Картины природы в повести И. С. Тургенева «Ася» 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Картины природы в повести И. С. Тургенева «Ася»



 

Повесть И. С. Тургенева «Ася» иногда называют элегией несбывшегося, упущенного, но такого близкого счастья. Сюжет произведения прост, потому что автору важны не внешние события, а душевный мир героев, в каждом из которых есть своя тайна. В раскрытии глубин духовного состояний любящего человека автору помогает и пейзаж, который в повести становится «пейзажем души».

Вот перед нами первая картина природы, знакомящая нас с местом действия, немецким городком на берегу Рейна, данная через восприятие главного героя. О молодом человеке, любящем прогулки, особенно ночные и вечерние, всматривающемся в чистое небо с неподвижной луной, льющей безмятежный и волнующий свет, наблюдающем за малейшими изменениями в окружающем мире, можно сказать, что это романтик, с глубокими, возвышенными чувствами.

Это подтверждается дальше тем, что он сразу почувствовал симпатию к новым знакомым Гагиным, хотя до этого не любил встречаться с русскими за границей. Душевная близость этих молодых людей также выявляется с помощью пейзажа: жилище Гагиных располагалось в чудесном месте, приглянувшемся в первую очередь Асе. Девушка сразу привлекает внимание рассказчика, ее присутствие как бы освещает все вокруг.

«Вы в лунный столб въехали, вы его разбили», – закричала мне Ася. Эта деталь у Тургенева становится символом, ведь разбитый лунный столб можно сравнить с разбитой Асиной жизнью, разбитыми мечтами девушки о герое, любви, полете.

Продолжающиеся знакомство с Гагиными обострило чувства рассказчика: его влечет к себе девушка, он ее находит странной, непонятной и удивительной. Ревнивое подозрение, что Гагины не брат и сестра, заставляет героя искать успокоения в природе: «Настроение моих мыслей приходилось как раз под стать спокойной природе того края. Я отдал себя всего тихой игре случайности, набегавшим впечатлениям…» Далее следует описание того, что видел молодой человек в эти три дня: «скромный уголок германской земли, с незатейливым довольством, с повсеместными следами примененных рук, терпеливой, хотя неспешной работы…» Но самым главным здесь является замечание о том, что герой «отдал себя всего тихой игре случайностей». Этой фразой дается объяснение созерцательной натуре рассказчика, его привычке душевно не напрягаться, а плыть по течению, как это изображается в Х главе, где герой на самом деле плывет в лодке домой, возвращаясь после взволновавшего его разговора с Асей, приоткрывшей ему свою душу. Именно в этот момент слияние с природой во внутреннем мире героя совершается новый поворот: то, что было смутным, тревожным, вдруг оборачивается несомненной и страстной жаждой счастья, которая связывается с личностью Аси. Но герой предпочитает бездумно отдаваться набегающим впечатлениям: «Я не только о будущем, я о завтрашнем дне не думал, мне было очень хорошо». Все дальше происходит стремительно: волнение Аси, осознание ей бесперспективности своей любви к молодому аристократу («крылья у меня выросли, да лететь некуда»), нелегкий разговор с Гагиным, драматическое свидание героев, показавшее полную «бескрылость» рассказчика, поспешное бегство Аси, внезапный отъезд брата и сестры. За это короткое время герой прозревает, ответное чувство вспыхивает, но поздно, когда уже ничего поправить нельзя.

Прожив многие годы бессемейного бобыля, рассказчик хранит как святыню записки девушки и высохший цветок гераниума, который она некогда бросила ему из окна.

Чувство же Аси к господину Н. Н. глубоко и непреодолимо, оно «неожиданно и так же неотразимо, как гроза», по словам Гагина. Развернутые описания гор, мощного течения рек символизируют свободное развитие чувств героини.

Лишь это «ничтожная травка» и ее легкий запах остались герою от того прекрасного, цельного мира природы и мира души Аси, слившихся воедино в самые яркие, важные дни жизни господина Н. Н., потерявшего свое счастье.

 

32. Сатирическое изображение действительности в «Истории одного города» М. Е. Салтыкова‑Щедрина (глава «О корени происхождении глуповцев»)

 

«История одного города» – это величайшее сатирическое полотно‑роман. Это беспощадное обличение всей системы управления царской России. Законченная в 1870 г. «История одного города» показывает, что народа в пореформенное время осталось таким же бесправным, что чиновники – самодуры 70‑ых гг. отличались от дореформенных только тем, что грабили более современными, капиталистическими способами.

Город Глупов – олицетворение самодержавной России, русского народа. Его правители воплощают в себе конкретные черты исторически достоверных, живых правителей, но черты эти доведены до «логического конца», гиперболизированы. Все жители Глупова – и градоначальники, и народ – живут в каком‑то кошмарном сне, где вполне объяснимо появление правителя с органчиком вместо головы, жестоких оловянных солдатиков вместо живых, идиота, мечтающего уничтожить все на земле, головотяпа, который ходил «комара восемь верст ловить» и т. п. Эти образы строятся так же, как и образы народной фантазии, но они страшнее, потому что реальнее. Чудовища глуповского мира порождены этим же миром, вскормлены его гнилой почвой. Поэтому сатирик не ограничивается в «Истории одного города» одним высмеиванием правителей города, он горько смеется и над рабским терпением народа.

Глава «О корени происхождения глуповцев» должна была по замыслу писателя показать традицию появления любимого занятия градоначальников – сечения и взыскания недоимок.

