Устав женских учебных заведений 1855 года

Завершающим звеном реформирования женских учебных заведений Ведомства императрицы Марии стало создание для них в 1855 году единого Устава взамен существовавших отдельных уставов и положений для каждого института. Этот Устав почти полностью воспроизводил и отчасти развивал мысли Комитета по пересмотру уставов женских учебных заведений 1844 года «об устройстве в институтах по всем частям одного общего порядка на однообразных началах» и вносил в них некоторые коррективы, продиктованные временем.

Устав 1855 года был разработан в соответствии с прямым указанием Николая I и, по словам официального историографа Ведомства учреждений императрицы Марии, прежде всего имел «в виду привести в одну систему все коренные правила институтского устройства» и четко закрепить «установленную между институтами постепенность, основанную на согласовании воспитания с состоянием учащихся, в чем именно и заключается принятое в последнее время главнейшее правило в женском воспитании» [24, с. 210–212; выделено нами. – Авт. ]. Иными словами, основная идея и цель Устава 1855 года заключалась в том, чтобы законодательно закрепить более чем полувековую практику реализации сословных принципов в женском образовании. Закрепить буквально на излете сословной николаевской эпохи в образовании, на пороге новой эпохи образовательных реформ, центральной идеей которых была «всесословная школа».

Общая цель воспитания в женских учебных заведениях, по Уставу, оставалась прежней – приготовление воспитанниц «к добросовестному и строгому исполнению предстоящих им обязанностей, дабы они, со временем, могли быть добрыми женами и полезными матерями семейств» [32, параграф 3].

Все женские учебные заведения Мариинского ведомства теперь делились на три, а не на четыре, как ранее, разряда. Специальные заведения в Уставе не выделяли в особый, четвертый разряд, а просто поименовывались в примечании к параграфу 5. Смысл деления на разряды оставался прежним – «для применения воспитания девиц к состоянию их семейств и потребностям разных сословий» (параграф 3).

В соответствии с этим сословным принципом учебные заведения «назначались преимущественно: I разряда – для дочерей дворян потомственных и лиц, приобретших военные и гражданские чины не ниже штаб-офицерского, II разряда – для дочерей личных дворян, военных и гражданских обер-офицеров, почетных граждан и купцов, а III разряда – для девиц прочих свободных состояний» (параграф 6). Тем же сословным задачам должны были отвечать и условия быта воспитанниц в различных учебных заведениях. Как отмечалось в Уставе, «содержание девиц в заведениях всех разрядов должно быть сообразно... с состоянием воспитывающихся, чтобы оно отнюдь не развивало в воспитанницах таких потребностей, удовлетворение которых превышает средства их семейств и сословий» (параграф 83).

К первому, «высшему» разряду причислялись 4 столичных и 13 губернских институтов, причем Воспитательное общество благородных девиц было, как и прежде, выделено в первое отделение первого разряда (параграф 7). Ко второму, «среднему» разряду относилось 14 губернских женских учебных заведений (в сравнении с 1844 г. в этот разряд из «низшего» были подняты Оренбургское училище и Киевское училище графини Левашевой). Третий, «низший» разряд составляли 7 женских учебных заведений, с учебным курсом, близким скорее к приходским, нежели уездным училищам (параграф 5).

Таким образом, к средним женским учебным заведениям относились только институты и училища первых двух разрядов. На 1855 год в Мариинском ведомстве таковых было 31. Почти все они были закрытыми заведениями. (Открытых было только 2 – пансион при Гатчинском Николаевском сиротском институте и Тобольская мариинская школа.) Воспитанницы за все время обучения не покидали учебные заведения. Но свидания их с родителями стали чаще, чем раньше; посещение детей родителями допускалось теперь один-два раза в неделю (параграфы 8, 120, 121).

Система управления учебными заведениями в Мариинском ведомстве оставалась такой же, как она сложилась в середине 1840-х годов. «Главное управление» ими было «вверено Главному совету», «непосредственное же управление каждым заведением возложено на советы местные» (параграф 12). В круг обязанностей местных советов входило: «попечение об установлении и постоянном сохранении в заведениях надлежащего по всем частям порядка и благоустройства»; «заведование денежными суммами и всем имуществом заведений»; «распоряжение» их доходами и расходами; решение вопросов «о приеме и увольнении воспитанниц», об «избрании, определении и увольнении должностных лиц», наблюдение за деятельностью последних.

