Проблема «институциональной неадекватности» российского государства в 90-е годы

В ходе реформ 1992–2002 гг. российская экономика претерпела кардинальные изменения двух типов:

· системные, то есть связанные с возникновением и становлением рыночных институтов экономической деятельности;

· вещественно-структурные, нашедшие отражение в почти двукратном падении валового продукта, резком сокращении доли обрабатывающих отраслей в структуре промышленного производства и росте доли услуг в ВВП.

Реформы, следовательно, привели к прогрессу с точки зрения системной трансформации при одновременном глубоком экономическом кризисе. Такое сочетание абсолютно естественно, если учитывать дезорганизацию экономической системы в переходный период. Однако глубина и главное длительность кризиса (уже как минимум шесть лет) не могут не внушать серьезную тревогу.

В 2003 г. спад замедлился. В значительной мере это явилось результатом стабилизации или прироста производства в экспортоориентированных отраслях топливно-сырьевого комплекса и в отраслях первого передела. Эти отрасли наиболее устойчивы, имея внешние рынки сбыта и низкую эластичность спроса на свою продукцию внутри страны.

Развитие топливно-сырьевого потенциала по экспортоориентированной модели, безусловно, представляет собой вариант, неблагоприятный ни с точки зрения потенциала нашей страны, ни с точки зрения ее положения в мире'. Но другие реальные перспективы в ближайшие годы не просматриваются. Задача поэтому состоит не в том, чтобы сделать другой стратегический выбор, а в том, чтобы ускорить начало общего подъема народного хозяйства и обеспечить максимально возможную сбалансированность развития даже в тот период, пока топливно-сырьевой сектор будет оставаться «локомотивом» российской экономики.

Кризис, вызванный распадом прежней экономической системы и усугубленный объективными и субъективными факторами реформаторского периода, имеет очень мало общего с шумпетерианским «созиданием через разрушение».

В отличие от системных (институциональных) реформ кризис и структурные изменения в России не были результатом целенаправленной политики, а явились формой стихийного приспособления (или «негативной адаптации») экономики к финансовой политике правительства и спросовым ограничениям. Денежно-кредитные рестрикции, таким образом, выступают видимой причиной деградации экономической структуры, хотя сама ограничительная политика до последнего времени была способом защиты экономики от угрозы гиперинфляции и полного развала.

В общем и целом в ответ на денежно-кредитные рестрикции, а также на конкуренцию импорта в первую очередь сворачивались технически отсталые предприятия и отрасли обрабатывающей промышленности, выпускающие некачественную и неконкурентоспособную продукцию. Наиболее заметно это проявилось в глубоком кризисе легкой и пищевой промышленности. Однако произошло и резкое сокращение производства машиностроительной продукции, в том числе наиболее технически сложной и высококачественной, а также продукции других отраслей обрабатывающей промышленности. Спад не обошел стороной и топливно-сырьевые отрасли, где в два-три раза сократились объемы поисковых работ, освоения новых месторождений, строительства трубопроводов и других объектов инфраструктуры, хотя здесь спад связан не с отсутствием спроса, а с недостатком инвестиций.

Таким образом, кризис поразил конечное производство, сворачивающееся из-за отсутствия платежеспособного спроса и усиления иностранной конкуренции, и по технологической цепочке распространился на всю остальную промышленность, включая топливно-сырьевые отрасли и первичную переработку. Это значит, что в процессе трансформационного спада в России (в отличие от хода циклического кризиса в рыночной экономике) сокращение производства происходило вследствие не только неконкурентоспособности и неэффективности, но и «негативной адаптации» всей промышленности к неблагоприятным экономическим условиям. Наиболее устойчивыми оказались те отрасли, которые выпускают сравнительно простую и однородную продукцию, низкоэластичную к спросу, не испытывающую иностранной конкуренции и, напротив, имеющую внешние рынки сбыта. Поэтому вместо повышения эффективности, технологической оснащенности и конкурентоспособности, которое в рыночной экономике происходит на основе механизмов, возникающих в период кризиса, в России наблюдается деградация промышленной структуры.

