Дзюдо теряет японское и приобретает русское лицо

Ощепков с головой был погружен в свою полезнейшую, увлекательную работу и меньше всего думал о том, чтобы как-то публично обозначить, «застолбить» свой приоритет, свое и без того очевидное лидер­ство. А уж тем более, документально офор­мить и официально закрепить за собой право основоположника отечественной борьбы в одежде. Да в этом, собственно го­воря, и не было никакой нужды: любой ма­ло-мальски причастный к спорту человек отлично знал, кем является Василий Серге­евич, и что им было сделано.

Точно так же не спешил он и дать своей, несомненно, новой и оригинальной систе­ме особое, точно характеризующее ее назва­ние, а по инерции все еще именовал ее «борьба вольного стиля дзюу-до». Ведь он, действительно, когда-то начинал именно с этого японского единоборства, которое яв­лялось лучшей в мире, технически очень бо­гатой прикладной борьбой, располагавшей не только бросками и удержаниями, но еще и болевыми приемами и удушениями. Но, будучи одним из лучших, если не са­мым лучшим, специалистом европейско-американского мира, он, в отличие от мно­жества бездумных адептов дзюдо, отчетливо видел не только его несомненные достоин­ства, но и недостатки. Именно поэтому под руками Василия Сергеевича традиционное

дзюдо из года в год все заметнее теряло свое былое японское лицо.

Абсолютно чуждый любых личных често­любиво-авторских амбиций и «этикеточ­ных» вопросов, мастер думал только о глав­ном и совсем не заботился о таких мелочах, как кричащее, политически выгодное назва­ние своей системы. Однако ближайшее бу­дущее со своей беспощадностью доказало смертельную опасность подобных «подо­зрительно» японских мелочных следов...

И даже потом, несколько десятилетий спустя после посмертной реабилитации Ва­силия Сергеевича, злосчастное название ока­залось способным одних ввести в добросо­вестное заблуждение, а другим - открыло широкое поле для нечистоплотных спекуля­ций. И первый шаг в этом сомнительном направлении сделал никто иной, как А.А. Харлампиев.

Облыжно объявив себя создателем самбо, единственным и совершенно самостоятель­ным, он прямо-таки самоотверженно обере­гал свой «самокройный» миф. На протяжении многих лет десятки интервью раздавал этот «творец», во множестве печа­тал книги и статьи, но ни разу не нашлось ни в одной из них места для фамилии Ощепкова. Уж очень хотелось по-прежнему красоваться в завидной роли «создателя самбо». А ведь стоило лишь только упомя­нуть имя подлинного основоположника, как самозванный «создатель» сразу же пре­вратился бы, хоть и в очень старательного, но всего лишь одного из многих учеников Василия Сергеевича. Даже после полной ре­абилитации своего безвинно замученного учителя Харлампиев долгие годы старался умолчать о нем. И нипочем не желал при­знаваться в своем четырехлетнем институт­ском обучении у Василия Сергеевича. Лишь только в 1964 году «благодарный» ученик был вынужден впервые произнести имя своего мудрого наставника. Только не поду­майте, что были это слова раскаяния и за­поздалой благодарности. Вовсе нет.

Прошло уже почти десять лет после пол­ной реабилитации Ощепкова, уже появились первые публикации о нем, и те­перь было просто необходимо что-то ска­зать о характере его работы. Но только так, чтобы,' избави Бог, не пошатнуть свой ли­повый пьедестал «творца». Вот здесь-то и

 

 

очень пригодилось опрометчиво сохранен­ное Василием Сергеевичем японское назва­ние своей борьбы в одежде. Изо всех сил пыжась доказать, что его учитель, якобы, не имел никакого отношения к созданию но­вого вида борьбы, что Ощепков - это дзю­до и только дзюдо, Харлампиев писал: «Па­раллельно с совершенствованием и распро­странением борьбы самбо активную пропа­ганду японской спортивной борьбы дзю-до проводил В. С. Ощепков. В начале 30-х го­дов его деятельность сыграла положитель­ную роль и в развитии борьбы самбо: он организовал много соревнований, где спортсмены, занимавшиеся дзюдо, встреча­лись с самбистами и борцами разных наци­ональных видов борьбы («чидаубо», «ку-раш» и др.)».¹

Читателям внушалось, будто бы существо­вало два совершенно раздельных и самосто­ятельных направления, два лагеря: ощепков-ские дзюдоисты и противостоящие им не­кие самбисты, разумеется, харлампиевские.