Члены местного совета по учебной и по хозяйственной части ведали соответственно «умственным образованием» и «хозяйственным управлением». Нравственное и физическое воспитание девиц вверялось начальнице заведения. И начальница и члены местных советов, должности которых считались почетными и которые, говоря современным языком, работали на общественных началах, назначались императрицей (параграфы 12, 19, 28, 29, 181).

Срок обучения в большей части женских учебных заведений Мариинского ведомства оставался шестилетним. Возраст приема был еще несколько увеличен – с 10,5 до 12,5 лет. Все девицы, поступающие в заведения двух первых разрядов, должны были «уметь читать и писать на русском и одном из иностранных языков», о чем необходимо было предъявить соответствующие свидетельства (параграфы 49, 56, 65). Иными словами, начальное, «приготовительное» образование по-прежнему приобреталось в домашних условиях.

Устав выделял три вида образования (воспитания) в женских учебных заведениях – физическое воспитание, нравственное воспитание и умственное образование.

Цель физического воспитания заключалась «в стройном развитии и укреплении сил телесных воспитанниц и предохранении их от болезней» (параграф 97).

«Нравственное воспитание, – говорилось в Уставе, – должно основано быть на религии. Утверждая в сердцах девиц веру в Бога, упование на Его промысел, покорность святой Его воле и христианскую любовь к ближнему, им должно в то же время внушать непоколебимую преданность престолу, благоговейнейшую признательность к августейшим их покровителям и пламенную любовь к отечеству, и всеми мерами поддерживать в сердцах их привязанность и повиновение к родителям и воспитателям».

Не менее важной считалась и другая цель нравственного воспитания, следующим образом сформулированная в уставе: «Удаляя от девиц всякий ложный блеск, могущий дать им неправильное понятие о будущем их назначении, воспитание сие, кроме общих нравственных целей, следует направлять к утверждению и укреплению в воспитанницах любви к порядку и труду, соответственно назначению их в семействе и обществе» (параграф 101, 102). В последующих статьях Устава раскрывался и характер этого труда в зависимости от сословной принадлежности воспитанниц.

Умственное образование, или, как говорилось в Уставе, «образования ума и вкуса девиц» осуществлялось «преподаванием им наук, языков и искусств, равно обучением их рукоделиям». При этом соотношение всех названных компонентов в содержании образования также строго подчинялось сословным задачам учебных заведений различных разрядов. С этой целью «в отношении числа и объема учебных предметов для заведений каждого разряда, сообразно с будущим назначением воспитанниц и другими местными условиями» впервые были составлены единые для всех учебных заведений соответствующего разряда «особые расписания преподаваемых наук, языков и искусств», а также единая «таблица учебных часов», которые публиковались в приложениях к Уставу.

Устав подчеркивал, что преподавание учебных предметов должно производиться в строгом соответствии с утвержденными наставлениями, программами и учебными руководствами. В отношении «искусств» – рисования, пения, музыки Устав отмечал, что на них «особенное внимание должно быть обращаемо» в заведениях «двух первых разрядов». Что же касается «рукоделий изящных и еще более хозяйственных», то они в этих заведениях составляют «необходимое дополнение учебного курса, но для обучения оным назначается свободное от занятий науками и искусствами время». Напротив, в заведениях третьего разряда рукоделия «должны составлять главный предмет обучения воспитанниц, которых в особенности следует приучать ко всем хозяйственным и домашним работам, равно, по возможности, к некоторым ремесленным занятиям; самое преподавание наук в сих заведениях должно преимущественно служить к объяснению воспитанницам предметов, относящихся к их быту и промыслам» (параграфы 105–110).

В соответствии с этими установками были составлены указанные «расписания предметов учения» и «таблица учебных часов» в женских учебных заведениях [32, Приложение к с. 106].