В результате сокращения производства и «утяжеления» вещественного состава промышленности в 1992–1994 гг. «негативная адаптация» в основном завершилась, и промышленность пришла в состояние определенного равновесия (соответствия) с другими частями экономической системы, понимаемой в качестве и вещественной, и институциональной совокупности. Иными словами, промышленность, во-первых, заняла новое, достаточно устойчивое положение относительно сельского хозяйства, торговли, услуг и других сфер материального и нематериального производства, и во-вторых, приспособилась к состоянию и действию сложившихся экономических механизмов. Сравнительная устойчивость современных объемов и структуры промышленного производства находит свое проявление в заметном замедлении спада, слабой отрицательной реакции производства на финансовые рестрикции 2003 г. и на введение валютного «коридора», а также в устойчивости обменного курса рубля, который не приближается ни к верхней, ни к нижней границе этого «коридора».

Однако сохранение чрезвычайно низкого уровня деловой активности, при котором перспективы роста имеет только небольшая группа отраслей, связанных с внешним рынком, свидетельствует о том, что ни стихийная реструктуризация производства в ходе нынешнего трансформационного спада, ни системные реформы 1992–2002 гг. не создали существенных внутренних механизмов роста. Между тем кризис такой силы и продолжительности, который переживает сегодня Россия, в рыночной экономике породил бы внутренние импульсы к подъему и, вероятно, сменился бы весьма бурным оживлением экономики. Это свидетельствует о том, что российская экономика как институциональная система еще довольно далека от рыночной системы, или, что то же самое, свидетельствует о высокой степени незавершенности и неполноты реформ.

Глубина спада производства в России была выше трансформационного, что было обусловлено более деформированной, чем в других постсоциалистических государствах, структурой экономики, 75% которой приходилось на отрасли ВПК и производства средств производства, непоследовательностью рыночных реформ и массовым уходом производства в тень (30–50% ВНП не входит в официально учитываемые его размеры).

Сокращение темпов спада, но все-таки продолжающееся в течение 9 лет падение производства и ВВП обусловливает снижение жизненного уровня населения через конфискацию накопленных доходов, инфляцию, рост безработицы (или ее подавленный характер, обусловливаемый «окукливанием» предприятий) и углубление дифференциации населения по уровню получаемых доходов, о чем свидетельствует как рост коэффициента К. Джини, так и рост (до 2002 г.) вогнутости кривой М. Лоренца. Децильный коэффициент возрос с 1:1,8 в 80-е годы до 1:16 в 2000 г. и 1:14,1 в 2004 г.

Падение реальных доходов населения России за 1991–2001 гг. составило 30%, потребление материальных благ и услуг снизилось на 10% [13, с. 3]. В 2002 г. среднедушевые реальные доходы выросли на 2,5% [6, с. 2], в 2003 г. — упали на 18%, в 2004 г. — на 15%.

1. «Открытие» подавленной инфляции, либерализация цен обусловили высокую инфляционность переходных экономик, подавление которой обеспечивается тем быстрее, чем выше последовательность и темпы рыночных преобразований (страны Балтии, с одной стороны, и Украина — с другой).

В России ИПЦ изменялся следующим образом:

1991 г. — 261%; 1992 г. — 2680%; 1993 г. —1008%; 1994 г. — 324%; 1995 г. — 231%;

1996 г. — 123%; 1997 г. — 111% [14, с. 3], 2000 г. — 105,6%.

2. Трансформационный спад, завышенная занятость в централизованно-управляемой экономике объективно обусловливают рост безработицы в переходный период численность населения, не занятого в экономике и ищущего работу в России в первом квартале 2000 г. составила 9,2 млн. человек, или 12,5% всего экономически активного населения в соответствии с методологией Международной организации труда, а численность официально зарегистрированных безработных – 1,2 млн. человек, или 2,7% экономически активного населения.

