Александр вейрих и его жена ида, урожденная шиллер

Предки и семья моей матери

 

О предках моей матери Елизаветы Вейрих известно очень мало. Они жили в Германии в бассейне реки Мозель. Достоверно известно, что дед моей матери Карл Георг Вейрих (Weirich) умер в 1863 году в местечке Арраш (Лифляндия) в возрасте 77 лет, таким образом, он родился в 1786 году. Он был женат на Амалии Ган (Hahn), которая умерла в 1880 году. У них было 12 детей. Предпоследним ребенком был отец моей матери Александр. Он родился 30 декабря 1844 года. По рассказам матери он был агрономом, но где он работал неизвестно. В 1880 году он женился на Иде Шиллер, которая родилась в 1858 году. У них было 6 детей.

В 80х годах XIX столетия Александр Вейрих купил в Курляндии небольшой хутор с домом, последний вскоре после покупки сгорел. Это было большим потрясением для Александра, которое он не смог пережить, и он скоропостижно скончался 27 ноября 1889 года, 45 лет от роду.

В семье сохранился небольшой рисунок пером этого дома в скромной черной рамке.

Три старшие сестры Александра - Флора, Мина и Камилла были учительницами и жили в городе Вольмаре (ныне Валмиера) в Лифляндии Флора и Камилла умерли в 1916 году, Мина на несколько лет раньше.

О других братьях и сестрах моего деда Александра Вейриха я ничего не знаю.

Моей бабушке Идее Вейрих, когда она осталась вдовой, был 31 год и у нее осталось на руках шестеро маленьких детей, из которых старшей, моей матери, было 8 лет.

После смерти мужа моя бабушка осталась без каких-либо средств к существованию и была вынуждена раздать старших детей родственникам своего мужа.

Двух старших дочерей: Елизавету (Эльзу) и Елену (Лени) взяли на воспитание сестры ее мужа, которые жили в Вольмаре, следующую дочь Маргариту (Грете) взял к себе дальний родственник мужа, он был пастором в одном из приходов в Курляндии. Сын Аксель был отдан в приют для бедных (где был этот приют я не знаю) и только двух малюток - дочь Анну (3х лет) и дочь Элионору (Элинор) 1 года она оставила при себе.

Когда, как и почему бабушка решила перебраться из Прибалтики в Петербург мне не известно.

Переехав в Петербург бабушка сняла скромную квартиру на Васильевском острове в самом конце 14ой линии у реки Смоленки в доме № 99, часть комнат она сдавала студентам. В этом доме бабушка прожила много лет вплоть до приезда в Петербург ее трех старших дочерей, тогда квартира оказалась тесной и вся семья переехала на Пантелеймоновскую улицу (ныне улицу Песталя) дом № 8 на углу с Гагаринской улицей (ныне улица Фурманова). Это был большой доходный дом построенный в 1876-77 годах архитектором А. Кузьменым для действительного статского советника А.Ф. Дурасова. Квартира бабушки находилась на 6ом этаже и имела балкон.

В Петербурге бабушка познакомилась с одним человеком, с которым долгое время состояла в гражданском браке и который ей очень помогал одеть, поднять и поставить на ноги ее многочисленных детей.

К сожалению, об этом хорошем и благородном человеке не сохранилось никаких сведений, не известна даже его фамилия не говоря уже о роде его занятий. Со слов моей матери мне известно, что звали его «Onkel Gustaw», кроме того, сохранилась очень хорошая его фотография. На этой фотографии видим пожилого мужчину с шевелюрой пышных седых волос, темными бодрыми глазами и приятным выражением лица. Еще мне известно, что он умер в 1908 году.

Думаю, что он очень любил бабушку, которая в зрелом возрасте сохранила живость характера и внешне была очень интересной женщиной. Моя мать очень уважала «Onkel Gustawa» и оплакивала его смерть. Она мне рассказывала что букет роз, который ей подарил ее жених, мой будущий отец, она положила в гроб «Onkel Gustawa».