 

Таблица 3

Таблица учебных часов в женских учебных заведениях
Мариинского ведомства

 

	I разряд	II раз- ряд	III раз- ряд
1 отделение	2 отделение
Младший и средний классы	Старший класс	Младший класс 3 года	Старший класс 3 года	Младший класс 2 года и средний 4 года	Средний класс 1 год и старший класс 2 года
Закон Божий
Русский язык								4,5
Французский язык	4,5	4,5	4,5	4,5	4,5	4,5	4,5	–
Немецкий язык	4,5	4,5	4,5	4,5	4,5	4,5	4,5	–
Арифметика	1,5	1,5	1,5	1,5	1,5	1,5	1,5	1,5
Курс о явлениях природы	–	1,5	–	1,5	–	1,5	–	–
Курс о произведениях природы	–	1,5	–	1,5	–	1,5	–	–
География								{1,5
История
Рисование		1,5		1,5		1,5	1,5
Чистописание		1,5		1,5		1,5	1,5	1,5

 

Примечание 1. Рукоделиям девицы обучаются в часы, свободные от преподавания, из числа назначенных на уроки по общему распределению дня; а для занятия музыкой назначаются, по мере надобности, часы из учебного и рекреационного времени.

Примечание 2. На гимнастические упражнения, в случае необходимости, отделяется один час от послеобеденной рекреации.

 

Как видно из приведенной таблицы, курс обучения в женских учебных заведениях Мариинского ведомства по существу оставался таким же, каким он был определен в 1844 году. От разряда к разряду он существенно снижался. Общее число недельных часов на «науки и языки» составляло в институтах I разряда – 28,5, II разряда – 25,5 и III разряда – 15 часов, т.е. на полтора часа меньше, чем было установлено для заведений III разряда Комитетом по пересмотру уставов женских учебных заведений десятью годами ранее (в 1844 г. на географию и историю здесь отводилось по полтора часа в неделю, теперь – полтора часа на оба предмета вместе). Это еще более подчеркивало окончательно сформировавшийся официальный взгляд на утилитарно-прикладной характер элементарного образования для «низших сословий».

Ведущими предметами учебного курса в женских институтах были языки – 42% учебного времени. При этом на русский язык и словесность отводилось в три раза меньше времени, чем на иностранные. На изучение арифметики, также как и естественных наук, было отпущено в два раза меньше времени, чем на каждый из остальных предметов, включая Закон Божий. Последний в женских средних учебных заведениях, в отличие от мужских, занимал равное место со всеми основными учебными предметами: 3 часа в неделю или 10,5% учебного времени в учебных заведениях I разряда, 11,8% – в заведениях II разряда и 20% – в заведениях III разряда. Здесь по числу учебных часов только рисование равнялось с Законом Божьим, а русский язык превосходил его в полтора раза. Напротив, на каждый из остальных учебных предметов отводилось в полтора раза меньше времени, чем на Закон Божий.

Характеристика учебного плана женских институтов Мариинского ведомства была бы неполной без сравнения с учебным планом мужской школы того же периода. Такое сравнение ранее не проводилось в литературе. Сопоставим один из основных типов мужских гимназий по учебному плану 1852 года с наиболее распространенными и наиболее полными по учебному курсу женскими институтами второго отделения I разряда.

 

Таблица 4

Таблица учебных часов в мужских гимназиях и женских институтах

Учебные предметы	Мужские гимназии 1852 г.	Женские институты второго отделения I разряда
в часах	в %	в часах	в %
Закон Божий		7,1		10,5
Русский язык		14,3		10,5
Математика		14,3		5,3
Естественные науки		10,1		5,3
История		7,7		10,5
География		6,5		10,5
Французский язык		12,5		15,8
Немецкий язык		12,0		15,8
Латинский язык		9,5	–	–
Чистописание и рисование		6,0		15,8
Итого:

 

Как показывает сравнительная таблица, в женских институтах Закон Божий занимал в полтора раза больше места в учебном плане, чем в мужских гимназиях. Новые языки – в 1,3 раза, чистописание и рисование – в 2,7 раза. Больше времени отводилось также на изучение истории и географии, но сама программа, объем этого изучения были существенно слабее, чем в мужских гимназиях. И много слабее было преподавание математики и естественных наук, на которые и в учебном плане женских институтов отводилось соответственно в 3 и в 2 раза меньше времени. Но что особенно показательно, это традиционное для женских учебных заведений того времени недостаточное внимание к русскому языку и словесности, на которые отводилось в полтора раза меньше учебного времени, чем в мужских гимназиях. Хотя, как говорилось ранее, в «Наставлении для образования воспитанниц женских учебных заведений» принца П.Г. Ольденбургского отмечалась необходимость более широкого и углубленного изучения русского языка.