Первоначально глуповцы назывались головотяпами, потому что «имели привычку тяпать головами обо все, что бы ни встретилось на пути. Стена попадается ─ об стену тяпают; Богу молиться начнут – об пол тяпают». Это «тяпание» уже достаточно говорит о душевных, прирожденных качествах головотяпов, развившихся в них независимо от князей. С горьким смехом М. Е. Салтыков‑Щедрин пишет, что «собрав воедино куралесов, гущеедов и прочие племена, головотяпы начали устраиваться внутри, с очевидною целью добиться какого‑нибудь порядка». «Началось с того, что Колгу толасном замесили, потом желемка на баню тащили, потом в кошеле кошу варили» и совершали другие бессмысленные дела, из‑за которых даже два глупых найденных князя не пожелали «володеть» головотяпами, назвав их глуповцами. Но никак не мог народ сам собой устроиться. Непременно нужен был князь, «который и солдатов у нас наделает, и острог, какой следовает, выстроит!» Здесь сатирическому осмеянию подвергается «народ исторический», «выносящий на своих плечах Бородавкиных, Бурчеевых и т. п.», которому писатель, как он сам признавался, сочувствовать не мог.

Добровольно отдались головотяпы в кабалу, «воздыхали неослабляючи, вопияли сильно», но «драма уже совершилась бесповоротно». И началось притеснение и обворование глуповцев, доведение их до бунтов, выгодных правителям. А «исторические времена» для Глупова начались с вопля: «Запорю!» Но несмотря на резко критическое отношение к народной пассивности, покорности и долготерпению, автор в «Истории одного города» в других главах рисует облик народа проникновенными красками, особенно ярко проявляется это в сценах народных бедствий.

Но в своем произведении автор не ограничивается показом картин произвола правителей и долготерпения народа, он раскрывает и процесс нарастания гнева угнетенных, убеждая читателей, что так дальше продолжаться не может: либо Россия прекратит свое существование, либо наступит такой перелом, который сметет с лица земли русской существующей государственный строй.

 

33. Фольклорные традиции в «Истории одного города» М. Е. Салтыкова‑Щедрина (глава «О корени происхождении глуповцев»)

 

«История одного города» М. Е. Салтыкова‑Щедрина написана в форме повествования летописца‑архивариуса о прошлом города Глупова, но писателя интересовала не историческая тема, он писал о настоящей России, о том, что волновало его как художника и гражданина своей страны. Стилизовав события столетней давности, придав им черты эпохи XVIII в., Салтыков‑Щедрин выступает в разных качествах: сначала он ведет повествование от лица архивариусов, составителей «Глуповского летописца», затем от автора, выполняющего функции издателя и комментатора архивных материалов.

Подойдя к изложению изобретательно, Салтыков‑Щедрин сумел соединить сюжета и мотивы легенд, сказок, других фольклорных произведений и просто, доступно донести до читателей антимонархические идеи в картинах народно быта и повседневных заботах россиян.

Открывает роман глава «Обращение к читателю», стилизованная под старинный слог, которой писатель знакомит своих читателей со своей целью: «изобразить преемственно градоначальников, в город Глупов от российского правительства в разное время поставлениках».

Глава «О корени происхождении глуповцев» написана как пересказ летописи. Начало – подражание «Слову о полку Игореве», перечисление известных историков XIX в., имеющих прямо противоположные взгляды на исторический процесс. Доисторические времена Глупова кажутся нелепыми и нереальными, поступки народов, живших в давние времена, далеки от осознанных деяний. Поэтому‑то и назывались глуповцы в прошлом головотяпами, что и заявляет само по себе об их прирожденной сущности.

Говоря о попытках головотяпов, собрав воедино куролесов, гуинедов и прочие племена, устроиться внутри и добиться какого‑нибудь порядка, писатель приводит множество небылиц: «Волгу толокнам замесили, потом теленка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали» и т. д.

Так же, как и их поступки, нелепо желание головотяпов заполучить себе князя. Если в народных сказках герои отправляются на поиски счастья, то этим племенам нужен правитель, чтобы и «солдат наделал, и острог, как следовает, выстроил». Продолжая иронизировать над головотяпами, Салтыков‑Щедрин опять прибегает к фольклорным традициям: лексическим повторам, пословицам: «Искали, искали они князи и чуть‑чуть в трех соснах не заблудилися, да спасибо случился тут пешехомец‑слепород, который эти три сосны как свои пять пальцев знал».

В духе народных сказок ходят «добры молодцы» в поисках князя три года и три дня и находят только с третьей попытки, пройдя «ельничком да беруничком, потом чащей дремучею, потом переносочком». Все эти фольклорные традиции, сочетающиеся с сатирой, создают неповторимый стиль произведения, помогают автору подчеркнуть абсурдность, бессмысленность глуповской жизни.

Но даже в этой главе М. Е. Салтыков‑Щедрин находит возможность пожалеть глупый народ, добровольно посадивший себе на шею князя. Он приводит полных два куплета знаменитый народной песни «Не шуми, мати зелена дубравушка», сопровождая ее грустными комментариями: «Чем долее лилась песня, тем ниже понуривались головы головотяпов».

К жанру пословицы автор прибегает тогда, когда говорит о кандидатах на роль помещика к глуповцам: «кому из двух кандидатов отдать преимущество: орловцу ли – на том основании, что „Орел да Кромы – первые воры“, или шуяшену, на том основании, что он „в Питере бывал, на попу согнал, и тут же упал“. Да, правление начинается с воров и глупцов и будет продолжено ими, но неслучайно с самого начала их характеристики звучит здоровое народное остроумие, которое, но мысли автора, победит безголовых чудовищ глуповского мира.

Через всю «Историю одного города» проходит мысль о том, что многострадальный народ пробудится, преодолеет трудности, потому что он не разучился верить, любить и надеяться.

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-12-28; просмотров: 336; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 23.22.236.90 (0.009 с.)