Но как же обстояло все на самом деле? Действительно ли Ощепков всего лишь ме­ханически перенес на русскую почву дзюдо и практиковал его «параллельно» с мифиче­ским харлампиевским самбо? Или же, ис­пользовав японский технический материал, сумел создать собственную, самостоятель­ную систему? А если создал, то как его де­тище соотносится с современным самбо и генезисом этого нашего вида борьбы?

Сначала давайте разберемся с одним во­просом, который, похоже, еще никому не приходил в голову: как, чисто по-человечес­ки, воспринимал Василий Сергеевич боевые японские искусства? «С восхищением! В высшей степени положительно!» - такой от­вет представляется поначалу единственно возможным. Действительно, как еще мог оценивать дзюдо великий знаток и неуто­мимый энтузиаст, внедрявший его в рос­сийскую практику? Однако, подобное, ле­жащее на поверхности решение будет абсо­лютно неправильным, как это ни удиви­тельно. Ведь здесь мы подсознательно под­меняем сложный психологический портрет мастера примитивными контурами некото­рых наших доморощенных сэнсэев, кото­рые спят и видят, только бы стать «настоя­щим японцем». Между тем, в отличие от этих наших современников, Василий полу­чил в духовной семинарии добротное рус­ское воспитание в старинных православных традициях. Могучее благотворное влияние такой замечательной и необыкновенно яр­кой личности, какой являлся создавший в Токио семинарию архиепископ Японский Николай (сопричисленный ныне даже к ли­ку святых), наделяло семинаристов высоки­ми духовными ценностями, прямо проти­воположными самурайским. Под его неот­разимым, чисто психологическим воздейст­вием даже сами самураи отрешались от прежних языческих убеждений и принима-

¹ А. Харлампиев. Борьба самбо. М. 1964, с. 16.

ли православие. А уж тем более, для русско­го юноши были противоестественными «доблести» «самураев», с удовольствием ру­бивших головы своим беспомощным плен­никам. Что, кроме отвращения, могли вы­зывать у него такие варварские традиции? Ощепков откровенно ненавидел все это, о чем сохранилось его собственноручное сви­детельство. Здесь не могло не повлиять и совсем нелепое недавнее поражение огром­ной России в войне с небольшой и только набиравшей силы Японии. Вот под каким углом воспринимал юный семинарист японские реалии.

И возвратившись на Родину, он меньше всего старался «ояпонить» своих учеников, но в предвидении неизбежной и беспощад­ной будущей войны всеми силами стремил­ся донести до соотечественников весьма по­лезное японское «тайное оружие» рукопаш­ного боя. Донести отнюдь не в каноничес­ком, а в значительно улучшенном, научно модернизированном, советском варианте. Василий Сергеевич целенаправленно ориен­тировался на физкультурную практику Рос­сии, как одной из стран европейской циви-

лизации. И именно в этом заключались концептуальные основы, которые достаточ­но очевидно просматриваются в его работе.

Ученики Ощепкова боролись не на жест­ком дзюдоистском татами, а на мягком ко­вре, который и в России, и в других евро­пейских странах повсеместно использовали в греко-римской или, как ее у нас называли, «французской» борьбе. И так же, как в этой борьбе, приветствуя друг друга перед нача­лом схватки, не отбивали кондовых япон­ских поклонов, а обменивались рукопожа­тием. Потом делали еще один-два шага впе­ред, поворачивались лицом к сопернику и начинали схватку. Боролись не босиком, а обували обычные «борцовки», а затем и спе­циально сконструированные легкие боти­ночки. Вместо не очень удобного дзюдоги с неприкрепленным к нему поясом, которое распахивалось при первом же захвате за от­ворот, стала использоваться соответствовав­шая нашему типу одежды ладно сидящая куртка с пришитым поясом. На смену брю­кам пришли привычные спортивные трусы с плавками. Стоит отметить, что некоторые зарубежные специалисты, познакомившись впоследствии с самбо, справедливо отмечали более современный, аккуратно спортивный вид самбистского костюма по сравнению с дзюдоистским.