В целом учебный курс женской средней школы был значительно более облегченным, более поверхностным, чем в мужской школе. Что являлось прямым следствием официальных взглядов на «специфику» и «особый характер» женского образования, проистекающих как якобы из самих особенностей «женской природы», так и из убеждения в ненужности и недоступности для женщин полноценного научного образования. Все это приводило к тому, что образование в институтах, по словам одной из их выпускниц А. Бельской, имело характер «орнаментальный». Воспитанницы выходили оттуда «с мыслью, что знание вещь почтенная, самих же знаний институт не давал» [217, с. 140–144].

Конечно, так было далеко не везде и не всегда. Тем более что во многих женских институтах нередко преподавали многие выдающиеся личности, известные ученые и педагоги, такие, например, как
Н.В. Гоголь, А.Д. Галахов, Н.И. Костомаров, А.В. Никитенко,
М.М. Стасюлевич, В.Я. Шульгин, Ф.Ф. Петрушевский, В.Ф. Одоевский, П.Г. Редкин и другие. Но общий дух учения в институтах, его характер и направление вызывали серьезную критику передовой общественности и глубокую неудовлетворенность многих лучших преподавателей и выпускниц институтов.

По словам А.В. Никитенко, образование в институтах было вполне предоставлено случаю, все делалось «для парада и показа» [226, с. 125]. Вся жизнь институток, по воспоминаниям одной из них, «сводилась на заучивание уроков» [220, с. 87]. Это заучивание подчас не только теряло смысл, но приобретало абсурдные формы, как например, в Петербургском Екатерининском училище, где до 1845 года алгебра преподавалась на немецком языке, потому что учитель не знал другого [233]. Во многих институтах на иностранных языках, еще не освоенных воспитанницами, преподавались физика, всеобщая география и история и т.д. «Понятно, – отмечала Е.И. Лихачева, – что воспитанницы заучивали эти уроки наизусть, слово в слово, по запискам учителя или по книге, а суть предмета от них ускользала, и такое заучивание не могло иметь влияния на их развитие» [94, кн. 3, с. 125, 126].

Следствием всего этого, как отмечала одна из воспитанниц, было то, что многие институтки охладевали к учению, поскольку не видели «применения науки к жизни», не видели «никакой другой цели учения, кроме сдачи экзаменов, никакой пользы, кроме хороших отметок». «Живя взаперти», институтка не знала и не понимала «ни цели, ни пользы, ни следствий образования, что можно видеть только на практике, в жизни и чего никак не внушить простыми словами». «На ученье, с мыслью о котором у институтки соединена мысль о 7–8-летнем затворничестве, она смотрела как на что-то, против ее воли навязанное ей извне, как на какое-то испытание, которое она должна выполнить...» Были, конечно, редкие исключения из этого правила, но в целом «научные занятия институток можно охарактеризовать выражением: "ученье для ученья"» [220, с. 138–140].

Некоторые отзывы выпускниц институтов о характере получаемого в них образования были много резче. Так, в романе «Двойная жизнь», изданном в 1848 году, Павлова писала: «вместо духа» институткам давали «букву, вместо живого чувства – мертвое правило, вместо святой истины – нелепый обман». Вкупе с гнетущим казарменным духом, господствовавшим в закрытых женских учебных заведениях, институтское образование создавало такую атмосферу, которая «заморачивала детскую горячую кровь» и в которой воспитанницы «тупели до идиотства» [226а, с. 78].