Далее мне ничего не известно о жизни моей бабушки в период с 1908 по 1916 год. Я помню, что перед Октябрьской революцией она жила в доме престарелых при пасторате в городе Гатчине. Это был небольшой двухэтажный дом в самом конце Боговутовской улице (ныне улица Карла Маркса), где у бабушки была отдельная комната на первом этаже, а палисаднике перед окном рос огромный куст жасмина. Моя мать изредка ездила к бабушке в гости и всегда брала меня с собой. После революции этот дом для престарелых был ликвидирован и пастор Пальза, который хорошо относился к бабушке, предложил ей переехать в небольшую отдельную квартиру в деревянном флигеле находившегося во дворе пастората на той же Боговутовской улице № 59. Каким-то чудом деревянный дом пастора сохранился после войны, и я смог показать его Мише, когда мы с ним ездили в Гатчину в начале 80х годов.

Первое время бабушка жила здесь со своей дочерью Лени, а после ухода Лени с войсками Юденича жила одна примерно до 1922 года, после чего переехала жить к моим родителям в Петроград на Малый проспект № 1/3. Бабушке отдали мою комнату последнюю в анфиладе и наглухо закрыли двухстворчатую дверь из спальни моих родителей, вход в бабушкину комнату был через дверь в коридор.

Должен здесь сказать, что отношения моих родителей с бабушкой были натянутые, мой отец ее не любил и раздражался на нее, это сказалось и на моих отношениях с бабушкой, которые никогда не были близкими.

В доме моих родителей бабушка жила своей обособленной от моих родителей жизнью; у нее были свои знакомые, которые правда редко ее навещали, больше она сама ходила к ним в гости. Бабушка была активным членом немецкого клуба «Verein», который помещался на Малой конюшенной улице (ныне улица Софии Перовской) в доме рядом со Шведской церковью. Она очень любила ходить в этот клуб, принимала участие в постановке живых картин, а также участвовала в любительских спектаклях, обычно на небольших ролях. Эти спектакли ставили и в них участвовала на ролях премьеши жена известного тогда врача Флеминга. Это была уже пожилая, но еще очень интересная женщина, которой бабушка восхищалась и считала великой артисткой.

Изредка бабушка приглашала мою мать и меня на какую-нибудь постановку в «Verein». У меня в памяти остался только один спектакль, который я там видел впервые, это «Принцесса Турандот», очевидно он был неплохо поставлен и запечатлелся на всю жизнь.

В свободное время бабушка занималась творчеством, она писала какие-то бесконечные пьесы и драмы. Она никому не показывала и не читала свои произведения и очень скрывала свое творчество от моих родителей, которые относились к нему с явным пренебрежением. Думаю, что ее сочинения были очень дилетантскими.

Из близких бабушкиных знакомых того времени я помню только чету Грейль, они были значительно моложе бабушки, но относились к ней с уважением и даже дружили, и иногда бывали у нее гостях, почему я их и помню. Не знаю получала ли бабушка какую-либо пенсию, думаю что нет, поэтому она брала заказы у знакомых на шитье, но по мнению моей матери шила она плохо. Очень немного денег бабушке давала моя мать.

Помню такой случай, что как-то Грейли предложили бабушке немного подработать, следовало в течении лета сторожить большую барскую квартиру в доме на 5 ой линии у Малого проспекта, где находились хозяева этой квартиры я не знаю. Бабушка согласилась на это предложение и в течении лета жила в этой квартире. Однажды я приходил к ней в гости и она показала мне всю квартиру роскошно обставленную. Не знаю конечно сколько за это она получила деньгами, но знаю, что сверх того она в подарок получила две небольшие хрустальные вазы для цветов, которые впоследствии подарила моей матери и которые до сих под находятся в настоящее время в квартире в Ильичёве В комнату бабушки я редко заходил и только если она меня звала.