Отказ от непременных японских обрядо­вых поклонов, японского спортивного ин­вентаря и костюма поначалу вполне можно принять за незначительные и чисто внеш­ние перемены, но это было совсем не так. Прежде всего, все эти отличия неизбежно и весьма заметно повлияли на технический рисунок исполнения приемов. Каждый, ко­му доводилось облачаться в кимоно после привычной самбисткой куртки, хорошо по­мнит, как существенно приходилось прино­равливаться и к специфике японской одеж­ки, и к жесткому татами.

Но и этим дело вовсе не ограничивалось. За таким, казалось бы, чисто механическим и поверхностным антуражем в действитель­ности стояли очень серьезные националь­но-психологические, даже идеологические моменты.

Сейчас уже редко кто вспомнит, если во­обще знает, о тех сверхзадачах, какие ставил перед собой Кано Дзигоро, исходя из соци­ально-экономической обстановки в Японии конца XIX в. И о том, что создание дзюдо явилось не только, и даже не столько спор­тивным, сколько необходимым и полезней­шим национально-идеологическим событи­ем. Дело в том, что реформы Мэйдзи, на­правленные на ускоренную европеизацию

страны, внесли опасный разлад, разрушая тысячелетние традиционные социально-пси­хологические устои японского народа. Осо­бенно угрожающе это коснулось молодежи. Тогда ее настроения были похожи на те, ко­торые пачкают Россию в течение всех по­следних десяти лет.

Молодые японцы начинали презирать и стыдиться своей культурно и промышленно отсталой страны. Мощные и богатые запад­ные государства вызывали неукротимую за­висть и бездумное обожание. Самые «про­двинутые» уже щеголяли в крахмальных во­ротничках, котелках, визитках и, уж конеч­но, не знали ничего более престижного и увлекательного, чем европейские виды спор­та. Вот тогда-то мудрый педагог Кано на ос­нове старинных японских боевых искусств и создал свое дзюдо, в котором даже назва­ние было не придумано им, а бережно пе­ренесено из былого самурайского лексико­на. Создал и щедро предложил японской молодежи, уже готовой было стать презрен­ными отщепенцами, столь же, если даже не более увлекательное, чем европейские виды спорта, и во всех отношениях полезное чи­сто национальное спортивное единоборст­во. И по старине традиционное, и по со­временному модернизированное.

Спорт, в котором были не только умно и бережно сохранены, но и умело, сконцен­трированы знакомые и родные с детских лет древние обычаи предков. В нем все не то что говорило, а прямо-таки кричало о своем японском, родном, касавшемся са­мых глубин души и генетической памяти.

Так, татами, маты из рисовой соломы, -непременная часть интерьера традиционно­го японского жилья: ими застилают в доме полы. И ни один японец не наступит на та­тами обутой ногой: непременно разуется и оставит обувь за порогом. Именно отсюда - татами в качестве дзюдоистского «ковра» и «босоногость» дзюдоистов. Точно так же, и дзюдоги родилось из старинного нацио­нального японского одеяния кимоно. А не­изменные и обязательные в быту поклоны имеют весьма солидный, более чем тысяче­летний, «стаж». И совсем не случайно пре­подавание дзюдо со временем было преду­смотрено во всех школьных программах, с ранних лет воспитывая японцев в духе пат­риотических национальных традиций. И се­годня, более ста лет спустя, можно уже во­очию убедиться, какую огромную пользу принесла такая мудрая национальная укоре­ненность, не только не помешавшая, но да­же способствовавшая успехам Японии в сфере международной науки и техники.

Однако же, если упомянутый националь­ный колорит был необходимым и весьма полезным в Стране Восходящего Солнца, то в России являлся не только излишней, но и нарочито искусственной, чуждой экзо­тикой. Что и стало вполне разумной причи­ной отказа от неё.

