудно, как объяснить происхождение художественного произведения.

Следующий шаг - логическое оформление идеи: она должна быть обоснована системой аргументов, без которых эта идея вообще не может считаться частью философского знания, не может быть допущена в сообщество идей. Философские аргументы могут существовать в истории философии сами по себе, и развитие их составляет целые сюжеты. Например, доказательство существования внешнего мира. Формально аргумент, отрицающий действительность мира вне субъекта, говорящий, что явь, сон и фантазия одинаково существуют лишь в сознании, возник еще в античности, но там он был скорее логической игрушкой. В средние века он также не был слишком притягательным, хотя некоторые богословские проблемы ("Может ли ЭТО сделать бывшее не бывшим?") вызвали его из забвения. Зато Новое время поставило этот аргумент в центр полемики: ведь проблема достоверного знания, столь важная для этой эпохи, упиралась в отсутствие критериев различения видимости и действительности. Наконец, наше время явно теряет остроту восприятия этой аргументации, расценивая проблему как не имеющую смысла.

Далее, философская идея, в отличие от научной, рано или поздно подвергается испытанию: способна ли она стать руководством к жизни. Знание только тогда становится собственно философским, когда оно соединяется с сознанием. Это особая процедура, которую не так просто описать, но представить ее результат достаточно просто: идея сливается с личностью в одно целое, которое обозначают разными словами (судьба, страсть, принцип, идеал...) - в зависимости от того, во что ее преобразил своей жизнью мыслитель.

Затем идея может включиться в диалектический процесс. Чтобы пояснить, что это такое, можно дать вольный пересказ рассуждения Фридриха Шлегеля, который заметил однажды, что обычные мысли - это мысли в профиль, они похожи на барельеф. Чтобы стать настоящей идеей, они должны быть 1) вывернуты наизнанку, вогнуты и 2) соединены со своим "негативом", с противоположной, выпуклой частью "барельефа". Тогда получается объемное изображение. Другими словами, следует довести мысль до крайности собственного самоотрицания и синтезировать противоположности. Если прошедшая такой путь идея верна, то она уже не исчезает из истории философии и становится частью сверхсистемы, смысл которой мы еще не знаем. Такие приключения идеи детально исследовала немецкая классическая философия. И хотя с изобретенной ею диалектикой согласны далеко не все философы, полноценное развитие идеи, как показывает история философии, действительно предполагает самораздвоение, борьбу с противоположностью и возвращение к себе на новом уровне.

Стоит заметить, что философские идеи нельзя проверить практикой, как это порой утверждают, однако суть идеи иногда можно понять и "по плодам", если обратить внимание на то, как идея реализуется в обществе, в индивидуальной судьбе, в истории.

ЗАДАНИЯ

Фрэнсис Бэкон считал, что есть три метода научного познания. Один - метод муравья, который тащит в свой муравейник все, что попадается ему по дороге. Это "ползучий" эмпиризм. Второй - метод паука, который вытягивает нить из самого себя. Это рационалистическая схоластика. И наконец - метод пчелы, которая собирает в свой улей нектар разных цветов и превращает их в мед. Это метод самого Бэкона, метод индукции.

Попробуйте подыскать такие же метафоры для философских методов познания.

2. В "Отрочестве" Л. Толстого мы встречаем следующее описание мыслей героя: "Я воображал, что, кроме меня, никого и ничего не существует во всем мире, что предметы не предметы, а образы, являющиеся только тогда, когда я на них обращаю внимание, и что, как скоро я перестаю думать о них, образы эти тотчас же исчезают... Были минуты, что я... иногда быстро оглядывался в противоположную сторону, надеясь врасплох застать пустоту там, где меня не было".

Попробуйте переубедить юного философа, если не хотите разделить его идеи.

3. Поразмышляйте над стихотворением А. Пушкина:

Движенья нет, сказал мудрец брадатый.

Другой смолчал и стал пред ним ходить.

Сильнее бы не мог он возразить;

Хвалили все ответ замысловатый.

Но, господа, забавный случай сей

Другой пример на память мне приводит:

Ведь каждый день пред нами солнце ходит,

Однако ж прав упрямый Галилей.

Какое требование для философской аргументации можно отсюда извлечь?

4. Хайдеггер заметил, что следует отличать в науке строгость и точность: строгость философии как раз в ее неточности.

Попробуйте истолковать это положение.