Первая головоломка античной философии: многое и единое

Вся история развития философии складывается из поиска ответов на актуальные, значимые и довольно слож­ные вопросы. Речь идет о вопросах, которые требуют разрешения. Такие вопросы греки называли проблема­ми. Философия имеет проблемный характер, это все­гда творческий поиск.

Первой особо значимой проблемой, которую изоб­рели древнегреческие философы, была проблема мно­гого и единого. В мире людей существует огромное разнообразие явлений, с чем только не приходится иметь дело человеку, сколько неожиданностей, а порой и опасностей встречается ему на каждом шагу. Неуже­ли человеку надо непрестанно прилагать всю совокупность усилий, чтобы «справиться» всего с одним явлением? Как хорошо было бы, если бы че­ловек мог совладать с самыми

различными явлениями, понимая их единообразно. Так родилась гениальная философская идея: многое на­до увидеть (греки именно так и выражались, уви­деть) как одно. Одно, объединяющее в себе многое, на­зывали единым. Изобразим это графически.

Но как увидеть единое? Многое находится прямо перед нашими глазами, оно видится глазами, слы-

шится ушами. Как же обстоит дело с единым? Его то­же можно увидеть глазами? Трудный вопрос, на кото­рый нельзя ответить с помощью лихой кавалерийской атаки. Ничего не остается, как приступить к тщатель­ной осаде проблемы многого и единого.

Единое — это материальная субстанция

Первым философом часто называют Фалеса из го­рода Милета. Фалес разрешил головоломку многого и еди­ного следующим образом: он заявил, что началом все­го является вода. Мир удивителен, он одушевлен и полон божеств, но началом всего существующего яв­ляется вода. Ученик Фалеса Анаксимен считал нача­лом всего воздух. Гераклит признал первоначалом огонь. Анаксимандр считал, что все произошло из бес­предельного вещества, которое он назвал ап е йроном. Эм-педокл брал в качестве основы четыре вещества: огонь, воду, воздух и землю.

Все указанные философы использовали один и тот же способ понимания многого: они считали, что в ос­нове мира находится материальная субстанция. Суб­станция есть то, что не нуждается для своего объ­яснения в другом.

Читатель вправе спросить: разве действительно можно все объяснить исходя из одной (или нескольких) материальных, т.е. вещественных, субстанций? Ко­нечно же, нельзя. Но первые философы были правы в дру­гом: имея дело со многим, полезно искать общее. Ес­ли на этом пути удастся добиться успеха, то человек получит ключ, которым он откроет тайны сразу же мно­гих мириадов явлений. Неплохо!

Единое - это числа. Пифагор

Первая атака на проблему многого и единого ока­залась несколько грубоватой, возможно успех достига­ется более изящными средствами. Видимо, Пифагор ду­мал именно так. Он не отказался от четырех субстанций — огня, воды, земли и воздуха, но стремил­ся найти их первоосновы, каковыми он считал числа. Начало всего единица, двойка, тройка, четверка; им со­ответствуют по порядку точка, линия (два конца), пло­скость (три вершины треугольника), объем (четыре вершины пирамиды). Из объемных фигур происходят чувственно воспринимаемые тела, которые имеют че­тыре основы — огонь, воду, землю и воздух; превра­щение последних приводят к миру живого и человека. Пифагор везде как первичную рассматривает число­вую сторону дела. А это означает, что все надо соиз­мерять, в том числе свои усилия. Один из афоризмов Пифагора гласил: «Весы не переступать», т.е. не пере­ступать равенства и справедливости. Дружба есть ра­венство, у друзей все должно быть общим. Говорят, что ученики Пифагора считали свое имущество общим.

Автор немного увлекся следствиями из основного тезиса Пифагора. Возвратимся непосредственно к его анализу. В какой степени прав Пифагор? В очень боль­шой. Пифагора должны глубоко чтить математики (что, кстати, насколько нам известно, они и делают). Действительно, именно математики показали всю си­лу теории чисел и числовых методов. Отдавая должное математике, мы все-таки вряд ли согласимся с Пифа­гором, что все можно свести к числу. Числа позволя­ют нам понять количественную сторону дела, но не ка­чественную. Допустим, у меня зубная боль. Используя

числа или их своеобразные словесные заместители ти­па «сильно», «не очень», «немножко», «противно», я могу сообщить врачу значимую для него информацию («Ой, как сильно болит зуб!»), но отсюда не следует, что зубная боль есть число; зубная боль, как и всякая боль, есть чувство.

Если бы Пифагор был прав, то философия была бы математикой. Но в такой подмене нет необходимости. Математика не может заменить философию, философия не может заменить математику.

Нам вновь не удалось раз и навсегда разрешить про­блему многого и единого. Тем не менее в понимании этой проблемы мы сделали существенный шаг вперед. Это ясно из того, что числа позволяют нам описывать са­мые различные по качеству явления, используя едино­образный подход.