Практически полностью была отвергнута также и японская терминология. Харлампи-ев в упомянутой выше книге также написал: «B.C. Ощепков, чутко прислушиваясь к кри­тике нашей молодежи, во многом отошел от японских правил дзю-до, а затем частич­но отказался и от японской терминологии».

Что касается правил, то о них немного позже. А вот от чуждой японской термино­логии мастер отказался задолго до того, как в инфизкульт в обучение к нему поступила премудро-критическая харлампиевская «на­ша молодежь», под которой, несмотря на множественное число, надлежит, конечно, понимать только лишь самого липового «создателя самбо». В действительности же, еще в конце двадцатых годов, когда студент музыкального техникума Анатолий Харлам-пиев все еще старательно дудел на своей валторне, Василий Сергеевич, работая над руководством «Физические упражнения в

РККА», использует уже исключительно рус­ские названия приемов. А ко времени по­ступления Анатолия в институт, под крыло Ощепкова, у того уже оставался в ходу все­го-навсего один-единственный японский термин - «гяку», т.е. болевое воздействие на суставы, которому пока еще не был подоб­ран подходящий русский эквивалент. Во всем остальном - исключительно русская терминология, до сих пор употребляющая­ся в самбо: «отхват», «отхват изнутри с за­хватом ноги», «зацеп», «боковая подсечка», «бросок через голову», «бросок через бед­ро», «удержание» и другие. В этом совсем нетрудно убедиться, полистав инфизкулъ-товский «Сборник материалов по учебным дисциплинам 1932 - 1933 учебного года» -того самого, когда зеленый абитуриент Хар-лампиев еще только-только переступил по­рог института.

Но, конечно же, самым главным в про­цессе создания новой, самостоятельной сис­темы была разработка техники, правил и методики в точном соответствии с придава­емым ей современным характером. С благо­дарностью и уважением воспринимая все полезное, созданное мэтром Кано, его рус­ский ученик столь же решительно критико­вал недостатки дзюдо, стремился поднять свою систему до мирового уровня науки физического воспитания. Свое мнение на этот счет он сформулировал достаточно яс­но и безапелляционно: «...Мы должны осно­вательно вооружиться знанием этой инте­ресной и полноценной для нас системы, стараясь достигнуть в применении ее при­емов той высокой техники, которая пока является достоянием только японцев... Мы

не только должны изучить ее, как распрост­раненную систему, но и добиться примене­ния ее в деле укрепления обороноспособно­сти нашей страны, обогатив ее нашими до­стижениями в смысле методики ее изучения и техники выполнения ее приемов... Среди обильной литературы по дзюу-до на иност­ранных языках... абсолютно не имеется ма­териалов, освещающих методическую уста­новку по изучению этой системы. Крайне мало уделено вниманию вопросам методи­ки дзюу-до и в японских источниках... По­этому наша задача состоит в том, чтобы поднять дело изучения дзюу-до, особенно с методической и гигиенической стороны, на значительно более высокую ступень, чем это достигнуто, например, немцами, у которых эта система в последние годы вылилась в форму массового вида спорта... В методиче­ском отношении по изучению дзюу-до мы расходимся не только с немцами, но и с ин­ститутом Кодокан... Он до сего времени не удосужился разработать отдел подготови­тельных упражнений общеразвивающего ха­рактера. Это свидетельствует о том, что мно­гие адепты дзюу-до из института Кодокан остаются сторонниками консервативного взгляда, считая, что падения (с чего собст­венно начинается изучение дзюу-до в Япо­нии), а затем приемы могут считаться доста­точной подготовкой организма для занятий дзюу-до, и что никаких других упражнений общеразвивающего порядка вводить в эту систему нет смысла... Но мы считаем, что этими упражнениями ограничиваться нель­зя, так как при падениях и приемах в рабо­те участвуют далеко не все мышцы тела и, следовательно, возможность равномерного развития организма без специальных упраж­нений достигнута быть не может».