Устав женских учебных заведений Ведомства учреждений императрицы Марии 1855 года не исправлял и не мог исправить ни духа, ни характера, ни направленности институтского воспитания и обучения, сложившихся ко второй половине XIX века. Несмотря на то, что Устав был первым законодательным актом в области женского образования (как, впрочем, и образования в целом), подписанным новым императором Александром II 30 августа 1855 года, он всецело принадлежал старой николаевской эпохе, более того – венчал ее. Сознание молодого императора еще не соприкоснулось с пробуждающимся общественным сознанием, с началом общественного подъема, волны которого дадут о себе знать менее чем через полгода.

Устав не только фиксировал, но и кристаллизировал все основные установки правительственной политики уходящей эпохи в сфере женского образования. Двумя ведущими из них, насквозь пронизывавшими Устав, составлявшими его стержень, были жесткая и даже жестокая сословность в женском образовании и его верноподданнический характер. А это – как всегда в образовании – было палкой о двух концах. По словам известного общественного деятеля А. Амфитеатрова, институтское воспитание поставляло не только «фанатичек самодержавия», но и «рекрутов отчаяния в будущую армию женской эмансипации» [41, с. 120–122].

Вместе с тем Устав свидетельствовал и о том, что при всем старании николаевского правительства соблюсти строжайшую сословность в женском образовании, время пробило в сословной образовательной политике значительные бреши. Из 30 женских учебных заведений I и II разрядов в 11 (как отмечалось в приложении к параграфу 82 Устава) были допущены, хотя и своекоштными пансионерками, дочери купцов первой и второй гильдии. А это уже означало существенный отход от постоянно и строго требуемой Николаем I «сословной чистоты» мариинских женских учебных заведений.

Завершение первого жизненного цикла
развития женского образования

Устав 1855 года опускал занавес на сцене предшествующей исторической жизни российского женского образования. Заканчивались начальные два акта первого жизненного цикла его развития. Наступал новый этап, знаменующий его новый жизненный цикл, ростки которого начали пробиваться на свет уже в 1840–1850-х годах, с началом широкого обсуждения «женского вопроса».

Возникновение в России «женского вопроса» может быть отнесено еще к 1830-м годам, когда в прессе и литературе появились первые рассуждения о положении женщины в семье и обществе, об условиях ее жизни, ее равноправии с мужчиной и т.д. В сороковых годах этот вопрос, в первую очередь благодаря усилиям В.Г. Белинского, выдвинулся в русской литературе на одно из первых мест. В 1841 году, говоря о сочинениях Зинаиды Р-вой (псевдоним писательницы Ган) Белинский писал: «Женщина... создана действовать в тех же самых сферах и на тех же самых поприщах, где действует мужчина... А между тем общественный порядок обрек женщину на исключительное служение любви и преградил ей пути во все другие сферы человеческого существования... Удивительно ли, что вся сила духовной натуры женщины выражается в любви, когда у женщины не отнято только одно право любить, а все другие человеческие права решительно отняты?.. Действительно, какою ее создало воспитание и разные общественные отношения, она – низшее в сравнении с ним (мужчиною) существо, хотя в возможности, какою создала ее природа, она столько же не ниже его, сколько и не выше... Получая воспитание хуже, чем жалкое и ничтожное, хуже, чем превратное и неестественное, скованная по рукам и ногам железным деспотизмом варварских обычаев и приличий... считая за стыд и за грех предаться вполне какому-нибудь нравственному интересу, например, искусству, науке, – они, эти бедные женщины, все запрещенные им Кораном общественного мнения блага жизни хотят, во что бы то ни стало, найти в одной любви» [165, с. 176–178].

Мы столь обширно процитировали слова В.Г. Белинского потому, что в них впервые в русской публицистике резко поставлен вопрос о равноправии женщин с мужчинами и впервые вскрыты те причины унизительного, неравноправного положения женщины, вокруг которых будут не умолкать споры в течение двух последующих десятилетий, – «общественный порядок», «общественные отношения», «варварские обычаи», извращенное «общественное мнение», «жалкое и ничтожное», «превратное и неестественное» воспитание и образование женщины. По существу, вокруг этих проблем, с акцентом на той или другой из них, будет идти все обсуждение «женского вопроса» в России в период общественного подъема второй половины 50 – начала 60-х годов XIX столетия. Но и в 1840-х годах современники
В.Г. Белинского вторили приведенным его мыслям, расширяя и развивая их.