Прожила бабушка с нашей семьей до середины декабря 1924 года, когда на пароходе отплыла в Германию к своей дочери Анне. Мой отец провожал ее на пароход, очень замерз и у него получилось обострение туберкулеза.

Когда бабушка уехала ей было 66 лет, жила она со своей дочерью Анной в Берлине, где и умерла в возрасте 78-79 лет. В Германии она стала получать пенсию.

Как я уже говорил выше у бабушки было 6 детей, старшей из них была моя мать, о ней подробнее я буду рассказывать дальше.

Вторая дочь бабушки Елена (Лени) родилась 12 октября 1882 года. После скоропостижной смерти отца была вместе со старшей сестрой, моей матерью, отправлена в город Вольмар к своим теткам, родным сестрам отца, на воспитание. Девочки прожили у своих теток долгие годы. Тетки жили на мизерные пенсии и на материальную помощь церкви, поэтому девочки росли в большой бедности. Они воспитывались с глубокой верой в Бога и содержались очень строго и даже сурово, за малейшую провинность их наказывали и журили, особенно часто доставалось Лени, так как она была более живая, а моя мать была более флегматичная.

Образование девочки получили домашнее, их образованием занимались сами тетки, которые были учительницами, на обучение в гимназии не было средств.

В Вольмаре девочки прожили до 18-19 лет, а потом уехали к своей матери в Петербург. Случилось это, где-то на рубеже веков. Первой замуж вышла Лени, любимая сестра моей матери. Свадьба состоялась 8 апреля 1095 года. Она вышла замуж за очень тихого и скромного человека, который был значительно старше ее, звали его Эрнест Робертович Виллерт. Он служил кассиром на Невскониточной мануфактуре за Невской заставой.

У них было двое детей, два мальчика, старшего звали Лев (Лева), младшего Роберт (Роба). Лева родился в декабре 1905 года, Роба в феврале 1907 года. Роба был тихий и болезненный мальчик.

Семья Виллерт жила на Лиговском проспекте в доме № 11 в 4х комнатной квартире. Во время первой мировой войны они одну комнату сдавали офицерам, приезжавшим на отдых после пребывания на фронте, Лени очень флиртовала с этими офицерами, за что моя мать ее очень порицала.

У мужа Лени было одно увлечение, он был страстным фотографом. В то время любительская фотография не имела широкого распространения, как теперь, а он уже тогда был очень квалифицированным и хорошим фотографом - любителем. Много семейных фотографий его работы сохранилось в нашем семейном альбоме до настоящего времени.

Тетя Лени не была счастлива в семейной жизни, она не любила своего мужа, что привело к отчуждению между супругами и в результате к полному разрыву между ними. В скором времени он умер, думаю, что это было в 1916 году.

Летом 1917 года американский Красный крест организовал эвакуацию детей из Петрограда. Два эшелона с детьми и несколькими педагогами выехали из города на юг страны, и тетя Лени сумела отправить своих сыновей с одним из этих эшелонов. Не знаю, какой город был конечной целью этой поездки, но разразилась Октябрьская революция, большевики взяли власть в свои руки и эшелоны с детьми свернули на восток и стали уходить все дальше и дальше на восток страны.

В конце концов, эшелоны с детьми оказались во Владивостоке, оттуда детей переправили в Японию, которая сначала не хотела их принимать, однако затем согласилась их принять временно на 3-4 недели, после истечения этого срока дети на пароходе были отправлены в Соединенные Штаты Америки.

Никакой связи с этими эшелонами у родителей оставшихся в Петрограде не было, все были в полном отчаянии, а ведомства, в которые родители обращались за справками были в полном неведении о судьбе этих эшелонов, ведь в стране шла гражданская война.