Стремясь к возможно более широкому распространению в стране своей борьбы в одежде, Василий Сергеевич основательно го­товил к этой ответственной миссии целую плеяду своих воспитанников. В полном объеме давал им знания и навыки, необхо­димые квалифицированному преподавате­лю и тренеру тех лет.

Предусмотрено было все, вплоть до мело­чей: характер помещения, необходимый для занятий, и его оборудование; принци­пы разбивки на группы, в соответствии с физическими кондициями учащихся, их возрастом, подготовленностью и «успешно­стью освоения», а также построение заня­тий и поурочный расклад с учетом этих факторов и длительностью срока обучения. Приводилась также «примерная схема прак­тического урока».

Обязательным являлось составление пла­на занятий группы и индивидуальных пла­нов для каждого из ее членов. Степень на­грузки, продолжительность занятий и кон­кретные формы тренировки в индивидуаль­ном плане определялись физическими и психологическими возможностями ученика. При этом непременным был строгий кон­троль за оптимальной нагрузкой по дан­ным систематического врачебного контро­ля: «...Работа преподавателя должна прохо­дить в тесном контакте с врачом»². Сюда же следует отнести и строгое соблюдение личной гигиены учащимися. Особое внима­ние уделялось антитравматическим мерам.

Принципиально важное значение прида­валось общефизической подготовке, необ­ходимость которой в те годы многие япон­ские дзюдоисты еще отвергали. Она реали­зовалась за счет «общеразвивающих упраж­нений», специально подобранных из евро­пейских систем Мюллера, Бука, Сюрена и шведской системы с использованием соот­ветствующего спортивного инвентаря. Те же функции исполняли и разработанные Ощепковым специальные «подготовитель­ные упражнения», состоящие из «асиммет­ричных движений», имитирующих движе­ния различных бросков.

Была четко регламентирована последова­тельность преподнесения и освоения техни­ки: сначала спортивной, а только затем и на ее основе - прикладной. При этом давалась «примерная схема практического урока», предусматривающая обязательные «подгото­вительные, общеразвивающие упражнения» в начальной части урока и «успокаиваю­щие» - в заключительной. Затем рекомендо­вался самомассаж или массаж и душ.

тационных ощепковских «подготовитель­ных упражнений», которые давали возмож­ность ученикам «прочувствовать» все движе­ния броска и в какой-то начальной степени, «начерно» оттренировать их еще до реаль­ного контакта с партнером. Затем, разбив­шись на пары, «соответственно весу и рос­ту», ученики начинали работу с несопротив-ляющимся партнером, последовательно ос­ваивая составляющие бросок элементы: «Бросок изучается по разделениям, то есть изучаются его составные части; и только по­сле хорошего усвоения разделений броска приступают к выполнению его слитно...

Последовательность преподавания техни­ки предусматривала постепенный переход от легких в исполнении приемов ко все бо­лее сложным. При этом нельзя было пере­ходить к изучению следующего приема до тех пор, пока не будет «технически хорошо усвоен» предыдущий.

Освоение каждого приема начиналось с подробного и понятного его объяснения. Затем прием демонстрировался в медлен­ном темпе, чтобы обучающиеся имели воз­можность в общих чертах увидеть его тех­нический рисунок. Вторично прием пока­зывался уже в боевом темпе. В рамках об­щей методики были особо предусмотрены наиболее рациональные методы освоения каждого отдельного приема.

Так, изучение бросков начиналось с ими-

2 Здесь и далее цитируется «Сборник...» и излагаются положения ощепковского конспекта «Дзюу-до», опубликованного в нем.

Слитное выполнение бросков с целью тех­нической их отшлифовки производится в «условной тренировке». К «учебным же вольным схваткам» можно переходить толь­ко тогда, когда очень хорошо будет прора­ботан известный комплекс бросков, кото­рыми можно было бы свободно опериро­вать в вольной схватке... Учебные вольные схватки на все броски и на приемы в пар­тере проводятся после качественной прора­ботки всех приемов как в стойке, так и в партере. Учебные вольные схватки могут проводиться в конце каждого урока, начи­ная с 3 - минутного срока без перерыва и до 10 минут с минутным перерывом после первых пяти минут».