3. Аграрный кризис и полная монополия госсобственности на землю усложняют становление многообразия экономических субъектов аграрного рынка и решение обостряющегося во всех постсоциалистических странах аграрного вопроса.

4. В связи с концентрацией предпринимательских качеств преимущественно у номенклатуры, которая всегда их реализовывала «в тени», в криминогенных формах первоначальное накопление капитала не могло не осуществиться в формах «номенклатурной» [3] приватизации госсобственности или ресурсов и неплатежей.

5. Кризис государственности в сочетании с криминогенными формами реализации предпринимательских качеств обусловливает усиление криминогенной ситуации в экономике, слияние государственных структур и теневого капитала, что ставит задачу укрепления экономической безопасности как внутренней, так и внешней. Эти процессы обусловлены тем, что в переломные для общества моменты традиционные связи оказываются разорванными, а система ценностей испытывает деформацию. Усиливается опасная тенденция распада общества на атомарные единицы и группы, ведущие борьбу всех против всех в своих узко-эгоистических интересах. Действуют правила игры, определяемые не столько правовыми нормами, сколько реальным соотношением сил и влияния корпоративных группировок, захвативших контроль над бывшей государственной собственностью. Примат силы над правом затрудняет появление эффективного собственника. Вместо него – характерна фигура временщика, стремящегося к скорейшему обогащению и переводу капитала за рубеж. Отсюда – истоки криминализации экономических отношений и общественной жизни в целом. Очевидно, что выход из экономического кризиса не может быть осуществлен только с помощью государственных структур, путем реформ сверху. Сам бюрократический аппарат в значительной степени подвержен коррупции.

6. Высокая дефицитность государственных бюджетов, ведущая к высокой денежной и кредитной эмиссии, генерирующим инфляцию. Дефицит госбюджета России составлял: 1995 г. — 70 трлн. руб.; 1996 г. — 80,55 трлн. руб.; 1997 г. —
89 трлн. руб.; 1998 г. — 132,4 млрд. руб., который должен был быть покрыт за счет выпуска государст­венных ценных бумаг и внешних заимствований, фактически — 143,7 млрд. руб. (5,3% ВВП), 1999 г. — 101,3 млрд. руб. (2,5% ВВП), фактически — 58 млрд. руб.

7. Завышение наметившихся в начале 20 века тенденций обобществления и социализации экономики привело к высокой монополизации всех сфер экономики стран реального социализма, что обусловливает необходимость демонополизации в процессе приватизации и дальнейшего функционирования государственных
(казенных) предприятий на основе разукрупнения и коммерциализации их деятельности.

8. Высокий налоговый прессинг: налоги составляют 22,2% ВВП [10], а вместе с социальными взносами — 33%, государственные расходы — 45% ВВП, что превышает оптимальные границы по кривой А. Лаффера.

9. Инвестиционный кризис — за 1991–1996 гг. инвестиции снизились на 72,1%, в 1997 г. — на 5%, 1998 г. — на 6,8 %, 1999 г. — рост 2,7%.

10.Усиление криминогенной ситуации в экономике, слияние государ­ственных структур и теневого капитала, что ставит задачу укреп­ления экономической безопасности как внутренней, так и внеш­ней.

14. Несмотря на экономические, социальные, национальные, геополитические и другие особенности каждой из постсоциалистических стран, реакция их экономик на рыночные преобразования является совершенно нормальной, что свидетельствует о внутренней присущности рыночной саморегуляции современной экономической цивилизации.

В рыночной системе рост является результатом действия всей совокупности экономических институтов, то есть принципов экономической деятельности и учреждений, организаций, которые обеспечивают их соблюдение. Поскольку институты поддерживают существующее положение в экономической системе или вносят в нее изменения, они всегда имеют характер инструментария и могут рассматриваться как «механизмы». Но и в переходной экономике возможно расширение производства на основе продвинутых, хотя и незавершенных реформ.