Тетя Лени после отправки своих детей, ликвидировала свою квартиру в Петрограде и переехала жить к своей матери в город Гатчину. Бабушкина квартира во флигеле пастората была довольно большая, две светлых комнаты, одна полутемная и кухня. В Гатчине тетя Лени прожила до осени 1919 года, а когда войска генерала Юденича под натиском красной армии решили оставить Гатчину, тетя Лени приняла решение уйти с отступавшими войсками и добраться города Ревеля (ныне города Таллина), где у нее были родственники со стороны ее мужа, две ее невестки, которые жили в предместье Ревеля под названием Нымме.

Добравшись до своих невесток тетя Лени первое время жила у них, хотя у нее были очень натянутые отношения с ними. Тут в скором времени она узнала, что дети, отправленные в 1917 году из Петербурга, находятся в США и что их собираются через Финляндию (Хельсинки) и Эстонию (Ревель) отправить обратно в Петроград. В скором времени так и случилось, и она встретила своих сыновей, которых не видела около 3-х лет.

Тетя Лени поступила на работу в филиал банка Шелля, и проработала здесь долгие годы, получила комнату и зажила спокойной жизнью.

Летом 1928 года тетя Лени приезжала из Таллина к нам в гости и прожила у нас около 10 дней. Это была последняя встреча моей матери со своей сестрой и мое знакомство с тетей Лени, которая видела меня только маленьким мальчиком 5-6 лет. Почему-то я ей не понравился и у меня с ней установились прохладные отношения.

В начале 30х годов 14 мая 1932 года старший сын тети Лени Лео женился на девушке, которую звали Елена Фогель (Helen Vogell), она была дочерью домовладельца в Таллине и владельца какого-то магазина, в котором Лео потом работал.

Младший сын Роба жил с матерью, после того как вернулся из армии. Он был не женат. В Таллине тетя Лени со своими сыновьями вполне благополучно прожила до 1939 года, до того момента, когда Гитлер предложил всем лицам немецкого происхождения покинуть Прибалтику и переехать в Германию, перед тем как Прибалтика будет оккупирована Советскими войсками. Тетя Лени с сыновьями и невесткой и вся семья Фогель покинули Таллин и переехали в какой-то очень маленький городок в Чехословакии, которая тогда была оккупирована Гитлером и включена в территорию Германии.

Из этого городка, названия которого я не помню, моя мать получила письмо от своей сестры накануне Великой Отечественной войны, это было последнее известие, которое моя мать получила от своей сестры.

Знаю еще, что у Лео Виллерта и его жены было двое детей, старшая девочка Карин родилась 7 августа 1937 года, а 1 апреля 1940 года родился мальчик, которого назвали Дитер-Иоахим.

О дальнейшей судьбе тети Лени Виллерт и ее сыновей я ничего не знаю.

Вторая мамина сестра Маргарита, домашние звали ее Греете, родилась 21 октября 1884 года. Воспитывалась в доме дальнего родственника своего отца, после переезда в Петербург, к своей матери, заканчивала свое образование в Петершуле. 26 апреля 1916 года вышла замуж за датчанина, которого звали Нильс Нильсон (его дата рождения 14 апреля 1888 года). Он был служащим отделения датского общества «Кабель», очень распространенного тогда в России.

Жили они после женитьбы на Крестовском острове и хотя я у них бывал с матерью в гостях в моей памяти не сохранилось, где они жили на Крестовском острове. Хорошо помню, что поездка в гости к тете Греете мне тогда казалась целым путешествием. От дома, где мы жили на Петроградской стороне, сначала шли пешком по Большому проспекту до Введенской улицы (ныне улица Олега Кошевого), где на углу садились на трамвай № 12 и на нем доезжали до его кольца на Барочной улице, здесь была пересадка на конку, которая шла на Крестовский остров. В вагон конки были впряжены две лошади. Дорога на Крестовский остров вела через деревянный Крестовский мост, с очень крутой разводной частью, на которую двум лошадям было не под силу втянуть тяжелый вагон конки; поэтому у разводной части моста к конке подбегал мальчишка-подросток с пристяжной лошадью, которую он на полном ходу пристегивал к конке и подбадривая лошадей гиканьем конка тяжело переваливала через разводную часть моста. После того, как тяжелый подъем был преодолен также на ходу мальчишка отстегивал свою пристяжную лошадь и оставался ждать встречной конки, чтобы всю эту манипуляцию проделать в обратном порядке, наша же конка продолжала свой путь, до конечной остановки. От конечной остановки конки до дома, где жили Нильсены нужно было минут 10 идти пешком.