Четко определив стадии обучения, Васи­лий Сергеевич специально подчеркивает: «Изучение всех разделов прикладной части дзюу-до начинается после того, как будет изучена спортивная часть дзюу-до».

Этот кардинально важный принцип спортивной основы сохранен Ощепковым

даже в программе краткосрочного, всего тридцатичасового, курса в рамках норм ГТО - П. Даже там «проведение 10-минут­ных вольных схваток являлось совершенно обязательным, так как без сохранения спор­тивных принципов нельзя достичь практи­ческого освоения этой системы, невозмож­но овладеть техникой и развить ориенти­ровку в комбинированном применении изученных приемов...».

В своих не слишком обширных, но до­статочно емких методических наставлениях мастер не забыл ни вопросов психологиче­ской подготовки учеников, ни способов поддержания их постоянного интереса к занятиям.

Должен заметить, что изложенное выше отнюдь не исчерпывает опубликованные Ва­силием Сергеевичем концепции. Александр Харлампиев сообщил мне, что в архиве его отца лежат «замурованные» вот уже 65 лет и еще неизвестные ощепковские «методички».

Едва ли не самой главной и ценной кон­цепцией ощепковской работы было созда­ние не только современной, но еще и от­крытой системы, способной к постоянному развитию.

Открытость системы давала отличную воз­можность творчески использовать лучшие элементы любых иных систем, в том числе, и в первую очередь, того же дзюдо. Как бы глубоко это не возмущало некоторых фаль­сификаторов патриотически-квасного, анти­космополитического разлива, есть все осно­вания утверждать, что наше самбо начина­лось именно с японского дзюдо.

В сущности единственное, что Ощепков изначально взял из дзюдо и в значительной степени сохранил - основы техники. В двух дошедших до нас работах он рассмотрел международные единоборства и целый ряд национальных видов борьбы, указал их до­стоинства и недочеты и пришел к выводу, что ни один из этих «соперников» дзюдо не располагает равным японскому арсеналом разнообразных и действенных приемов. Бо­гатейшим арсеналом, где кроме широкого выбора оптимально разработанных бросков со способами безопасного падения, практи­ковались бы еще различные болевые при­емы, удушения, удержания, удары руками и ногами в боевом разделе и т.п. Вот почему, особенно в начале своей работы, Василий Сергеевич во многом опирался на дзюдо.

Но это вовсе не было этаким «всеядным потреблением». Улавливая преимущества и столь же ясно видя недоработки японского «наследства», он проводил жесткую селек­цию приемов: дорабатывал их или даже во-

обще отбрасывал те, которые считал со­мнительными.

Обогащение технического арсенала своей системы вызывало особую заботу Ощепко-ва. Мастер постоянно пополнял и совер­шенствовал его, отчего напрямую зависело повышение прикладной ценности системы и зрелищной яркости состязаний на ковре. Стремясь расширить арсенал, он не только в боевой, но и в спортивный раздел ввел болевые на ноги, которые в японском дзю­до запрещены к использованию на сорев­нованиях.

Ощепков был убежден, что дзюдо реши­тельно превосходит любой международный или национальный вид единоборства, но это вовсе не мешало ему увидеть, что и они располагают рядом действенных приемов, неизвестных в японской борьбе. А откры­тый характер его системы позволял легко и органично воспринимать и усваивать лю­бой из таких эффективных приемов.

Он тщательно проанализировал все суще­ствовавшие тогда международные спортив­ные единоборства, китайское ушу и целый ряд национальных видов борьбы с точки зрения применимости их техники в боевой схватке. В орбите его пристального внима­ния оказались не только удары ушу, англий­ского и французского бокса, но еще и при­емы «финско-французской», а также целого ряда иных видов борьбы, которые Василий Сергеевич именовал «вольной»: вольно-аме-

риканской, швейцарской, кавказской и пер­сидской. Он специально отметил, что неко­торые приемы и особенно броски всех этих видов «вольной» борьбы могут с успехом применяться и в целях самозащиты.

