Тлалоци встал, не поднимая головы.

- Здесь против нас действует мощная магия, повелитель. Сначала мы потеряли Ники Бако, и теперь глаза этой женщины закрыты для твоего образа.

- Она должна быть открыта моей силе, иначе она не может быть совершенной жертвой, - сказал Супруг Красной Жены.

- Я знаю, повелитель.

- Ты маг, Тлалоци. Как нам обезвредить эту магию?

Маг задумался. Прошло несколько минут. Я старалась лежать тихо, не привлекая к себе внимания. Наконец Тлалоци поднял глаза.

- Чтобы поверить в твое видение, она должна поверить в тебя, повелитель.

- Как мне убедить ее, что я бог, если она не ощущает моей силы?

Это был хороший вопрос, и я терпеливо ждала, пока Тлалоци ответит. Чем дольше он будет думать, тем больше времени я выиграю. Рамирес спешит на помощь. Мне надо было в это верить, потому что другого выхода не было, разве что я как-то найду способ уговорить их развязать меня.

Ручка-нож все еще оставалась у меня в кармане. Я вооружена, если только смогу освободить руки и если стальное лезвие его ранит. Конечно, есть еще четверо помощников, и Тлалоци, и армия трупов с содранной кожей. Если с богом удастся покончить, то придется заняться и остальными тоже. Они, наверное, будут недовольны, если я убью их бога. Только я пока никак не могла сообразить, как это сделать.

Если Рамирес с кавалерией не прибудет, я крупно влипла. Эдуард на этот раз не ищет меня. Впервые с тех пор, как я пришла в себя, я подумала, жив ли Эдуард. Господи, пусть он будет жив. Но жив Эдуард или нет, в спасательной операции он сегодня участвовать не будет. Я призналась себе, что в этой ситуации помощь мне нужна, а единственная моя надежда - Рамирес и полиция. В больнице он опоздал. Если он опоздает сегодня, я, пожалуй, жаловаться уже не буду.

Тлалоци отвел своего бога чуть в сторону от меня. Наверное, хотел ему что-то сказать, чтобы я не слышала. А какая им разница, слышу я или нет? Что им от меня скрывать? Они с радостью мне сообщили, что меня убьют. Значит, им уже ни к чему особо церемониться с моими чувствами. Тогда в чем же дело?

Супруг Красной Жены расстегнул ожерелье из языков и отдал его жрецу. Потом снял стальной нагрудник, и один из парней в чужой коже выступил вперед и в коленопреклоненной позе принял его. Бог снял юбку из кишок, и ее принял второй прислужник. Хозяин даже не просил их помогать, но явно предполагал, что кто-то рядом окажется. Он олицетворял собой полнейшую надменность, да еще с очень ранимым самолюбием, и эта надменность никогда еще не подвергалась испытанию во внешнем мире. Он был как та принцесса из волшебной сказки, воспитанная в башне из слоновой кости, которая только и слышала от своего окружения, как она красива, как добра, как умна, пока не пришла ведьма и не наложила заклятие. Может, я могу сыграть роль ведьмы, хотя в заклятиях я ни ухом ни рылом. Тогда, может, мне сыграть принца, который бога из этой башни выведет? Сейчас мне не особенно приходилось перебирать роли.

Бог был одет в макслатль, как почти все окружение Обсидиановой Бабочки, только этот макслатль был черным, а спереди у него была тяжелая бахрома из золотых нитей. На ногах у бога были сандалии с бирюзой, которые я не заметила, пока он был одет в отрезанные части тел. Забавно, как от испуга не замечаешь деталей.

Он пошел ко мне, излучая на каждом шаге уверенность в себе. Макслатль открывал все его тело сбоку от пояса до сандалий. Очень неплохо смотрелось бедро, но знаете поговорку: "Красота не в глазах, а в поступках"?

- Так лучше? - спросил он непринужденно, с легким поддразниванием, снова глядя умиротворенными глазами, как будто все получалось так, как он и предвидел, и непонятно даже, почему может быть иначе. Итцпапалотль тоже была самоуверенной, но не умиротворенной.

- Намного лучше, - ответила я.

Подумала было добавить, как я люблю смотреть на почти голых мужчин, но к такому очевидно сексуальному тону я решила прибегнуть, если другого выхода не окажется.