Год спустя после публикации процитированной статьи В.Г. Белинского журнал «Отечественные записки» резко отвергал традиционные в то время ретроградные суждения о том, что «низшая степень развития женщин» обусловлена их природой, и видел причины их унизительного положения в «полуварварском устройстве общества» и в том «сахарном, аркадском воспитании, которое им дается».

Даже в эпоху «мрачного семилетия» «женский вопрос», выступления в защиту равноправия женщин не сходили со страниц передовых русских журналов. И постоянной темой этих выступлений были проблемы женского образования, критика его второсортности, закрытой системы институтского воспитания.

Наиболее полно и емко, с позиций, близких передовой общественности последующего десятилетия, эти проблемы были рассмотрены в статье Д. Мацкевича «Заметки о женщинах», опубликованной в некрасовском «Современнике» в 1850 году и позднее в 1853 году изданной в Киеве отдельной брошюрой. Рассматривая вопросы женского образования в широком теоретическом и социальном контексте женского равноправия, Мацкевич подчеркивал, что в интересах общества и молодого поколения необходимо давать женщинам широкое, полноценное образование. «Науки, – писал он, – должны преподаваться женщинам так, как они преподаются мужчинам». Чем более ум женщины просвещен, тем более она сохраняет превосходство и достоинства своей природы, «а в области человеческих знаний нет ни одной науки, в которой не нуждался бы ум женщины» [102, с. 17].

Н.Г. Чернышевский в «Современнике» в 1854 году высоко оценил работу Д. Мацкевича и высказал по ее поводу, как отмечала Е.И. Лихачева, «такие взгляды, которые в настоящее время приняты всеми образованными людьми» [94, кн. 3, с. 231]. Эти взгляды были близки тому, что еще в 1841 году говорил В.Г. Белинский. Как и его великий предшественник, Н.Г. Чернышевский видел корни неравенства женщин в «условиях их семейной и гражданской жизни» и в том отрицательном влиянии, которое оказывало на них существовавшее в то время женское воспитание и образование (Современник, 1854, № 9,
с. 30–32).

Таким образом, и само развитие женского образования в России в том русле, какое избрало для него самодержавное правительство, и осознание передовой русской общественностью узости и даже тупиковости этого русла свидетельствовали на пороге второй половины XIX столетия об исчерпанности избранного пути, о завершении данного жизненного цикла женской школы, о необходимости искать для нее новые дороги, направления, средства и способы развития. И такие дороги и способы нащупывались уже в середине 1840-х годов.

Одним из наиболее ярких примеров этого был представленный в 1846 году министру народного просвещения С.С. Уварову попечителем С.-Петербургского учебного округа М.Н. Мусиным-Пушкиным проект «высшего» училища для девиц в Петербурге, подготовленный «по советам и указаниям» «людей опытных и сведущих в деле воспитания, давно занимающихся или надзором или обучением в воспитательных и учебных заведениях для девиц». (Это все, что мы пока знаем об авторах данного проекта.)

Хотя проект создания высшего училища для девиц 1846 года следовал и, вероятно, не мог не следовать (поскольку он шел официальным путем) много раз упомянутой выше официальной цели женского образования – подготовке «добрых жен и полезных матерей семейств», – его отличали от существовавших женских учебных заведений, по крайней мере, две принципиальнейшие особенности, делавшие проект праопытом принципиально нового шага, нового направления в развитии женского образования.

Первая из этих особенностей состояла в том, что новое женское учебное заведение было открытым, предназначенным «исключительно для учениц приходящих», поскольку, по убеждению авторов проекта, «воспитание вне круга своих семейств не может и не должно иметь общего приложения, но необходимость и польза его измеряется частными потребностями». Это был принципиально новый взгляд на характер и пути развития женского образования, который с 60-х годов XIX века станет господствующим в России.