Дядя Нильс был высоким, крупным мужчиной и как у меня осталось в памяти довольно шумным. Он считался в семье «красным», так как был революционно настроен. Он бурно приветствовал Октябрьскую революцию, говорил пламенные речи и по улицам ходил с красным бантом на пальто. Все это было до тех пор, пока с ним не произошел следующий случай. Однажды поздно вечером, возвращаясь из города к себе на Крестовский остров, он где-то в районе Марсового поля был остановлен двумя мужчинами, которые потребовали снять пальто, что он покорно сделал и остался в одном пиджаке на морозе. Он быстро побежал через Троицкий (ныне Кировский) мост, где его нагнал грузовик полный вооруженными солдатами революции, он остановил солдат и рассказал им о своем происшествии, они ему посочувствовали и приказали: «Полезай к нам в кузов». Он последовал этому приказу и его стали возить по городу, спрашивая про каждого встречного: «Этот, его стрелять». Наконец его всего продрогшего высадили и он весь замерзший под утро пришел домой, к счастью он после этого происшествия не заболел.

После этого случая вся революционность с Нильса соскочила и он стал говорить, что жить в Петербурге больше невозможно и что немедленно надо уезжать в Данию.

В скором времени дядя Нильс получил от своей фирмы новое назначение в Латвию в город Либаву (ныне Лиепая) и забрав свою семью (жену и маленькую дочь) он уехал из Петербурга.

В Либаве Нильс семьей прожили много лет. Из Либавы тетя Греете приезжала к нам в гости летом 1927 года и прожила у нас около 10 дней. Я очень подружился с тетей Грете и всюду сопровождал ее, я с ней был в Русском музее, в датском консульстве и в общежитии сотрудников датского консульства на Большой Морской улице (ныне улица Герцена).

После выхода Нильса на пенсию, он с семьей уехал в Данию и они жили в Копенгагене. У Нильса с Гретой были две дочери, старшая родилась в Петербурге в 1916 году, ее звали Рут (Руфь), младшая Ира родилась в Либаве 28 июня 1920 года.

Связь моей матери с тетей Грете нарушилась еще задолго до второй мировой войны, она боялась широкого общения с заграницей, что тогда становилось далеко небезопасно и хотела сохранить связь только со своей сестрой Лени. Дальнейшая судьба семьи Нильсон мне не известна.

Мамин единственный брат Аксель родился 27 декабря 1885 года. Свое детство он провел, после смерти отца, в приюте для бедных. Затем он приехал к своей матери в Петербург. Как мне представляется Аксель был неудачником, очевидно малоспособный и малообразованный. 25 февраля 1910 года он женился на Софии Келлер, дочери пастора Келлера. Это была малосимпатичная женщина, очень несобранная и неряшливая и как-будто старше своего мужа. Она просто женила Акселя, который имел очень мягкий характер, на себе. В семье ее не любили и только терпели как жену своего брата. Перед Октябрьской революцией они жили близко от моих родителей, на Малом проспекте дом № 20 угол большой Спасской улицы (ныне улица Красного курсанта). Это был небольшой одноэтажный особняк, окруженный небольшим палисадником. Дом этот не существует, он был разобран на дрова после революции и на его месте сейчас находится маленький сквер. Я бывал в этом доме и у меня в памяти осталось от их квартиры впечатление крайнего беспорядка и неряшливости.