В правилах соревнований, разработанных в 1933 году, в качестве разрешенных указы­вались не только японские, но также и при­емы финско-французской и вольно-амери­канской борьбы в партере, а в стойке, по­мимо бросков из этих видов спортивных единоборств, еще из швейцарской и кавказ­ской борьбы.

Необходимо пояснить, что представляли собой эти виды борьбы. «Финско-француз­ской» называлась в те годы французская (то есть греко-римская) борьба, чем отмечался серьезный вклад в ее технику, сделанный финскими борцами. Вольно-американская -это вольная борьба, которая в то время рас­полагала более жесткими, по существу, бо­левыми приемами. Швейцарской или рус­ско-швейцарской еще со времен старых цирковых чемпионатов именовалась про­стая русская борьба на поясах, которой та­ким образом придавался рекламный загра­ничный колорит. Однако Ощепков имел в виду ту технически более богатую разновид­ность поясной борьбы, в которой применя­лись подножки. Под кавказской в первую очередь подразумевались грузинская чидао-ба и азербайджанский гюлеш, мало отлича­ющийся от персидской борьбы.

Так, Ощепков дал в своих правилах зеле­ную улицу национальным единоборствам и обратился к изучению их. В результате, тра­диционная японская техника, сталкиваясь с новыми для нее приемами международных и национальных видов борьбы, не просто обогащалась в количественном отношении, но и выигрывала в качестве. Этот плодотвор­ный процесс рождал совершенно новые, не­известные ни в одном из «исходных» едино­борств технико-тактические варианты. Глав­ную роль здесь сыграли смелые творческие разработки Ощепкова и его учеников, тре­нировочная и состязательная практика, в ко­торых реально воплощалось основополагаю­щее требование Василия Сергеевича об обо­гащении дзюдо «нашими достижениями в смысле... техники выполнения ее приемов».

Именно эти, вошедшие в арсенал ощеп-ковской системы приемы с похвальным тщанием заносил в свои пресловутые тетра­ди мнимый «основоположник» самбо. А на обложке первой из них, которая датирова­на годом начала его учебы у Ощепкова -1934-ым, прямо указано, что это студенчес­кие записи Харлампиева техники дзюдо, ко­торая преподносилась Василием Сергееви­чем в институте физкультуры.

Адепты Харлампиева утверждают, что по­сле кончины «врага народа» ничего не оста­лось: сплошной «документальный вакуум». Но здесь они явно обманываются в своих радужных надеждах!

Книгу Ощепкову действительно не дали завершить, однако сохранились три его, упоминавшиеся мной, публикации техниче­ского характера и работы его учеников Ва­сильева, Ларионова, Галковского, Школьни-кова, Сагателяна, несколько десятков фото­графий, запечатлевших исполнение Васили­ем Сергеевичем различных приемов. (Мно­гие из этих фото были приведены в состав­ленном А.А. Будзинским и изданном в 1998 г. Всероссийской федерацией самбо альбоме «Самбо довоенного периода Рос­сии».) Все эти материалы своих учителей и предшественников Харлампиев практически полностью воспроизвел в своей первой книге «Борьба самбо» в 1949 году. По под­счетам Будзинского, заимствованы 124 при­ема из 176, описанных в книге. И имеются только 42 новых, родившихся в самбист-ских коллективах за истекшие десять лет...

Свой вариант дзюдо Василий Сергеевич трактовал, главным образом, как систему рукопашного боя. Об этом он говорил и в лекции для курсантов Центральной школы милиции, и в методических материалах ин-физкульта. (Едва ли в этом не могла не ска-

заться неизбежная дань социальному заказу того времени.) Система подразделялась на спортивный и прикладной разделы. При этом спортивная борьба являлась основой борьбы невооруженных прикладного разде­ла. Ощепков неоднократно специально подчеркивал важность спортивной основы, которая давала не только определенный тех­нический арсенал прикладного характера, но и вырабатывала необходимые психоло­гические качества бойца: «...Без сохранения спортивных принципов нельзя достичь практического освоения этой системы, не­возможно овладеть техникой и развить ори­ентировку в комбинированном примене­нии изученных приемов».