Вторая особенность проекта заключалась в ориентации создаваемого женского учебного заведения на удовлетворение потребностей средних классов населения. «В городе столь многолюдном, как Петербург, – писал М.Н. Мусин-Пушкин, препровождая проект в министерство, – нет ни одного заведения, где бы дочери и небогатых дворян и чиновников могли получать образование, соответственное состоянию их родителей и за умеренную плату». «Без сомнения, – отмечал попечитель, – одного училища мало, но скоро такие училища, без всякого пособия от правительства, явятся в разных частях Петербурга, а потом и губернских городах».

Прогноз М.Н. Мусина-Пушкина оказался верным. Такие училища вскоре, с конца 1850-х годов, стали появляться и в столице и в губернских городах. И, что самое показательное, «без всякого пособия от правительства». Но тогда, в 1846 году именно такое пособие, испрашиваемое попечителем С.-Петербургского учебного округа, явилось главным камнем, о который разбился проект.

Казна не дала согласия на выдачу 2370 рублей, недостающих для создания нового, открытого женского учебного заведения. Хотя при этом и Министерство народного просвещения и Главный совет женских учебных заведений Ведомства императрицы Марии принципиально одобрили проект и поддержали его. Более того, Главный совет усмотрел и подчеркнул даже стратегическое значение создания подобных учебных заведений для развития женского образования. С их открытием, отмечал совет, «устроются все пути женского общественного воспитания, из коих каждый имеет свое особое назначение, судя по нуждам и обстоятельствам семейств» [94, кн. 3, с. 180–183; выделено нами. – Авт. ].

Это и произошло в 1860-х годах, когда все пути женского общественного воспитания «устроились». Но предложенный проектом 1846 года путь стал магистральным в развитии сформировавшейся в эпоху «великих реформ» системы среднего женского образования. «Таким образом, – отмечала Е.И. Лихачева, – ровно за десять лет до учреждения женских гимназий мысль о них возникла в среде педагогов, может быть тех же самых, которым, десять лет спустя, при изменившихся условиях русской жизни, удалось осуществить ее».

Так, «если не на деле, то в сознании лучшей части русского общества дело женского образования, начиная с сороковых годов, сильно продвинулось вперед». «Движение идей, путем естественного их развития, привело к сознанию необходимости изменить положение женщин в обществе, улучшить их образование и воспитание». Это движение не было остановлено и в «мрачное семилетие». Оно, по словам Лихачевой, не заглохло «в предшествовавшую крымской войне эпоху застоя» [94, кн. 3, с. 181, 283, 266–267; выделено нами. – Авт. ].

Сказанное еще раз на частном примере убедительно подтверждает то, что отмечалось во введении к настоящей работе: как бы это парадоксально ни звучало, любой застой – не более чем интеллектуальная и духовная подготовка перестройки. И может быть, о чем свидетельствует и исторический и современный опыт, перестройки прежде всего именно в сфере образования.

Развитие женского образования в России во второй четверти XIX века проходило весьма медленно.

За первые двенадцать лет существования училищ для девиц духовного звания – 1843–1855 гг. – было открыто всего 8 более или менее правильно организованных таких училищ. Это было медленное, но все же начало создания будущих епархиальных женских училищ, которые с конца 1860-х годов получат довольно широкое распространение.

Медленным было и создание женских учебных заведений Мариинского ведомства. Из «Обозрения» учреждений этого ведомства, составленного к 25-летию принятия их под свое покровительство императрицей Александрой Федоровной, женой Николая I, видно, что в 1828–1853 годах число женских институтов выросло с 14 до 31. Из них были открыты: в С.-Петербурге – 2, в Москве – 1 и в губерниях – 14. Всего же в ведении Главного совета находилось 46 женских учебных и воспитательных заведений. В том числе: 39 закрытых и 7 открытых; заведений I разряда – 14, II разряда – 11, III разряда – 13, специальных – 8.

Из 6860 учащихся всех этих заведений 6298 (91,8%) воспитывалось в заведениях закрытых. Половина общего числа воспитанниц находилось на казенном содержании – 3626, остальные были пансионерками – 3234, т.е. обучались за счет местных или частных средств. Более двух третей всех учащихся – 4755 воспитывались в столичных заведениях. В заведениях I разряда обучалось 2511 учащихся, II разряда – 1376, III разряда – 1279, в специальных – 1694 учащихся.