Аксель работал на должности младшего служащего в одном из страховых обществ в Петербурге, куда его устроил мой отец. Его семья жила очень бедно и всегда нуждалась в деньгах.

У дяди Акселя с Софией было трое детей; старший сын Курт родился 22 февраля 1911 года, то есть он был почти мой ровесник, затем в сентябре 1912 года родилась дочь Бричитта (Гитта), а 15 апреля 1915 года родилась вторая дочь Карин - Мария. Курт и Бричитта умерли в молодых годах, известно, что Курт умер 29 апреля 1929 года.

После Октябрьской революции Аксель с семьей оказались в Германии. Если мне не изменяет память, Аксель в Германии разошелся с Софией и вторично женился, от этого брака у него была дочь Ингрид, родившаяся 1 декабря 1932 года.

У моей матери были довольно прохладные отношения с братом, которые еще усугубились после его женитьбы на Софии Келлер. После отъезда брата с семьей в Германию моя мать не поддерживала с ними связи, так что больше ничего об этой семье я не знаю.

 

Третья сестра моей матери Анна родилась 2 мая 1887 года. Она свое детство и юность провела со своей матерью. Школу закончила в Петербурге, очевидно училась в Петершуле, как и ее сестра Грете. В молодости она была миловидной девушкой и была очень доброй. Молоденькой девушкой она какое-то время жила у моих родителей и много возилась со мной, когда я был совсем маленьким, но я этого не помню. В первую империалистическую войну пошла работать сестрой милосердия и в одном из военных госпиталей познакомилась с раненным немецким военнопленным Даниелем Лашинским, в которого влюбилась. После его выписки из госпиталя он был отправлен в ссылку в город Вологду, тетя Анна последовала за ним и в феврале 1918 года состоялась их свадьба. Тут неожиданно выяснилось одно печальное обстоятельство, что Даниель оказался импотентом, но тетя Анна его не бросила и когда военнопленным было разрешено вернуться на Родину в Германию, они уехали и поселились в Берлине. После нескольких лет совместной жизни они взяли из приюта на воспитание маленькую девочку, которую назвали Анне-Лоре.

Весной 1931 года (10 марта 1931 года) совсем еще не старым человеком умер Даниель, а через пять лет в январе 1936 года умирает тетя Анна в возрасте 49 лет. Что стало с их приемной дочерью я не знаю.

Младшая мамина сестра Элионора (Элинор) родилась 3 июня 1888 года. Она была бесцветной блондинкой и была самой некрасивой из сестер. В 1915 году она вышла замуж за офицера русской армии, он служил вольноопределяющимся и был в запасе, звали Хейно Янзен. У них была дочь Кира, которая родилась в феврале 1916 года. Когда и каким образом они уехали из Петрограда и оказались в городе Данциге я не знаю. Данциг тогда считался вольным городом. Там они обосновались, но чем занимался Хейно я не знаю; знаю только, что он был членом монархического военизированного союза бывший фронтовиков, носивший название «Стальной шлем». Эта организация в начале 30х годов была разгромлена штурмовиками нацистской партии, последними было устроено, что-то на подобии Варфаламеевской ночи (в историю вошла под названием «ночи длинных ножей») и Хейно ушедший на собрание «Стального шлема» попал в засаду и погиб, как и многие другие члены «Стального шлема», ушедшие на это собрание.

После гибили мужа тетя Элинор с дочкой переехала в Берлин, где уже жили ее мать и сестра Анна. Дочь Элинор была активным членом гитлерюгенда.

В 20х годах тетя Элинор довольно часто писала моей матери, последнее ее письмо было с подробным описанием гибели членов «Стального шлема» и в том числе ее мужа, после этого письма переписка мажду сестрами прекратилась. Дальнейшая судьба маминой сестры Элинор и ее дочери мне не известна.

На этом я заканчиваю свой рассказ о жизни и судьбе маминой семьи.