Прикладная часть состояла из разделов борьбы невооруженных, борьбы невоору­женного против вооруженного и борьбы вооруженных. О последнем разделе говори­лось, что в него «входят все приемы спор­тивной и прикладной части дзюу-до, кото­рые применяются в комбинациях, когда оружие не может быть использовано». При этом ученикам преподносилось не только обезоруживание в вооруженной схватке, но и работа ножом, палкой, оружием типа ки­стеня, фехтование винтовкой.

Один из тактических принципов мастера, о котором впоследствии поведал его ученик Н.М. Галковский: удар - прием - удар. Васи­лий Сергеевич яростно отрицал столь попу­лярные у Спиридонова болевые в положе­нии стоя. ««Рычаги» в стойке, в условиях се­рьезной рукопашной схватки не имеют практического значения и могут быть дей­ствительны лишь тогда, когда противник добродушно поддается или вообще не име­ет в виду сам нападать. Значение их тем бо­лее уменьшается, если на них делается став­ка, как на самостоятельный прием. «Рычаг» может быть действителен только в сочета­нии с подножкой или с ударом...» Я уже го­ворил, что в этом споре Ощепков был не совсем прав, если говорить именно о поли­цейской системе.

Василий Сергеевич предложил богатей­ший выбор приемов безоружного боя как с безоружным, так и с вооруженным про­тивником. Болевые приемы, контрприемы, защиты, комбинирование болевых с брос­ками, удушения, обезоруживания, множест­во способов освобождения от различней­ших захватов с приведением противника в беспомощное состояние, превращение спортивных бросков в боевые за счет усиле­ния удара о землю или «втыкания» головой в землю (ученики, по шутливой аналогии, называли такой бросок «огнетушителем»).

Подобного широчайшего «ассортимента» еще никогда не бывало у нашей армии. И именно ощепковскую технику в дальней­шем широко использовали все наши специ­алисты, и даже в настоящее время, после невероятного наплыва восточных новинок, она, в основе, сохраняет свое значение.

Боевые приемы Ощепков предложил и для свободного изучения гражданским насе­лением в рамках норм ГТО второй ступе­ни. В этом отношении он занимал принци­пиально иную позицию, чем Спиридонов.

Современное всевластие ударов ногами, пришедшее из восточных единоборств, убе­дительно доказывает, как провидчески безо­шибочно предвидел мастер пути будущего развития средств рукопашного боя. Одним из первых в европейско-американском ми­ре и еще за несколько десятилетий до все­мирного триумфа каратэ он осознал под­линную и далеко не полностью используе­мую мощь подобного оружия. Однако для полноценного овладения им были необхо­димы тренировочные схватки и, желатель­но, в полную силу.

«Спортизация ударов ногами заключается в том, что для проведения схваток мною сконструированы перчатки для ног, как это сделано для рук в английском боксе, фанер­ный нагрудник и щиток, закрывающий промежность. В настоящее время мною разрабатываются формы тренировок по спортивному боксу ногами и я думаю, что в ближайшем будущем удастся добиться то­го, что система ударов ногами выльется в спортивную форму», - писал наш неутоми­мый новатор и энтузиаст рукопашного боя. Закончить эту работу, как и очень многое другое, ему так и не удалось...

Создание новой, современной системы никак не могло иметь и, действительно, не имело революционного, одномоментного характера. Оно потребовало длительного и вдумчивого творческого труда, где неизбеж­ным был и отрицательный опыт, помогав­ший найти правильные пути.

Особенно наглядно показывает это рабо­та по созданию правил борьбы, которые должны были точно отвечать принципиаль­но новому, прогрессивному характеру со­здаваемого единоборства.

Учитывая, какое большое значение для формирования борьбы имеют ее правила, Ощепков уделял сугубое внимание их тща­тельной отработке. На общемосковском со­брании дзюдоистов 5-го сентября 1936 года он рассказал, что вначале использовал япон­ские правила, но затем пять-шесть раз изме­нял их. Однако необходимых результатов

это не давало, и, в конце концов, были раз­работаны независимые от японских, собст­венные специальные пра