Дореформенная образовательная статистика, находившаяся в крайне жалком состоянии, не дает возможности восстановить сколько-нибудь полную, а тем более систематическую картину положения и развития женского образования в России. Существуют только два источника, по которым можно отчасти восстановить эту картину лишь в самых общих чертах, без деления на типы и виды учебных заведений – на 1834 и 1856 годы. Это «Таблицы учебных заведений всех ведомств Российской империи с показанием числа учащихся к числу жителей», изданные в 1838 г., и «Статистические таблицы Российской империи за 1856 год», выпущенные в свет в 1858 году.

Если «Статистические таблицы» за 1856 год были началом относительно систематического издания подобного рода материалов (которые с годами обретали все большую внятность и четкость), то выпуск «Таблиц» 1834 года был единственным в своем роде и случайным. Повод их появления на свет весьма характерен. В своем первом всеподданнейшем отчете за 1834 год министр народного просвещения С.С. Уваров, назначенный в 1833 году, замечал, что «иностранцы заключают о числе учащихся в России единственно по отчетам министра народного просвещения и таким образом в Revue Germanique за 1834 год, при сравнительном обозрении всемирного просвещения, сделан ложный вывод, будто на 700 человек жителей имеется один учащийся». Оскорбленный за Россию, Уваров испросил высочайшее повеление о доставлении ему из всех ведомств сведений об имеющихся у них учебных заведениях и числе учащихся в них. Так и появились в печати названные «Таблицы» 1834 года.

Как указано в этих таблицах, во всех учебных заведениях империи, включая Царство Польское и Финляндию, было 245351 учащихся, из них мужчин – 214387, женщин – 30694 (или 12%) [259]. По учебным заведениям различных ведомств учащиеся женщины распределялись следующим образом: Министерство народного просвещения – 8544; Мариинское ведомство – 4864; частные школы и пансионы – 6890, Человеколюбивое общество – 204; школы императорского двора – 126; Военное министерство – 107 и т.д. В 13 губерниях России не было вообще ни общественных, ни частных женских учебных заведений. В 15 губерниях были лишь институты Мариинского ведомства и частные пансионы.

Таблицы 1856 года не раскрывают ведомственной принадлежности учебных заведений и учащихся в них и так же, как таблицы 1834 года, не дают представления о видах образования и типах школ. Они указывают лишь общее число училищ в империи и количество учащихся в них – 482802 человека, из них учащиеся женского пола составили – 51632 или 10,7% [255].

Таким образом, единственный, к сожалению, вывод, который можно сделать из этих данных, это тот, что за 22 года (с 1834 по 1856 год) абсолютное число учащихся женского пола выросло на 21 тыс. человек (т.е. увеличивалось почти на тысячу ежегодно), относительное же их число сократилось на 1,8%. Это свидетельствовало, что в указанный период мужская школа росла быстрее женской. Во второй половине XIX века положение станет обратным. Рост женской школы будет существенно опережать рост школы мужской.

 

Подведем итог сказанного в данной главе, выделив основные вехи и тенденции развития женского образования в рассматриваемый период.

Первая половина XIX века была ознаменована проведением двух реформ женского образования, которые, по существу, представляли собой две волны контрреформ по отношению к екатерининским преобразованиям женской школы. Первая волна была проведена императрицей Марией Федоровной на пороге XIX столетия. Вторая – составляла органическую часть николаевских школьных контрреформ второй четверти XIX века.

Основное содержание реформ женского образования конца XVIII – начала XIX века. сводилось к трем главным позициям:

1) отказ от широких гуманистически-просветительских общеобразовательных идей, положенных Екатериной II и И.И. Бецким в основание женской школы, и сведение ее назначения к решению утилитарно-прикладных задач, что делало женское образование не столько общеобразовательным, сколько «профессионально женским»;

2) проведение строго сословной линии в женском образовании вопреки прямо противоположному курсу александровских образовательных реформ, нацеленных на создание всесословной школы;

3) выделение значительной части женского образования в самостоятельную образовательную «отрасль» в рамках будущего Мариинского ведомства, не связанную с общей системой российского образования, и, как следствие, начало д